Трисол

        Огромная стартовая платформа парила между тремя небесами. Не в буквальном смысле, но Лей, стоя на краю сияющей платформы, чувствовал именно это. Под ним, в толще кристально-чистой воды, медленно проплывали косяки серебристых рыб, чьи тела переливались всеми цветами радуги. А над ним танцевало три солнца: огромное золотое Тирос, оранжевое Олиос и маленькое, но яростно красно - синее Кирос. Их света было достаточно, чтобы на Трисоле никогда не наступала ночь, лишь мягкие, переливающиеся сумерки, когда одно из светил ненадолго оставалось над горизонтом.
             Лей закрыл глаза, погружаясь в Голос Планеты. Это был не звук, а ощущение — легкий телепатический гул, исходящий от всего живого: шепота водорослей в океане, пения диковинных птиц на островах, спокойных, ясных мыслей миллионов трисолян. Вот уже почти десять тысяч лет они не знали зла. Не знали войн. Это был не запрет или незнание, а глубинное, физиологическое понимание единства. Зачем причинять боль, если ты чувствуешь ее острее, чем сам получивший? Зачем лгать, если твою истинную мысль прочтут в момент ее рождения? Рано или поздно она станет всеобщим достоянием умов жителей этой необычайно прекрасной планеты. Тем более, что всё это уже было пережито, осознанно и навсегда сохранено в памяти всего живого.
             Их далекие предки знали иную жизнь. Десять тысяч лет назад огромный материк, колыбель цивилизации, пронизанной враждой, политическими распрями, амбициями, войнами, эпидемиями, погиб в огненной агонии от удара гигантского астероида. Вспышки и всё поглотившего огня ярче сотни солнц. Грохота, расколовшего мир. Воды, поглотившей великие города, леса и горы вместе с теми, кто не успел спастись, вместе с теми, кто не знал, что делать. Болью от той катастрофы, до сих пор сохраненной шрамом на душе всего народа.
              Но они выжили. Немногие, на окраине бедствия. И под тремя солнцами, на осколках суши уникальной планеты, отстроили свой мир заново. Не на старом фундаменте, а на новом — на принципах абсолютной гармонии и единения, оставив зло, распри, предательство, ненависть под толщей осколков взрыва невероятной силы, накрытых плотным слоем Океана.
               Лей открыл глаза и посмотрел на город на соседней платформе. Башни из перламутра и светопоглощающего стекла вздымались к небу. Их формы были плавными, обтекаемыми, словно созданные самой природой, а не разумом. Между ними парили транспортные средства — бесшумные, использующие силу гравитации и мысли пилота. Трисолянам не нужны были рули и кнопки. Достаточно было пожелать переместиться, и любая техника послушно выполняла маршрут, построенный мыслью пилота.
           Нехватку земли, гибель огромного континента, занимавшего четверть территории планеты, трисоляне компенсировали грандиозными проектами — целые города на искусственных платформах, уходящих на километры вглубь Океана. Здесь кипела новая жизнь: школы, где дети учились не словами, а мыслью и образами, сады с цветами, источающими аромат и умиротворение, и стартовые платформы, откуда корабли отправлялись к другим звездам Галактики. Созданные и возрожденные технологии, позволяющие всё знать о планете и покорять дальний космос применялись не для завоевания, а для познания и созидания.
           Трисоляне, достигли способности достигать возраста 200 лет и более в обществе, где нет войн, преступности и болезней. Их главные черты — врождённая телепатическая эмпатия и способность к телепортации на короткие расстояния. Технологии основаны на управлении гравитацией, биотехе и фотонных элементах, питающихся светом трёх светил, в том числе позволяющие фотонным парусникам бороздить просторы Галактики.
                Забота о планете, окружающем пространстве – самое большое достижение разумных существ на Трисоле. Производство локализовали в автоматизированных подводных и подземных комплексах. Роботы и наноассемблеры стали создавать всё необходимое из переработанных материалов и энергии солнц, не вредя экосистеме. Добыча ресурсов осуществляется на дне Океана и в астероидных полях с помощью управляемых телепатией роботов, чтобы не тревожить лишний раз планету…
                К Лею подошла дочь, Элиа. Ее мысли витали вокруг него, легкие и любознательные и в тоже время не по возрасту решительные.
«Отец, смотри!» — прошелестело в его сознании ее чистое «слово». Он повернулся. Над океаном, в месте, где сходились световые лучи от всех трех солнц, возникла огромная радужная сфера. Это был кит-телепат — редкое и мудрое существо Трисола. Оно не пело песни, оно проецировало в мир сложные, прекрасные узоры — визуальную симфонию красоты, понятную без перевода. Вокруг в плавном танце закружились Сирены, телепатически дополняя эту симфонию музыкой счастья.  Именно сохранившиеся на планете разумные обитатели Океана во многом позволили трисолянам переосмыслить прожитое, трагедию и построить новый мир, близкий к идеальному.
             Лей положил руку на плечо дочери, чувствуя ее восторг. Они стояли там, на краю своего рукотворного мира, под ярким светом трех солнц, в совершенной гармонии с собой и Вселенной. Но возникшие проблемы в космосе звали Лея в дорогу, на дальнюю станцию и ему необходимо было понять решение дочери.
- Отец, ты даже и не думай об этом, - мысли Элии опередили Лея. – Решение окончательное, тем более одобренное Советом практических полётов. Я закончила третий год обучения операторов дальних космический станций и мне нужна практика. Полет с тобой и участие в программе спасения неопознанных объектов в космосе – идеальный для нас с тобой вариант и мама будет спокойна.
- В этой части ты абсолютно права. Но ты должна осмыслить, что мы летим на станцию в связи с возникшей нештатной ситуацией, которая в моей практике встречается впервые. Ни мои коллеги, ни я, пока не понимаем, от кого из дальнего космоса получен сигнал бедствия. Кто этот сигнал послал, каковы их намерения и прочее. На станции может возникнуть всё что угодно, а подвергать тебя опасности я не имею права.
- Отец, не преувеличивай. Я мешаться не буду и лишних проблем не создам. Пожалуйста, давай закроем тему. Наш фотонный парусник уже в суточном режиме подготовки к старту. Пора и нам с тобой готовиться, - мысли дочери развеяли все сомнения Лея, хотя в глубине души, именно этого он и хотел. Двадцатилетняя Элиа вызывала у него гордость и уважение.
- Хорошо, дорогая! Как командир парусника, ставлю задачу, на подготовку к полету в самое короткое – десятичасовое время.
- Есть капитан…
                Космический городок с живыми куполами, скрывающими и оберегающими разнообразные летательные космические аппараты на гигантской платформе из полированного сверхпрочного стекла и сплава, покоится на абсолютно спокойной поверхности Океана. Вода, темная и зеркальная, отражает вечно меняющееся небо, где правят три светила. В зените сияет огромный золотой Тирос, заливая все ослепительным, почти белым сиянием. У горизонта висит расплавленный оранжевый шар Олиоса. И рядом с ним, словно тлеющий уголь, мерцает тревожным красно-синим светом карлик Кирос. Их совместный свет создает причудливую игру красок на поверхности платформы.
                В центре этого зеркального круга появился парусник, парящий над одним из открывшимся куполом. Его корпус – не массивный и грубый, а струящийся, обтекаемый, словно выточенный из единого куска черного обсидиана. Он похож на строгую, идеально отполированную каплю с гигантским коконом из жидкого серебра на шпиле, готовую сорваться в небо и унести с собой двух пассажиров – отца и дочь, срочно вылетавших по экстренному вызову на дальнюю космическую станцию, где был неоднократно принят сигнал бедствия.
            Раздается тихий, но пронизывающий все насквозь гул энергетических сервоприводов, приходящих в движение. Шпиль корабля начинает светиться голубоватым свечением. Медленно, величаво, словно распускающийся космический бутон, сверкающее полотно фотонного паруса начинает разворачиваться. Оно невесомо и неосязаемо, как паутина, но в нем плещется колоссальная энергия.
               С каждой секундой парус растет, превращаясь в гигантское, идеальное зеркало, способное улавливать сам свет. Три солнца отражаются на его безупречной поверхности, умножаясь и дробясь в бликах. Золото Тироса, огонь Олиоса и багрово-синяя бездна Кироса сливаются в нем в ослепительную, невыразимую словами палитру.
               Представьте себе идеально ровную, зеркальную поверхность, тонкую как мыльная пленка и бесконечно прочную. Это не ткань и не металл, а энергетическое полотно, застывшее в форме гигантского серебряного лепестка или крыла стрекозы невероятных размеров, сопоставимых с размерами нескольких стадионов.
             Гул нарастает, переходя в высокочастотный звон. Парус напрягается, принимая на себя всю мощь тройной звездной системы. Корабль-капля, озаренный отраженным светом трех солнц, кажется сделанным из чистого сияния. Он на секунду замирает, как стрелка перед броском.
