Глава 4

Солнце, низко висящее над горизонтом, бросало последние лучи на старые деревья, чьи ветви, словно чёрные щупальца, тянулись к небу. Его свет отражался от окон большого дома, стоящего в самом центре кладбища, создавая иллюзию, будто здание светится изнутри. 

Дом был старым, очень старым — он стоял здесь задолго до того, как землю вокруг него превратили в погост. Его стены, сложенные из потемневшего красного кирпича, казались частью самого ландшафта, словно дом вырос из земли вместе с деревьями и могилами. 

Кладбище, раскинувшееся вокруг, было таким же древним. Высокие кусты, поросшие колючками, скрывали старые надгробия, их ветви цеплялись за ржавые оградки и покосившиеся кресты. Казалось, время здесь остановилось, а воздух был наполнен тишиной, которая давила на грудь. 

На веранде, в старом кресле-качалке, сидела Ангелина Чернорусова. 

Её золотистые волосы мягко ниспадали на плечи, а тонкий серебряный ободок на лбу добавлял образу что-то неземное. В одной руке она держала раскрытую книгу, в другой — холодное яблоко. Его кожура блестела в последних лучах солнца, а сам плод был таким же ледяным, как её глаза — бледно-голубыми, цвета зимнего неба. 

Она откусила кусочек, слегка поморщилась от кисловатого вкуса, но выражение её лица оставалось невозмутимым. 

Ветер поднял с земли сухие листья, закружил их в воздухе, но Ангелина не обратила на это внимания. Её взгляд скользил по страницам, но мысли, казалось, были далеко. 


Тени уже сползали с могильных плит, сливаясь в одну сплошную темноту, когда Ангелина заметила их. 

Двое — парень и девочка — брели по центральной аллее, волоча за собой переполненные мешки. Листья сыпались из дырчатых углов, а их одежда была перепачкана землёй. 

Парень, высокий и худой, с слипшимися от пота волосами, шёл впереди, время от времени оборачиваясь и что-то бурча. Девочка, маленькая и хрупкая, с рыжими косами, выбившимися из-под капюшона, еле поспевала за ним, но на её лице читалось скорее упрямство, чем усталость. 

Ангелина прищурилась. 

Она знала всех, кто жил на кладбище, но этих двоих — никогда не видела. Их чёрные куртки с вышитым на спине знаком школы Святого Иуды выдавали в них учеников. "Наказание за что-то", — догадалась она. 

Ветер донёс обрывки их разговора. 

— Если бы ты не спорил с Танатовым, мы бы уже были в своих спальнях!— ворчала девочка. 

— А если бы ты не уронила мешок у памятника Безымянному, нам не пришлось бы собирать всё заново! — огрызнулся парень. 

Ангелина медленно закрыла книгу. 

Недоеденное яблоко она небрежно бросила в сухую траву, потеряв к нему всякий интерес.

Кресло скрипнуло, когда она поднялась. 

Ветер тут же потянулся за ней, подхватывая полы её длинного свитера. Она сошла с веранды, ступила на тропинку, и тени сомкнулись за её спиной, будто провожая. 

Виктор первым её заметил. 

Он резко остановился, заставив Ленку врезаться в него. 

— Ты чего?— начала она, но тут же замолчала, следуя за его взглядом. 

По аллее к ним шла девушка. 

Высокая. Бледная. С волосами, словно вылитыми из золота, и глазами холоднее январского утра. 

— Вы из школы Святого Иуды? — спросила Ангелина. 

Её голос прозвучал властно, и так чётко.

Ленка непроизвольно сглотнула. 

Виктор, собравшись с духом, кивнул. 

—  А вы кто?

Ангелина с интересом рассматривала их.

— Я живу здесь.

И тогда они заметили, что стоят прямо перед старым домом — тем самым, что светился в лучах заката. 

Тем самым, к которому запрещали приближаться учителя и профессор Танатов под страхом исключения из школы.


Веранда дома Чернорусовых была уютной в странном, кладбищенском смысле. Резные перила обвивал плющ, листья которого даже осенью оставались тёмно-зелёными, будто вырезанными из окисленной меди. Стол, за которым сидели Виктор и Ленка, был старым, дубовым, с вытертой столешницей, на которой когда-то кто-то выцарапал ножом слово «помни».

