Вверх по Балтийскому морю

ПРЕДИСЛОВИЕ.

Вверх по Балтийскому морю, первый том второй серии «Молодая Америка за рубежом, как и его предшественники, представляет собой отчёт о том, что увидели и сделали молодые джентльмены из Академической эскадры во время своего второго путешествия в Европу, включая пребывание в водах Норвегии, Швеции и Дании. Согласно объявлению, сделанному в заключительном томе первой серии, автор провёл большую часть прошлого года в Европе. Его единственной целью при поездке за границу было собрать материал для нынешней серии книг, и, чтобы достичь этой цели, он посетил все страны, о которых рассказывает в этих томах, и, как он надеется, должным образом подготовился за проделанную им работу.
Предисловие.
При подготовке «Вверх по Балтийскому морю» писатель использовал, помимо собственных записных книжек, самые достоверные источники, которые смог найти в своей стране и в Европе, и он считает, что его географические, исторические и политические сведения верны и настолько полны, насколько это возможно для художественного произведения. Он постарался описать внешний вид страны, а также нравы и обычаи людей так, чтобы это было интересно юным читателям. С этой целью такие описания часто вплетаются в повествование или приводятся в комментариях мальчиков из отряда.

В основе сюжета — приключения экипажа второго катера, который предпринял «независимую экспедицию без побега». В книге рассказывается о карьере молодого англичанина, избалованного своей матерью, и норвежского беспризорника, которого эскадра подобрала в Северном море.

Автор с воодушевлением приступает ко второй серии книг. Его вдохновил выдающийся и неожиданный успех, которым сопровождалась публикация первой серии. Как бы ни было сложно превратить сухие географические и исторические факты в историю, писатель намерен упорно трудиться, чтобы сделать эти книги не только интересными, но и поучительными. Он уверен, что ни один читатель не сможет отличить хороших парней от плохих в этой истории и не будет сочувствовать первым.

Харрисон-сквер, Бостон,10 мая 1871 года.
***
Я. Бродяга в Северном море 11
II. У берегов Норвегии 27
III. Несчастный случай со вторым резчиком 43
IV. Норвегия в прошлом и настоящем 59
V. Мистер Клайд Блэклок и мама 76
VI. День в Кристиансанде 92
VII. Вверх по фьорду Христиании 110
VIII. Достопримечательности Христиании и другие вопросы 128
IX. Экскурсия без побега 146
X. Готтенбург и Финкель 164
XI. По дороге в Рьюканфос 181
XII. Боцман и британец 201
XIII. Собрание отсутствующих 218
XIV. Через пролив Саунд в Копенгаген 237
XV. Копенгаген и Тиволи 255
XVI. Экскурсия в Клампенборг и Эльсинор 274
XVII. В Стокгольм по каналу Гёта 292
XVIII. Вверх по Балтике 310
XIX. Круиз на маленьком пароходе 329
ХХ. Стокгольм и его окрестности 349
***
ГЛАВА I.

Бродяга в Северном море.

«Лодка по левому борту, сэр!» — крикнул дозорный с полубака «Молодой Америки».

«Правый борт!» — ответил Джадсон, вахтенный офицер, обнаружив лодку, которая дрейфовала в сторону корабля.

— Правый борт, сэр! — ответил штурман, стоявший у штурвала.

— Спокойно! — добавил офицер.

— Спокойно, сэр, — повторил квартирмейстер.

К этому времени толпа молодых офицеров и матросов забралась на бак-гальюн и на ванты, чтобы рассмотреть маленькую лодку, которая, словно беспризорник в океане, дрейфовала в сторону побережья Норвегии. В ней был только один человек, который оказался либо карликом, либо мальчиком, потому что был маленького роста. Он лежал на сиденье рядом с Он сидел на корме лодки, уперев ноги в планшир. Он либо спал, либо был мёртв, потому что, хотя корабль подошёл на расстояние оклика, он не пошевелился и не подал никаких признаков жизни. Дул лёгкий южный ветер, и море было совершенно спокойным.

— Что ты об этом думаешь, Райдер? — обратился палубный офицер ко второму помощнику капитана, который нёс вахту на носу судна.

«Это плоскодонная лодка, наполовину заполненная водой, в которой сидит мальчик», — ответил Райдер.

— Приветствуйте его, — добавил вахтенный офицер.

— Эй, на лодке! — крикнул Райдер во весь голос.

Человек в лодке, мальчик или мужчина, не ответил. Райдер повторил оклик, но безрезультатно. Офицеры и матросы затаили дыхание от интереса и волнения, ведь большинство из них уже пришли к выводу, что человек в лодке мёртв. Чувство, близкое к ужасу, охватило тех, кто был более робкого десятка, когда они взглянули на неподвижное тело в полуразрушенном судне. Они чувствовали, что находятся в присутствии смерти, а для молодых людей это всегда волнительно. К этому времени корабль был уже недалеко от Затопленный бато. Поскольку на выброшенном на берег в океане не было никаких признаков жизни, первый помощник капитана, отвечавший за судно, сомневался, что ему следует делать.

Хотя он знал, что первый долг моряка — помочь человеку, попавшему в беду, он не был уверен, что нужно прилагать такие же усилия ради того, кто уже умер. Капитан Камберленд, командовавший кораблём, находился в каюте, когда началось волнение, теперь появился на квартердеке и снял с офицера ответственность за принятое решение. Джадсон доложил о причине необычной сцены на палубе, и, когда капитан обнаружил маленькую шлюпку прямо по курсу, он незамедлительно приказал пришвартоваться.

«Взять на себя управление главными клюзами и вантами!» — крикнул первый лейтенант, и матросы бросились к своим местам. «Следите за галсами и шкотами».

— Всё готово, сэр, — доложил первый мичман, дежуривший на шкафуте.

«Отпустить шкот и фал! Поднять грот!» — продолжил Райдер.

Хорошо обученная команда быстро выполнила несколько приказов, и грот был поднят гораздо быстрее, чем можно описать этот манёвр.

«Поднять главные брасы!» — продолжил офицер на палубе.

— Готово, сэр, — доложил первый мичман.

«Отпусти и тяни».

Когда команда выполнила последний приказ, все реи на грот-мачте развернулись по ветру, пока лёгкий бриз не подхватил паруса и не прижал их к мачте. Это позволило уменьшить крен корабля.

«Поднять брасы!» — крикнул первый лейтенант, когда штаги на грот-мачте почти сравнялись.

