Глава 37. О тексте, который голый

Есть ли у писателя некая миссия? Зачем человек вообще берется за перо? Причем тут ирония и почему задача писателя — это больше критика, чем агитация, сегодня будем говорить на такие темы.

И да, простите, но сегодня текстов у нас не будет, только чистые размышления.

Хорошо, с чего мы начнем? А начнём мы с того, что продолжим. Продолжим тему, поднятую чуть ранее — политическое письмо и что автор как бы умирает, когда становится проводником некоторой политической идеи. Так ли это?

Предположим, что мы решили полностью отказаться от политики и будем писать только о чем-то совсем далеком от политической жизни. Хорошо, что это будет? Ну, пусть это будет классическое путешествие хоббита к роковой горе.

Прямо-таки классическое, без всяких отсылок к географии, без всякого рода экспериментов над формой. Хорошо, написали. Использовали ремесленное письмо, переписывали тысячу раз и написали прямо-таки идеально, придраться не к чему.

Что мы получили? Мы получили роман, далекий от политики. Блеск. Кто будет читать этот роман, кто наш читатель? А вот тут начинается нечто интересное. Наш читатель — это человек, который бесконечно устал от окружающего мира и хочет погрузиться в некую сладкую иллюзию, где отсутствуют политические баталии.

Но подождите. Ведь этот читатель не один единственный. Подобные читатели же образуют некоторую группу людей. А значит, мы как бы пишем с политическими целями. Нечто подобное Барт называет буржуазным романом — романом для своих, чем-то, что скорее не литература, а образ жизни. Таким образом, уйдя от политики, мы снова к ней приходим.

Вечный круговорот, скажете вы? Вот и Барт говорит точно об этом. Литература мертва, поскольку всегда занимается как бы обслуживанием интересов какого-либо круга читателей. Даже стремление выйти из этого круга снова нас туда возвращает.

Даже сам Барт, обозначив проблему, нашел из этого только один выход. Надо, дескать, просто построить такое общество, где все равны, эдакая форма социализма, где у всех примерно одинаковые проблемы. Тогда литература, говоря об этих проблемах, как бы автоматически становится опять литературой.

Ага, значит, выход такой? Литературе надо встать на паузу и подождать, пока будет готово общество для нее? Хорошо, предположим, что так. Как нам построить такое общество? Исходим из позиции, что мы писатели, которым затыкают рот, потому что иначе мы не писатели.

Что нам делать-то? А вот тут начинаются совсем странные вещи. Мы должны сменить перо на тогу публичного оратора. Мы должны максимально поспособствовать наступлению такого общества всеобщего равенства. Понимаете смысл? Нам запрещают писать, потому что иначе мы занимаемся политикой. И принуждают заниматься политикой, чтобы опять получить разрешение писать.

Депрессивная какая-то картина мира, вы не находите? Так что же нам делать? Конечно же, писать. Но о чем, ведь нельзя же. Можно. Пишите о чем угодно. Мы писатели, потому что пишем, а не потому что так сказал какой-то француз.

Хорошо, но что же тогда с поэзией? Вы хотите по-настоящему заниматься поэзией в эпоху запрета на оную? Да вы смельчак. И только за это я дарю вам рецепт новой поэзии. Впрочем, он и так лежит на поверхности.

В каком смысле? Ну, полноте, помните, с чего мы начинали? Отстранение. Взглянуть на что-то как будто в первый раз. Но что у нас получится, если мы посмотрим на что-то и найдем все его несостыковки? Иные скажут, что у нас получится критика. Но критика какого рода?

Критика политического толка? Нельзя давать людям деньги, надо все отнять и поделить. Это уже политика, мы опять во власти проплаченного ритора, мы опять умираем как авторы. Но что если мы просто опишем, как людям дали деньги. Скажем, сборник историй о том, как кому-то дали миллион.

И один сразу все пропил, второй зарыл эти деньги, забыл куда зарыл и умер в нищете. Третий пустил деньги в оборот, сколотил состояние и живет себе счастливый. Но потом спускает все на наркотики и проституток. Ага, деньги зло, мы такой получили вывод? Или что деньги и власть просто обнажают наши страсти? Ага, мы получили разночтения.

А значит, мы создали нечто такое, что как деньги. Литература, которая тоже обнажает наши страсти, но уже через призму интерпретации. Поздравляю, мы только что с вами вышли за грань политики в область поэзии. Но как мы это сделали? Как тот мальчик, который воскликнул, что король голый.

Но что будет, если после фразы "А король-то голый!", мальчик продолжит фразой "поэтому нам надо". Мы снова вернемся в политику. Мальчик уже не описывает реальность через отстранение, он использует отстранение, чтобы что-то утвердить. Иными словами, доминанта — ведущий смысл, у мальчика не поэтическая, а апеллятивная — мальчик навязывает волю.

Суммируя вышесказанное. Да, современное время такое, что ряд литературы как бы максимально приблизился к ряду политических текстов. Однако инструменты, проверенные временем, вполне способны помочь нам выйти за эти пределы. Просто для этого нам необходимо быть честными. Хотя бы перед самим собой.