Тьфу три раза

     Всё это случилось недавно, в первую пятницу декабря. Таков стал обычай. Лишь только в этот день мы можем простится с тем, что вполне возможно могло быть дорого и необратимо покидало нас.
     Место действия опушка, та самая опушка леса, способная постичь, поглотить истерику, страдание, похоть, гнев и зарождение любови в час, когда в окнах домов зажигается свет, и люди ужинают, смотрят телевизор, окунается в мир инета или секса. Вы скажете открывание книги упустил я. Совершенно верно, этот пропуск был актом вовлечения вас в описание этого вечера, этих вечеров. Итак, жители городка, когда в окнах зажигается свет, берут в руки книги, всякие разные и читают вслух детям сказки, читают про себя романы, биографии, манифесты, читают вслух любимым то, что сегодня не могло бы случится с ними. Как много потрачено драгоценных букв, чтобы донести бесполезность этого вечера. Безопасность. Свет окон. Тёмное небо на чернеющим лесом, где умирает чья-то жизнь. И вот вы встрепенулись об том, что как человек может умереть там в декабрьскую субботу. Верно, ни как. Это редчайший случай в думающем мозге цивилизации. Я успокою вас, умирает животное, птица. И вам стало чуть легче. Здесь невозможно сказать, что менее неприятно, а просто спокойно, не могу же я насиловать вашу совесть и верноподданные чувства гуманизма.
     Но пока было утро первой пятницы декабря, как я уже упоминал, так было условлено. Пришли те, кто должен быть подготовить место погребения, того кто готов уйти. Мы ещё не видели главного героя этого дня. Но вот на авансцене появились четверо в серых штанах, черной полоски, белые манжеты, оранжевый галстук, коричневый фрак и такого же цвета перчатки, утеплённые и со стороны ладоней перчатки были обшиты кожей, для прочности скорее всего, и чтобы древко лопаты, флага не натирала руки.
     По периметру опушки так же выстроился хор, с утра их покормили. На завтрак хору подали яйца варёные одна штука, кусок хлеба тостовый две штуки, 50 грамм сливочного масла, и чашка кофе или цикория на выбор. Сегодня к исполнению была определена опера Николая Римского-Корсакова «Сказание о невидимом граде Китеже и деве Февронии».
      И грянул хор, и вонзились лопаты в промёрзлую уральскую землю, с каждым свои ударом создавая благодать уединения в земле. Я не о вечности, мне мало знакомо данное, читатель вправе внести свою правку в обряд свой, во имя вечности или иного чудодейственного, прекрасного, что видится и к чему силится дотянутся его мир, успевший вкусить завтрака и спокойно покинув парадное в поисках успокоения своим мечтам в стенах работы.
      Вот и полдень. Время обеда, возвестили гонцы из машины столовой № 18. Те четверо получили ещё по рюмке коньяка. Хор за отдельную плату мог бы воспользоваться услугами в том числе и бара, но стало зябко от вида свежих комьев земли на краю ямы.
      В четверть второго всё было готово. Трибуна, яма. Оркестр народных инструментов по правую сторону и по левую руку электрическая часть ансамбля. За ними полукругом расположился хор, в целях безопасности, вдруг свалятся в яму во время процедуры.
      Далее по плану должна идти смета. Ну право, что же вы хотели? Крови и зрелищ? Ну нет, я мирный человек. Учусь писать проекты, мероприятия, составлять предварительный план, чтобы затем обсчитать его. И при этом всегда помню, что проект это уникальное мероприятие. Вот и пытаюсь втюхать что-то уникальное. А так как я ещё порой умудряюсь посмотреть театральные творения гениев уральских, то естественно не хотелось бы, чтобы обо мне сказали, что насмотренность слаба у меня. Всё только масштабное, грандиозное или как это зовётся у людей, знающих и образованных – гениальное.
       Аутентичность, гениальность, уникальность, мистерия, шедевр, маэстро, мастер – позвольте все эти слова и многие другие, сопутствующие им, станут тем самым главным героем. И нет никакого чуда и вымысла в моих словах, лишь пустой трёп, утро, и нелюбовь к себе, что такую пошлятину мог явить я миру.
      Вся эта пошлятина останется, как часть меня, разъедающая меня, как, то самое за, что мне станет стыдно каждый день. Тьфу на мой пафос, тьфу три раза.