дихотомия искусства

Искусство — это худшее, что может с вами случиться. Потому что оно — про честность. Искусство не должно быть правильным, оно должно быть честным, искренним, открытым. В искусство приходят, причём совершенно неважно, что это: музыка, живопись, фотография или даже литература — не люди, набитые счастьем, а люди, залитые болью. И даже если эта боль похожа на чью-то другую и откликается у миллионов людей, то у каждого она всё равно своя. Особая. Индивидуальная. Физическая или душевная. В искусство, любое творчество, заходят поломанными, со своими ранами, болями, внутренними демонами. 
За каждым мазком, нотой, словом стоит тень авторской боли.

Искусство — это лучшее, что может с вами случиться. Ведь оно — подобно крику души, что трансформируется в нечто более прекрасное, нежели просто страдание. 
Потому что это сила, смелость, упорство. Борьба со своим внутренним, где боль по итогу преображается, делается красивой. Очень важной и точечно нужной миллионам людей.


———


Боль в литературе часто занимает центральное место. Литература исследует душу человека, её самое ядро, а боль и страдания являются неотъемлемой частью этого весьма увлекательного, чертовски сложного процесса, позволяющего раскрыть глубину всех эмоций, разобраться в духовных поисках, моральных дилеммах и прочем. В этом смысле мне нравятся тексты — наслаждения, как их называл Р. Барт, возникающие как скандал, противоречие, метание. Я очень люблю в этом плане экспериментировать с поэтическими текстами и текстами автофикциональными. Отсюда и название — «ПоэтEssay». Мне нравится обкатывать боль, рассматривать её под разным углом, писать болью, и чаще это нечто непонятное, возможно, абсурдное, провокационное, даже раздражающее. Она напоминает саму жизнь, не так ли? Стремление не к понятности, а к честности — задача, если угодно, которая стоит перед писателем. В таком случае будет уместен вопрос НЕ: «Ну и что это значит? Что написано?», а вопрос: «А что ощущается при прочтении или даже видении?». Но в честности — и есть странность, не так ли? На мой взгляд, это касается и всего современного искусства. Поэтому с текстом (как и с фотографией, кстати) я экспериментирую, уходя от привычных форм классики, рифм и прочего надоедливого «как надо».

Очень точно говорил Л. Толстой:
«Чтоб жить честно, надо рваться, путаться, биться, ошибаться, начинать и бросать, и опять начинать, и опять бросать, и вечно бороться и лишаться. А спокойствие — душевная подлость. От этого-то дурная сторона нашей души и желает спокойствия, не предчувствуя, что достижение его сопряжено с потерей всего, что есть в нас прекрасного».




Искусство имеет время, которое зовётся «завтра». Оно — всегда о будущем, идущее на несколько шагов вперёд самого создателя искусства. Автор где-то теряется, но в то же время обретает свой конечный путь, как человек. Искусство же продолжает идти сквозь преграды и время.

Красивая боль имеет свою дихотомию: она одновременно — цепи и крылья, темнота и сияние. Через страдания мы учимся видеть не только тёмное, но и яркое, сияющее сквозь трещины судьбы.

У искусства нет другого выбора, кроме как быть и светом, и тенью одновременно.