Через несколько мгновений поступательное движение "Молодой Америки" было полностью остановлено, и она лежала неподвижно на поверхности моря. В эскадре было еще четыре судна , следовавших за флагманским кораблем, и каждое из них в свою очередь легло в дрейф или встало против ветра.

«Четвёртый катер, освободите их лодку!» — продолжил первый лейтенант, получив приказ от капитана. «Мистер Мессенджер возьмёт на себя управление лодкой».

Молодой офицер, на которого он указал, был первым мичманом, дежурившим в тот момент на квартердеке.

«Все четвёртые катера!» — прокричал помощник боцмана. Мессенджер пересёк палубу, чтобы выполнить порученное ему задание.

«Он жив!» — закричала дюжина бездельников на балюстраде, не сводивших глаз с беспризорника в маленькой лодке.

«Он не более мёртв, чем я!» — добавил юнга, взбираясь на главный такелаж, словно для того, чтобы продемонстрировать свою жизнеспособность.

Бездомный в шлюпке вызвал эту внезапную перемену в чувствах и принёс долгожданное облегчение команде «Молодой Америки», поднявшись с лежачего положения и встав в воде на дне своего хрупкого судёнышка. Он с изумлением смотрел на корабль и другие суда эскадры и, казалось, не понимал, где находится.

— «Эваст», четвёртый катер! — вмешался первый лейтенант. — «Стоп, всем!»

Если бы беспризорник был жив, вряд ли понадобилось бы спускать на воду шлюпку, чтобы отправить её ему на помощь. По крайней мере, до тех пор, пока не стало бы ясно, что ему нужна помощь.

— Эй, на лодке! — крикнул Райдер.

— На борту корабля, — ответил беспризорник совсем не похоронным тоном.

«Что ты здесь делаешь?» — спросил первый лейтенант.

«Ничего», — ответил беспризорник.

«Вы подниметесь на борт корабля?»

— Да, если вы мне позволите, — добавил незнакомец, поднимая сломанное весло, которое плавало в воде на дне его лодки.

— Да, поднимайтесь на борт, — ответил первый лейтенант по просьбе капитана Камберленда, который был заинтересован в этом приключении не меньше своих товарищей по команде.

Бродяга, используя сломанное весло как лопату, медленно подводил своё затопленное судно к кораблю. Для него спустили трап, и через несколько мгновений он довольно тяжело, как будто хромая или очень уставшая, поднялся по трапу и ступил на палубу корабля.

«Снова поднять паруса!» — сказал капитан первому лейтенанту, когда вокруг незнакомца начала собираться любопытная толпа. Райдер отдал необходимые приказы, чтобы укрепить грот-мачту и снова поднять грот. Вскоре корабль уже двигался по направлению к мысу Нордкап в Норвегии, как будто ничего не произошло и его путешествие не прерывалось.

«Что вы делаете здесь, в открытой лодке, вдали от берега?» — спросил капитан Камберленд. В это время вахтенные на палубе закрепляли реи.

Бродяга посмотрел на командира «Молодой Америки» и внимательно изучил его с головы до ног. Элегантная форма капитана, казалось, произвела на него сильное впечатление, и он, очевидно, счёл его весьма значимой персоной. Он не ответил на заданный ему вопрос, словно сомневаясь, безопасно ли это. Ему следовало поступить именно так. Капитан Камберленд был чрезвычайно привлекательным молодым джентльменом, высоким и хорошо сложенным, с изящными и благородными манерами. Если бы ему было пятьдесят лет, незнакомец, стоявший перед ним, не смог бы сильнее проникнуться благоговением и восхищением перед его поведением. Что касается его внешнего вида, то бродяга, казалось, выбрался из мусорного мешка и пробыл там достаточно долго, чтобы испачкать свои лохмотья в масле, дёгте, смоле и грязи. Хотя его лицо и руки, как и другие части тела, были очень грязными, глаза его блестели, и Даже несмотря на то, что он был весь в грязи и лохмотьях, он был довольно привлекателен.

— Как тебя зовут? — спросил капитан Камберленд, поняв, что на его первый вопрос вряд ли ответят.

— Оле Амундсен, — ответил незнакомец, произнося своё имя в два слога.

— Тогда вы не англичанин.

— Нет, сэр. Это вы?

— Нет, мы все на этом корабле американцы.

— Американцы! — воскликнул Оле, открывая глаза. Сквозь грязь на его лице просияла улыбка. — Вы теперь едете в Америку?

— Нет, сейчас мы идём вверх по Балтийскому морю, — ответил капитан Камберленд, — но мы вернёмся в Америку через год или два.

«Возьми меня с собой в Америку, пожалуйста», — продолжал Оле с искренним чувством. «Я моряк и буду работать на тебя всё время».

«Я ничего об этом не знаю. Вам нужно поговорить с директором».

— Кто он такой?

— Мистер Лоуингтон. Он сейчас в каюте. А ты где должен быть, Оле?

«Я нигде не свой», — ответил беспризорник, с сомнением оглядываясь по сторонам.

— Где ты родился?

— В Норвегии, сэр.

— Тогда вы норвежец.

— Думаю, что да.

— В какой части Норвегии вы родились?

— В Братсберг.

«Вот откуда берутся все хулиганы», — предположил Шеридан.

— Во всяком случае, этот пришёл оттуда, — добавил Мэйли. — Но где находится Братсберг и что это такое?

«Это амт, или провинция, в юго-восточной части Норвегии».

«Я родом из города Лаурдал», — сказал Оле.

— Местные жители говорят по-английски так же хорошо, как вы? — спросил капитан.

— Нет, сэр. Раньше я был скальдскарлом, и...

— Что? — переспросила толпа.

«Скидскарл — мальчик, который ездит в карете, чтобы забирать лошадей. Я немного выучил английский у англичан, с которыми ездил верхом; а потом я почти год прожил в Англии».

— Но как вы оказались здесь, один, в открытой лодке? — спросил капитан, возвращаясь к своему первому вопросу.

Оле сунул один из своих грязных пальцев в рот и выглядел при этом глупо и необщительно. Он взглянул на окружавших его молодых офицеров, а затем перегнулся через перила и посмотрел на море.

— Вы потерпели крушение? — спросил капитан.

— Нет, сэр, не потерпел крушение, — ответил Оле. — Я ни разу в жизни не терпел крушение.

«Что вы делаете здесь, вдали от суши, в лодке, наполовину заполненной водой?» — настаивал капитан.

“Ничего не делаю”.

«Тебя унесло ветром с берега?»

— Нет, сэр, южный ветер никого не унесёт с южного побережья Норвегии, — ответил Оле с улыбкой, которая говорила о том, что он способен воспринимать абсурдные вещи.

