Кошка за спиной у любви

Рассказ

Как-только подошвы сапожек коснулись выпуклых узоров на тротуарной плитке и за ссутулившиеся от осенней мороси плечики улетело коллеге по роботе последнее «И тебе хорошего вечера!», Оля, бодро застучав каблучками, направилась домой. В ощущениях она искала хотя бы немножечко тепла давно желанного покоя, да усталость после работы, а на ногах – от начала продаж и до закрытия магазина бытовой техники, подчиняла себе с каждым шагом.
Шаги уводили её в намерения побыстрее принять душ, поужинать тем, что приготовлено было ещё вчера, но только к полуночи, потому и не съедено, заодно покормить Марту и прибраться за любимицей-кошкой. Ругать её бесполезно – не поймёт, а если наказать – отомстит, она такая! И любит по-кошачьи: исцарапает и покусает!
Мысли о дымчатого цвета любимице и в этот раз были приятными. «А всё потому, – самой себе признавалась Оля, – что Марта её терпеливо ждёт, всему от неё рада, хотя и не всегда благодарна – это тоже правда, и они подруги…»
Вечер обволакивал желтоватым сумраком уличных фонарей и щекотливой сыростью. Была видна автобусная остановка и автобус, на который она уже не спешила: бежать на высоких каблуках – себе дороже! Продолжала идти не спеша, ритмично постукивая каблуками и уверяя себя, что ей хочется пройтись. А на самом деле хотелось, чтобы ноги подвели к внезапно появившемуся Кириллу и этим же тротуаром они вместе пошли дальше, вернувшись так друг к другу.
 Они не виделись с жаркого июля, недопонимание вроде как сбросило обоих в обиду, причём в глубокую. Больно ли от этого ему, – за три месяца ни разу не позвонил! Да Оле было больно, ещё и сейчас кошка-марта в ней – с выпущенными во время падения в одиночество когтями. И ведь продолжает наказывать молчанием, а значит…, и выдохнула из себя откровение: «Отомщу! Исцарапаю ласками, искусаю поцелуями!» «О, как заговорила!» – вдыхая прохладу, подумалось ей с готовностью объяснить своё же удивление: с кем поведёшься, от того и наберёшься.
Не находя в схожих с Кириллом силуэтах прохожих своего любимого, Оля терялась в догадках, где он сейчас может быть и чем занят. Вопрос «Кем занят?», сбив дыхание с первого раза, опечалил, добавившись к тоске, которую и без того невозможно было унять. И думать о нём она не могла, как не старалась. Воспоминания оправдывали всё: от их встречи и до разлуки без заверений о конце отношений. Больше чем год чувственных отношений, возможно, мало для того, чтобы создать семью, но к этому шли. Точь-в-точь как сейчас идёт Оля, зная, куда и почему; что метров за пятьдесят будет пешеходный переход и ей – налево, чтобы сократить путь к дому.
Ориентируясь на переход, она и подходила к нему, уже поглядывая на дорогу с несущимися по ней автомобилями и видя спины пешеходов, к которым вот-вот присоединится. Как вдруг один мужской силуэт остановил её вероятностью того, чью спину она в миг угадала: «Кирилл!» И на нём – тот же чёрный утеплённый плащ, который они покупали вместе, понравившийся именно ей. В нём Кирилл был выше и стройнее, хотя полнота ему и не грозила. Но главное – в этом плаще ему было стильно, удобно и комфортно и за это он зацеловывал Олю, одевшись, так как именно она и настояла на том, чтобы эту импортную вещь купить.
На «зелёный» ожидавшие этого сигнала светофора шагнули дружно и в этот же момент у светловолосой женщины, ещё не успевшей зайти на проезжую часть дороги, оборвались ручки целлофанового пакета. То ли продуты, то ли иное что-то, упакованное, из содержимого пакета глухо вывалилось на тротуар, самый его край от дороги, где ещё стоял Кирилл. Женщина произнесла пронзительное «Ой!» – Кирилл среагировал на голос, повернув голову к женщине, а затем решил ей помочь.
Оля стояла от них невдалеке, за дальней боковой стенкой автобусной остановки. Место посадки и высадки из автобусов было хорошо освещено, но темень от стены надёжно прятала. Её не интересовало, что выпало из пакета светловолосой женщины и что второпях подбирал с тротуара её любимый мужчина, а рассмотреть женщину не совсем удавалось. Светло-серое удлинённое пальто спрятало в себе детали её тела, тем более раз за разом приседавшей за чем-либо из обронённого случаем, а лицом она была повёрнута к Кириллу.
