Остановка Стадион-конечная

                II               
               
Любой конец – всегда начало!
Эту истину твержу
И в начинании  сначала
Большую радость нахожу…

               Локационные значения  нашего маршрута просты: от «завода Карла Маркса – конечная», до  «Стадион—конечная» минут сорок хода, практически через весь реликтовый центр нашего города. Недалеко от стадиона раскинули свои корпуса Педагогический институт, Технический университет и студгородок. Так что, основной пассажиропоток представляет собой студенчество, явленное поштучно, россыпью, а в часы пик брикетами, спрессованную в однородную массу молодёжь.

      Витька-Лисапед, студент второго курса механического факультета ТУ еле ноги передвигал после стресса, пережитого на заседании ректората, где руководство  ВУЗа приняло решение  «исключить его и подобных ему»  из универа.
     Статьи «шились» очень серьезные: что-то вроде, «за попрание принципов интернационализма, индифферентное отношение к апартеиду и протаскивание буржуазной культуры, аморальное поведение и разложение» и т.д., и т.п. В общем,  со всеми вытекающими последствиями, в частности, службой в армии, целых  два года.

      Декан, с говорящим прозвищем «И вашим, и нашим», изображая сожаление и сострадание, поведал, что такого не случилось бы, если бы не юбилейный 1977 год, когда вся мировая общественность вместе с советским народом  в едином трудовом угаре (что-то такое,  Витёк не понял),  отмечают шестидесятую годовщину Великого Октября!

     Сосед Виктора по «скамье позора», полноватый юноша в очках, был отчислен  и готовился стать потенциальным защитником Отечества  вообще за детский проступок.  На демонстрации он нёс со товарищи кумачовый стяг «Слава КПСС» и, не дождавшись грузовика для перевозки транспарантов в универ  (народ уже празднует, понимать надо!), оставили его, т.е. флаг-стяг,  (по версии завхоза «бросив святыню» в грязь) аккуратно прислонённым к забору!

     Не успел Витя с товарищем по несчастью  выбраться из тёмного тамбура ректорского кабинета-логова «на свет Божий», как к ним подскочил молодцеватый в хаки одетый прапорщик, румяный от  плотного общения с кокетливой секретаршей и под роспись вручил  военнообязанным повестки в военкомат.

     На белом квадрате бумаги коротко и ясно был обозначен вектор движения их души и тела на ближайшие два года!  То есть,  «согласно Закону СССР… Вы призываетесь  на действительную военную службу… зачислены в команду №…. Приказываю Вам…  явиться на сборный пункт… для прохождения срочной службы…».
     Фима, так звали  второго защитника  Родины, сын известного в городке врача, улыбнулся глазами и заметил, как всё неожиданно замечательно организованно, и исчез из Витькиной жизни,  и жизни ВС СССР навсегда…

     Лисапед с тоской проводил глазами сокурсников, бодрым аллюром игогокая просвистевших мимо него к маршрутке . «Отряд не заметил потери бойца»! 
     -Конечно,- с горечью думал Витёк, -как прикалываться, горазды все, а как отвечать… 
     А, отвечать пришлось… Хорошо, что не перед родителями, которых  он, детдомовский, никогда не знал. Зато, при поступлении в универ у него были какие-то льготы, но… не в коня корм!

     За окошком маршрутки, мчавшейся с присвистом на поворотах,  негромко и бесконечно повторяясь в душе,  звучала (к месту!)  песня «Мой путь» в исполнении Муслима Магомаева и транслировалось многосерийное,  чёрно-белое кино с тем же названием. Какой «путь», какая «жизнь» у вчерашнего выпускника интерната  и несостоявшегося студента?
     Между тем, серел, кукожился, растаскивался по грязным подворотням с утра ещё тёплый солнечный осенний день с бездонным «небом голубым». Кристально прозрачное и чистое, оно, как Витькино настроение быстро  покрывалось  напоенными сыростью  неопределённого цвета облачками, растекавшимися серой хмарью по  краям неба, ровно, как по столу кислая пена бочкового  просроченного пива, которое парни   так счастливо употребляли под странные песни Бориса Гребенщикова.
       А, всё Лидуся! Чем дальше, тем больше жлобился  Лисапед, чтоб ей пусто было! Вертихвостка…  Его, Витькина  чувень, уже как месяц у них роман. На его продолжение «в цивилизованных условиях» парень очень рассчитывал, когда в общаге появились  новенькие двухместные двенадцатиметровые  апартаменты   (значит подселят кого-то, прибывшего из-за бугра).

      И вот, буквально в субботу, на дискотеку в Интерклуб Лидка  привела чёрного парня из вновь прибывших…  После диких скачек всей компашкой приперлись в Витькину «келью», на пиво. Только расселись, как тут же без стука дверь открылась, а там… тот самый «негатив».
     - Я, -говорит, -здесь буду жить, зовут Мутомба, давай дружить.
     Витёк возьми да приколись:
     -Очень приятно, а меня зовут Хозяин. Заходи, ты вовремя,  к пиву.
     Вечер пропал.
     Все разговоры были вокруг борющейся Анголы!      
     И пошло-поехало: «Хозяин, я туда. Хозяин, я сюда.» Все ржут, Мутомба  юмор «не всасывает». Пока однажды вечером  с проверкой не  нагрянул студенческий комсомольский  патруль, и несчастный потомок рабов сражающегося Мозамбика (Замбези?  Конго?)  не забил тревогу:
       -Хозяин, Хозяин, атас!
       И неожиданно добавил, глядя в глаза главному комсомольцу:
- С Новым годом – пошёл на фиг!…
....?
… !
…   … …!!!
     - Следующая остановка «Облвоенкомат», - сообщил водитель.

     Не без внутреннего трепета Виктор Александрович Фомичёв, неполных девятнадцати лет от роду, военнообязанный, доложил дежурному офицеру:
     - По Вашему приказанию, явился!
     - Сынок, - устало сказал  майор, - являются черти.  А ты – прибыл!
               
Продолжение следует и кто его наследует?…