5 Челноки С утра до вечера

5 С УТРА ДО ВЕЧЕРА


Утром была Москва. Станция «Павелецкая». В Москве было скучно, хотя и солнечно.
Нас встретили какие-то новые люди с автобусом. Все погрузились в автобус. Повезли. Высадили нас на Белорусском вокзале, ждать поезда на Варшаву.

Все вокзалы одинаковы. Красивые, некрасивые, большие, маленькие, пустые или полные – всех их роднит одно: хочется их поскорее покинуть. Даже неспешные люди, которые никогда не опаздывают на поезда - потому что приезжают заранее - торопятся быстрее сесть в желанный вагон. Наверное это все оттого, что вокзал, хоть внешне и похож на дом, на самом деле всего лишь часть пути.


БЕЛОРУССКИЙ ВОКЗАЛ.

Нам тоже хотелось побыстрее убраться отсюда, но поезд ожидался только вечером, и ждать пришлось целый день. Кто-то сидел на холодных гостевых креслах, кто-то на сумках на полу, кто-то занял подоконники – все углы, все места были заняты людьми и багажом.

Чтобы как-то скоротать время, приходилось жевать, курить, глазеть по сторонам в надежде увидеть то, что отвлечёт от томительного ожидания, и развлечёт хоть немножко. Несмотря на солнечный день, внутри вокзала было серо, стыло и уныло.

Опаньки!  Олейников Илья! С какой-то старенькой женщиной с палочкой. Что-то спрашивает в справочном бюро. Длинный, сутулый, в коричневой кожаной курточке – совсем как в «Городке». И ничего в них нет особенного – в этих людях из телевизора. Уставший такой же, озабоченный, как все.

- Встречает кого-то, наверное. Видишь – Олейников! Марин.

- Где? Вижу. Похож.

- Ага! А бабуся рядом – Стоянов. Кино снимают, - сказал Сашка. Киношники у входа толкались с аппаратурой, я видел.

- Что, правда? – встрепенулась прикорнувшая на сумках Ленка, и приподнялась чтобы получше рассмотреть, - Я думала, что Стоянов покрупнее, а он оказывается совсем мелкий. А в кино они одинаковые.

- Это у него просто грим такой, а на самом деле он намного больше и крупнее, - продолжил Сашка, - метр восемьдесят.

- Да, ладно! – недоверчиво посмотрела на него Ленка, приподнимаясь на локте.

Олейников с бабусей, между тем, приближались к нам. Мы с Маринкой знали Сашкины шуточки, но тем не менее не раз на них покупались. Поэтому сейчас нам хотелось досмотреть его «Городок» до конца.

- Сейчас поближе подойдут - я у него автограф возьму, - заверил Сашка.

Ленка вглядывалась в старую женщину. Она не верила, что бабка – Стоянов, но спокойствие Тутса, небрежность голоса, уверенность – подкупали.

Бабуся и Олейников прошли мимо.
Мы взорвались смехом.

- Ну, ты…, - засмеялась Ленка.

- А я что?

- Автограф не взял – вот что!

Потом еще целый час мы придумывали продолжение этой истории и смеялись, стараясь углядеть в простых людях черты знакомых актёров.

День тянулся и тянулся. Товарки-одногруппницы пытались сблизиться с нашей компанией, чтобы стать поближе к зам-предводителя, но ему это было не нужно, а нам и подавно.

Валера кружил неподалеку, растолковывая новичкам то, о чём сам имел смутное представление. Иногда он подходил и спрашивал что-то у Сашки, а получив ответ вежливо благодарил и удалялся.

Вечер грянул незаметно и сразу. Резко спустились сумерки. Вдоль путей разгорались желтые огни, приближался час Каравана.

- Слушайте сюда, куры, - сказал Сашка, - вряд ли кто покусится на наше Второе купе, но есть недовольные. И если они его отожмут, то проходить таможню придется в первых рядах.

- Понятно, - сказали мы.

- А мне что делать? – спросила Ленка.

- Стой и сторожи сумки, - ответил Сашка.

Поезд подползал быстро, и мы понимали, что шустрые недовольные тетки из дальнего купе могут нас опередить. Теперь никто бы не стал пропускать нас вперёд, поскольку все уже знали, что Сашка – никакой не помощник руководителя. Конечно же у нас было преимущество – мы были командой, а остальные - сами по себе.

Сашка донес сумки до перрона, и Лена осталась их сторожить.

Начались тараканьи бега. Звук вокзального оповестителя о прибытии поезда прозвучал как гонг. Вот где надо делать ставки! Никогда не угадаешь, что грузная возрастная тетка, с нагруженной выше головы тележкой, может легко обогнать крепкого тренированного парня. А если их – таких тёток не две, не три…
Триста! Триста  - и не меньше. Когда триста нагруженных тёток бегут занимать места в вагонах – это страшно!

Мы тогда еще не были тётками. Мы были лёгкие, юркие, и с нами была удача. Добежать – пол дела. Надо было еще вспорхнуть в вагон. Поезд подкатывал с открытыми дверями. Проводник наш был стройный, и мне не составило труда вскочить к нему на подножку во время движения.

- Девушка, вы куда?

- Мне очень надо в Варшаву! – подмигнула ему я, и проскользнула внутрь. Он не стал спорить и приготовился к осаде вагона.

Капец! Наше законное второе купе занимали два пьяных хмыря и здоровенная сумка.
- Мужчины, это наше купе, –  я попробовала исправить ситуацию.

- О! Глянь, какая глазастая бикса!  - заржал один. Другой же был настолько пьян, что и сидя еле удерживал равновесие. Хмыри были незнакомые, нетрезвые и нехорошие.

- Выметайтесь отсюда, - потребовала я. – Вы вообще кто?

Сзади появилась Маринка:
- Кто это?

- Пьянь какая-то, - ответила я.

- А-а-а, девчули! Прекрасно, прекрасно! Скрасим дорогу? – и он грязно заржал, постучав раскрытой ладонью по сжатому кулаку.

Вагон начинал заполняться. Туристы с сумками протискивались по-проходу, а мы стояли и мешали им, перегораживали им путь, не имея возможности войти. И тут появился Сашка. Он взял пьянь за шкирки, пронес до выхода и выкинул на перрон. Ах, какими мы тогда были довольными и счастливыми! Вот так! Вот какой у нас Сашка!

Потом спокойно все погрузили, всех пересчитали, и караван тронулся!