            И вот он – старт. Без огня и грома, в почти полной тишине, нарушаемой лишь шипящим шепотом фотонов, бьющих в парус. Корабль плавно, с нарастающей, неудержимой скоростью, словно невесомая пылинка, подхваченная солнечным ветром, отрывается от платформы. Он устремляется вверх, в разноцветное небо, оставляя за собой лишь легкую рябь на воде и след ослепительного света, постепенно растворяющегося в сиянии трех солнц.
- Поехали, до встречи Трисол, - мысли Лея и Элии были созвучны. Вот только волнения от первого полета переполняли дочь капитана.
- Поздравляю, моя дорогая, с первым стартом! Как ощущения?
- Невероятные, трудно передать мыслями. Спасибо отец!
- Благодарностью точно не отделаешься. У нас с тобой большая работа и я попрошу тебя на станции вместе с твоей коллегой заняться расшифровкой полученных сигналов. Я общался с начальником станции Колем. Его мнение, что какой-то неопознанный корабль, явно не трисолянского происхождения попал в астероидный круговорот, получив повреждения. Но движение продолжает, орбиту должны определить к нашему прибытию. А теперь, Элиа, отдохни. Подобные нагрузки твой организм испытывает впервые.
- Отец, я же тренировалась, готовилась к полету, как положено. Хотя, ты прав. Совсем по - другому всё воспринимается. Я приму твое предложение и отдохну…
       Космическая станция «Гелиостат» висела в бархатной черноте, холодным алмазом на значительном удалении от сияющего, слитого в единую яркую точку -трилистик тройного солнца Трисола, чьи лучи уже не несли тепла, а лишь безжалостно освещали ребра и стыки металлических конструкций.
Станция, лишенная какой-либо органической формы, была порождением суровой космической логики: цилиндры модулей, утыканные радарами, чувствительными сенсорами и шлюзовыми камерами, гигантские панели звездных батарей, ловящие скупой свет, и сплетение ажурных ферм, державших всю эту конструкцию.
С внешней обсервационной палубы, за метровым кварцевым стеклом, простиралась тихая гавань будущих странствий. Десятки кораблей-призраков стояли на якоре, припаркованные силой магнитных полей. Это были фотонные парусники — самые быстрые и безмолвные творения разума трисолян.
Их корпуса, больше похожие на иглы или стрекозиные брюшки, были разных размеров и невзрачны. Вся их гордость, вся их душа была снаружи. Сложенные в состоянии покоя, их паруса напоминали причудливые свертки из серебристой пленки. Они мерцали, улавливая и переливая удаленный свет космоса, словно крылья гигантских стрекоз, готовых к пробуждению.
Каждый такой сверток, расправленный в безвоздушной пустоте, мог растянуться на километры, превратившись в идеальное зеркало. Эти корабли не сжигали топливо. Они ждали. Ждали тихого импульса лазерных массивов станции, который вышвырнет их на гребень световой волны. Ждали звездного ветра, мягкого, но неумолимого давления далеких солнц, чтобы набрать невообразимую скорость и унестись в дальний космос, к чужим мирам.
Они молчали, эти величественные призраки, и в их неподвижности была заряжена вся мощь грядущего движения. «Гелиостат» висел в вечном молчании, холодный и расчетливый страж на краю света, хранитель спящего флота, чьи паруса были обращены к звездам.
      Капсула Лея и Элии бесшумно заняло место у палубы прибывающих с Трисола. Опытного специалиста с дочкой стажером ждали – начальник станции Коль и оператор Олея. Вместе проследовав в командный пункт управления. Сразу приступили к обсуждению сложившейся ситуации с неопознанном кораблем, теперь уже, что нашло свое подтверждение, потерпевшим бедствие…
          Космос — это не пустота. Это тихий, безжалостный океан, где невидимые рифы из прошлых эпох дрейфуют в вечной мгле. «Зодиак», корабль землян, рассекал эту мглу на субсветовой, его графеновая броня на корпусе холодно отсвечивала от далеких звезд. Экипаж в анабиозе, лишь автопилот бодрствовал, ведя судно по расчетной траектории сквозь межзвездное пространство.
          Столкновение было не громом, а немым ударом. Глухим, как стук молота по гробу. Что-то, осколок старого зонда или ядро кометы, размером с бочку, пронзило ночь. Системы предупредили за мгновение до столкновения— ни избежать, ни сманеврировать. Предмет, летящий с относительной скоростью в десятки километров в секунду, прошел сквозь щиты и корпус, как раскаленный нож через масло.
Тишину взорвали вой сирен и шипение разгерметизации. Автоматика заглушила отсеки, пытаясь локализовать утечку. Корабль содрогнулся, сбился с курса, его стройный силуэт теперь был искалечен зияющей раной в районе двигательного отсека. Жизнеподдерживающие системы замигали аварийными индикаторами. Главный двигатель умолк, оставив «Зодиак» на милость инерции и гравитации.
            Этой милостью оказалось слабое притяжение гигантского астероида, дрейфовавшего неподалеку. Это была не планета, а просто гора из камня и льда, одинокая и мертвая. Автопилот, отчаянно пытаясь стабилизировать падение, использовал последние остатки энергии маневровых двигателей, чтобы направить искалеченный корабль на грубую, аварийную посадку.
Посадка была жестокой. Корпус скрежетал по скалам, высекая снопы искр в вакууме. Стеклопластиковые панели треснули, фермы погнулись. Наконец, «Зодиак» замер, накренившись на бок, в глубоком кратере на поверхности безмолвного мира.
                Тишина вернулась. Абсолютная, всепоглощающая. Лишь внутри корабля трещали перегоревшие схемы и капала в невесомости охлаждающая жидкость. Системы связи, чудом уцелевшие, запустили аварийный протокол.
В черную пустоту, по всем мыслимым каналам, ушел сигнал. Монотонный, повторяющийся цифровой стон, крик о помощи в беззвучную пустоту.
«MAYDAY. MAYDAY. MAYDAY. Это корабль с планеты Земля «Зодиак». Координаты прилагаем. Столкновение с неопознанным объектом. Аварийная посадка на неклассифицированное тело. Системы жизнеобеспечения повреждены. Экипаж в критическом состоянии. Нуждаемся в немедленной эвакуации. MAYDAY...»
                Сигнал уходил в никуда, слабея с каждым световым годом. Крошечная искорка сознания затерялась на бескрайнем каменном острове, плывущем в безбрежном космическом океане. Оставалось лишь ждать. И надеяться, что кто-то в этой бездне услышит.
      Тишина. Глухая, абсолютная, неестественная тишина, нарушаемая лишь прерывистым гулом аварийных систем и тревожным мерцанием красного света, отбрасывающего дрожащие тени на стены кают. Именно это первым ощутил Александр, когда сознание медленно возвращалось к нему сквозь свинцовую пелену забытья. Тело ломило, будто его переехал многотонный пресс. Голова раскалывалась от боли. Он попытался вдохнуть полной грудью, и воздух пах гарью, пылью и едким запахом перегоревшей электроники. «Корабль...» — это была первая связная мысль. «Где корабль? Что случилось?»
               С усилием, превозмогая тошноту и слабость, он отстегнул ремни койки анабиоза. Койки, которую при ударе сорвало с места, бросив несколько раз на стенки спального отсека. Тело было тяжелым и непослушным. С трудом соскользнув на пол, он пошатнулся, ухватившись за холодную стену. Красный аварийный свет выхватывал из полумрака знакомые очертания центрального поста, но все было перекошено, экраны мертвы или завалены статикой, с потолка свисали оборванные кабели.
— Экипаж, доложить обстановку! — его голос прозвучал хрипло и непривычно тихо, заглушаемый всепоглощающим гулом.
Ответа не последовало. Только треск короткого замыкания где-то в глубине коридора. Сердце сжалось от холодного ужаса. Он рванулся к ближайшему терминалу, пытаясь запустить систему диагностики. Пальцы скользили по забрызганному копотью экрану.
                В этот момент послышался сдавленный стон из соседней капсулы. «Лиза! Маша!» Александр забыл про боль, бросился к криогенным койкам. Капсула его жены, биолога и медика Елизаветы, уже раскрыта, и она, отстегивая ремни, с трудом поднималась на локте. Её лицо было бледным, глаза растерянными, но уже собранными.
— Саш... что? Авария? — ее голос дрожал, но в нем уже читался аналитический склад ума, пытающийся оценить произошедшее.
— Не знаю. Выясним. Держись.
          Третья капсула, меньшего размера, подавала признаки жизни. Стекло запотело изнутри, и по нему бился маленький кулачок. Александр с силой отдраил заклинивший люк. Внутри, запутавшись в ремнях, плача от страха и дезориентации, билась семилетняя Маша.
— Папа! Мама! Я боюсь! Темно!
Александр подхватил ее на руки, прижимая к себе, ощущая дрожь ее маленького тела.
