10 Челноки Первый день

ПЕРВЫЙ ДЕНЬ


Рынок открывался в шесть. Закон первых прилавков знали все, и никто не хотел уже упускать удачу. А главное, что кроме женщин, у нас в группе были и мужики – сильные, шустрые, тяжеловесные.  Один такой весил, как мы с Маринкой вместе взятые.

Синий утренний снег везде одинаковый. Метель тоже одинаковая. Желтые фонари еще разгорались, а мы уже выползали на улицу. Пара скучающих такси томились в ожидании первых пассажиров. Метель густела, и казалось, что день для торговли может оказаться провальным, но у нас не было других дней. У нас не было выбора. Они были обязаны стать счастливыми – эти три торговых дня.

Кованные ворота рынка облепили крепкие парни. Пытаться что-то предпринять было глупо. И мы стояли под качающимся на ветру фонарем -  три цыплёнка – я, Маринка и Аленка – охраняли товары и ждали Наседку-Тутса. Был приказ ждать.

- Эй, ку-ры-ы,- тихо позвал голос совсем с другой стороны, где были ворота. – Идите сюда.

Мы с Маринкой подошли.

- Я сейчас вас через забор перекину, а вы ложитесь на первый прилавок и лежите. Понятно?

- Есть, шеф! – моментально среагировали мы.

Сашка легко подсадил нас на кирпичную ограду, и мы спрыгнули в пушистый снег, уже, с другой стороны.

На глазах ошалевшей толпы, которая через кованную ограду могла видеть первые прилавки, мы взгромоздились на наши пьедесталы, и сидели, болтая ножками, готовые распластаться на них в любую секунду.

Нам было всё равно, что скажут или подумают про нас остальные. Мы ничего плохого не делали. Мы просто были моложе, шустрее, легче, мы были командой, и у нас был Тутс.

Скрипя открывались ворота. Сначала тонким ручейком, а потом бурным потоком хлынули в рынок торговцы. Нас не прогнали с прилавков, но и не похвалили, да нам этого было и не надо. У Сашки были друзья, с которыми он общался, а у нас был Сашка. Этого хватало.

С рассветом метель успокоилась, и повалили снежные хлопья. Вчерашний солнечный день оттепели сменился «рождественским» снегопадом. День стал тихим и тёплым.
Появились первые покупатели.

Говорят, что все торгаши пьяницы, что мы постоянно бухаем, поэтому у нас такие красные рожи. Это не так.

Иногда, у тех кто бухает, лица зеленые.

Мы пили водку. Мы не пили её под хорошую закуску, потому что закуски не было. На неё просто не было времени. Мы пили чай и водку. И снова чай. И сигареты, и чай, и свежий морозный воздух.

Сколько нам надо – пигалицам? Но мы пили за удачный первый день, за отвоеванный прилавок, за начало торговли, за то «чтобы всем».

А покупатели шли потоком.

Аленка заняла часть прилавка домашним скарбом. Перед ней выстроились рамочки для фотографий, половники, часы, утюг, бинокль и садовая лейка. На открытом торце прилавка гулко моталась одинокая гитара с такой же одинокой серой кофтой на деревянной вешалке.

Перед нами стоял потерявший свои свойства термос, громоздилась куча клеёнки, шприцов, и здоровенная гора черного перца. Перец пылил, и мы чихали. Спирт и сигареты прятались под прилавком. Откупоренная бутылка спирта и начатая пачка сигарет призывно маячили рядом.

Распечатала торговый день Ленка. У неё, с лету, купили будильник и бинокль.
Мы же балагурили и торговались - веселые, пьяненькие, но у нас еще не было продаж. Мы по-честному, удивились. Ай, да Ленка! А мы то её за аля-улю держали с её хламом. Какие рамочки, какой будильник - разве это можно продать в Европе? Но Аленка была наша, и мы за неё были рады.

Первую продажу отметили разумеется, и тут повалила торговля. Брали всё – перец, шприцы, перчатки, клеёнку, да не по одной, а по две, три, пять скатертей сразу.
Мы предлагали покупателям выпить. Народ соглашался. Да и как не выпить с такими красивыми веселыми и бойкими хохотушками, хоть бы и из России. Добрые люди – Они везде Добрые.

Потихоньку таял запас спирта и сигарет, под прилавком. А радостная Ленка, под наши прибаутки, обменивала старые половники на доллары. Жизнь бурлила. Мы кружились, а Сашка млел и собирал купюры.

Он был доволен и пьян. Он просто сидел и улыбался – в тесной смешной курточке и ярко рыжей облезлой шапке - такой, как у почтальона Печкина. В ней были дыры под все пять пальцев, и её можно было надеть как перчатку.

Приближался обед. Сашка захмелел, и решил сходить купить горячей еды. Сколько водки не пей, а сыт ей не будешь. Дорожная усталость и водка разморили его. Да и от зова природы никуда не денешься.

