13. Недоступные берега...

Я впала в странное состояние. Ходила, разговаривала с дочкой, готовила хоть и простую, но вкусную еду. У меня пунктик такой. Никаковские мои переживания не должны отражаться на качестве приготовленной пищи. Суп обязан быть аппетитным и ароматным. А котлета пышной и ровной...

При том жила будто в потустороннем мире. Звуки слышала сквозь какую-то толщину. Цвета видела размытыми, о завтрашнем дне позабыла...

Вернул меня в реальность Юрий. Позвонил уточнить, правильно ли он понял, что Турция отменяется? Но в его голосе была некая надежда. А вдруг я воскликну, дескать, ты что! Едем обязательно...

Я пришла в себя тут же. От угрызений совести. Начала мяться. Он засмеялся. Все, мол, понял, Алка. Значит, наше время просто ещё не пришло...

Я пригорюнилась. Как с ним легко! Почему с Женькой у меня так не получается? Хотя по первости тоже друг друга с полуслова понимали. Можно, конечно, терзать себя теми мыслями, что я сама все испортила и разрушила. Но что это, скажите, за любовь, если она от слов гибнет?

В общем, я рассердилась. Сначала на себя, потом на Женьку. Очень. И даже пожалела, что Миронову отказала в совместных турецких приключениях. Насильно ведь мил не будешь. Женьке, я имею ввиду.ввиду.

Понятно, что в силу своей впечатлительности я ни о чем другом думать не могла, кроме как о своем психологе. О том, что хочу немедленно его увидеть. Поговорить. Обнять. Заснуть на его плече...

Потом, через несколько дней, нестерпимое желание встретиться стало слабнуть. Моя любовь в одностороннем формате, видимо, не сохраняется. Через пару недель я зажила своей обычной, и оттого замечательной жизнью.

Мы с Анькой расставались только на время её пребывания в детском саду. Даже в выходные остались вместе. Игорь что-то приболел и позвонил с отказом от встречи с дочкой. Правда, я не очень в то поверила. Но мало ли. Может, дела...

А мне и лучше. Мы и погуляли, и детское кино посмотрели. Мультики уж она сама. Я не переношу никакие. А кино очень даже. Мы ж потом его худо-бедно обсуждаем. Развиваю в Аньке вкус и аналитические способности.

Разгребла все свои дела с заказчицами душевных женских романов. То есть, с писательницами. Вы ж помните, что мне приходится их почти полностью переписывать. Но почти каждая из них себя Жорж Санд считает. Или Франсуазой Саган?

Моё творение тоже продвинулось. Страниц стало больше. А содержание меня не очень устраивало. Собственный образ раздражал. Какая-то несобранная, не чёткая я героиня...

Иногда смотрела на себя в зеркало и слегка тосковала по загару. Который мог бы ровно покрывать моё стройное тело и заставлять встречных мужчин улыбаться такой красивой женщине. Он должен был у меня быть. Если бы я поехала с Юрием в Турцию.

Мне нравилось, что ко мне частенько начало возвращаться хорошее настроение. Я понемногу переставала считать себя несчастной. Улыбалась разным пустякам. А иногда хохотала, как сумасшедшая.

Так случилось, когда я, возвращаясь утром из детского сада, встретила Ивана Царевича. Помните такого? Мы с ним обрадовались друг другу как родные. Наскучали, видимо. Все ж было у нас нечто неповторимое.

Начали болтать, перебивая друг друга. Я пригласила его на чай. А он мне вдруг заявляет, дескать, давай лучше винца выпьем. От души пообщаемся...

Не думаю, что он имел какие-то далеко идущие планы, предлагая утренний алкоголь, так что не встревожилась. Опять же, захотелось расслабиться, отпустить себя. По крайней мере, вербально. Я ж литератор или не литератор, в конце концов?

Сказано - сделано. Зашли за красненьким. Конфетки там, виноград. Даже лимончик не забыли. Вот такой себе завтрак у меня дома организовали.

Уже приканчивали свое сухенькое, как в дверь моей квартиры позвонили. Я, смеясь над жизненной историей моего бедного старого друга, который все никак не найдёт себе младшую жену, пошла посмотреть, кто ходит в гости по утрам...

Не успела открыть дверь полностью, была схвачена в объятия, зацелована и прямо-таки вынесена на кухню. Это мой психолог пришёл возродить наши былые отношения. Хотел там сумку с гостиницами оставить, прежде чем меня в спальню нести. А на кухне Иван Царевич...

Руки Женьки ослабли. Я сползла на пол. А он посмотрел на стол с недопитыми бокалами, горько усмехнулся, странно посмотрел на Ивана и быстро вышел.

Я не успела сказать ему ни слова...