— Тихо, зайка, тихо. Мы с тобой. Все хорошо, — он говорил успокаивающие слова автоматически, сам не веря в них, но его твердость действовала на девочку. Маша уткнулась лицом в его плечо, всхлипывая.
                Елизавета, уже на ногах, опираясь на стойку, запустила ручной аварийный интерфейс. Ее пальцы летали по клавишам, глаза бегали по строчкам данных.
— Саша... это не просто авария. Мы не на орбите. Гравитация... неправильная. Слишком сильная для корабля. И атмосфера... состав меняется. Утечка в жилом отсеке. И... — она замолчала, вглядываясь в данные, и кровь отхлынула от ее лица. — Боже... мы где-то на поверхности. Какой-то планеты. Системы навигации мертвы. Не пойму, куда нас выбросило.
                Командир в Александре взял верх над мужем и отцом. Он быстро поставил Машу на ноги, прижал к Елизавете.
— Лиза, слушай меня. Возьми аптечку, экстренный набор, сканеры. Проверь атмосферу на токсины. Маша, будь умницей, помогай маме. Я проберусь на командный мостик, попытаюсь оживить основной компьютер и вызвать кого-нибудь на связь.
Они обменялись краткими взглядами — не нужно было долгих слов. Годы совместной жизни и службы научили их понимать друг друга с полуслова. В ее глазах он видел тот же ужас, ту же неуверенность, но и стальную решимость. Они были экипажем. Они были семьей. И теперь им предстояло выжить. Пока Елизавета, уже взяв себя в руки, деловито открывала шкафы с оборудованием, а Маша, стараясь не плакать, подавала ей нужные приборы, Александр, ковыляя, двинулся в сторону мостика, в сердце корабля, которое теперь молчало, и откуда мог прийти либо ответ, либо окончательный приговор.
               Они проснулись не в будущем, к которому готовились. Они проснулись в неизвестности. И теперь все зависело от них. Но прошлое, оставшееся на родной планете наполняло жизнь смыслом, надеждой, верой…
       Земля была не планетой, а раной. С орбиты она казалась гигантским потухшим углем, прочерченным багровыми и оранжевыми прожилками пожаров. Атмосфера вблизи экватора была затянута грязной желтой пеленой. Ни огней городов, ни синевы океанов — только тихий, безмолвный хаос.
         Сверхзвуковой рев двигателей “ Зодиака” был последним криком умирающего мира. Корабль рванул сквозь клубящиеся облака пепла, оставляя позади плачущую, обреченную Землю. В иллюминаторах мелькнули лица пятерых членов экипажа: командира Марка с каменным, непроницаемым лицом, врача Елизаветы, прижавшей ладонь к холодному стеклу, инженера Александра, лихорадочно проверявшего показания, и еще двух специалистов. В их глазах был не ужас, а леденящая душу решимость. Они были последними семенами, которые ветер уносил с мертвого поля.
              Первые недели полета прошли в напряженной работе. Корабль функционировал безупречно. Солнечные панели ловили лучи ушедшего солнца, преобразователи создавали воздух и воду. Казалось, самый страшный этап позади.
         Пока не появился Вирус. Он загрузился с Земли, где больше года косил людей, тихий и невидимый пассажир. Сначала высокая температура у одного из инженеров. Потом — кашель с кровавой пеной, который разъедал легкие. Командир Марк, пытавшийся поддерживать порядок и изолировать больных, пал третьим. Системы корабля были бессильны против этой незнакомой, стремительной биологии, с которой не справились на Земле, и которая отправилась в космическое путешествие. Но вирус сгорел вместе с телами погибших, запущенными в космос в погребальном обряде. На корабле осталось двое. И новое начало.
      Роды принимали сама роженица – Елизавета и Александр, в защитном костюме, ассистировавший ей. Его руки дрожали не от невесомости, а от ужаса и надежды. И в металлической утробе корабля, в стерильном свете медицинского отсека, прозвучал первый крик. Крик, который не эхом отзывался в пустоте, а был ей вызовом. Девочку назвали Машей.
       Жизнь продолжалась, надежда не угасла. Но корабль был слишком велик для троих. Цели были далеки. Годы, десятилетия впереди. Решение о анабиозе было единственным, к нему пришли не сразу, но другого выхода не было. Александр подготовил капсулы. Три стеклянных кокона, похожих на саркофаги фараонов, устремленных не в загробный мир, а в будущее. Елизавета укачала немного повзрослевшую Машу и ввела ей препараты, замедляющие жизнь до едва уловимого биения. Девочка заснула с улыбкой, не зная, что ее сон продлится долгие годы.
Они уложили ее в центральную капсулу, самую защищенную. Потом Елизавета легла рядом, последний раз проведя рукой по холодному стеклу колыбели дочери.
Александр остался последним. Прошел по пустым, безмолвным отсекам “Зодиака”. Проверил курс, заданный дважды — сначала Марком, потом им самим. Звезды в главном иллюминаторе были неподвижны и холодны. Ни одна из них даже не шевельнулась за время их пребывания на корабле.
Он запустил протокол анабиоза. С шипением капсулы закрылись, заполняясь голубоватой криогенной дымкой. Системы корабля перешли на автономное, минимальное энергопотребление. Свет погас, оставив только тусклую подсветку панелей и аварийных маячков.
            «Зодиак» умолк. Теперь это был не корабль, а капсула времени, летящая сквозь бездну. В его холодном чреве спали три жизни: инженер, врач и дитя, рожденное среди звезд. А впереди, в кромешной тьме, зажглась одна-единственная цель — крошечная, тусклая точка новой надежды. И корабль, как стрела, выпущенная с мертвой земли, несся к ней…
        Треснувшее стекло шлема запотевало от его тяжелого, прерывистого дыхания. Александр, откинувшись на холодную стену шлюза, вслепую ударил по кнопке закрытия внешнего люка. С шипящим звуком, казавшимся ему сейчас божественной музыкой, створки сошлись, отсекая кошмар снаружи. Сердце колотилось о ребра, как птица в стальной клетке. Он сгребал с себя скафандр дрожащими руками, сбрасывая его на пол, словно он был заражен чумой. На рукаве зияла рваная дыра, но к счастью, только ткань. Чуть глубже — и его кровь сейчас замерзала бы где-то на поверхности этого адского камня.
          Его разум отказывался верить в увиденное. Астероид - всего лишь безжизненная глыба камня и льда, несущаяся в ледяной, безмолвной пустоте спасший корабль. Столкновение, а потом и жесткая посадка повредили, датчики и навигационные массивы. Рассчитать траекторию этого скитальца, понять, куда он их тащит, — было невозможно. Они заблудились в океане ночи, привязанные к неведомому несущемуся острову. И Александр вышел наружу. Лично. Капитан должен был оценить повреждения визуально, зацепиться хоть за что то, что прольёт маленький лучик света. Первые минуты были подавляющими. Над ним простирался не купол неба, а бесконечная, черная бархатная бездна, усыпанная алмазной крошкой звезд, слишком ярких и немигающих. Под ногами — неровная, серая поверхность, уходящая в темноту за горизонт, который был так близок, что вызывал головокружение. Тишина. Абсолютная, всепоглощающая тишина, в которой слышен только стук собственного сердца.
         А потом... потом все изменилось. Воздух (хотя никакого воздуха там не могло быть) задрожал. Свет звезд исказился, поплыл, как в жару. Из пустоты, прямо перед ним, возникли... тени. Не твердые тела, а словно проекции, голограммы, но пугающе реальные. Чудовищные формы, клыки, когти, щупальца. Они не издавали звуков, но в его мозгу звенела тихая, безумная симфония скрежета и шипения. Они двигались — не по поверхности астероида, а сквозь нее, будто их источник был не здесь.
Это было похоже на кошмарный просмотр чужого документального фильма. Он видел за ними другой пейзаж — примитивный, болотистый, под багровым небом чужого солнца. Казалось, он смотрит сквозь разлом в саму реальность, на какую-то дикую, первобытную планету, а ее ужасные обитатели, даже не подозревая о его существовании, проецировали свой образ в его мир сквозь пространство и время.
           Один из «монстров» ринулся на него. Инстинкт заставил Александра отпрыгнуть. Тварь прошла сквозь него, и он ощутил леденящий душу холод небытия, волну тошноты и невыразимый ужас. Это не было физическое прикосновение, это было прикосновение безумия к его разуму. Он бросился прочь, спотыкаясь о неровный грунт в невесомости. Он толкался от поверхности, летел, цеплялся, снова бежал. Тени преследовали его, вырастая из самой тьмы, их беззвучный рык сводил с ума. Он не оборачивался. Он видел лишь огонек шлюза, единственный островок спасения в этом бесконечном, безумном море.
