Из любимых фотографий

1899 год. Артисты МХАТа в гостях у Антона Чехова в Ялте. Читают «Чайку». Станиславский вдохновлён, Немирович-Данченко привычно сдержан, Александр Артём (Артёмов) входит в образ и, кажется, переигрывает, Иоасаф Тихомиров вдумчиво читает…

Театралы шутят: и только Чехов знал, откуда вылетит птичка. Или – все играют, один Антон Палыч привычно-естественный.

На самом деле, в те времена могли быть только постановочные фото. То есть, надо замереть в кадре секунд на десять. Чтобы потомки получили шанс увидеть не размазанное изображение и оцифровать его (как эту фотокарточку уже в наш век).

Я же думаю совершенно не об этом. А о том, что на постановочном или естественном фото, доктор Чехов будет органически чужд. Не театру. А театральной среде.

Сейчас модно публично осуждать известных личностей с их музами. Мол, ничто человеческое – а иногда и ничего человеческого. Вот Ольга Книппер-Чехова. Изменяла мужу (минимум трижды), часто жила порознь, а после его ранней, по нынешним меркам, смерти спокойно доживала свой век на деньги от изданий и постановок.

В законах больших чисел, это совершенно естественная линия поведения в той самой театральной среде. Даже с поправкой на более пуританские нравы. Такова же и Кувшинникова (Попрыгунья), которую Чехов вчистую проиграл художнику Исааку Левитану. Любая проза – не конкурент театру и живописи, если первейший запрос в человеке – сделайте мне красиво, эффектно и быстро. То самое клиповое мышление возникло отнюдь не с появлением соцсетей, они лишь создали наилучшие форму и антураж.

Антон Павлович ощущал эту насмешку самой Истории: здесь и сейчас, сиюминутно, он проиграет любому обаятельному актёру, которому, как в случае с «Чайкой», сам же напишет пьесу. Пройдут полтора столетия и больше, того же Артёма (Артёмова) вспомнят лишь искушённые театралы, а Чехова будут переосмысливать каждую новую постановку. Что ничего не меняло в том его настоящем: пишущий врач не без способностей, но не Шаляпин и не Левитан, подлинные звёзды того шоу-бизнеса.

Насколько это тяготило доктора, до какой степени он смирился с фатумом – мы можем только гадать. Что прекрасно передаёт фото – инородность Чехова в т.н. «творческой среде». И не потому, что он один смотрит в фотообъектив. Антон Павлович недостаточно экспрессивен и легкомыслен в любом из уцелевших кадров той эпохи; на втором известном фото той же сессии он читает пьесу собравшимся вокруг и выглядит как декан со студентами, несмотря на присутствие Станиславского.

Такова, вероятно, расплата за соответствие или незначительное расхождение между тем, о чём пишешь и чем живёшь. Не пластилин, из которого можно лепить что угодно – без этой способности ноль смыслов идти в театральный. Не конъюнктурщик, чутко улавливающий запросы публики. А всего лишь писатель, у которого хватило мудрости не уповать на призвание и не обольщаться театром.

И посмертная награда той же «Чайке» – не тиражи и постановки по всему миру. Я вдруг осознал: убери из кадра Чехова, находись он даже скромно сбоку, всё присутствие остальных теряет смысл. Или низводится до подписи «труппа МХАТа в 1899 году».

Писатель – одинокий путешественник, как изрёк Бродский, именно поэтому. «Чайка» – повод расточать дежурные комплиментики, как в массе сегодняшних комментов соцсетей (во МХАТе, поздравляю! / в нашем журнале, ура!) без шансов на предметный разговор.

Не страшно. Спасибо за чай, у меня пациенты на вечер. Обязательно приду на премьеру. Ваш Антоша.


прим: данный текст создан под звуки дрелей и падающих труб :)