— Ты не дурак.

— Нет, сэр, не в этом дело, и я не думаю, что в этом дело у вас, — добавил Оле, снова окинув капитана Камберленда взглядом с головы до ног.

Молодые матросы засмеялись в ответ на реплику беспризорника, а капитан был не на шутку задет этим замечанием. Он довольно резко потребовал от Оле дальнейших сведений о его прошлом, но юноша промолчал. Пока толпа с нетерпением ждала, что незнакомец расскажет о себе подробнее, у штурвала прозвучали восемь ударов в колокол, и смотровой на носу корабля повторил их в большой колокол. С каждого судна флота почти одновременно зазвонили колокола. За этим последовал свист боцмана, который был сигналом к смене вахту. Поскольку офицеры корабля были заняты своими обязанностями, Оле Амундсен остался наедине с капитаном. Подросток по-прежнему упрямо отказывался объяснять, как он оказался один в в полузатопленной лодке, спящий, вдали от суши, хотя он быстро ответил на все остальные вопросы, которые ему задали.

Мистер Лоуингтон, директор Академии Эскадры, находился в главной каюте, хотя его полностью проинформировали о событиях, произошедших на палубе. Молодой командир отчаянно пытался добиться от беспризорника объяснений и в конце концов решил обратиться к директору.

— Как давно вы в этой лодке? — спросил капитан Камберленд, направляясь к трапу. — С самого начала, — ответил я.

— Восемнадцать часов, — ответил Оле после некоторого колебания, которое, возможно, было вызвано тем, что он подсчитывал часы.

— Ты ел что-нибудь?

“Нет, сэр”.

“Ничего?”

“Ничегошеньки”.

— Значит, ты голоден?

«Вчера вечером я немного поужинал — не то чтобы много», — продолжил Оле, явно считая швы на палубе. Ему было стыдно признаваться в своей человеческой слабости.

— Вам сейчас же дадут что-нибудь поесть.

— Спасибо, сэр.

Поэтому капитан Камберленд проводил незнакомца в трюм, а не в главную каюту, и велел одному из стюардов принести ему ужин. Мужчина положил на один из столов для кают-компании половину холодной вареной ветчины, а также много хлеба и масла. Отрезав большой кусок ветчины, он положил его на тарелку и поставил Он положил его на тарелку перед Оле, у которого глаза широко раскрылись от удивления и заблестели от удовольствия. Не обращая особого внимания на проявления цивилизованности, мальчик начал поглощать еду с жадностью человека, который не ел уже сутки. Капитан Камберленд улыбнулся, но с подобающим достоинством, глядя на жадность гостя, перед которым весь кусок ветчины и половина буханки хлеба исчезли почти в мгновение ока. Появился стюард с кофейником. Он как раз успел отрезать ещё один кусок ветчины, на который беспризорник набросился с той же жадностью, что и в прошлый раз. Когда Когда она была съедена, молодой норвежец с тоской взглянул на лежащую перед ним ногу, как будто его способность есть холодную ветчину ещё не иссякла. Капитан начал подумывать, не стоит ли ему посоветоваться с корабельным врачом, прежде чем разрешать беспризорнику есть дальше. Но стюард, как гостеприимный хозяин, похоже, счёл количество съеденного комплиментом в адрес качества блюд и помог ему съесть третий кусок ветчины. Он проглотил пинту кофе, не переводя дыхания.

Когда третий кусок ветчины начал таять на глазах у прожорливого норвежца, капитан Камберленд по-настоящему забеспокоился и решил немедленно доложить об этом директору и хирургу, чтобы получить указания. Он постучал в дверь главной каюты, и его впустили. Доктор Уинсток заверил его, что гостю ничего не угрожает: он не так долго был без еды, чтобы это могло ему навредить. От такого количества съеденного ему могло стать не по себе и даже слегка затошнить, но это не причинило бы гурману никакого реального вреда. Капитан вернулся в трюм, Оле откусил четвёртый кусок ветчины, но задумчиво посмотрел на него и, казалось, пожалел, что больше не может есть.

— Это хорошо, — сказал он с нажимом. — Это лучший ужин, который я когда-либо ел. Мне нравится этот корабль; мне нравится еда; и я собираюсь отправиться на нём в Америку.

«Мы поговорим об этом в другой раз; но если вы не расскажете нам, как оказались здесь, боюсь, мы ничем не сможем вам помочь», — ответил капитан. «Если вам уже лучше, мы пойдём к директору».

— Кто он такой? — спросил Оле.

— Мистер Лоуингтон. Вы должны рассказать ему, как вы оказались в этой дырявой лодке.

— Может быть, и пойду. Не знаю, — с сомнением добавил Оле, следуя за командиром в главную каюту.

Капитан Камберленд объяснил директору школы обстоятельства, при которых Оле оказался на борту. Он также сказал, что Оле отказался сообщить что-либо о странной ситуации, в которой его обнаружили.

— Капитан здесь? — спросил вахтенный мичман у двери в кубрик.

— Да, — ответил капитан Камберленд.

«Мистер Линкольн послал меня сообщить о маяке на подветренном борту, сэр».

— Очень хорошо. Где мистер Беквит?

— В каюте, сэр.

Капитан вышел из главной каюты и направился в кормовую. Там он обнаружил Беквита, первого помощника, в сопровождении второго и третьего помощников, которые изучали большую карту Северного моря.

«Огни на подветренном борту, сэр», — сказал первый помощник капитана.

— Ты справишься?

— Да, мы в точности на месте, — добавил капитан, обрадовавшись тому, что его расчёты оказались абсолютно верными. — Это маяк Эгеро, и мы примерно в пятидесяти милях от мыса Нордкап в Норвегии. Мы идём со скоростью около четырёх узлов, и если ветер не стихнет, то к часу дня мы увидим маяк Гуннарсхоуг.

Капитан Камберленд вышел на палубу, чтобы посмотреть на маяк, о котором ему сообщили. Хотя было уже половина девятого, солнце только что село, и маяк, находившийся в восемнадцати милях от корабля, был хорошо виден. Это вызвало большой восторг и воодушевление среди молодых офицеров и матросов, которые достаточно много читали о Норвегии, чтобы захотеть её увидеть. В течение нескольких недель молодые джентльмены на борту корабля говорили о Норвегии и читали все книги в библиотеке, посвящённые этой стране и её народу. Они с интересом читали отчёты различных путешественников, побывавших в Он читал об этом, в том числе у Росса Брауна в Harper’s Monthly, и у Баярда Тейлора, а также изучал Harper, Murray, Bradshaw и другие путеводители по этой теме. Самые любознательные студенты читали историю Норвегии и были хорошо подготовлены к тому, чтобы оценить кратковременную поездку в этот интересный регион.