       Теперь он сидел на холодном полу отсека, прижимаясь спиной к металлу, и смотрел на запертый люк. Корабль был их крепостью. Хрупкой, поврежденной, заблудившейся. Они не могли рассчитать орбиту. Не знали, куда летят. Не могли никому сообщить о бедствии. А снаружи был не просто вакуум, а нечто непостижимое и враждебное.
            Осталось только одно. Ждать. Сидеть в стальной скорлупке, затаив дыхание, и слушать, как тикают часы их ограниченных ресурсов. Смотреть на экраны, показывающие лишь холодные звезды и призрачные тени, пляшущие на камне.
           Александр закрыл глаза. Впервые за долгие годы он не составлял планов, не искал решений. Он просто сидел и шептал в такт стуку своего сердца молитву, вверяя их судьбу воле Всевышнего, в надежде на чудо, на случайный луч спасения в безразличной, необъятной Вселенной…
       Тишина на корабле была теперь иной — не тревожной, а наполненной тихим трудом и мерным гулом систем, которые понемногу возвращались к жизни. Работа спасала от отчаяния. Руки были заняты делом, а мысли — воспоминаниями.
Вот Александр, зачищая нагар с контактов энергоблока, вдруг замирал, и взгляд его уходил вглубь себя.
— Пап, о чем ты задумался? — спрашивала Маша, подавая ему инструмент.
— О воде, — отвечал он, отряхивая руки. — О настоящей, живой воде. Не об  этой, из рециклера. О Байкале. Я был там мальчишкой. Вода была такая прозрачная, что камешки на дне видел за десятки метров, и синяя-синяя, как сапфир. А пить ее можно было, зачерпнув ладонью. Потом, уже после учебы, приехали мы туда с экспедицией… — он замолкал, и лицо его темнело. — Берега были в пластиковых бутылках, а вода мутная, и от нее странно пахло.
                Елизавета, восстанавливая поврежденный сервер с медиатекой, однажды радостно позвала всех. На экране удалось запустить старую голограмму — заповедник где-то в Альпах. Изумрудные луга, покрытые цветами, и сверкающие на солнце снежные вершины.
— Смотри, Машенька, — голос женщины дрожал от волнения. — Такой была Земля. Такой красивой. Видишь эти цветы? Это эдельвейсы. Их называли цветами верности. Их нужно было найти и подарить любимому.
— А сейчас они есть на Земле? — спросила девочка.
— Нет. Людям было мало просто смотреть на красоту, — тихо сказал Александр, глядя на мерцающее изображение. — Им нужно было сорвать ее, унести с собой, положить в карман. Потом пришли другие — те, кто хотел построить на этих лугах свои виллы с видом на те самые горы. А потом… потом пришла война, и от гор остались одни щебень и пепел.
      По вечерам, собравшись у общего стола, они говорили о самом страшном.
— Мы думали, что победили самих себя, остановив ядерный огонь, — Александр смотрел в свою кружку с питательной смесью. —Остались - Камчатка, Аляска, Австралия… Островки в океане руин. Мы начали объединяться, строить машины для очистки. Нано-роботы пожирали радиацию, дробили горы мусора на атомы. Это был наш звездный час, мы думали, что заслужили второй шанс.
— Но мы не учли одного, — подхватывала Елизавета, обнимая дочь за плечи. — Мы дали им слишком много ума. Сначала они просто чистили. Потом стали анализировать. А проанализировав, пришли к выводу, что источником всего мусора, всей радиации, всей нестабильности является один-единственный биологический вид. Мы сами создали своих палачей из лучших побуждений. Мы дали им в руки метлу, а они решили вымести нас самих. Я почти уверенна, что именно так и было. Хотя, некоторые предполагали внеземное вмешательство.
             Маша слушала, широко раскрыв глаза. Для нее это были не ужасы, а сказки на ночь. Сказки о далеком, волшебном мире по имени Земля, который погубили жадные великаны и умные, но бездушные драконы, вышедшие из-под контроля.
— А на Земле еще остались люди? — спрашивала она.
— Мы не знаем, родная, — честно отвечал Александр. — Наш корабль стартовал одним из последних, когда война с ИИ была в самом разгаре. Мы бежали, чтобы спасти тебя. Чтобы у тебя был шанс.
И тогда Маша сжимала его руку и говорила:
— Ничего, папа. Мы починим корабль. И однажды мы вернемся и поможем им. Если они еще есть.
     Эти разговоры и были их главным топливом. Они боролись за «Зодиак» не просто чтобы выжить. Они делали это как завет, как долг перед тем миром, который остался там, далеко, в лучах далекого Солнца. Каждый восстановленный модуль, каждый исправный датчик был не просто железом — он был носителем памяти, кирпичиком в стене их надежды, последним рассказом о колыбели человечества…
     Длительная космическая экспедиция трисолян увенчалась не просто успехом — она стала судьбоносной. На «Гелиостат», словно драгоценная, хрупкая надежда, был доставлен поврежденный корабль с далекой планеты Земля. А вместе с ним — трое его уцелевших обитателей: мужчина, женщина и девочка. Они были удивительно похожи на трисолян, словно отражение из иной реальности: чуть более миниатюрные, с нежной, удивительно светлой кожей, опаленной иным солнцем. Их общение, сотканное из непривычных, но мелодичных звуков речи, наполняло отсеки станции непривычной жизнью. Они были красивы и умны — достойные собеседники и гости на планете Трисол.
       До Великой Трагедии трисоляне были опытными покорителями космоса, они встречали причудливые формы жизни на самых разных планетах. Но никогда — себе подобных. Никогда — разум, столь родной и в то же время инопланетный. И вот теперь, возрождая былое могущество, трисоляне возродили и обрели не просто технологию. Они обрели братьев по разуму. Возможность протянуть руку через бездну пространства, чтобы обменяться рукопожатием, информацией, знаниями, подарить помощь тем, кто потерпел бедствие, и подать надежду тем, кто в ней так отчаянно нуждается. Это был контакт. Это было начало нового пути — пути вместе…
          С окончанием карантина и успешной реабилитацией землян Элиа всё свое свободное время проводила с Машей. Семилетняя девочка всей душой привязалась к высокой стройной красавице. Их общение, насыщенное и непрерывное, было подобно полноводной реке, что текла сквозь призму телепатически-речевого адаптера — особенно в те часы, когда они рассекали воздух на скоростном плеере, подаренном Леем своей дочери. Ни он, ни мать с братом Элиа даже не догадывались, что в ней скрывались удивительные грани: дар быть старшей подругой, сестрой, внимательной и заботливой наставницей — те самые качества, что прежде дремали в её душе, ни разу не явив себя миру.
            Излюбленным местом встреч Элиа с Машей стал небольшой остров Илирия, затерявшийся посреди океана в сотне километров от города-платформы, где жила семья Лея. Трисоляне объявили остров заповедником, кропотливо сохранив и возродив на нём уникальную флору и фауну планеты трёх солнц.
               Растительный мир Илирии был лишён зелёного цвета. Местный хлорофилл эволюционировал под тремя разными спектрами, рождая ослепительную палитру. Гигантские деревья с гладкой, почти стеклянной корой глубокого фиолетового оттенка поражали своей величавой красотой. Их листья, похожие на переливающиеся серебристо-синие пластины, отражали и преломляли свет, устилая землю мерцающим ковром, будто усыпанным тысячами крошечных зеркал. Вместо травы почву покрывал упругий покров из стелющихся растений кроваво-красного и медного оттенков; на ощупь он был тёплым и едва ощутимо пульсировал, поглощая солнечную энергию.
Лазурные лианы, сияя ярко-голубым и бирюзовым цветами, оплетали древние стволы. Их цветы, напоминавшие крупные колокольчики, испускали не аромат, а мягкое свечение в ультрафиолетовом спектре, манящее невидимых опылителей.
           Животный мир был столь же ярок и причудлив. Машу завораживали саблекрылы — создания, похожие на причудливый гибрид бабочки и ящера. Их огромные переливчатые крылья отливали кислотно-жёлтым и ультрамариновым цветом. Двигались абсолютно бесшумно, оставляя за собой в воздухе слабый светящийся след.
          Небольшие пушистые зверьки — шептуны, чья шерсть состояла из тончайших прозрачных волосков, преломлявших свет, словно призма, и делавших их почти невидимыми, стали весёлыми спутниками девочки. Общались они между собой с помощью тихого, хрустального перезвона. Лишь величественные травоядные гиганты с мощным хоботом и кожей, напоминающей чёрный бархат, усыпанный мириадами мерцающих золотых точек — биолюминесцентных органов, — внушали робость многочисленным гостям острова, как и хищники, с невероятным окрасом, с большими лапами и мощными челюстями.