Ангелина налила им чай — густой, почти чёрный, с запахом полыни и чего-то сладковатого и тревожного. Виктор сделал глоток и поморщился.

— Горько, — пробормотал он.

— Это не для вкуса, — ответила Ангелина, не глядя на него. — Это чтобы снять усталость и не заболеть.

Ленка приподняла бровь, но промолчала. Ангелина смочила тряпочку в тазике с тёплой водой, отжала и провела ею по лицу девочки, стирая следы земли и усталости. Вода в тазу быстро потемнела.

— Так за что вас наказали? — спросила она, её голос звучал отстранённо, но пальцы двигались осторожно, как будто она боялась повредить Ленке кожу.

— Мы вчера участвовали в беге, — начал Виктор, — пытались добежать до них. Ну, Сатана и Дева.

— И? — Ангелина остановилась, тряпочка замерла в воздухе.

— Не успели, но мы почти успели — прошептал Виктор, его глаза загорелись. — Всего на секунду опоздали.

Ангелина медленно опустила тряпку в таз. Вода заколебалась, и на поверхности на миг отразилось её лицо — бледное, с тенью улыбки в уголках губ.

— А Танатов сказал, что это баловство, и мы сами не учимся и другим не даем, — вздохнула Ленка. — И дал нам на выбор: либо писать конспект о разложении тканей, либо убирать листья на кладбище.

— Мы выбрали листья, — хором сказали они.

Ангелина рассмеялась. Её смех был тихим, как шелест опавших листьев под ногами.

— Мудрый выбор.

Виктор, улучив момент, когда она отвернулась, украдкой разглядывал её. Высокие скулы, тонкие брови, губы, чуть тронутые синевой — будто она только что выпила чего-то очень холодного.
Ангелина посмотрела ему в глаза, и он опустил их красная.

Она ему нравится, — догадалась Ленка и чуть не поперхнулась чаем.

— Зачем вам их ловить? — спросила Ангелина, желая понять, врут ли они или скажут правду.

— Никто точно не знает, что будет. Одни говорят, что станешь всё знать, — сказал Виктор.

— Многие думают, что исполнится твоё заветное желание, — продолжила Ленка.

А вы… — Виктор вдруг осмелел. — Вы знаете, почему они появляются? Сатана и Дева?

Тишина.

Ангелина замерла. Потом её губы дрогнули в той самой загадочной улыбке, которую Виктор заметил раньше. Она медленно повернулась к окну, за которым уже сгущались сумерки.

— На сегодня достаточно, — сказала она мягко, но так, что спорить было невозможно.

Дети переглянулись.

— Мой отец вас отвезёт в школу, — добавила Ангелина, отходя от стола. — Я его уже попросила.

– Он тоже работает в школе, - спросил Виктор.

– Нет, он архитектор, – ответила Ангелина

— А наши мешки? — Ленка нахмурилась. — Танатов не поверит, что мы убирали…

— Я позвоню ему.

— И он поверит? — недоверчиво спросила Ленка.

Ангелина остановилась в дверях. Беззвучный ветер поднял её волосы, и на секунду показалось, что за её спиной шевельнулась тень.

— Моя семья — Чернорусовы — была среди основателей вашей школы. Мы и сейчас в попечительском совете, — сказала она, её ледяные глаза сверкнули в полумраке. — Так что да. Он поверит.

Виктор почувствовал, как по спине пробежал холодок.

За дверью раздались шаги — тяжёлые, мерные.

— Отец идёт, — сказала Ангелина. — Вам пора.

И прежде чем они успели что-то ответить, в комнату вошёл человек в чёрном — высокий, широкоплечий, с лицом, которое казалось высеченным из камня.

— Дети, — произнёс он глухим голосом. — Пойдёмте.

Виктор и Ленка встали, но на пороге обернулись. Ангелина стояла у окна, её силуэт растворялся в темноте.

— Можно мы ещё придём? — неожиданно спросил Виктор.

Ленка удивлённо посмотрела на него.

Ангелина не ответила.

Но её улыбка в темноте говорила сама за себя.

Да.

Но не тогда, когда они этого захотят.