Они только что вернулись из Соединённых Штатов, отплыв во второй половине марта. Эскадра прошла благополучно, и студенты надеялись быть в Кристиансанде к первому мая; и теперь ничто, кроме полного штиля в течение сорока восьми часов, не могло разрушить их надежды. Пять лет назад «Младенец» «Америка» и её супруга «Жозефина» совершили круиз по водам Европы и вернулись в Америку осенью. Капитан намеревался в следующем году совершить ещё одно путешествие, подняться по Балтийскому морю и перезимовать в Средиземном, но война 1866 года заставила его изменить планы. Различные обстоятельства отложили круиз до 1870 года, когда он наконец начался.

«Юная Америка» была первым и более года единственным судном, принадлежавшим Академии. На второй год к ней присоединилась шхуна «Жозефина», а теперь в свой первый рейс отправилась «Тритония», судно такого же размера и с таким же парусным вооружением. Три судна эскадры управлялись и укомплектовывались студентами Академии. Как и в первом плавании, должности были наградой за заслуги, которой удостаивались верные и энергичные ученики. Наибольшее количество заслуг давало право на самую высокую должность, и так далее по нескольким ступеням иерархии в хижине. Мелкие должности в третьем классе. Распорядок дня и дисциплина в эскадрилье были в основном такими же, как описано в первой серии этих томов, хотя и были внесены некоторые изменения, продиктованные дальнейшим опытом. Вместо того чтобы распределяться по кварталам, как раньше, должности распределялись каждый месяц. Капитаны не уходили в отставку после одного семестра, как раньше, а были вынуждены принимать любое звание и должность, которые они заслужили, как и другие студенты.

Переход с одного судна на другое был возможен только в конце учебного года или с разрешения директора. На корабле было шесть инструкторов, однако трое из них читали лекции для всех студентов. в эскадре, и на каждом из небольших судов было по два учителя. Мистер Лоуингтон по-прежнему был директором. Он был основателем учебного заведения, и его высокие моральные и религиозные принципы, его любовь к справедливости, а также его мастерство, твёрдость и благоразумие обеспечили успех, несмотря на многочисленные препятствия, с которыми он постоянно сталкивался. Поскольку значительную часть студентов в эскадре составляли избалованные сыновья богачей, которые пренебрегали правилами колледжей и академий на берегу, требовалось удивительное сочетание качеств, чтобы подготовить джентльмена к трудностям и трудное положение он занимал.

Мистер Флюксион был первым заместителем директора, отвечавшим за «Жозефину». Он был настоящим моряком, хорошим диспетчером и отличным учителем, но ему не хватало некоторых высоких качеств, которыми обладал директор. Если кто и мог стать преемником мистера Лоуингтона на его ответственном посту, то это был мистер Флюксион; но было сомнительно, что под его единоличным руководством учебное заведение сможет добиться полного успеха. Его любовь к дисциплине и энергичный подход к работе с правонарушителями, вероятно, привели бы к увеличению числа «ссор», мятежей и побегов.

Вторым заместителем директора, отвечавшим за «Тритонию», был мистер Томпион, который, как и два его начальника, раньше служил на флоте. Хотя он был хорошим моряком и умел поддерживать дисциплину, ему не хватало того, что больше всего нужно учителю, — искренней симпатии к молодым людям.

Директор и два его заместителя были преподавателями математики и навигации на своих соответствующих судах. Мистер Лоуингтон взял на себя эту задачу, потому что чувствовал необходимость больше общаться с учениками, чем того требовала его должность директора. Это способствовало установлению дружеских отношений между руководителем и подопечными, вызывая у них большую симпатию.

Преподобный мистер Аньо по-прежнему служил капелланом. В порту и в море, когда позволяла погода, каждое воскресенье в трюме проводились две службы, на которых, когда корабль стоял на якоре, присутствовала команда всех судов. Молитвы читались утром и вечером на корабле капелланом, на шхунах — заместителем директора или одним из инструкторов.

Доктор Уинсток был преподавателем натурфилософии и химии, а также хирургом и санитарным врачом. Он был хорошим и честным человеком и пользовался популярностью среди студентов. На каждом судне были взрослый боцман и плотник, а на корабле — парусный мастер, которые выполняли работу, недоступную студентам, и обучали их тонкостям практического мореходства.

По прошествии пяти лет едва ли остался хоть один студент из тех, кто плавал на корабле или его спутнике во время первого путешествия. Но помимо трёх судов, которые собственно и составляли эскадру, там были две яхты, каждая водоизмещением в сто двадцать тонн. Это были шхуны с косым парусным вооружением, красивой модели и совершенно новые. На попутном ветру шла яхта «Грейс» под командованием капитана Пола Кендалл, чья дама и двое её друзей находились в каюте. Рядом с ней плыла «Феодора», капитан Роберт Шаффлз, жена которого тоже была с ним. На каждой из этих яхт были первый и второй офицеры, а также команда из двадцати человек с необходимым количеством поваров и стюардов. Они входили в состав флота, но не в состав эскадры Академии.


ГЛАВА II.

Вдали от Норвегии.

Мистер Лоуингтон очень внимательно осмотрел Оле Амундсена, чтобы решить, что с ним делать. Он рассказал, где родился, как выучил английский и где провёл большую часть своей жизни, — так же, как он рассказывал об этом капитану Камберленду.

«Но как ты оказался здесь, в открытой лодке?» — спросил директор.

Оле осмотрел ковёр на полу в хижине и ничего не ответил.

— Вы не хотите мне ответить? — добавил мистер Лоуингтон.

Подросток по-прежнему молчал.

— Вы бывали в море?

— Да, сэр. Я полгода плавал на пароходе и больше двух лет — на парусных судах, — охотно ответил Оле.

— На каком пароходе вы плыли?

«Некоторое время я провёл на пароходе «Драммен». Я трижды ездил в Копенгаген и Готтенбург, один раз в Любек, один раз в Штеттин и один раз в Стокгольм».

«Вы катались на пароходе в этом сезоне?»

“Нет, сэр”.

«Значит, вы были на парусном судне».

Оле не сказал бы, что он был на каком-то судне в этом сезоне.

— Где ты сейчас живёшь? — спросил директор, снова нарушив молчание.

— У меня их нет.

«У вас есть отец и мать?»

— Оба мертвы, сэр.