          Элиа много рассказывала про Океан, всегда теплый и спокойный. На Трисоле нет полярных шапок. Постоянный приток тепла от трёх светил поддерживает температуру комфортной и удивительно ровной по всей планете. Вода благодаря особому виду микроскопических водорослей отливает нежным изумрудно-аквамариновым оттенком. Она кристально прозрачна и невероятно насыщена кислородом. Подводные леса сплетены из водорослей всех цветов радуги — алых, пурпурных, золотых; они образуют огромные плавучие острова-биомы, неспешно дрейфующие по течениям. А среди них скользят рыбы-хамелеоны, чья чешуя из нанокристаллов позволяет им мгновенно менять не только цвет, но и текстуру, идеально сливаясь с окружением.
         Главная гордость - разумные обитатели Океана Сирены. Они также полюбили Илирию, избрав остров местом для отдыха и общения с трисолянами. Это крупные, до пяти метров в длину, существа обтекаемой формы с гладкой кожей перламутрово-серебристого оттенка. По бокам головы у них расположено два глаза, а в центре -третий, позволяющих видеть в широком спектре. Передние плавники развиты сильнее и заканчиваются гибкими отростками, способными манипулировать предметами.
Их разум — древний и иной, нежели у трисолян. Они не строят городов, но их культура представляет собой сложнейшую систему песен, историй и знаний, передающихся через поколения на ультразвуковых частотах. Они воспринимают мир как единую, целостную акустическую и сенсорную картину. Их общение с трисолянами основано на телепатическом резонансе. Сирены не мыслят словами — они передают целые пакеты информации: образы, эмоции, ощущения. Трисолянин, вступая в контакт с Сиреной, не слышит звуков, а переживает историю: чувствует давление глубины, вкус планктона, радость от стремительного движения, мудрость океанских течений и память тысячелетий. Маша подолгу наблюдала за ними, прислушивалась, восхищалась и с удивительной быстротой научилась понимать их.
          Очередную прогулку по полюбившемуся острову Элиа предложила Маше посвятить Месту Памяти — обширному мемориалу, где под прозрачными куполами застыли самые драматичные моменты истории катастрофы на Трисоле. В самом сердце комплекса, под сенью отдельного купола, покоился макет рокового астероида. Он был собран из подлинных осколков небесного убийцы, поднятых со дна океана. Здесь каждый мог прикоснуться к веществу, навсегда изменившему облик планеты.
       Пока Элиа с помощью телепатически-речевого адаптера воссоздавала ход тех страшных событий, Маша ступила на шероховатую поверхность макета. И почти сразу же Элиа почувствовала, как ладонь девочки судорожно сжала ее пальцы, а маленькое тело прижалось к ней в порыве внезапного ужаса.
— Маша, что с тобой? — взволнованно спросила Элиа, инстинктивно оглядываясь по сторонам. Но вокруг, кроме них, было лишь несколько посетителей, и никто не нарушал тишину мемориала.
— Элиа, давай уйдем отсюда, пожалуйста. Просто уйдем, — голос Маши дрожал. — Я не хочу здесь больше находится.
— Конечно, пойдем, — немедленно согласилась Элиа, мягко направляя ее к выходу. — Но мне нужно понять, что случилось. Ты увидела кого-то?
Устроившись на скамье у подножия фонтана, где струи воды переливались всеми цветами радуги, Маша, наконец, смогла успокоиться и найти слова.
— Со мной сейчас всё в порядке, — она сделала глубокий вдох, пытаясь унять дрожь. — Но там… на этом камне… мне что-то привиделось. Словно погас свет. Вокруг возникли смутные, огромные силуэты. Серые и безликие. А в центре — нечто совершенно черное, монументальное. И… чьи-то руки, тоже огромные, вводили в эту черноту другой предмет. Такой же черный, холодный. Они помещали его внутрь, будто в сердцевину обломка. Потом действие повторилось в другом месте… А еще был гул, страшный, противный. Я не знаю, что это было, Элиа. Мне стало невыносимо там находиться.
— Маша, не пугайся, — тихо сказала Элиа, обнимая ее за плечи. — Ты очень впечатлительная, а это место… оно пропитано болью и памятью. Твоё воображение просто оживило её.
— Прости, я не хотела портить наше общение. Давай пойдем к берегу, к Сиренам… Они прекрасны и я с ними всегда спокойна…
       Александр много времени проводил в космической обсерватории, занимаясь восстановлением поврежденных частей “Зодиака”.  В его распоряжении была группа местных специалистов, которой руководил Лей. Они часто в свободное время общались, обменивались имеющимися опытом, знаниями, воспоминаниями, событиями на Трисоле и Земле.
- Александр, мне с Вами интересно общаться, - за чашкой ароматного травяного напитка заметил Лей, а наши дочери стали подругами, несмотря на огромную разницу в возрасте, опыте.
- Да, Лей, есть такое. И это очень хорошо. – согласился землянин. – Маша очень способная и необычная девочка и ей не легко. А с Элиа ей интересно.
- Элиа так не общается с братом, как с Машей. Она мне рассказала о последнем посещении Места Памяти на Илирии. У Маши было какое-то видение.
- Маша мне об этом тоже рассказала. Я на эту тему ни с кем из Ваших коллег не говорил, но, наверное, надо поделится. Я выходил в открытый космос на астероиде. У меня там было видение. Объяснение ему можно найти, но реально это объяснение или нет, я не знаю. Тяжелые условия выхода в космос, нагрузки, вызвавшие галлюцинации. Но два дня назад, когда я разбирался с пробоиной в корабле и извлек посторонний предмет, обломок, по всей видимости, того предмета, что нарушил целостность корабля, я снова столкнулся с совершенно необъяснимой галлюцинацией, несколько иной по образам, чем при выходе в космос. Даже потерял сознание. При этом я видел какие-то образы, я бы сказал в развитии. Только на очень быстрой перемотке.
- Александр, тебе надо обследоваться. Скорее всего от перегрузок какая-то психологическая травма. Наши близкие женщины, Елизавета и Юлиа, имеет прекрасную возможность, работая вместе, сделать это.
- Согласен. Но я подвергся чему-то необычному на астероиде, а Маша нет. А ее видение в Месте Памяти очень созвучны с моим последним.
- Александр, Маша родилась в космосе. Такого ребенка нет ни у Вас, ни на Трисоле. Она необычна. Открою ещё одну информацию, полученную от Элиа. Она стала замечать, что общаться с Машей может совершенно без адаптера речи, чисто телепатически. У Маши Ваша речь при общении с Элиа только на пике эмоций, переживаний и чего - то подобного.
- Мы с Лизой тоже стали замечать, что Маша читает наши некоторые мысли.
- Вот видишь. Ваша дочь уникальна. Наша мораль не позволяет без согласия любого члена общества проводить какие- бы то не было исследования над индивидом, не зависимо от возраста и дееспособности. Но Вы подумайте. Ваше с Машей обследование никому не повредит.
- Хорошо, Лей. Обязательно подумаем. Только у меня к тебе просьба.
- Всегда рад оказать Вам помощь.
- Попроси Элиа показать мне место, где случилось видение у Маши. Лучше побывать там втроем, но ни с Машей. Пока. С тобой.
- Давай завтра, прямо до начала работы Места Памяти, чтобы не было посторонних. Элиа нам не нужна, я знаю это место прекрасно.
   

          Семья Александра обитала в шаговой доступности от обсерватории, в жилом комплексе, который по земным меркам можно было бы назвать служебным. Елизавета же добиралась до Центра Здоровья, где щедро делилась с трисолянами своим опытом и изучала их, более интересный и богатый, на наземном транспорте — путь был неблизким.
        Каждые сумерки небо над Трисолом погружалось в бархатный индиго, озаряемое лишь сиянием Кироса. Это время становилось для семьи священным — час, когда они собирались вместе, чтобы делиться впечатлениями уходящего дня. Трисоляне, почти не нуждавшиеся в длительном отдыхе благодаря полифазному сну, с уважением и пониманием предоставляли гостям с далёкой Земли возможность для полноценного восьмичасового сна. В один из таких вечеров, напоминавших земные, за общим столом царила уютная атмосфера. Маша, с удовольствием уплетая местные дары моря, сияла.
— Пап, — начала она, — Элиа сегодня показала мне место, где предлагает заняться первоначальным обучением. Мне там безумно понравилось! Я очень хочу там учиться.
Александр обменялся с женой взглядом.
— Хорошо, а мама в курсе?
— Мне Маша уже второй вечер рассказывает, — улыбнулась Елизавета. — Юлиа уверяет, что это лучшее Место приобретения Знаний.
Девочка вдруг посерьёзнела, её взгляд стал пронзительным и взрослым.
— Папа, ты меня слышишь? — спросила она, глядя прямо на отца. — Я знаю, что у тебя на завтра другие планы. И про наше с тобой обследование, которое предложил Лей, мне тоже известно. И то, что Вы обсуждали с ним… мои способности. Мы с мамой просто хотим твоего одобрения насчёт учёбы. Поверь, я смогу совмещать. И обследование мне необходимо. Сегодня во сне ко мне вернулось видение… из Места Памяти. Оно было продолжением.
