Ляпиха
Для всех она была Ляпихой, то ли имя, то ли кличка, но мне не удалось услышать другое имя, хотя на этой улице я прожил первые 14 лет. Ляпиха – это низенькая, худенькая старушка с очень морщинистым лицом и ещё более морщинистыми руками. Сколько ей лет, никто не знал, но ходила она всегда довольно быстро и уверенно. Дом у неё такой же маленький, старенький и ветхий, как она сама, был на горе, и она носила воду с пруда в вёдрах на коромысле. Меня всегда удивляло, что она в нашей улице единственная не имела электричества, и к ней обращались многие за керосином, когда не горел свет.
Электричество в нашу улицу провели ещё до войны, а вот радиофикацию делали при мне, я сам участвовал, помогал монтёрам подать молоток, плоскогубцы или клещи, принести фарфоровые изоляторы, подтянуть провод. За это нам разрешали брать короткие разноцветные проводки, которые у монтёров назывались лапшой. На волне этой радиомобилизации всех соседей Ляпиха разрешила провести к ней в дом электричество, но к радиосети не подключилась.
Некоторые мои ровесники и помладше боялись Ляпиху, говорили, что она готовит какое-то зелье и по заказу продаёт, она может не только отравить кого-то, но и в печке зажарить. Они же не знали, что в тепле русских печек создавали условия для выживания недоношенных детей, для этого их помещали в тесто и вместе с тестом отправляли в протопленную печь. Ребёнок не поджаривался, а укреплялся и выживал.
Ничего страшного в Ляпихе я не видел. Старушка как старушка. Всё делает сама, корову держит, в лес за лекарственными травами ходит. Дарья Матвеевна Панова с бородавками на лице и тяжёлой чёрной клюкой казалась мне куда страшнее. Из списков со старого кладбища в Кыштыме я узнал, что Дарья Матвеевна умерла 8 июня 1953 года. Моя мать привела меня к ней, она лежала на столе, ещё без гроба. Мать заставила потрогать её холодные ноги в чулках. «Зачем?» - «Чтобы покойников не боялся».
У наших соседей появились новые квартиранты: Николай Иванович и Мария Ивановна Скоробогатовы и их сын Коля, младше меня года на три. Ему нужно молоко, а у нас корова ещё не отелилась, не давала молока. В соседях многие держали коров, но у некоторых они ещё не давали молока, а у других молоко разбавляли водой. О Ляпихе в этом плане ничего плохого не говорили. И я «в качестве адвоката» повёл тётю Марию к Ляпихе договариваться. В избу я не заходил, а во дворе был полный порядок: чисто и пристойно, хотя деревянные строения обветшали.
В те годы в нашей улице много строили, вот и за ветхими воротами Ляпихи началась новостройка, стали возводить небольшой пятистенок для семьи дочери. И мы наблюдали за тем, как делали сруб, как возводили из камня фундамент, как клали брёвна на мох, вставляли косяки, рамы со стёклами, а сверху накрыли всё тесовой крышей. Мы видели, как привезли красный кирпич для печи и разгрузили в почти готовый дом, а потом у ворот свалили кучу белой глины. Другие мальчишки и девчонки боялись подойти к глине, а мы с Митькой Мелентьевым не только взяли в руки белую глину, но и начали лепить зверушек и птиц. У Митьки получалось лучше. Он этим уже занимался. Зверушки у него были узнаваемые, а у меня хорошо получалась только утка. Как-то к нам подошёл хозяин строящегося дома и сказал, что он надеется и мы не всю глину утащим по домам. Я унёс только утку. Кстати, мы с Митькой никогда не только не дрались, но и не ссорились. В будущем он стал художником и уехал в Свердловск.
С Ляпихой как-то я встретился в лесу. Я собирал грибы и присел на придорожный камень. Ляпиха собирала лекарственные травы в довольно большую корзину и тоже шла домой. Увидев меня на камне, она довольно резко отчитала меня: «А знаешь ли ты, Шурка, что камень отнимает мужскую силу? И венок с головы сними. Нацепил венок, думаешь, это красиво? Венки на голову плетут девчонки, плетут из цветов. А у тебя хмель. От него голова болеть будет. Будь мужиком. Сними хмель немедленно»…
Домой мы шли вместе. Оказывается, Ляпиха собирала лекарственные растения, как и моя мать. Об этих травах мы и говорили всю дорогу. Не знаю, почему в нашей улице мальчишки и девчонки боялись её.
Я сказал матери, что из леса шёл рядом с Ляпихой.