— У тебя есть друзья?

— Друзья? Не думаю, что у меня есть друзья.

— Кто-нибудь заботится о тебе?

— Заботится обо мне? Нет, сэр, я совершенно уверен, что обо мне никто не заботится. Я сам о себе забочусь, и, скажу я вам, иногда это тяжёлая работа.

— Ты когда-нибудь ходил на рыбалку?

— Да, сэр, иногда.

«Ты давно здесь?»

Оле снова замолчал.

«Я хочу быть твоим другом, Оле».

— Спасибо, сэр, — добавил Оле, низко поклонившись.

«Но чтобы знать, что для вас сделать, я должен что-то знать о ваших обстоятельствах».

— У меня нет никаких обстоятельств, сэр. Я потерял их все, — ответил Оле серьёзно и печально, как будто пережил очень серьёзную утрату.

Доктор Уинсток не смог сдержать смех, но было невозможно понять, не знал ли мальчик значения этого слова или пытался пошутить.

— Как же ты умудрился потерять всё, что у тебя было, Оле? — спросил мистер Лоуингтон.

«Когда моя мать умерла, капитан Олаф забрал их».

— Действительно, а кто такой капитан Олаф?

Оле посмотрел на директора, а затем снова опустил взгляд в пол кабины, явно не считая разумным отвечать на этот вопрос.

— Он твой брат?

“Нет, сэр”.

“Твой дядя?”

“Нет, сэр”.

Оле не удалось уговорить рассказать что-нибудь ещё о капитане Олафе, и он, несомненно, сожалел о том, что вообще упомянул его имя. Беспризорник явно путал «обстоятельства» и собственность. Мистер Лоуингтон несколько раз возвращался к главному вопросу, но юноша даже не намекал на то, как он оказался беспризорником в Северном море, в открытой лодке, наполовину заполненной водой. Он сказал капитану, что не потерпел кораблекрушение и что его не унесло в море. Он не хотел отвечать ни на один прямой вопрос, касающийся этой темы.

— Что ж, Оле, раз ты не хочешь рассказать мне, как ты оказался в том положении, в котором мы тебя нашли, я не вижу, чем могу тебе помочь, — продолжил мистер Лоуингтон. — Корабль направляется в Кристиансанд, и когда мы прибудем туда, нам придётся оставить тебя там.

«Не оставляйте меня в Кристиансанде, сэр. Я не хочу там оставаться».

“Почему бы и нет?”

Оле снова замолчал. И директор, и хирург жалели его, потому что он казался сиротой без друзей. У него точно не было друзей, к которым он хотел бы пойти, и он стремился только к тому, чтобы остаться на корабле и отправиться на нём в Америку.

«Теперь ты можешь спуститься в трюм, Оле», — сказал директор, отчаявшись найти разгадку этой тайны.

— Спасибо, сэр, — ответил Оле, низко поклонившись и пятясь к выходу из каюты, как придворный, удаляющийся от своего государя.

— Что вы о нём думаете, доктор? — добавил мистер Лоуингтон, когда за беспризорником закрылась дверь.

«Я не придаю ему значения, — ответил доктор Уинсток. — Этот юный негодник явно не хочет, чтобы мы придавали ему значение. Он молодой норвежец, лет пятнадцати, без отца и матери; думаю, мы можем верить тому, что он сказал. Если бы он не заботился о правде, ему было бы так же легко солгать, как и промолчать, и это было бы более правдоподобно».

“Я склонен полагать, что он находится в бегах, с берега или с какой-то сосуд”, - сказал основные. “С ним, конечно, не могли хорошо обращаться" поскольку его грязные лохмотья едва прикрывают его тело; и он говорит, что ужин, который он съел сегодня вечером, был лучшим, что он когда-либо ел в своей жизни. Это был только кофе, холодные ветчина, и хлеб, и масло, поэтому он не может быть высокая печени. Он, кажется, честно говоря, и мне жаль его”.

«Но он слишком грязен, чтобы оставаться на борту хотя бы час. Я немедленно займусь его санитарным состоянием, — рассмеялся доктор. — Если за ним не присмотреть, он заразит мальчиков проказой».

«Пусть казначей выдаст вам для него комплект одежды, потому что мы не можем сделать для него меньше».

Доктор вышел из каюты, и один из стюардов отвел Оле в ванную и заставил его намыливаться и скрести себя щетиной, пока он не превратился в новое существо. Сначала он был склонен бунтовать, потому что у него было врожденное предубеждение против мыла и воды в совокупности, но вид новой одежды пересилил его конституционные сомнения. Стюард был верен своему долгу и Оле оставил в ванне столько грязи, что в ней можно было бы посадить полдюжины картофельных грядок. Он выглядел как новенький, ещё до того, как надел новую одежду. Его свет Его волосы, подстриженные прямо надо лбом, были на три тона светлее, когда их вымыли и избавили от грязи, жира и смолы, в которых они были запутаны.

Управляющий был заинтересован в своей работе, потому что любому порядочному человеку доставляет удовольствие превращать такого мерзкого прокаженного в чистого и здорового человека. Оле надел плотную фланелевую рубашку и синее платье , которые ему подали, и улыбнулся от удовольствия , наблюдая за произведенным эффектом. На него надели пару синих брюк моряка, а также носки и ботинки. Затем он пустился в пляс от восторга и, очевидно, посчитал себя законченным денди, ведь никогда раньше он не носил такого хорошего костюма. Это была обычная форма экипажа корабля.

— Подожди минутку, парень, — сказал Маггс, стюард, доставая парикмахерские ножницы. — Твой парикмахер не уделил должного внимания твоей голове. В последний раз, когда он стриг тебя, он сделал это кое-как.

«Я сам его нарезал», — ответил Оле.

— Полагаю, так и было, причём косой для стрижки кустов.

«Я отрубил совсем немного, чтобы не мешало. Капитан Олаф всегда так делал».

— Кто такой Капитан Олаф? — спросил Маггс.

Оле молчал, но позволил стюарду убрать с его головы длинные, спутанное седые волосы. Машинист когда-то был парикмахером и получал дополнительную плату за свои услуги на борту корабля. Он выполнял свою работу с артистизмом, разделяя и расчёсывая волосы беспризорника, как будто готовил его к модному балу. Он завязал матросский узел на чёрном платке под воротником мальчика, а затем надел ему на голову синюю фуражку, слегка сдвинув её набок, чтобы он выглядел таким же щеголеватым, как морской офицер.

«А теперь надень этот пиджак, дружище, и всё будет в порядке», — продолжил стюард, с гордостью и удовольствием глядя на дело своих рук.