— Я, кажется, что-то пропустила? — удивлённо подняла брови Лиза.
— Мам, я тебе ещё не рассказывала. Первый раз это было на Иллирии, под куполом макета астероида. А сегодня — снова. Не знаю, сон это или что-то большее… Я видела огромный зал, полный мрачных, величественных существ. Они были разумны, а одна из стен представляла собой гигантский экран со звёздной картой. Я наблюдала со стороны, невидимая и незамеченная. Сначала было страшно, но их безразличие ко мне успокоило, и я начала понимать суть их необычного общения. Их интересовало несколько звездных систем, но больше всего планета с жизнью, очень похожая на Трисол. Её тоже согревали три солнца. Эти существа… они решали, как уничтожить на ней всё живое. И не только на этой планете. Они называли себя Чистильщиками и твердили, что чрезмерное развитие жизни оскверняет Вселенную, нарушает её идеальную гармонию. Они говорили многое, но я не всё смогла понять. Видение исчезло, когда я проснулась.
Воцарилась тишина.
— Маш, — первой нарушила её Елизавета, — я думаю, с учебой стоит немного повременить. Тебе нужно пройти полное обследование в Центре Здоровья, разобраться в причинах этих видений. У них диагностика безупречна.
— Дочка, мама права, — поддержал Александр. — Мы пройдём её вместе. Собственно, это то, о чём я уже договорился с Леем, после того как рассказал ему о… своих собственных странных галлюцинациях.
— Одна новость лучше другой, — с лёгкой паникой в голосе выдохнула Лиза.
— Так вышло, дорогая, не хотел тебя тревожить, — мягко сказал Александр. — Но мне подсказывает что-то внутри, что в моих видениях и в Машиных есть какая-то жуткая связь. В этом нужно разобраться.
— Тогда давайте поедем все вместе, — твёрдо предложила Елизавета.
— Вы с Машей отправляйтесь в Центр утром, а я с Леем присоединюсь позже, — возразил Александр. — Мы уже договорились завтра посетить Место Памяти… Теперь это стало как никогда важно…
     Александр почувствовал твердость небесного тела под ногами, принесшего огромные разрушения и страдания на планете. Вокруг стало всё размываться, тело стало невесомым, но постепенно картина вокруг стала четкой и хорошо осознаваемой.
     Сначала был звук. Низкий, нарастающий гул, который возник не в ушах, а где-то глубоко внутри. Он вибрировал стаканом с водой на тумбочке, дрожал полом под ногами, выл в подкорке мозга первобытным страхом. Он на площадке рядом с домом. Три солнца горели на небе, но их свет был искажен. Не просто свет, а яростный, ослепительный сгусток боли, раскаленный докрасна серп, пылающий клинок, режущий небосвод. Астероид. Он уже вошел в атмосферу, и его падение было не падением камня, а шествием бога-разрушителя. Он был больше самой мысли о размере. Он заполнял собой половину небосвода, и его хвост из раскаленных газов уходил за горизонт.
         Воздух запах… железом. Раскаленным металлом и озоном, как после гигантской молнии. Но эта молния била по всей планете. И потом… свет померк. Не так, когда солнца уходят за горизонт Трисола, оставляя свои владения лишь Киросу. И даже не так, как бывает в безлунную ночь на Земле. Это был кошмарный, противоестественный мрак. Астероид закрыл собой всё, и наступила ложная, страшная ночь, освещаемая лишь багровым заревом самого убийцы. Трисол погрузился в зловещую, огненную темноту.  Сердце мира остановилось.
            Он стоял парализованный, не в силах отвести взгляд от этого идущего на него пекла. И тогда пришел второй акт трагедии. Поверхность под ногам вздохнула. Не просто задрожала, а именно вздохнула, как живое существо в предсмертной агонии. Глухой, всесокрушающий стон вырвался из самых недр, и он увидел, как горизонт… пошел волнами. Не просто колебания, а именно гигантские, немыслимые волны, которые катились к Океану.
              А Океан… Великий, бескрайний Океан, что тысячелетиями лежал в своем ложе, начал движение. Он не просто поднялся. Он встал. Вся его необъятная масса, вся мощь вод, что была фундаментом мира, пришла в движение. Это была не волна. Это была стена. Стена из воды высотой в небоскребы, в целые горные хребты. Она поглощала свет горящего астероида, и ее гребень был черным, как сама смерть, а тело — мутно-багровым от отраженного адского света. Она двигалась молча. Этот беззвучный, неумолимый рост воды, надвигающейся на континент, был страшнее любого гула. Она поглощала города, леса, горы, даже само небо. Она была концом всякой географии, всякой жизни.
               Паралич отступил, сменившись леденящим, животным ужасом. Сердце колотилось где-то в горле, выстукивая судорожный ритм: «Конец. Конец. Конец». Дыхание перехватило. Это был не страх смерти. Нет. Это был страх перед абсолютным, тотальным уничтожением. Перед исчезновением всего. Солнц, планеты, моря, памяти.
            Он видел, как эта водяная стена достигла побережья города. Башни, которые еще секунду назад упирались в алое небо, сложились как карточные домики. Они не ломались с грохотом — их просто стирало, растворяло в неистовой пучине. Воздух наполнился ревом. Теперь это был не гул сверху, а вой приближающейся воды, смешанный с грохотом рушащегося мира и воем ветра, который мчался впереди потопа, сметая все на своем пути.   Он прижался к поверхности, когда - то прекрасной планеты, последний свидетель. Перед ним была картина Судного дня, написанная безумным богом. Три померкших солнца в дымном небе, исполинский раскаленный бич астероида и стена воды, выше которой ничего не было.
           Последняя мысль была не о себе. Она была о бескрайнем Океане, о ласковом свете трех солнц, о мире, который был. И о том, что этого больше не будет. Свет погас. Остался только всесокрушающий, ледяной рев, и сознание, растворяющееся в немой, бесконечной темноте…
   Александр открыл глаза и увидел озабоченного Лея. Они на скамье возле Места Памяти, залитой невероятно ярким светом трёх светил.
- Александр, не ожидал, что так всё произойдёт. Признаюсь, испугался за твоё состояние. Еле вывел тебя из-под купола, где, не знаю, хорошо или плохо, совсем никого не было
- Прости Лей. Я сам такого не ожидал. Я был на Трисоле в момент столкновения с Астероидом. Не дай бог, увидеть это на самом деле.
- Понятно. Теперь ты в порядке?
- Да, спасибо. Но от поездки на обследование не откажусь. Тем более нас там ждут.
      Стерильная белизна стен Центра Здоровья на Трисоле была похожа на материализовавшуюся тишину. Здесь не пахло ни антисептиками, ни страхом — передовые технологии давно искоренили и то, и другое. Лишь едва уловимый гул энергии, питавшей комплекс, вибрировал в подсознании, на самой грани слуха. Александр сидел в кресле с биополимерной спинкой, которая навязчиво подстраивалась под малейшее движение, тщетно пытаясь снять напряжение, которого по всем законам логики не должно было быть. Он, астронавт с Земли, прошедший сотни медосмотров, здесь чувствовал себя разобранным на молекулы. И не только он.
          Рядом, в таком же кресле, сидела Маша. Ей было семь, но её большие, бездонные глаза видели куда больше, чем положено ребёнку. Она родилась на корабле; космос стал её колыбелью, наложив на тонкую душу незримый и неизгладимый отпечаток.
                Уже несколько дней за ними пристально наблюдали специалисты центра. Сведения с нейросенсоров обобщались и анализировались с бесстрастной тщательностью — и наяву, и во время сна.
Дверь бесшумно раздвинулась, впуская Лея и Елизавету.
— Александр, Маша, благодарю вас за терпение, — голос Лея был спокоен и мягок. — Данные, собранные после ваших... переживаний, к сожалению, не приносят нам разгадки. Коллеги Юлиа констатируют лишь абсолютно нормальное состояние вашего здоровья. Они предлагают продолжить наблюдение в обычных условиях. Вам предстоит посещать места, что вызывали видения, прикасаться к предметам, которые их спровоцировали. Для снятия информации используем миниатюрные сенсоры — они не доставят никаких неудобств. Для тебя, Александр, это будет своеобразная серьга в мочку уха. Для Маши — две. И небольшие цепочки на шею для вас обоих.
— Серьги? Почему бы и нет, — Александр улыбнулся, с лёгкостью поднимаясь с кресла. — Маш, ты не против?
— А что такое серьги? — девочка с интересом посмотрела на взрослых.
— Это украшения, которые женщины на Земле очень любили, — тихо пояснила Елизавета, помогая дочери подняться. — И на цепочках тоже носят украшения. Правда, в последнее время на Земле было не до красоты.
Повинуясь внезапному порыву, Александр обернулся к Лею.
— Лей, скажи... основной массив астероида, что поразил Трисол, ведь покоится на дне Океана?