Не выдавая себя, Оля наблюдала не за происходящим в десяти метрах от неё, а конкретно за светловолосой, с искренним и честным желанием увидеть её некрасивое лицо. Она не желала ей такого лица, но надеялась, не стыдясь, что оно такое. А гибкость тела была зримо очевидна для неё и подсказывала возраст: до тридцати лет. Сколько и ей самой, может!..
Наконец Оля увидела не то, что желала втайне.  … «Такая может и голову ему вскружить!» – подумала она, предостерегая саму себя. Выдавать себя всё равно не стала, но примчалась мысль ревностного страха от услышанного ранее и не один раз. От Кирилла: «Случайностей не бывает. Всё случается почему-то и для чего-то!» Эти его слова только сейчас произвели на неё должное впечатление – а вдруг?!.. 
Очередное «Ой!» светловолосой озвучило огорчение тем, что у неё не оказалось нового пакета. Кирилл предложил свой, вынудив согласие и на такую его помощь просящим взглядом, и тут же вынул из пакета блок сигарет. «У-у-у!» – выползло из Оли схожим звуком с чем-то осуждающим и угрожающим одновременно. Переживание взбесило, ещё и напомнило, как молниеносно, из-за шторы, нападает Марта и когти наказывают болью.
С пакетом в правой руке Кирилл перевёл светловолосую на противоположную сторону дороги, удерживая её руку в своей, левой. Этот жест мужского участия и помощи был ею принят, Оле понятен, но неприятен. Она последовала за ними, уже слыша их голоса.
Кирилл откровенничал, что вышел из дому, чтобы купить сигарет, а многоэтажку, в которой живёт, они уже прошли; да, он курит и бросать не намерен, зато давно отказал себе в спиртном, предпочитая ему чай и кофе.
- Можем вместе выпить «Американо» или «Экспрессо», если для вас это позволительно, – предложил он бесстрастно, но учтиво.
Светловолосая поблагодарила и явно смущённая заметила, что это она обязана угостить его хотя бы чашкой кофе за помощь…
- …А что до позволительно – позволительно! – утвердительно согласилась она уверенным голосом.
И хоть в этот момент Оля готова была догнать светловолосую и намотать на кулачок, уготовленный для любимого, волосы его нечаянной спутницы, ей пришлось, сдержав в себе порыв ревностного безумия, дослушать обоих.   
Голос у светловолосой был выразительным, хотя и тихий. Продолжая говорить, её походка с каждым следующим шагом становилась прогулочной. Это позволило Оле, сведя до шороха листвы свои шаги за спинами, под прицелом её внимания, узнать, что светловолосая живёт с мамой, а мама всегда ждёт единственную дочь и дождётся её, если она даже задержится. Это могло означать лишь одно: компания взрослого мужчины с открытым взглядом, к тому же аккуратиста, начиная от коротко остриженных усов и до классической строгости в одежде, пришлась ей по душе и она теперь никуда не спешит.  «Ещё бы: сучка кобеля учуяла!» рвалось сквозь губы Оли, да она перетерпела гнев, чтобы этим, что навеяло с головы и от сердца, не плюнуть громогласно в спину светловолосой. Но и её сердце отозвалось как-то на этот, открытый и притягивающий, взгляд, и на учтивую манерность тона сильного голоса, и броский вид молодого, но взрослого, как быстро выяснилось, мужчины.
Это случилось у городского рынка, когда она влажно шмыгала носом от горькой-прегорькой бессильной досады. Тогда ей порезали сумочку, и какую?! За неё, сверхмодную, «последний писк», Оля отдала все свои сбережения, какие были. Не денег ей было жалко, а себя, беспечную до ротозейства. А Кирилл, заподозрив неладное с ней, трусившее её на людях прелюдией к рыданию, не прошёл мимо. Тогда ей было не до разговора ни с кем, а с незнакомым человеком – и подавно, да тот будто активное успокоительное терпеливо выслушал, настояв на этом, и вернул ей себя, здоровую и принявшую реальность такой, какая она есть. И не только: дождавшись, что успокоилась, отвёл её в магазин «Всё для Женщин!» и, извиняясь, что не может купить ей равноценную сумочку, купил ту, которая сейчас пурпурным блеском дополняла её наряд. Шок ли то был, в магазине – может, и шок, но принц из сказки стал для неё такой же реальностью, какая наглядно продемонстрировала земное зло и добро, и часа не прошло! 
У кафе Кирилл остановился, всем видом приглашая светловолосую согреться горячим кофе или шоколадом и продолжить общение под сенью осени. К этой поре деревянный каркас летнего кафе обтягивали плотным прозрачным пластиком с декоративными в большей мере окнами – так и было. Но окна как бы и открывались, отстёгиваясь.