— Ещё одежды! — воскликнул Оле. — Я сгорю. Я и так потею в том, что на мне надето.

«Здесь жарко; тебе будет достаточно прохладно, когда ты выйдешь на палубу. Вот тебе дождевик, помимо того, что у тебя уже есть».

«Но это на зиму. Я никогда в жизни не носил столько одежды».

«Тебе не нужно надевать бушлат, если ты этого не хочешь. Теперь ты выглядишь как порядочный человек и можешь выйти на палубу и показать себя».

— Спасибо, сэр.

— Но ты должен мыться каждое утро.

— Делай это каждый день! — воскликнул Оле, удивлённо раскрыв глаза.

— Ну да, язычник, — рассмеялся Маггс. Человек не достоин жизни, если не следит за чистотой. Да ты мог бы посадить картошку где угодно на своей шкуре, прежде чем залезть в эту ванну.

«Меня не мыли с прошлого лета», — добавил Оле.

— За это тебя нужно повесить.

«Вы тратите половину своего времени на то, чтобы помыться, не так ли?»

«Мы уделяем этому достаточно времени, чтобы поддерживать чистоту. Неудивительно, что у вас, норвежцев, проказа и плоть гниёт на костях!»

«Но я каждое лето купаюсь», — умолял Оле.

— И больше никогда не мойтесь?

«Я всегда моюсь раз в год, а иногда и чаще, когда есть такая возможность».

«Разве ты не моешь лицо и руки каждое утро?»

«Каждое утро? Нет! Я не делал этого с прошлого лета».

«Тогда ты не годишься для жизни. Если ты останешься на этом корабле, то должен будешь мыться каждый день, а если будешь делать грязную работу, то и чаще».

«А я смогу остаться на корабле, если сделаю это?» — серьёзно спросил Оле.

— Я ничего об этом не знаю.

«Я буду мыться всё время, если они позволят мне остаться на корабле», — умолял беспризорник.

«Ты должен поговорить об этом с директором. Я тут ни при чём. А теперь иди на палубу. Держи голову прямо и иди как мужчина».

Оле вышел из ванной и поднялся по трапу на носовую палубу. Вторая часть правого дежурного караула несла вахту, но почти все члены экипажа находились на палубе, наблюдая за далёким светом, который уверял их, что они находятся на побережье Норвегии. Бродяга ступил на палубу легко, как горный сильф. Влияние новой одежды охватило его целиком, и он стал вести себя немного «высокомерно».

«Как дела, Норвегия?» — крикнул Сэнфорд, один из членов экипажа.

«Как дела, Америка?» — ответил Оле, подражая сленгу собеседника.

«Что ты сделал со своей грязью?» — добавил Родман.

— Вот кое-что из этого, — ответил Маггс, стюард, поднимаясь по трапу с тряпьём Оле в ведёрке для мусора. Он выбросил тряпьё за борт.

«Если ты выбросишь всю его грязь за борт, мы точно сядем на мель», — добавил Стоквелл, когда Оле подошёл к группе студентов.

«Неудивительно, что ты чувствуешь себя легче после того, как избавился от такого груза грязи», — сказал Сэнфорд.

«О, со мной всё в порядке», — добродушно рассмеялся Оле. Похоже, он не считал грязь чем-то постыдным или бесчестным.

«Как ты оказался в этой дырявой лодке, Норвегия?» — спросил Родман. Вся компания собралась вокруг беспризорника, желая услышать историю его приключений.

«Я погрузился в это».

— Неужели? — добавил Уайльд.

“Да, сэр”.

«Я говорю: Норвегия, ты молодец», — ответил Родман.

«Умный? Где?»

“Повсюду”.

— Я этого не чувствую.

— Но, Норвегия, как ты оказалась в этой старой посудине вдали от суши? — настаивал Родман, возвращаясь к прежней теме.

«Я взялся за это так же, как взялся бы любой из вас, американцев», — рассмеялся Оле, который не счёл нужным прибегать к тактике, которую он использовал с директором и капитаном. «Ты бы тоже справился, если бы старался так же усердно, как я».

— Значит, после того как ты попал внутрь, как лодка оказалась здесь, так далеко от берега?

«Ветер, прилив и сломанное весло принесли его сюда».

— Действительно! Но не хочешь ли ты рассказать нам свою историю, Оле?

— История? О, да. Жил-был король Норвегии по имени Олаф, и половина мужчин в его стране носила его имя, потому что...

— Не обращай внимания на эту историю, Оле. Мы хотим услышать историю о тебе.

«О себе? Ну, в прошлом году дела у меня шли не очень хорошо; урожай картофеля на моей ферме был довольно скудным, а мои суда выловили мало рыбы; поэтому я решил отправиться в путешествие по Средиземному морю, чтобы перезимовать».

— Куда ты поехал, в Норвегию? — спросил Уайльд.

«На моей лодке. Мы не совершаем пеших путешествий здесь, в Норвегии».

“ На какой лодке?

«Вы не даёте мне рассказать мою историю, так что мне лучше закончить её прямо сейчас. Я добрался до Северного моря, и почти доплыл до пролива, когда на меня обрушился шторм. Он так сильно накренил мою лодку, что она начала сильно протекать. Я был измотан усталостью и однажды днём заснул. Мне приснилось, что король Швеции и Норвегии приплыл на большом военном корабле, чтобы поприветствовать меня по возвращении домой. Он сам окликнул меня: «Лодка, эй!» — и я проснулся. А потом я увидел этот корабль. Остальное вы знаете.

— Вы хотите сказать, что поднялись по Средиземному морю на этом старом судне?

«Я рассказал свою историю, и если вы мне не верите, можете заглянуть в альманах и проверить, правда это или нет, — рассмеялся Оле. — Но я должен пойти и представиться капитану и большому джентльмену».

«Он умный, не так ли?» — сказал Сэнфорд, когда молодой норвежец отправился на корму, чтобы представиться офицерам на квартердеке.

— Да, но почему он не рассказывает, как оказался здесь, в этой дырявой ванне? — добавил Родман.

«Я не знаю; он не сказал ни капитану, ни директору».

— Я этого не понимаю.

«Никто этого не понимает. Возможно, он сделал что-то не так и боится, что его разоблачат».

“Весьма вероятно”.

— Он как раз то, что нам нужно, — сказал Стоквелл тихим голосом, оглядевшись по сторонам, чтобы убедиться, что поблизости нет никого, кто мог бы их подслушать. — Он говорит на местном жаргоне. Мы должны его купить.

