Однажды в... СССР. Книга 2. Глава 41

Семь лет!                Они не пролетели.                Они ползли неспешно, нудно, блёкло.                И, несмотря на то, что дел у «пацанов», у центровых, хватало: разборки с непокорными, связь с волей, обеспечение  «гревом», конфликты с «вертухаями» —  такого дня не проходило, чтоб Мишка не мечтал о воле.                Ему писали мама и сестрёнка. Писал и Глеб, пока учился в МГУ.                А Ян пропал. Ни слова, ни полслова.                «Уж не случилось с ним чего-нибудь? Да, он, конечно, подогрел меня сначала. Но почему сейчас молчит? Должок за ним немалый...» — так думал Мишка, вспоминая друга.                До конца его срока оставались считанные дни. Конечно, до зэков давно дошёл слух, что «кума» похожего на Чапаева кто-то завалил. Но то, что это мог быть Ян, Мишка и в страшном сне не мог себе представить.                Он часто возвращался мыслью к тому событию, которое и вознесло его на самый верх «элиты» в зоне, когда, расправившись с двумя кавказцами, он стал одним из самых близких вору в законе Кеше Сибирскому.                И Мишка Кешу уважал, считая, что решает Кеша все разборки между «пацанами — по-справедливости и что ментам их не даёт в обиду.                Для этого необходимо было иметь не только лишь авторитет, но ум, и изворотливость, и хитрость. А этого у Кеши было вдосталь.                После того, как Кеша провёл сход всех «пацанов», включая и кавказцев, которые божились, что они не при делах, и обещали зла не помнить, вор имел отдельную беседу с Мишкой в присутствии Забора, Перса, Циркача и Серого.                — Смотри, братан, мы как бы у тебя в долгу... А долг платежом красен. Так пацаны? — Обратился он к Мишкиной семье. Те закивали.                — Так вот, конечно, если что, то мы тебя прикроем, так же, как ты нас прикрыл. И место тебе выделим по праву. Да только тут одна загвоздка есть... — Кеша помолчал.                «Начинается... — подумал Мишка. — Какой ещё косяк он мне предъявит?!» — Но по улыбчивым глазам Сибирского он понял, тут что-то  другое.                — Ты, понимаешь,   погонялово твоё «Спецназ»... ну явно коммуняцким духом от него несёт. Ещё только погон на твои плечи не хватает, не дай Господь! —  «Родил», наконец, Кеша. — Давай поменяем!                — Да не вопрос! — Быстро ответил Мишка. — Не я его себе давал... Мне всё равно. А ты что предлагаешь?                Сибирский задумался. Помолчал.                — А что если «Монгол»?                Ох, как же Мишка сморщился:                — Я —не монгол! Я — японец! Потомок самурая! — Без страха глядя в Кешины глаза, промолвил Мишка.                — Да ты остынь! Тебя ж никто и не пытается обидеть. Просто один Мишка Япончик уже был когда-то. Давно. В Одессе. И, между, прочим, армию держал в несколько тыщ сабель. Так что вторым «Японцем Мишкой» быть... не стоит. — Как ментор второкласснику втолковывал Сибирский. — А вот «Монгол»... ты помнишь, что монголы... они ведь пол Земли завоевали? Серьёзный был народ. Непобедимый! И ты у нас — непобедимый, Мишка! Хочу, чтобы таким и оставался. Ну, что, решили? Как братва?                Забор, Циркач и Перс кивнули, а Серый лишь ехидно улыбнулся. И если бы увидел ту улыбку Мишка, не согласился б ни за что. Но — не увидел. А потому кивнул:                — Ладно. Пусть будет так. Как говорил мой дед: «Хоть горшком назови, только в печь не сажай», а у него котелок варил — будь здоров!                На том и порешили. Так Михаил Григорьевич Сайтоев и стал «Монгол». На долгие года...