Под одной из таких ниш, а фундамент был высоким, Оля затаилась и вряд ли мышонком. Разве что любимицей-кошкой в засаде. Точь-в-точь как сама Марта, держа в осаде коридор, заблаговременно ждала завершения движения механической мышки, после чего нападала. Её хозяйке нападать было не с чем и она, понимая и признавая это, выжидала, когда Кирилл действительно скомпрометирует себя. И почему-то ей этого хотелось, несмотря на удушье от ревности.
 Не её выбор, за какой столик присесть, оказался удачным, тем не менее, для неё – Кирилл и светловолосая присели за стол у отстёгнутого окна. Даже дыхания их были слышны. А когда запахло карамелью, губы обожгло женской обидой. Эта завистливая обида будто умышленно проглотила эмоции восторга пьющих кофе горьким комом в горле, чтобы ничего больше не отвлекало Олю от голосов.
- Вы так и не назвали своего имени?! – проговорил, вопрошающе, Кирилл, закуривая (разрешение на это было получено до этого).
- Оля! – в приятном возбуждении отозвалась светловолосая.
- Оля?!
Кирилл был явно смущён услышанным.
Светловолосая, заметив, наверное, перемены в лице напротив, поэтому и спросила, утверждая:
 - Что-то личное и беспокойное, если не хуже, связывает вас с этим именем?!
Кирилл раздумывал. Светловолосая не торопила его с ответом, а Олю её слова обожгли кипятком нетерпеливого волнения.
- Мою любимую женщину зовут так же, – наконец больше признался он, чем ответил. – Сейчас мы с ней – в разлуке, хотя и не сорились, чтобы до этого дошло.  Я так решил, а она вроде как согласилась…
Кирилл замолчал. Был слышен его унылый вздох, а удлинённый выдох вытолкнул в нишу сигаретный дым. Молниеносная радость в Оле ликовала: переживает!
- Не держите в себе – можем об этом поговорить, – предложила светловолосая. – По себе знаю. Хотя…, – она тоже замолчала.
Донышки чашек, соприкасаясь с блюдцами, заполнили паузу понятными звуками. Этого времени в звуках выпиваемого кофе хватило обоим вернуться в прежнюю непосредственность. Оля, изучив Кирилла, была уверена, что он и не станет держать в себе волнующее переживание, но его, личное, он и не скроет, и не обнажит до осуждения. Обсудить – да, он такой, но сделает это по-своему. Приучил к «словоистике» (с трудом она произнесла про себя этот его термин, не давшийся ей с первого раза), и приготовилась услышать то, что их, действительно, и не поссорило, да увело друг от друга на три месяца.
- Вот какие ассоциации вызывает в вас мужчина? …Ваш и для вас! – тут же уточнил Кирилл, призывая: – Помогайте мне: надёжное плечо, сильный ум, заботливые руки…
Светловолосая добавила от себя:
- Верный муж и любящий отец! Ассоциативно, да: плечо, ум, руки…
- А локоть, мужской локоть?
- Мужской локоть?! – переспросила она с удивлением.
Кирилл не то что бы рассмеялся, но что-то похожее из ощущений Оля переживала в его присутствии не один раз. И не раз слышала от него о локте, который вроде как является символом мужской готовности или максимально приблизить к себе женщину, или оттолкнуть, и на всегда – тоже. Может, и так на самом деле, да эти его заумности, о локте, она не совсем понимала и ей больше всего хотелось услышать сейчас о его готовности возобновить их отношения, оборвавшиеся в миг, без объяснения причины. …Шли звонким и цветущим парком, она – впереди, улыбающаяся глазастой суете отовсюду, он – позади неё, отстающий с каждым её шагом; вдруг решительно догнал, поравнялся, заглянув ей в лицо не то с немой укоризной, не то с недоброй ухмылкой, и ускорил шаг да так, что с того самого дня они не виделись.  Будто не ушёл даже, а сбежал от неё.
Тем временем Кирилл продолжал удивлять светловолосую до приятного изумления, что также передалось Ольге в ощущениях, а её саму его спокойный и ровный в интонациях голос тревожил.  На вроде того, что предчувствовала плохое для себя и что продолжало угнетать грызущей ревностью.
- …Упростить значение мужского локтя во взаимоотношениях, а то и вовсе пренебречь этим ассоциативным знанием, характерно для большинства женщин. Соглашусь, что не локтями, глазами и прочим, таким же, должны быть забиты головы любящих один другого. Только если чувство любви невидимо и неосязаемо, тогда это не совсем и чувство.
- И что это может быть? – поинтересовалась светловолосая, признаваясь темпом слов, что заинтригована.
- Это может быть и банальная природная потребность дополнить себя противоположным полом. Как вариант. Но вернёмся к тому, что не стало банальностью как познание, – продолжил Кирилл, увлечённо. – Почему мужчина выставляет локоть и для чего?
- Почему? – скорее, машинально отреагировала светловолосая. 