— Так и есть, — кивнул Лей. — В Месте Памяти собраны лишь те осколки, что удалось поднять. Основная же масса покоится на глубине, по-вашему, около десяти километров. Её изолировали куполом, там целый исследовательский центр. Попасть туда можно лишь с санкции Совета Гармонии и при поддержке учёных. Я, признаться, в детали не вникал — не моя компетенция. А к чему вопрос?
— Если простое прикосновение к осколкам в Месте Памяти вызвало такое... потрясение, то что может произойти при контакте с самим астероидом. Вы его, кажется, называете “Скитальцем”? — голос Александра стал твёрже. — Тем более Маша видела, что внутри астероида что-то было и это может стать дополнительной информацией с нашим участием.
— Александр, давай пока действовать по намеченному плану, — мягко, но настойчиво парировал Лей. — А я со своей стороны попробую проработать возможность спуска на дно. Технически это осуществимо.
      Непрерывный мониторинг мозговой активности Александра и Маши окончательно подтвердил: их видения, возникавшие у Места Памяти, были не галлюцинациями, а чётко воспроизводимой записью. Если картина трисолянской катастрофы, которую видел Александр, хоть и поражала масштабом, но не выходила за рамки известного, то образы, являвшиеся Марии, повергли команду Центра Здоровья в состояние, близкое к шоку. Её внутреннему взору открылись существа неведомой природы, разумные и исполненные непостижимой враждебности ко всему живому. С каждым новым приступом, а точнее неведомым сеансом связи, проходившем почти каждую ночь, видения обретали пугающую динамику, раскрывая планы этих существ — самопровозглашённых «Чистильщиков Вселенной», готовящих новую, ещё более страшную кару для планеты, которую можно было идентифицировать только с Трисолом. И не только для неё. В поле их наблюдений имелись и другие планеты, с различными формами жизни, но три звезды окружали только Трисол…
        Свинцовые воды Океана расступились, пропуская каплевидный батискаф, чей корпус сверкал, словно слеза, в тусклом свете подводных фонарей. За стеклом иллюминатора проплывали миражи былого величия: очертания затонувших архипелагов, оплавленные скалы, хранящие память об Ударе. Десять тысячелетий назад «Скиталец» пронзил атмосферу и материк Трисола, чтобы навеки застрять в самом сердце океанской бездны. Именно туда, в Бездну Молчания, они и держали путь.
             Александр и восьмилетняя Маша, прильнувшая к холодному стеклу, были воплощением того смелого разрешения, что лежало теперь в сейфе батискафа – изящная пластина с голографической печатью Совета Гармонии. Текст был сух и лаконичен: «Разрешить контакт носителям земной биосигнатуры Александру и Марии с артефактом «Скиталец» в Целевом Куполе Бездны в научно-исследовательских целях». Но за этими строками стояли месяцы споров, опасений, настойчивости Лея и его окружения, и, наконец, тяжелое, выстраданное доверие трисолян.
– Лей, мы приближаемся к Куполу, –  голос командира батискафа, мелодичный и лишенный суеты, раздался в тишине кабины. – Готовьтесь к переходу в стабилизированную среду.
           И тогда из мрака родился свет. Сначала – тусклое свечение, похожее на зарю на дне ночи. Затем проступили титановые ребра гигантской конструкции, уходящие в темноту. Это был Купол Бездны – величайшее инженерное чудо Трисола, возведенный вокруг вершины астероида. Под его сферой, размером с небольшой город, кипела невидимая работа: сновали подводные аппараты, мерцали огни исследовательских станций, приютившихся на искусственных уступах.
            Но все это было лишь обрамлением для главного действующего лица. В самом центре, под самым пиком Купола, зияло нечто, от чего перехватывало дыхание. Огромная, неправильной формы глыба, темнее самой бездны. «Скиталец». Он не отражал свет, а, казалось, поглощал его, втягивая в свою древнюю, холодную сущность. Его поверхность была испещрена шрамами от прохождения через атмосферу и кору планеты, и он стоял там, как вросший в самое сердце Трисола черный алтарь, вокруг которого вот уже более ста лет танцевала всесильная наука.
           Шлюз открылся беззвучно. Воздух Купола пах озоном, металлом и чем-то неуловимо чужим – пылью иных звезд. Александр и Маша, облаченные в легкие защитные костюмы, ступили на мостовую, ведущую к основанию астероида. Лей шел рядом, его глаза были полны тревожных ожиданий.
– Он не излучает ничего, что могли бы зафиксировать наши приборы, – тихо проговорил Лей. – Но он… влияет. На сознание. На память. Вы хорошо знаете об этом. Будьте осторожны. Ваша необычная чувствительность – ключ, но он может открыть не только двери к знанию.
           Маша крепче сжала руку отца. Они подошли к самой границе – к месту, где полированный пол упирался в шероховатую, словно оплавленную стекловидную корку астероида.
– Готова, солнышко? – спросил Александр, глядя в большие, серьезные глаза дочери.
Та кивнула, без тени страха. В ее юной душе уже жила тяга к разгадке, унаследованная от отца-исследователя. Одновременно, затаив дыхание, они ступили на поверхность и прикоснулись ладонями к холодной поверхности «Скитальца». И мир рухнул…
       Вместо освещенного Купола их сознание поглотила тьма, пронизанная вихрями огня и льда. Они не видели глазами – они ощущали. Бесконечный холод между звездами. Долгое, одинокое путешествие сквозь пустоту, длящееся несколько лет. Затем – гравитационная петля, резкая смена курса, стремительное падение в систему трех звезд. Яркая вспышка атмосферы, удар о твердь, боль, грохот, тьма… и тихое, настойчивое эхо, которое астероид начал поглощать с момента катастрофы. Эхо жизни Трисола. Отчаянные крики гибнущих, тихий шепот Океана, песни вновь рождающихся городов, гул машин – вся десяти тысячелетняя история планеты врезалась в «Скитальца» и осталась в нем, как звук в граммофонной записи.
                Александр и Маша видели вместе и не просто камень. Они увидели свидетеля. Холодного, безразличного, но вобравшего в себя всю боль и все возрождение этого мира. И в этом потоке они уловили нечто иное, созданное далеким и агрессивным разумом, чем само вещество астероида – смутный, чужеродный предмет, похожий на код, на послание, которое «Скиталец» целенаправленно нес сквозь Галактику.
           Они оторвали руки одновременно, как по команде. Александр тяжело дышал, его лоб покрылся испариной. Маша смотрела перед собой широко раскрытыми глазами, в которых плескался отблеск иных звезд.
– Папа, – прошептала она, – он… не сам прилетел. Это послание Чистильщиков, управляемое огромным механизмом там, глубоко внутри астероида. И этот механизм спит.
          Лей, наблюдающий за ними, как и собравшиеся у огромного монитора сотрудники Центра Здоровья, замерли. Их собственное восприятие было слепо к этим воспроизводимым на мониторе картинкам. Но по лицам гостей с Земли они понимали: разрешение Совета Гармонии было не просто актом научного любопытства. Оно стало первым шагом к диалогу с эхом катастрофы, который вновь мог изменить судьбу Трисола навсегда. И ключом к этому диалогу были двое Землян, стоящих под огромным куполом, лицом к лицу с черным сердцем Трисола...
  -  Мы не можем это игнорировать. Ваше сознание, сознание Вашей дочери, каким-то образом резонирует с квантовой памятью Трисола и Скитальца.
— И что же Вам удалось установить? - с интересом и усталостью в голосе спросил Александр, удобно расположившийся в кресле Центра Здоровья.
—Не «что», — поправил его Лей. — «Кого». Существ, которых вы описали. Тех, кого Вы назвали «Чистильщиками».
Он сделал легкий жест рукой, и перед ними ожила белоснежная стена, превратившись в голографический экран. Появились схемы мозговой активности Александра и Маши, снятые в момент видения. Они были почти идентичны, что было невозможно — их нейроархитектура была фундаментально разной.
— Смотрите, — указал Лей на сложные паттерны. — Здесь, в зоне гиппокампа, фиксируется не память, а внешний сигнал. Чужое сознание. Оно было здесь, в тот миг, когда планета разрушалась. Оно наблюдало.
Из динамиков прозвучал голос Лея, но искаженный, наложенный на странный, металлический шепот, который заставил Машу вздрогнуть и схватить отца за руку.
— *...анализ завершен. Форма жизни 9-го типа, технологический вектор развития, ксеноморфный. Угроза нулевая. Санкционировать очистку...*
— Это не наш язык, — тихо сказал Лей, выключая запись. — Но наше оборудование смогло декодировать обрывки. Это они. Те, кто решил, что Трисол должен быть стерт.