А перед самым «откидоном» Кеша позвал Мишку во двор барака и вручил бумажку с небольшим текстом.                                — Смотри, Монгол, что тут  написано, ты  должен выучить, как дети в школу. Понял? Тут все фамилии, кликухи, адреса. Но это так, на всякий случай. Я о тебе уже давно побеспокоился, и для начала я судьбу тебе сложил. Когда на волю выйдешь, то тебя там встретят. И встретят правильно. Мои кенты. На них ты можешь положиться. Пристроят к делу и не где-нибудь, а в самой матушке Москве. Подгонят хату и бабло. Ну, не на веки вечные, конечно, а так... на первое время хватит.  — Сибирский помолчал.                — Учти, Монгол, ты многого не знаешь. Ты сколько отсидел? Семёру? Как выйдешь — не узнаешь ты страну, в которой раньше жил. Во, зуб даю! Конечно, слышал ты про перестройку, там, про гласность... Но это всё туфта! Не наше дело и не про нас. А что про нас? А то, что та братва, что с маслом в голове, уже не по карманам тырит рублики, а под себя берёт заводы, фирмы... Усекаешь?! И там  в ходу не красные рубли СССР  — а доллары Америки. Не сотни — миллионы! — У Мишки закружилась голова.                — Так это... Кеша, я ж в Кремень собрался... ну, к матери, сестре...                — Не думай ни о чём. Там всё организуют. Ты в зоне показал себя неслабо, поэтому заслужил и отдых, и работу. Не пыльную и не простую. А за  простую доллары не платят. Короче, встретит там тебя... — вор помолчал, выдерживая паузу, — Седой... — Кеша с нескрываемым удовольствием наблюдал, как у Мишки глаза полезли на лоб, — он оттянул свой срок.                — Седой?! —С которым я был на тюрьме?!                — Он самый! — Ухмыльнулся Кеша. — Да, встретит он не у ворот, конечно,  для этого другие есть. Он ждёт в Москве. Вот так, Монгол... Как видишь, шарик круглый, а наш Союз — большая деревня. Так что иди, учи. А выучишь, бумажечку порви. Давай, ко мне уже пришли... — И Кеша повернул к бараку.                А Мишка остался. Присев на корточки, как это делали все: и «пацаны» и «мужики» в минуты отдыха на свежем воздухе, он стал зубрить и имена, и клички своих будущих и пока ещё незнакомых то ли кентов, то ли подельников, среди которых сразу бросились в глаза его кенты по тюрьме  — Валет и Босяк.                «Ничего себе. Действительно, шарик круглый, а Союз наш большая деревня... — присвистнул Мишка. — Да ладно. Жизнь покажет. Сибирский зла мне не желает, однозначно.  Тем более — Седой. А мама и сестричка? Ну так сказал же Кеша, что устроят встречу с ними. А он слова на ветер не бросает».
                _____________________________
То утро Михаил Григорьевич Сайтоев запомнит на всю жизнь. Ноябрьское хмурое утро, замыленное пятнами свинцовых облаков. Утро, казавшейся фантастикой — такой долгожданной, такой выстраданной  — свободы.                Когда разъехались, как в сказке, перед ним огромные вороньи крылья зоновских ворот, он будто чьею-то волшебной силой был вынесен за их пределы.                И Мишка широко вдохнул — как жбан сладкого мёда проглотил — свободы воздух.                Зоркие глаза мгновенно оценили обстановку: один большой и чёрный джип направился к нему, другой виднелся вдалеке.                Джип рядом тормознул и справа дверь открылась. Черноволосый бородатый водила с улыбкой махнул ему рукой:                — Заваливай, брателло!                Мишка улыбнулся в ответ и одним махом влетел в машину, закрыв за собой дверь.                «И впрямь встречают кучеряво!» — Подумал он.                Но тут же кнопка его двери ухнула вниз, чтоб не открыл, а шею сзади больно захлестнуло тонким ремешком. Да так, что ни вдохнуть, не выдохнуть.                «Попал...» — пронеслось в воспалённом и теряющем кислород мозгу потомка самураев.                Джип рванул с места и помчался по дороге в город. А когда ремешок чуть ослаб,  и Мишка с резким шумом судорожно втянул в себя спасительный воздух, в его лицо, как молот, влетел локоть водилы, оглушив болью, раскровянив нос и снова сбив дыхание.                