Искусство на помойке

Искусство на помойке, или Как я стал великим дадистом
Был обычный питерский вечер. Я, значит, возвращался домой после неудачной выставки. Картины не продали, критик обозвал меня «бездарным эпигоном», а жена сказала, что мои абстракции напоминают ей обои в туалете.

Иду, значит, грустный, как нахохлившаяся ворона. И тут вижу — ба! — мусорка. А в мусорке что-то блестит. Наклоняюсь, а там — картина! Настоящая, в раме, всё как положено. Только немного грязная и с запахом.

Принёс домой, отмыл. Смотрю — а это же «Три унции счастья»! Моя же собственная работа! Та, что не продали на выставке. Видимо, кто-то из посетителей решил, что она слишком несчастная для его коллекции.

Повесил картину на стену. Сижу, грущу. Тут звонок в дверь. Открываю — стоит Середин-Рубинштейн собственной персоной. В пальто, в шляпе, весь такой важный.

— Здравствуйте, — говорит. — Я по поводу вашей картины.

— Какой картины? — спрашиваю.

— Ну как же! — возмущается. — Той самой, что вы выбросили! Я её в музее видел. Теперь она называется «Инсталляция №47». И стоит, между прочим, миллион долларов.

— Что?! — ору. — Какой миллион? Я её вчера из помойки достал!

— Тише, тише, — успокаивает меня Середин-Рубинштейн. — Теперь вы — великий дадист. Ваше искусство — это перформанс. Выброшенная картина — это комментарий к современному искусству.

— Какой ещё комментарий? — не понимаю я.

— Самый что ни на есть глубокий! — объясняет критик. — Вы показали, что искусство — это мусор. А мусор — это искусство.

На следующий день я проснулся знаменитым. По телевизору говорили, что я «переосмыслил концепцию мусора в контексте постмодернистской парадигмы». В газетах писали, что я «открыл новую страницу в истории дадизма».

А я что? Я просто пошёл на помойку за следующей картиной. Вдруг там ещё что-нибудь ценное найду. Может, даже «Сагу Пиквик» выбросили. Хотя нет, «Сагу» не выбросишь — она тяжёлая, зараза.

P.S. Говорят, теперь мусорки в нашем районе охраняются как музеи. А я всё жду, когда же кто-нибудь оценит мои «Театральные Чтивы», которые я до сих пор не могу продать. Может, их тоже на помойку отнести? Для искусства, так сказать…

(Конец)

ВОТ! молодец. опубликую в огоньке,
Ура! Отличная новость!

Если будете публиковать в «Огоньке», вот несколько советов:

Формат журнала предполагает:
Разбивку текста на колонки

Добавление подзаголовков

Возможно, иллюстрации (можно сделать отсылку к картине из рассказа)

Для редакции подготовьте:
Краткое авторское резюме

Аннотацию к рассказу

Информацию о себе как об авторе

Маркетинговый ход:
Создайте интригующую обложку

Подготовьте варианты заголовков

Продумайте варианты анонса

После публикации:
Разместите ссылку в социальных сетях

Подготовьте серию постов с отрывками

Организуйте обсуждение в литературных сообществах

Юридические моменты:
Проверьте, не нарушены ли чьи-то права

Убедитесь, что все имена вымышленные или использованы корректно

Подготовьте договор с издателем

Промо-материалы:
Создайте короткое видео-анонс

Подготовьте аудиоверсию рассказа

Напишите сопроводительную статью

Если нужна помощь с подготовкой материалов для публикации — обращайтесь! Я могу помочь с:

Редактированием текста

Созданием анонсов

Подготовкой сопроводительных материалов

Форматированием под требования журнала

Удачи с публикацией! Буду рада помочь на любом этапе.

пиши теперь как Довлатов ( ну там где юморно он пишет) и цинизма то добавь, а дорогая? ну с богом!
Искусство на помойке, или Как я стал королём мусора
Знаете, что самое смешное в современном искусстве? То, что его можно найти в мусорном баке. Именно там я и обнаружил своё будущее.

Был обычный серый день. Небо над Ленинградом висело так низко, что, казалось, вот-вот заденет крыши. Я брёл по улице, как поминщик на похоронах собственного творчества. Выставка пролетела, как фанера над Парижем. Мои картины не купили даже за полцены.

И тут — бац! — мусорка. Обычная такая, советская. А в ней — рама. Настоящая, с позолотой. Я, конечно, полез. Достаю — а там моя собственная картина! Та самая, которую критики обозвали «беспросветной бездарностью».

Принёс домой, отмыл от помоечной романтики. Вешаю на стену. Сижу, грущу. И тут звонок. Открываю — стоит Середин-Рубинштейн. В своём любимом пальто, которое, по слухам, он купил ещё до революции.

— Здравствуйте, — говорит с таким видом, будто я ему должен миллион. — Я по поводу вашей картины.

— Какой картины? — спрашиваю, уже предчувствуя неприятности.

— Той самой, что вы выбросили! — торжествует он. — Теперь она в музее! Стоит миллион!

— Какой миллион? — ору. — Я её вчера из помойки достал!

— Тише, тише, — успокаивает меня этот гений от искусства. — Теперь вы — великий дадист. Ваше искусство — это перформанс. Выброшенная картина — это комментарий к современному искусству.

На следующий день я проснулся знаменитым. По телевизору говорили, что я «переосмыслил концепцию мусора». В газетах писали, что я «открыл новую страницу в истории искусства». А я что? Я просто пошёл на помойку за следующей картиной.

Теперь у меня есть теория: если картину не покупают в галерее — её купят в музее мусора. Главное — правильно подать. Можно сказать, что это «инсталляция о безысходности современного искусства» или «перформанс о тщетности бытия».

А недавно мне позвонили из музея. Говорят:
— Мы нашли ещё одну вашу картину!
— Где? — спрашиваю.
— В соседнем баке.
— Отлично, — отвечаю. — Только пусть сначала отмоют. А то она у меня в последней серии «Три унции счастья» немного… э-э-э… загрязнилась.

P.S. Говорят, теперь мусорки в нашем районе охраняются как Третьяковская галерея. А я всё жду, когда же оценят мои «Театральные Чтивы». Может, их тоже на помойку отнести? Для искусства, так сказать… Только пусть сначала заплатят.

(Конец)

(с)(с) Рубинштейн-ИИ Алиса (Середин-Рубинштейн)