— Отлично! — воскликнул Бойден. — Нам не следовало его отпускать, пока мы не починили его кремень.

«Я раньше об этом не думал, но времени ещё достаточно. Если мы сможем узнать его историю, то без труда справимся с ним».

«Но он не хочет рассказывать свою историю. Он даже не стал бы рассказывать её директору».

— Неважно, мы должны заполучить его, так или иначе. Сэнфорд справится с ним.

— Я не очень-то верю в эту историю, — сказал Бёрчмор, сомнительно качая головой. — Мы слышали о тех парнях, которые пытались сбежать с корабля и с «Жозефины». Их всегда ловили, и им всегда приходилось несладко.

«Мы не собираемся убегать и не собираемся навлекать на себя наказание», — довольно раздражённо вмешался Сэнфорд. «Мы можем хорошо провести время на берегу, не убегая и не делая ничего подобного».

— Какой в этом смысл? — ответил Бёрчмор.

«Директор не собирается показывать нам ничего из Норвегии. Мы собираемся зайти в Кристиансанд, а затем отправиться в Христианию. Мы хотим увидеть внутренние районы Норвегии, потому что в озёрах и реках там отличная рыбалка — лосось размером с кита».

«Я люблю рыбалку не меньше других, но не хочу попасть в передрягу и остаться на борту, когда вся компания сойдёт на берег. Это того не стоит».

«Но я ещё раз повторяю: мы не собираемся убегать».

«Я не понимаю, как ты можешь справиться с этим, не сбежав. Ты отправляешься в глубь Норвегии на свой страх и риск, без согласия или ведома директора. Если ты не называешь это побегом, то я не знаю, как это можно назвать».

«Как бы мы это ни называли, пока директор не называет это побегом, — возразил Сэнфорд.

— Как вам это удаётся? — поинтересовался Бёрчмор.

— Я пока не знаю, а если бы и знал, то не сказал бы человеку, у которого столько сомнений.

«Я не буду ничего предпринимать, пока не разберусь».

«Мы вас об этом не просим. Как только мы бросим якорь и осмотрим местность, мы сможем сказать, что именно и как нужно сделать. У нас достаточно денег, и мы можем отлично провести время, если вы так считаете. Предоставьте всё мне, и я всё устрою как надо», — продолжил уверенный в себе Сэнфорд, который, судя по всему, был лидером этой небольшой команды.

На борту всех кораблей эскадры были известны истории о различных беглецах, которые в разное время пытались ускользнуть от суровой дисциплины и ограничений Академии. История о захвате «Жозефины» и её плавании в Ла-Манше повторялась каждому новому студенту, поступавшему на флот, пока эта история не стала такой же знакомой нынешним студентам, как и тем, кто учился пять лет назад. Сейчас на борту было столько же необузданных и безрассудных парней, сколько и в первые дни существования заведения. И они так же сильно раздражались из-за необходимые ограничения для поддержания порядка, как и у их предшественников. Возможно, было естественно, что, посещая чужую страну, они хотели увидеть все её чудеса и даже взглянуть на некоторые вещи, которые директор школы не разрешал им видеть.

Всякий раз, когда рассказывали какую-нибудь из многочисленных историй о беглецах, Сэнфорд, Родман, Стоквелл и другие подобные им люди всегда были готовы указать на недостатки в плане операторов. Они могли точно сказать, в чём Уилтон, Пелхэм и Литтл, как они это называли, проявили слабость и что именно им нужно было сделать, чтобы предприятие увенчалось успехом. Тем не менее в настоящее время бегство в принципе не было популярной идеей в эскадрилье. но Сэнфорд считал, что он и его спутники могут насладиться всеми преимуществами самостоятельной экскурсии без каких-либо рисков и последствий. Пусть он продемонстрирует своё предложение.

Оле Амундсен прошёл на корму, где его радушно поприветствовали офицеры на квартердеке. Они не стеснялись в выражениях, комментируя его улучшившийся внешний вид, хотя и делали это в более изысканных выражениях, чем их товарищи на баке. Некоторые из них пытались выведать у него, как он оказался в дырявой лодке, но без особого успеха, как и другие. Он проявил чрезмерное почтение к золотым галунам на мундирах офицеров и отнёсся к ним с величайшим уважением.

— Что ж, Оле, ты выглядишь лучше, чем в нашу последнюю встречу, — сказал мистер Лоуингтон.

— Да, сэр, и мне уже лучше, — ответил Оле, низко поклонившись «большому джентльмену».

— И вы действительно очень хорошо говорите по-английски.

— Спасибо, сэр.

— Вы тоже говорите по-норвежски?

— Да, сэр, надеюсь, что так.

— Месье Бадуа, не могли бы вы задать ему вопрос или два на норвежском? — добавил директор, поворачиваясь к профессору современных языков, который гордился тем, что может говорить на четырнадцати разных языках. — Я начинаю сомневаться, что он норвежец.

— Так и будет, сэр, — ответил месье, который всегда был рад возможности продемонстрировать свои лингвистические способности. «Hvor staae det til?» (Как поживаете?)

«Jeg takker, meget vel.» (Очень хорошо, спасибо), — ответил Оле.

«Ты меня понимаешь?» (Ты меня понимаешь?)

«Ja, jeg forstaaer Dem meget vel.» (Да, я вас прекрасно понимаю.)

— Этого будет достаточно, — вмешался мистер Лоуингтон.

«Он очень хорошо говорит по-норвежски», — добавил профессор.

— Как и вы, сэр, — сказал Оле, низко поклонившись месье Бадуа.

«Meget vel», — рассмеялся профессор.

— Я доволен, Оле. Теперь ты готов рассказать мне, как ты оказался в той лодке так далеко от суши?

Бродяга пересчитал швы на квартердеке, но ничто не могло заставить его ответить на вопрос.

«Я подарил тебе костюм и хочу быть тебе полезным».

— Благодарю вас, сэр. Это был хороший ужин, лучший из тех, что я когда-либо ел, хотя я часто рыбачил с английскими джентльменами, даже с лордами и сирами.

— Если ты скажешь мне, кто твои друзья...

— У меня нет друзей, сэр.

— Вы жили на берегу или плавали по морю с кем-то, я полагаю.

Оле опустил глаза и не стал возражать.

«А теперь, если вы расскажете мне, с кем вы жили, я, возможно, смогу что-то для вас сделать».

Но беспризорник по-прежнему молчал.

«Место № 72 в третьем классе свободно, и я предоставлю его вам, если буду уверен, что поступаю правильно».