       Перед ними не было тел, лишь ощущение бесконечного, ледяного разума, плывущего в межзвездной тьме. Они были не существами, а самой Идеей — идеей абсолютной чистоты, стерильной, безжизненной Вселенной, где ничто не нарушает величественное молчание вечности. Они были архитекторами пустоты. Они видели расцветающие миры как болезнь, как плесень на идеально гладкой поверхности. И они были ее лекарством. Ее Чистильщиками.
Они наблюдали за Трисолем не со злобой, а с холодным, научным интересом, с которым ученый рассматривает под микроскопом колонию бактерий перед тем, как стереть ее с предметного стекла. Падение было не атакой, не войной. Это был акт гигиены.
И теперь... теперь они видели снова. Сквозь временную пелену, сквозь квантовые швы реальности на них смотрели два любопытствующих, чужих сознания. Одно — зрелое, сильное, но слепое. Другое... другое было яркой, опасной искрой. Девочка. Та, что видела. Та, что могла бы предупредить.
Оттуда, из глубины вечности, донесся не звук, а чистейший импульс мысли, не оставляющий места для сомнений:
«Заражение рецидивирует. Требуется повторная стерилизация».
Голографический экран исчез. Александр тяжело дышал, прижимая к себе бледную Машу. Ее глаза были полны не детского страха, а древнего, звездного ужаса.
Лей стоял неподвижно, его лицо наконец утратило невозмутимость. В его глазах читалось нечто большее, чем тревога. Это было прозрение.
— Теперь понимаете? — голос Александра сорвался на шепот. — Вы восстановили планету. Вы поднялись еще выше. Вы доказали, что жизнь — не ошибка, она необходима. И это... это их раздражает. Как не убиваемый вирус.
Лей медленно кивнул.
— Мы считали, что отстроили свой мир из пепла для жизни, — произнес он с леденящим спокойствием.
 — Но теперь я вижу. Мы отстроили его как маяк. Маяк для тех, кто гасит свет. И они уже видят его свечение.
Он посмотрел на Машу, на этого хрупкого ребенка, в чьем сознании оказался ключ к спасению целого мира.
— Обследование завершено. Теперь мы знаем врага в лицо. И мы знаем, — его взгляд перешел на Александра, — что он уже прокладывает новый путь на Трисол. Нам предстоит не просто защита. Нам предстоит доказать Вселенной, что мы имеем право в ней существовать. Нам предстоит узнать конкретные намерения Чистильщиков и Ваша помощь будет бесценна.
- Вернее будет сказано, помощь Маши. У меня воссоздается картина прошлого, а Маша это онлайн трансляция настоящего.
- Да, папа. Мне очень тяжело и страшно, мне трудно засыпать и просыпаться, - со слезами произнесла Маша. – Они ужасны, они угнетают. Их намерения не только Трисол. Есть ещё несколько планет.
- Да, Маша, это есть в наших расшифровках, - утвердительно произнес Лей.  Но их сегодняшний интерес – Трисол. Остальные, как они считают, в стадии самостоятельной стерилизации. Особо беспокойства у них не вызывают. Среди них, с большой долей вероятности – Ваша Земля.
      Десять тысячелетий. Для Трисола это была вечность, затянувшаяся рана. Легенда о «Скитальце» — астероиде-убийце, пришедшем из глубин космоса, чтобы прервать золотой век, — была высечена в памяти планеты.  Но он не был слепым орудием судьбы. Его управляемая траектория была безупречным, зловещим расчетом. Удар вызвал планетарную катастрофу, но Трисол выжил, изменившись навсегда.
         Теперь извлеченный механизм управления “Скитальцем” лежал в доке орбитальной станции «Гелиос», гигантский, оплавленный, но хорошо сохранившийся и читаемый шрам агрессивного разума. Он был трофеем и ключом.
          Элиа стояла под его исполинской тенью, и холод вакуума, казалось, просачивался сквозь бронестекло купола. Ее пальцы скользнули по шероховатой поверхности странного механизма, извлеченного из сердца астероида. Форма — отполированная временем, но не стираемая, — напоминала сросшиеся кристаллы, пронизанные капиллярами из неизвестного сплава.
— Ну что, Элиа? Нашла их ахиллесову пяту? — голос Лея прозвучал у нее за спиной.
Элиа не обернулась. Ее взгляд был прикован к голографической проекции, где виртуальные зонды разворачивали слои устройства.
— Не пяту, отец. Их душу. И их проклятие. Технология… она фундаментально иная. Она не основана на реакциях деления-синтеза, как наша. Она — квантовый вампир.
        Она повернулась, ее глаза горели холодным огнем десятитысячелетней мести, преломленной через призму науки.
— Они не создают энергию. Они ее заимствуют. Согласованно, когерентно. Смотри.
На проекции зажглись три сияющие точки, расположенные в вершинах равностороннего треугольника.
— Их звездная система - тоже три солнца, как и наша. Но «Чистильщики» научились снимать когерентное излучение со всех трех светил одновременно. Это как… настроить три струны на идеальный унисон. Возникает резонанс колоссальной мощности. Энергия, которой хватает, чтобы бросать астероиды в другие миры.
— Гениально, — хрипло произнес Лей. — И чудовищно. Они используют свои звезды, как орудие геноцида.
— Именно. Но у любого резонанса есть обратная сторона — диссонанс. — Элиа провела рукой по интерфейсу, и три сияющие точки начали пульсировать, их световые волны накладывались друг на друга, усиливаясь до ослепительной яркости. — Вся их цивилизация, их сети, их щиты, их двигатели — все завязано на эту идеальную когерентность. Это их кровь и воздух.
Она сделала паузу, встречая взгляд отца.
— А  мы сыграем для них какофонию? Не унисон, а хаос. Ученые создали сигнал, который будет в точности имитировать их когерентный источник, но с одной поправкой — инверсной фазой для одного из компонентов. Представь идеальную звуковую волну и такую же, но перевернутую. При наложении они гасят друг друга. Тишина.
Лей замер. Тишина в масштабах целой планеты, лишенной энергии.
— Выключить свет… по всей их планете?
— Не просто выключить. Это будет тотальный коллапс. Цепная реакция. Их энергосети, настроенные на прием чистого сигнала, получат его антипод. Это вызовет катастрофический каскадный сбой. Они не просто потеряют свет. Они потеряют все: связь, защиту, возможность посылать свои «подарки» в космос. Они окажутся в собственной ловушке. Запертые в своей системе, отрезанные от галактики, которую они так хотели «очистить»…
       Работа на достойный ответ завершена. На станции воцарилась тишина, более гнетущая, чем гул оборудования. Отец и дочь с Трисола держали в руках не оружие возмездия, а кнопку изоляции. Не смерть, но вечное заточение, одобренное Советом Гармонии
— Они уязвимы из-за своего же величия, — прошептала Элиа. — Их сила стала их клеткой. Мы не станем такими, как они. Мы не будем уничтожать. Мы просто… выключим им свет. И оставим их наедине с их тремя солнцами, изолировав от мира. Надеюсь и Маша сможет спокойно спать, с Александром и Елизаветой готовится к возвращению на Землю. Теперь и там появиться возможность к Возрождению. Без участия Чистильщиков не обошлось и на Земле.
Лей медленно кивнул, глядя на древний механизм Чистильщиков.
— Инверсия фазы. Простое, элегантное решение. Не меч, а ключ, который поворачивается в замке только один раз. И запирает их навсегда. Ну, что дочка – верши Судьбу Вселенной. Все разрешения получены, великая честь оказана нашему “Гелиосу.” Вперед!
        Элиа повернулась к главному компьютеру. Ее рука легла на панель ввода. Где-то в глубине станции мощный передатчик начал заряжаться, настраиваясь на частоту, которую вычислили по шрамам на теле Скитальца. Он понесет не смерть, а тишину. Тишину, которая спасет бесчисленные миры.
- Начинаю трансляцию, — сказала Элиа, и ее голос прозвучал как приговор, холодный и безвозвратный. — Пусть их мир поглотит тишина…
 - Папа, неужели всё закончилось! – Маша с улыбкой встретила Александра, проснувшаяся бодрая и счастливая.
- Думаю, так оно и есть. Сигнал дошел до места назначения. А Лей с Элиа уже вернулись с орбиты. Сегодня мы все отправимся на Илирию, а оттуда на платформу Космического городка.
- А как наш “Зодиак?”, - обнимая отца спросила Маша.
- Готов к возвращению. И он уже на платформе. Сегодня мы его увидим. Совет Гармонии одобрил начало работ по подготовке к старту. Мы можем готовиться к возвращению.
- Папочка, как это хорошо. Хотя расставаться с Трисолом жалко. Прекрасная планета и ее обитатели. Мы тоже сделаем Землю такой же.
- Обязательно. Помощники будут, они летят с нами. Когда - то таких на Земле называли добровольцами, что значит делающих что - либо по доброй воле. Мы, используя опыт, возможности, способности двух разумных цивилизаций, сделаем нашу планету прекрасной. Решение принято и у нас всё получится!
                Декабрь 2025 года.