Рассказ Древо жизни

Что-то заставило меня остановить машину у поросшего лесом холма, расположившегося на перекрёстке дорог. Трудно сказать, что именно. Такое случается редко. Обычно взгляд цепляется за серую ленту асфальта, которую жадно «ест» капот автомобиля, оцениваешь траекторию встречных машин — пересекутся или нет? И лишь на секунду задерживаешь боковым зрением живописные виды, мелькающие за голубоватым стеклом, испещрённым разводами грязи и следами насекомых.

Этот холм я заметил издалека. На равнине такие курганы — редкость. Говорят, многие из них, особенно те, что имеют почти правильную пирамидальную форму, скрытую за бурной порослью, — древние могильники викингов. Но дело было не в этом. Уже на подъезде я почувствовал: воздух вокруг стал мягче, теплее. Не такой жёсткий, как в городе, и не такой безразличный, как на трассе, где километры пролистываются, словно страницы. Что-то ненавязчиво подталкивало меня вправо, к краю дороги. Я убрал ногу с газа и медленно придавил ребристую поверхность тормоза, будто ещё рассуждая — стоит ли останавливаться? Хотя ответ был уже известен.

В глубине мыслей — точнее, глубже мыслей, там, где тёмная вода скрыта под толстым прозрачным льдом, уже родилось решение. Я чувствовал его присутствие, осознавал влияние, но не мог объяснить, зачем оно ведёт меня. И не сопротивлялся. Интуиция не раз выручала меня.

Под колёсами заскрипели камушки, вдавливаемые резиной в щебень. Сбавив ход, я медленно продвигался вдоль холма. Среди листвы проступили белёсые вертикальные полосы, красные кляксы, гирлянды жёлто-белых пятен. Конечно — сельское кладбище. Где же ещё его устроить, как не на древней могиле норманна? От перекрёстка к холму вела грунтовая дорожка. Я выкрутил руль почти до предела и скатился с широкой асфальтовой реки на узкий песчаный ручеёк. Не доезжая пары десятков метров, остановил машину, выключил двигатель. Закрыл окна. Немного посидел молча, потом отщёлкнул ручку и открыл дверь.

Удивительно, как меняется мир, стоит лишь выйти из своей стальной капсулы на колёсах. Кажется, будто, оказавшись перед природой только собой — телом, чувствами, мыслями — ты позволяешь миру познакомиться с тобой. Среди безветрия вдруг протянул лёгкий ветерок, словно кто-то втянул твой запах в гигантские ноздри. Пролетела пичужка — блеснула бусинкой глаза. За шуршало что-то в кустах. Я обошёл машину, сделал несколько шагов и остановился.

Ещё одно дуновение ветра — и в зелёной массе наверху зашелестели ветви огромного дерева. Раздвигая кустарник и осиновую поросль, к небу возносил свои резные ветви старый дуб. Сколько же ему лет? Ствол — больше метра в поперечнике. Может, двести, а может, и триста. Удивительно: мир скользит мимо него со своей суетой и страстями уже несколько столетий, а его дело — лишь закладывать почки, гнать ветви к солнцу, созерцать круговороты жизни… или ощущать их. Интересно, чем дуб может ощущать?

Я медленно пошёл к дубу. Из-за изгиба дороги слева вдали показалась деревенька — покосившиеся заборы, серо-тёмные крыши, пугливые собаки. Людей не было видно, и это было к лучшему. Справа, из-за крон деревьев, выглянула верхушка церкви из красного кирпича. На её вершине, с почти сгнившей деревянной луковкой, всё ещё держался — покосившийся, погнутый, но несломленный крест.

Пройдя немного дальше, я заметил: у моего дуба когда-то был сосед. Но ему повезло меньше — от второго дерева остался лишь аккуратный пень.

Я перебрался через канаву, раздвигая ногами густую поросль крапивы, и подошёл к пню. Сердцевина его была трухлявой, но по краям годовые кольца различались отчётливо. Я приложил руку к древесине и вдруг решил подсчитать возраст. Замерил ширину ладонями, прикинул: одна ладонь покрывает тридцать–тридцать пять колец, а до центра умещается десяток ладоней. Значит, три сотни лет — как минимум.

Похлопав по почерневшей поверхности, я двинулся к живому собрату. Трава вокруг была высокой — видно, дуб навещают редко, хотя к могилкам на склоне холма вели свежие тропки. Ещё несколько шагов — и передо мной оказался ствол с морщинистой, словно старческой, корой. Я осторожно обошёл его кругом.
— Ты ведь помнишь всё, что здесь было? — сказал я вслух, словно дереву. — И того, кто тебя сажал, тоже помнишь? — я похлопал ладонью по коре. — Вот бы говорить ты умел… рассказал бы мне.

Я прижал ладонь к стволу, будто стараясь услышать ответ. Но ответа, конечно, не последовало.

Я перевёл взгляд на кладбище. Простые железные пирамидки со звёздами, старинные каменные плиты с полустёртыми надписями. На многих кресты отбиты или сколоты. Подростком я часто приходил на кладбище, пытаясь понять, как необъятная жизнь завершается так просто — плитой с краткой надписью. Я вглядывался в лица на эмалевых овалах и не мог постичь, как целая жизнь исчезает без следа. С возрастом я перестал искать ответ. Просто перестал думать о смерти и избегал её напоминаний.

Да, пора идти. Я провёл рукой по стволу и сделал шаг к дорожке. Но подошва скользнула по мшистому корню, и я непременно упал бы в траву, если бы не ветвь соседнего дерева. Она приняла тяжесть моего тела, спружинила и отбросила меня обратно к дубу. Я ухватился руками за складки коры.

Я выдохнул, успокаиваясь. Но вдруг почувствовал странное: ладони вибрировали. Я отнял их, обтер о джинсы. Всё прошло. Или показалось.

И тут листья дрогнули, словно от ветра. Но ветра не было. Я снова опёрся о ствол — и ладонь ощутила мягкую, тёплую вибрацию. Я приложил другую руку, щёку… Дуб словно жил. Его дрожь была приятной, как объятие матери, с которой не виделся много лет. Ты прижимаешься к ней, и её тепло обволакивает тебя, снимая все тревоги.

Я поднял взгляд к кроне. Чудо! Вот так дерево. Я отошёл к осине, приложил ладони — ничего. Вернулся к дубу — и снова волны тепла растворяли мои руки.
Я не знал, что делать. Казалось, я мог бы стоять здесь вечность, обняв его. Но вдруг всё исчезло. Тепло пропало, вибрация прекратилась. Дуб словно забыл обо мне. Я понял: пора уходить.

Я пробрался сквозь крапиву, перепрыгнул канаву. Дуб стоял неподвижно, величаво, как всегда. Но во мне что-то изменилось. Я не мог описать словами, но чувствовал: жизнь моя теперь будет течь иначе, чем если бы я просто проехал мимо.
Я сделал несколько шагов к машине, но вдруг остро ощутил: забыл что-то важное. Вернулся, перепрыгнул канаву, опустился на колени. Шарил руками по земле, пока не нашёл то, что искал. Встал, склонил голову перед дубом.

Теперь я мог сказать, что чувствую. Внутри исчез маленький кусочек тёмной пустоты. Пусть всего один, но я верил: смогу справиться и с другими. Я пошёл обратно к машине.

В моей ладони лежал налитый новой жизнью желудь.