Вернулся он с шашлыком и пирожками.

Шашлык оказался не хуже, чем у нас. Шашлык – он везде шашлык. Вкусно.

Снова выпили, поели, попили.  Теперь на зов природы отправилась я.

Иду себе по вытоптанной польской тропинке – белой и чистой после свежего снега. Смотрю – толстенный кошелёк лежит на пути. Я его подняла, а он набит долларами – тугой такой, смачный.

Ну я обрадовалась!

Посетила заведение - возвращаюсь:

- Ребята, посмотрите, что я нашла! – и показываю им тугой потёртый кошель, набитый баксами. – Ура!? Или бежать искать того, кто потерял?

- Давай сюда, - сказал Сашка.

Он взял кошелёк, и не открывая сунул его за пазуху.

- Давай хоть посчитаем сколько в нем денег, - сказала я.

- А что считать, я и так знаю. Все, сколько наторговали. Молодец, Ксюха!

- Ах ты, толстый гад. Это что – наши деньги? Ты их что – потерял?  – оторопела Маринка.

- Ага, – спокойно и пьяненько ответит Тутс, поёжился, нахохлился и подмигнул ей.

- Не кипишуй, Мариш. Нашлись же.

И мы выпили за счастливую находку!

Мало ли, что может случиться в жизни. Важно только то, что сейчас. Что толку сожалеть о том, что миновало – его уже нет. А то, что будет – это тайна. Мы живем здесь и сейчас – сию минуту.

Любые невзгоды обойдут стороной, вернутся кошельки, продадутся товары, придут и помогут друзья – когда в душе мир.
 
Первый день торговли катился к концу. Все были довольны. Снег прекратился. Домой ехали уставшие, но довольные. Надо было готовиться к новому торговому дню. Перед нами открывался Белосток, и ему как воздух был нужен наш перец.

Мы шутили, смеялись, смеялись и смеялись – над Аленкиной садовой лейкой, над моими рейтузами, над Маринкиными снами, над рохлей Сашкой.

На наш смех пришли ребята из соседнего номера. Они ехали в Германию, и жили в соседней с нами комнате.

На наш свет и смех, как мотыльки летели друзья.

Казалось бы -  устали так, что нет сил - продрогли до костей. Но расслабляться было нельзя – к нам текли новые люди, новые лица, новые песни.

И хорошо, что у Ленки была с собой гитара!

Она звучала как в последний раз, под русские песни - под Розенбаума, под Воскресенье, под ДДТ.

Валера тоже пел с нами. Ему в помощь определили руководителя от встречающей стороны – Вацлава (или Сбышека) – я уже не помню. Он был длинный и тонкий, как послы от Шведов, которые требовали отдать им Кемску волость, и ооочень модный – на нём были кожаные джинсы. Таких козырных штанов в нашем городишке не было ни у кого. Липецк тогда ходил в удобных тренировочных штанах.

Я Сбышеку понравилась от самой фотографии на паспорте. Он этого не скрывал, и настойчиво и назойливо ухаживал. Глаз он положил на меня сразу, как только мы приехали в общежитие, и нас передали под его опеку. К глазу он хотел присовокупить что-то еще.

С тех пор он искал всякого случая, чтобы пообщаться, чем сильно надоедал Сашке. Для начала Сбышек убедился, что мы с Маринкой Сашке не принадлежим, а замужество где-то в России было для него такой ерундой, что о нём и говорить не стоило. Сбышек решил взять меня измором. Как только мы оказывались в комнате, он уже деликатно стучался в дверь и спрашивал разрешения войти.

- Входи, Сбышек, - разрешали мы.

Я сидела на своей кровати, перемороженная, красная, в жёлтых с начесом, рейтузах, надетых на черные шерстяные колготки, не имея сил стащить с головы шапку. Сбышек садился рядом и принимался меня увлекать.

- Пани Оксана, давайте вечером сходим куда-нибудь.

- Сбышек, ты с ума сошёл. Куда сходим? Мне бы выспаться. Мне вставать в три часа ночи. Я ванну хочу и тишины.

- А давайте в баню сходим, пани Оксана, - обрадовался Сбышек.

- Почему в баню? Зачем мне в баню? Отстань. Пожалуйста. Уйди.

Но Сбышек не уходил. Он сидел рядом и смотрел на меня, как питомец кот, который хочет жрать, а ему не дают.

Возможно он даже подвывал.

Тогда Сашка аккуратно отодвигал его подальше.

- Сбышек, дай девчонкам переодеться. Они устали и замерзли.

Конфликты на чужбине были нам не нужны, да и не было необходимости в конфликте.
А после нашего переодевания в комнате уже не было места.  Было весело и песенно.
А в три часа ночи нас ждал подъём.

Белосток находился далеко и ехать надо было долго.

Снова автобус, снова грузы, снова дорога и холод.