Д. Часть пятая. Глава первая. 2

     “Наступило воскресенье, которое для меня ничем не отличалось от любого другого дня недели, потому что тревога, поселившаяся во мне, никак не желала отступать. Опасность, нависшая над тобой, неопределённая, но грозная, не давала мне покоя. С утра мне вдруг пришло сообщение от Маргариты – я понял сразу, что от неё, – в котором она уведомляла меня, что ты находишься сейчас в безопасном месте и под надёжной защитой. Казалось бы, это должно было меня успокоить. И действительно успокоило – совсем ненадолго. Однако потом тревожные мысли с новой и необыкновенной силой вернулись ко мне. Прежде всего, мог ли я столь безоговорочно доверять Маргарите и тому, что она говорила? Нет, никаких оснований для этого у меня не было и быть не могло. Эта странная женщина взялась из ниоткуда и сразу же взяла в оборот и меня, и тебя, и даже наши с тобой отношения. Особенно болезненным для меня было вмешательство в то, что я всегда считал исключительно личным, интимным и касающимся лишь нас двоих. Ни за что на свете не посмел бы я хоть словом, хоть полунамёком рассказать кому бы то ни было о моих чувствах к тебе. Прикосновение чужих глаз, чужих ушей, чужого сознания – о, невыносимо думать о нём! И какой бы проницательной, какой бы всезнающей и доброжелательной ни была Маргарита, она всё-таки являлась сторонней, ненужной свидетельницей нашего союза.
     А теперь эта свидетельница быстро, незаметно и безвозвратно стала едва ли не главным действующим лицом истории, где её не должно было быть. Она взяла на себя ту роль, которую обязан был сыграть я: защитницы, ангела-хранителя, героини. Да, героини. Сам я героем не был, увы. Напротив – позволил с лёгкостью себя отстранить, утешившись мыслью, что это делалось ради твоего блага. Но так ли оно на самом деле? Кто может гарантировать, что тебе сейчас не угрожает никакая опасность? Если и в самом деле этот убийца охотится на тебя, то… то как сможет уберечь тебя другая женщина?
     Признаюсь, мысль о “другой женщине” была слабой и постыдной, но ведь я человек, а человек по природе своей слаб. Маргарита, тут нужно отдать ей должное, дала бы фору многим мужчинам. Но когда речь идёт о маньяке, и не просто о маньяке, а о хитром, коварном убийце со звериным чутьём, – разве можно быть хоть в чём-нибудь уверенным? Надёжное место, о котором написала Маргарита, - где оно? Если за городом, то это ещё куда ни шло, а если нет? От этих мыслей можно было просто сойти с ума… А самое главное, что я ничего, решительно ничего не мог предпринять.
     В самом деле, что от меня зависело и какие могли быть мои действия в сложившихся условиях? Я мог бы, конечно, пойти в полицию и всё им рассказать. Но только что именно всё? Как ко мне в парке подошла незнакомая женщина, поведала страшную историю о том, что моей любимой грозит смертельная опасность, однако мне не стоит волноваться, так как она всё берёт на себя? А потом сообщила мне, что увезла тебя в неизвестном направлении? Спрашивается, чем сможет помочь мне полиция, и не покрутят ли они просто пальцем у виска, когда услышат такое. Я бы на их месте, наверное, покрутил. Но даже если они отнесутся к моему заявлению всерьёз… я ровным счётом ничего не знаю о Маргарите. Есть, правда, номер телефона, с которого она мне написала… закрытый номер, хотя у силовиков наверняка есть способы его расшифровать. Только я почему-то уверен, что он всё равно принадлежит не ей. И потом, если я пойду в полицию, не нанесу ли я тем непоправимый вред тебе? Ведь идти-то, по всей логике вещей, должен твой муж… А я… я, готовый отдать тебе всё, что у меня есть, формально – чужой для тебя человек. Не в этом ли самая горькая ирония?
     Была и ещё одна вещь, страшно меня беспокоившая, – время. Как долго могли продлиться твоя вынужденная изоляция и наша разлука? Никто не мог бы дать даже приблизительного ответа. Поимка маньяка могла растянуться на недели, если не на месяцы. В таких условиях любые попытки связаться с тобой оказались бы и тщетны, и опасны. Но как пережить подобную пропасть времени? Чем её заполнить, заполонить? Поистине адская мука – это неведение! Творчество, так часто спасавшее меня раньше, кажется сейчас глупой, нелепой мазнёй. Я знаю, это пройдёт, снова наступит прилив вдохновения, я снова возьмусь за кисть… Но стоят ли часы творческого подъёма и радость от создания чего-то нового тех порою долгих, невыносимо тягучих дней сомнения? И – по несчастной привычке мыслить ассоциативно – я задавал себе и другой вопрос: стоят ли те несколько часов чистого, дистиллированного счастья, которые мы проводили вместе, долгих дней, а теперь и недель, прожитых в тоскливом и бесплодном ожидании? Вопросы, на которые я не могу, не решаюсь дать ответов… Где же ты, любимая моя?..