- Она же травница не в первом поколении. Её мать, бабушка, пробабушка – все лечили травами. Я-то собираю для себя, даю иногда, когда попросят. А она травами лечит, рецепты даёт…
У меня в Дюссельдорфе не менее десятка книг и журналов о лекарственных растениях, на русском и немецком языках. Были такие книги и в Челябинске, и в родном Кыштыме. По просьбе матери я не раз ходил в лес за травами, и вместе мы ходили многократно. На покосе делал для матери отвары. От Ляпихи я услышал много новых для меня названий трав, но почти всё забылось. Сожалею, что тогда я хотел спросить у Ляпихи, почему мне мать запрещала даже пробовать отвар адониса (он же стародубка). Возможностей попробовать было много, ведь я иногда заваривал адонис для матери, но сам за всю жизнь так и не попробовал. А интерес к растениям остался. Наш дом в Дюссельдорфе на шесть подъездов массой растений, как в ботаническом саду. Много хвойных растений. Сосны, ели, пихты, тис, можжевельник, крымская сосна, голубые ели… Не все названия определил. Есть много колючек, например, падубы разных сортов, магония падуболистная, шиповник, розы… Были три переросших берёзы, их спилили. Есть рябины, ранетки, крушина.
За способности Ляпихи лечить я наблюдал со своего огорода. Это было в 1956 или 1957 году. Позднее аналогичный случай я наблюдал в Дюссельдорфе. И тоже удивился, когда некоторыми приёмами поднимали на ноги тяжелобольных. Но эти приёмы могут и на тот свет отправить, и инвалидом сделать.
Я был на улице, когда одного из недавно поселившихся соседей привезли на машине. Говорили, что он был на заготовке дров. Сам он передвигаться не мог, его занесли в дом, а он стонал и корчил рожи при каждом неловком движении.
Ляпиха, видимо, в окно увидела со своей горы и тут же спустилась вниз. Потом мы узнали, что Ляпиха грозно повелела истопить баню, отнести туда больного и позвать её. Со своего огорода я видел, как соседа несли в баню, казалось, что его стоны были слышны и на берегу пруда, и на соседних улицах. А потом в баню зашла Ляпиха и осталась с больным наедине. Конечно, интересно было узнать, что они там делают, но между нами был один огород и два забора, к тому же у нас было не принято топтать чужие огороды. Я видел, как дверь предбанника открылась и на пороге появился хозяин дома, накрытый с головой большим махровым полотенцем. Похоже, на нём ничего больше не было. Он скрылся во дворе и, говорили потом, что постоянно улыбался.
Чуть позднее из бани вышла Ляпиха с морщинистым красным лицом и небольшим полотенцем на голове. На ней было её обычное платье с передником, а калоши были надеты на босу ногу. Ничего героического в её облике не было, но, согласитесь, это был подвиг.
А потом аналогичный подвиг по лечению поясницы я встретил в Дюссельдорфе, в клинике ортопеда Андрея Тужикова. Вот не думал, что он мои 70 с линим килограммов поднимет с лёгкостью и основательно тряхнёт, но это будет чуть позже. Я пришёл в ортопедию, чтобы продлить рецепт по диклофенаку. В регистратуре мне сказали, что нужна живая подпись, а у него клиент. Стал ждать.
И тут привезли в коляске очень полную женщину, непрерывно стонущую. Родственники попросили пропустить её вне очереди. Я пропустил и не жалею. Её сразу провезли в кабинет к доктору. Сперва было тихо, а после раздался такой крик, что при любом воспоминании он эхом отзывается в моей голове. Двери широко открылись, на пороге появляется улыбающаяся полная женщина и, переваливаясь с ноги на ногу, идёт к выходу.
Я воспользовался паузой и вошёл в кабинет к Тужикову. Его лоб был потный, очень потный, а рубашка и спецовка – мокрыми, хоть выжимай. Вот ведь какой ценой даётся подвиг.
При следующем посещении ортопеда Тужиков поднимал и тряс меня. Это было моё последнее посещение. Я воспользовался советом Андрея Тужикова и трижды записывался и участвовал в рекламе ортопедических кроватей южнокорейской фирмы «Серажем». Адрес принёс кто-то в наш хор, и многие хористы подключились к бесплатной рекламной компании. Я не купил корейскую кровать – не по карману, но меня научили удалять боль в пояснице с помощью жёсткого мяча. Ложишься на мяч на коврике и крутишь его. Но потом мне трудно подняться с пола. Я эти движения с опорой на мяч делаю возле стенки.
В 1961 году мы переехали из Егозы в Заречье. У нас появился новый круг соседей, я пошёл в другую школу, заимел других одноклассников.
Свидетельство о публикации №225120202041