- Локоть – это дистанция и расстояние до его чувственного и телесного, скажу так, откровения в намерении. И такая направленность сознания у всех мужчин одна и та же: максимально приблизить женщину к себе или не дать ей приблизиться нежеланной. А само предложение взять под руку – своего рода мужской ритуал закрепления её как желанная рядом. 
Светловолосая, воспользовавшись тем, что Кирилл снова закурил, а для этого понадобилось чуточку времени, спросила, где и кем он работает. Даже высказала предположение:
 - Вы психотерапевт?!
- Травматолог, – отшутился Кирилл, не теряя при этом ни увлечённости тем, о чём говорил, ни её заинтересованного внимания, и продолжил говорить словно и не было никаких вопросов к нему: – Теперь я вам помогу с ассоциациями к слову «Женщина». Пожалуйста, начинайте!..
Светловолосая молчала недолго, но молчала. Наверное оттого, что понимала логику ей предложенного: сама расскажи, какая ты?! Похвастайся собой, если хочешь! Ольга так бы и поступила, но она – не на её месте, а на расстоянии слышимости голоса, в зябкой пелене тумана. И в засаде на свою же любовь! Хотя и не отпускала от себя надежду, что Кириллу не хвастовство светловолосой нужно, а собеседник, больше – слушатель, и эта надежда грела её изнутри.
- Любящая, заботливая, вдохновляющая…
Светловолосая задумалась, под конец спросив саму себя:
- Что ещё?
- Кошка на улице! – как бы подсказал Кирилл.
- А это уже интересно! И ритуал локтя – особенно!
- Тогда ответьте мне, честно, зачем мужчина, предложив желанной им женщине взять его под руку, этим побуждает её к показным и демонстративным на людях, разумеется, проявлениям чувственности? Лично я полагаю, что эта – для кого-то привычка, а для кого-то – этическая деталь нравов, предполагает в конечном счёте жить рука в руку и действовать рука об руку.
Светловолосая ответила не сразу. За понадобившееся для ответа время Кирилл предложил ей ещё чашку кофе – она искренне и усердно поблагодарила за выпитую, после чего её мягкий голос напряг Ольгу нежной взволнованностью.
 - Кажется, я начинаю понимать, чем вас ранит ваша любимая женщина. Простите, но это мучит вас. Простите! Я ведь тоже женщина, и любила, да, признаться, мне и в голову не приходило, что означает – взять мужчину под руку. И, пожалуй, вы, Кирилл, правы, что любовь, а от себя скажу – взаимная тем более, должна быть видимой и осязаемой. Чувства взаимности доказывают, а не наказывают ими …кошкой за спиной собственной любви!
Светловолосая вроде бы привстала со стула. Вроде и Кирилл сделал то же самое.
- И ещё, – светловолосая, будто не договорив важное, заторопилась с этим, – спасибо вам!.. А своё и о себе я додумаю ночью!
В это время Ольга выпутывала своё здравомыслие из нервных и тревожащих переживаний. «Кошка на улице», что гуляет сама по себе – это про неё говорил Кирилл. И ушёл поэтому, из парка, когда в его присутствии она любовалась и наслаждалась исключительно собой. Ещё и сейчас что-то вольное в ней до непреклонности возражало: а что, нельзя?! Но это «что-то» уступало другому: она по-прежнему любима и этого он, её любимый, не стал скрывать от светловолосой.  «А значит, я сейчас подойду, поцелую его, только после этого поздороваюсь со светловолосой и уведу Кирилла, взяв под руку!» – в запальчивости рассуждала Ольга.
Осмотрев себя, чтобы не было ни складочки, ни помарочки в одежде, даже заглянув в зеркальце, она решительно направилась к выходу из кафе, вызывающе громко стуча каблуками. Её губы горели от признания, что за три месяца одиночества надоела самой себе, что поняла это и недели не прошло, о чём скажет своему любимому, открыто и демонстративно, как он того желает, любуясь и наслаждаясь им одним. Как вдруг, успев лишь подумать об этом, прикусила губы до боли – Кирилл и светловолосая вышли из кафе на каких-то полминуточки раньше и теперь уходили в сторону сквера в огнях и серебристом тумане.
Оля снова оказалась за их спинами, хотя готова была, без тени сомнений и без промедления, встретиться с ними лицом к лицу.
Кирилл по-прежнему нёс целлофановый пакет то ли с продуктами, то ли с иным чем-то, упакованным, а его правая рука была согнута в локте. Светловолосая шла рядом, но уже гораздо ближе к нему, чем час назад. Он повернулся к ней лицом и что-то сказал. Её плечики тут же дёрнул кверху заразительный смех и она взяла Кирилла под руку. 
 
Декабрь 2025 г.