И снова ремешок стянул шею. Тот кто набрасывал его, был, очевидно, опытным в своём недобром деле. То ослабляя, то вновь стягивая ремешок, он уже через пару минут лишил Мишку последних сил к сопротивлению.                Такой пытки ему ещё не доводилось испытать.                Взглянув в зеркало заднего вида, он различил на заднем сидении двух кавказцев. Один душил его, а другой, зажав в руке пистолет, держал его у Мишкиного виска.                Когда ремешок в очередной раз ослаб, Мишка понял, что шансов у него ноль. Не повоюешь.                — Слушай сюда, огрызок! — Раздался сзади голос с сильным кавказским акцентом. — Мы всё за тебя знаем. Ты вырубил наших кентов, что шли мочить Сибирского. Так?                Мишка молчал.                — Я спрашиваю, так?! — Ремешок снова впился в горло, но через мгновенье ослаб.                «Задушит, гад... — Подумал Мишка. — А, всё равно...»                — Так... — выдавил он.                — Ну а раз «так», то у тебя должок нам на всю жизнь! На всю твою поганую житуху, пока мы разрешим тебе дышать! Ты понял? — Снова ремешок вдавился в шею. И вновь ослаб.                — Я понял... — прошептал бессильно Мишка. Ещё ни разу в жизни он не был так беспомощен. Голова раскалывалась от боли, а кровь из носа продолжала литься на одежду.                — Должок ты будешь отдавать... да не баблом... стучать нам будешь, понял?                — Стучать? Да на кого?                — Тебя ж Седой встречает, так? А там... Москва... столица нашей Родины?                «Как он узнал? Кто сдал? Мне ж только Кеша рассказал...» — мелькнуло в голове. А сам ответил:                — Так.                — Короче... вот  тебе два  номера, запомни. — Перед глазами Мишки возник лист из блокнота, а на нём — два ряда цифр.                Ремешок ослаб, но зато дуло пистолета больно воткнулось в висок. Собрав волю в кулак, Мишка стал повторять номера про себя. Кавказец не спешил.                — Запомнил, — выговорил Мишка.                — Повтори!                Мишка повторил.                — Ещё два раза повтори! — И Мишка повторил. Раз и другой.                — Хороший ученик... — с издёвкой поощрил кавказец. — Теперь слушай сюда. Ты раз в неделю будешь выходить на связь. На этих телефонах всегда есть люди. Им будешь полностью давать расклад: какие акции и где планирует Седой. И остальное: сколько у него людей, кто чем рулит, короче, всю инфу. Ты понял, каратист?!                — Понял...                — Ну и последнее. Ты помешал нам Кешу замочить, но приговор ему никто не отменял. Он через год откинется, и ты его пришьёшь! Ты лично!                — Да и, чтобы дёргаться не вздумал, на, срисуй. — И перед Мишкиным лицом возникла фотография... «О. Боже!...» — Он сразу узнал раскидистую иву у порога своего дома, а на пороге... заметно повзрослевшая сестрёнка и мама. Постаревшая. С ведром воды в руках, а у сестрёнки два ведра.                «Родные мои...» — На глаза невольно навернулись слёзы. Последний раз он на свидании их видел года два назад. Потом свиданий больше не давали. Клепали нарушения режима: заслуженно и просто так.                «Вот это мафия... Всё про меня узнали. Ну ладно. Мне бы вырваться живым».                — Что, понял, что пути другого нет? Один неверный шаг, и нет твоей семьи! Причём, мы их не просто кончим. Где б ты не спрятался, ты будешь получать их по частям: сначала пальцы, уши, нос — растянем удовольствие тебе надолго. Врубился?!                — Да, врубился...                Всё это время джип нёсся на предельной скорости, оставляя за собой облако пыли. Внезапно он резко притормозил. Водила потянулся и открыл Мишкину дверцу. Ремешок убрался и Мишка автоматически поднял руки к шее, но в тот же миг получил сильнейший удар ногой в бок и полетел на обочину дороги.                Больно ударившись плечом, он кувыркнулся, стукнулся головой и... потерял сознание.  .               
