По следам Штосса или Похищенный блокнот продолжени

— Тамара! Пляшите! Нам есть чем встретить гостей в юбилей!

У меня, её заместителя по научной работе, уже плавятся мозги от организации предстоящего события, а по вступительным возгласам чувствую, что забот прибавится.

Пролетев через помещение, директриса опустилась на стул и не дожидаясь вопросов продолжила:

— Нам доверили артефакты!

Чтобы потрафить ее восторженному настроению я спросила:

— И что же нас ждет?

— В экспозиции будет картина Бехтеева «Штосс», — сделав бровки домиком замолчала, пристально взглянула на меня.

В голове вихрем завертелось: заполучить, пусть даже на небольшой срок, самого Бехтеева — серьёзная заявка. Этот художник питал особый интерес к творчеству поэта и больше, чем он, никто не иллюстрировал его произведений. Да и как может быть иначе. Как никто другой корнета фронтовика Лермонтова может понять корнет фронтовик Бехтеев , хоть и родившегося почти на сорок лет позже той роковой дуэли.
 
Оказывается, это не все известия, которые приготовила наша неугомонная директриса. Склонив голову к плечу и выждав паузу, она добила меня окончательно:
—Держись крепче, дорогая! Блокнот Одоевского!
На какой-то миг исчезли звуки, перехватило дыхание. Наверное, что-то отразилось на моём лице.

— Что с тобой? – испуганно спросила Тина Брониславовна.

Овладев собой, я спросила:

— Как собираетесь охранять артефакты?

— Нам обещали дать помощь. На время работы экспозиции дополнительно к охраннику ЧОПа  назначат дежурить ещё и полицейского. Тамара, не ворчи. Давай решим, где разместим шедевры.

— Думаю, в акварельном зале, там же сделаем витрину для книжки. Зал вверим Лидии Ивановне.

— Стул ей поставим прямо у витрины, чтобы могла присесть, когда в зале никого не будет, – ввернула директор.
 
— Как это будет выглядеть? – улыбнулась, представив картинку.
 
Достаточно того, что Лидии Ивановне в торжественное время будет доверен акварельный зал. Обычно здесь нет смотрителей. Но если еще приблизить ее к витрине… У добрейшей души человека немалый рост, просто гренадёрский. Это бы было ничего. Есть у нашей Лидии Ивановны пунктик. Как только она переступает порог музея, напускает на себя важность всевидящего ока. Её непоколебимую уверенность, что все люди ходят в музей не только с эстетическими целями, но, и чтобы «одолжить» экспонат, разрушить невозможно. Думаю, посетители чувствовали преследующее их чрезмерное внимание, поэтому некоторые из них не особо задерживались возле бдительной смотрительницы, переходя в другие залы.


С утра прибыли художники-оформители, выбрали место в зале, сделали разметки, подготовили освещение. Сотрудники, снедаемые любопытством, боясь попасться под горячую руку, украдкой подсматривали за их действиями.

Наконец настало время, когда в музей доставили картину, а вслед за ней ящик с упакованной в нём книжкой. Коробку Паша тут же окрестил саркофагом. Хоть и цыкнула на него Тина Брониславовна, название подхватили и художники.

В этот день долго не расходились. Весь коллектив собрался в «акварели» и молча любовался шедеврами. Я не знаю, о чем каждый из нас думал, но лица коллег объединяло выражение – прикосновение к вечности. У одних задумчивое, ушедшее в себя, у других – восторженное, удивлённое. Картина, в центре которой в призрачной сиреневой дымке изображен стол, две мужские фигуры и женский лик в зеркале, у меня вызвал мистическое чувство, ощущение причастности к этой компании.

Весь последующий месяц напоминал бурлящую реку. Такого наплыва гостей музей не переживал с момента своего открытия. Мы наслаждались триумфом и были счастливы.
Чем ближе подходил день расставания с артефактами, тем чаще я захожу в «акварель» с грустью рассматриваю бесценные предметы, которые скоро снова вернутся в запасники. И в этот день привычно завернула в зал. Комната встретила полумраком – Лидия Ивановна, воспользовавшись отсутствием посетителей, присоединилась к смотрителям в соседнем зале, их невнятные голоса едва доносились сюда. Включив освещение, приблизилась к центральной стене с расположенными там раритетами. В стотысячный раз полюбовалась творением Бехтеева. Украдкой прикоснулась к багету картины. Взгляд охватил все изображение. Каждый раз изумляюсь точности психологического настроения иллюстрации «Штосса». Рамка портрета и зеркала на стене в стиле рококо отправляют в мир вымысла и фантазии, в мир игры и карнавала. Два художника – живописи и литературы – создали декоративную театральность. За столом трое – два призрака, а третьему предстоит сделать выбор. Вздохнув, я опустила глаза на витрину. Под стеклом сиротливо лежали таблички с текстами. Блокнота не было.
Из ступора меня вывело появление смотрительницы и маячившей за её спиной посетительницы. Не дав им возможности войти, вышла к ним, прикрыв за собой дверь.

— У нас произошёл технический сбой системы. До его устранения этот зал будет закрыт, – постаралась произнести как можно тверже и добавила, – Деньги за билет вам вернут в кассе.

Не обращая внимание на возмущение дамы, отправила Лидию Ивановну за ключом, чтобы запереть дверь. Она вернулась не одна. С полицейским. Пригласила его в зал, а смотрительнице в очередной раз не разрешила войти в «акварель».
Оставив недоумевающую смотрительницу возле запертой двери, отправилась в кабинет директрисы.

— У нас беда, – голос подвёл и слова протолкнулись сиплым шепотом. – Книжки в витрине нет.

Побледнев, прижав руку к груди, она хотела что-то ответить, но так ничего не сказав, Тина Бронеславовна откинулась на спинку стула и прикрыла глаза. Я заметалась по кабинету, наконец, догадалась заглянуть к ней в сумку в поисках таблеток и обнаружила бутылочку воды. Свинтила крышку, подала…

— Кто обнаружил?

— Я. Полицейский уже доложил о происшествии в свою службу.

Бледное лицо и прерывистое дыхание директора вызвали тревогу, но она успокаивающим жестом дала знать, что всё пройдет.

— Пойду к охране, распоряжусь от вашего имени, чтобы закрыли музей по техническим причинам.

Подойдя к лестнице, боковым зрением уловила нечто за углом печи и ее боковой частью, выходящей в коридор, недалеко от лестницы. Непонятный предмет сливался с изразцами печи и мешал рассмотреть, что это. Сделала несколько шагов в ту сторону, вскрикнула. Привалившись к стене, свесив голову на грудь, поджав одну ногу, на полу сидела Ольга.

Присела на корточки, дотронулась до плеча девушки. Ольга глубоко вздохнула, застонала, открыла глаза, непонимающе взглянула на меня, что-то попыталась прошептать, но веки снова опустились.

— Что случилось?

Мне казалось, мой громкий шепот приведет её в чувство, увы, веки дрогнули, но не открылись.

«Скорая» и полиция прибыли почти одновременно. И закрутилось-завертелось. Пока медики занимались экскурсоводом, я отвечала на вопросы оперативников. Разговор со мной много времени не занял, и я присоединилась к врачам «скорой», хлопотавшим возле коллеги. Она пришла в себя, а вот вспомнить как она оказалась в стороне от лестницы не смогла. Последнее, что помнит, прошла мимо входа в мезонин и подошла к лестнице, чтобы спуститься на первый этаж.