Писец

— «Боги гневливо людей извести порешили,

ливень на землю обрушить и всех утопить их.

Эйа мудрейший...». Не «Эйя», а «Эйа», неуч! Если б я имя твоего бога коверкал, тебе приятно было бы?

— У моего Бога нет имени.

— Всё не как у людей! Пиши: «...Эйа, кто сердцем был добр, сказал: "Утнапишим,

царь Шуруппака, великого града, внемли мне:

в поле построй ты корабль из ливанского кедра,

будет сто двадцать локтей он длиной и шириною,

борт его сделай сто двадцать локтей высотою,

крышкой накрой, как земля океан накрывает.

На тот корабль загони каждой твари по паре,

род свой спаси и людей, что в ремеслах умелы...»

«Муж мой, обед готов!» — донеслось с кухни. Утнапиштим потянулся, разминая затёкшую спину.

— После обеда продолжим, — сказал он. — Пойдём, пока не остыло, Нинсун сердиться будет. Писец продолжал корябать что-то на дощечке. — Что ты там копаешься? — рассердился Утнапиштим.

— Прости, богоподобный, — пролепетал писец, — я только хотел сохранить для себя крупицы твоей мудрости. Вдруг пригодится...

— Глупец, боги больше не будут так гневаться на людей!

— Ваши не будут, а мой может...

— Чудак ты, Ной, — усмехнулся Утнапиштим, — но почерк красивый.