Первое, что увидел Мишка, открыв глаза, было до боли знакомое краснощёкое лицо Босяка, с такими перепуганными глазами, каких Мишка никогда раньше у него не видел.                — Живой, бродяга... — наконец выдохнул Босяк. — Ну, слава Богу! А то Седой с нас бошки бы поснимал! — ничуть не смущаясь, продолжал Босяк.                «Ну, дятел! — Восхитился Мишка. — Он радуется не тому, что я  остался жив, а лишь тому, что отвечать ему пришлось бы, что проворонили меня».                Его голова покоилась на огромной лапище Босяка, как на подушке. Попробовал приподнять её. Тупая боль прихватила затылок.                — Я чё, по ходу голову пробил? — спросил он Босяка.                — Да, нет, правда, шишак приличный и моська вся в крови. Жить будешь! — Произнёс Босяк и осторожно усадил Мишку на землю. Теперь тот увидел, что рядом с обочиной красуется похожий на авто кавказцев джип «Гранд Чероки», а прямо перед ним стоит Валет. Такой же худощавый, как и в тюрьме, с улыбкой во весь рот.                — Валет?! Вы, случаем, Штыря с собой не привезли? — Превозмогая боль, пытался улыбнуться Мишка. Он искренне был рад, увидеть этих двух ребят, которые делились с ним всем, что имели сами, ещё в СИЗО семь лет назад.                Валет враз поскучнел:                — Штыря похоронили там, где никто не знает. Ну, очевидно, рядом с зоной, где он сидел. — Проговорил Валет. — Штырь беспредельщика «отрядника» калекой сделал. Его на новую раскрутку... Но до тюрьмы не довезли. Забили, думаю, менты. Мамаше написали, что от сердца умер... Суки... падлы... — отсалютовав залпом ненависти из глаз, закончил Валет.                — Так что, тебя нести? — Всё ещё поддерживая Мишку под спину, поинтересовался Босяк.                Вместо ответа Мишка осторожно и медленно приподнялся с земли. Подвигал руками и ногами:                — Нормалёк! Кости целы, а это главное. Воды, случайно, нет?                Валет метнулся в машину и вышел с пластиковой литровой бутылкой воды.                — Давай, на руки лей! — Попросил Мишка и осторожно стал смывать с лица запекшуюся кровь. — Вы почему меня не встретили, а встретили кавказцы? — Выпрямившись, спросил он.                — Та, прокололи колесо! — В сердцах сказал Босяк. — Поставили запаску. Мы видели тот джип, но не видали, как ты в него сел. Подъехали, минуту постояли. А тут ещё один откинулся мужик и вышел из ворот. И он сказал, что ты уже ушёл. Мы поняли, что те тебя перехватили, ну и погнали.  Вот так и задержались. Прости, брат!.. — Босяк виновато улыбнулся и обойдя машину, сел за руль.  Мишка и Валет тоже залезли внутрь. Машина тронулась.                — Тут, пацаны, такое дело... — начал Мишка. И он, не торопясь, весь разговор с кавказцами им передал.                — Да, кстати, погонялово моё теперь другое. Монголом  Кеша  окрестил. — Добавил он.                — Про это мы уже знаем. Седой сказал... — Задумчиво проговорил Босяк. — Ты за семью свою не бойся — всё будет, как Седой решит. Скорей всего, перевезём в Москву их, чтобы никто не знал, где они будут жить. Да и к тебе поближе будут, почаще будешь видеть.                — Так это ж сколько бабок надо, чтобы в Москве купить квартиру?! У меня, в общем-то, бабло ещё осталось. Но хватит ли на хату?                — А это не твоя забота! — Похлопал Мишку по плечу Валет. — Всё будет у тебя путём! Там Кеша про тебя, не знаю что, но, видно, что-то классное Седому расписал, и тот серьёзные имеет виды на тебя, Монгол. Усёк?                Мишка пожал плечами:                — Мне Кеша говорил, у вас тут всё переменилось. Вся жизнь. И как я в этой речке плавать буду? Не знаю...                — Ты быстро въедешь, не переживай. — Успокоил его Босяк. — Да, поначалу многое казаться будет странным. Потом привыкнешь. Ты же не один!                «Ну это точно! — Подумал Мишка. — С такими хлопчиками я не пропаду. Ну а Седой — вообще: не голова, а Дом Советов! Да и ещё если семью он привезёт в Москву — проблем не будет».                — А что...  с хачами будем делать? — Спросил, закрывая глаза. Боль снова оккупировала голову.                — Ну, это как Седой решит. Скорей всего, придётся навестить в их же любимом ресторане. По рюмке чачи с ними выпить... шашлыка поесть... — с таким угрюмым видом проговорил Босяк, что Мишка понял: за его кровь из носа ответка будет тоже кровью. Да только не из носа…                _______________________________-

                Продолжение в Главе 42.