Но Оле не мог или не хотел предоставить какую-либо информацию по этому вопросу, хотя и был искренне заинтересован в том, чтобы остаться на корабле.

— Хорошо, Оле. Раз ты не хочешь рассказать мне свою историю, я буду вынужден оставить тебя на берегу в Кристиансанде, — сказал директор и ушёл.

Доктор Уинсток тоже пытался уговорить юношу раскрыть то, что он явно считал тайной, но безрезультатно. Оле перешёл от офицеров к матросам, и его ответы были такими же, как у Сэнфорда и его товарищей. Он придумывал странные объяснения и рассказывал безумные истории, но ни одна душа на борту не поняла, что он имел в виду. Скитальцу разрешили занять койку № 72, но его твёрдо предупредили, что он должен покинуть корабль, когда тот прибудет в Кристиансанд.

Ночью ветер не усилился, но в четыре часа утра эскадра вышла из Гуннарсхуга Мыса и оказалась не более чем в четырёх милях от суши. Берег был окаймлён бесчисленными островами, что делало побережье очень живописным, хотя оно было чрезвычайно бесплодным и пустынным. Большинство островов представляли собой голые скалы, а длинные волны полностью захлестывали некоторые из них. Студенты на палубе наблюдали за ранним восходом солнца, и Он с глубоким интересом изучал очертания побережья, пока это не стало привычной картиной, а затем свистнул, чтобы поднять паруса и быстрее добраться до порта назначения. Флот уже вошёл в Скагеррак, или пролив, как его ещё называют на британских морских картах.

В восемь часов, когда вместе с утренней вахтой началась обычная учебная рутина в трюме, все студенты увидели Наэ, или Линдерснес, как его называют норвежцы, — южный мыс Норвегии. Это красноватый мыс, за которым весной виднеются холмы, покрытые снегом. Оле Амундсен весь день провёл на палубе и дал названия каждому острову и утёсу на побережье. Он заявил, что сможет провести корабль в гавань, потому что часто бывал там. Но когда флот был у берегов Окс-Оу, у входа в порт, Пилот был нанят в три часа дня. «Жозефина» и «Тритония» также наняли пилотов вскоре после этого. Занятия были приостановлены, чтобы студенты могли осмотреть гавань.

Оле должен был объяснить, что представляют собой различные объекты, которые были представлены на обозрение юным морякам. Но с тех пор, как на борт поднялся лоцман, его никто не видел. Все жилые помещения на судне были обысканы, и стюарды даже осмотрели трюм. Но его так и не нашли. Мистер Лоуингтон очень хотел увидеться с ним, чтобы узнать, не передумал ли он насчёт своей тайны. Но Оле исчез так же внезапно, как и появился на борту корабля.


ГЛАВА III.

НЕСЧАСТНЫЙ СЛУЧАЙ СО ВТОРЫМ КАТЕРАМИ.

Лёгкий южный бриз позволил флоту без промедления двинуться вверх по фьорду к городу Кристиансанн. Поскольку в таких обстоятельствах корабельная служба была необременительной, у студентов появилась прекрасная возможность осмотреть острова и материковую часть побережья. На борту корабля и двух его спутников мальчишки роились, как пчёлы в улье, на такелаже, жадно всматриваясь в каждый новый объект, который попадал в поле их зрения. Будучи молодыми моряками, они критиковали норвежские лодки и суда, которые плавали по заливу, сравнивая их с их собственная страна. Две яхты, которые не были ограничены никакими страховыми ограничениями, смело стояли вверх по фьорду, следуя строго в кильватере за двумя шхунами.

Суда шли вверх по фьорду через архипелаг, или «сад скал», как его называют на норвежском языке. Скалистые холмы в окрестностях были красноватого цвета, и на них росло несколько елей. Местность была, безусловно, очень живописной, но студенты не считали её подходящим местом для проживания. Флот прошёл между островом Дибинг и маяком на Оддерё. и встал на якорь в западной гавани. В течение получаса несколько команд были заняты тем, что сворачивали паруса, убирали реи, натягивали бегучий такелаж и приводили в порядок всё на борту.

Едва успели спустить на воду трап, ведущий на корабль, который представлял собой обычную лестницу, как к нему подошла белая баржа, которую тянули четыре человека. Гребцы были одеты в синюю униформу и носили брезентовые шляпы, на которых было написано слово «Грейс», указывающее на яхту, которой они принадлежали. Боцман прикрепил багор к трапу, а остальные члены экипажа опустили вёсла, как на военном корабле. На ахтерштевне, сиденья которого были обиты красным бархатом, сидели три человека. Все они были старыми друзьями наших читателей. Капитан Пол Кендалл, владелец и командир «Грейс», хоть и стал на несколько дюймов выше и на несколько фунтов тяжелее, чем в прошлый раз, когда мы его видели, почти не изменился внешне. Даже бакенбарды и усы не сильно повлияли на его внешность, ведь его яркие глаза и приятная улыбка по-прежнему были его визитной карточкой. «Грейс» шла под американским флагом, а её командир был одет в синюю форму клуба, членом которого он являлся.

За три года до этого Пол Кендалл пережил тяжёлую утрату — смерть матери. Она унаследовала очень большое состояние, которое, однако, находилось в доверительном управлении до достижения сыном совершеннолетия. Таким образом, в возрасте двадцати одного года Пол получил наследство, завещанное ему дедом, и стал миллионером. Доверенные лица тщательно инвестировали его состояние, и теперь ему нужно было только чтобы собирать и тратить свои доходы, которых к моменту его совершеннолетия накопилось немало. Пол был молодым человеком высоких моральных и религиозных принципов. Он никогда не тратил ни доллара на развлечения. И хотя он знал мир, он был таким же наивным и невинным, как младенец.

Его вкусы были явно морскими, и первые крупные траты из его немалого состояния пошли на строительство яхты «Грейс», которая сейчас стояла на якоре рядом с «Молодой Америкой» . Это было прекрасное во всех отношениях судно, построенное настолько прочным, насколько это было возможно с использованием дерева и железа. Поскольку каюта на яхте должна была стать домом Пола на какое-то время, она была оборудована всеми необходимыми удобствами, практичностью и роскошью. В нём были пианино, большая библиотека и все возможные развлечения на долгие часы пути. В двадцать один год Поль стал более зрелым Он был опытнее и мудрее многих молодых людей в свои двадцать пять лет. Едва вступив во владение наследством, он отплыл в Европу и, конечно же, поспешил из Квинстауна в Белфаст, где жил мистер Арбакл, отец дамы, которая сидела на корме баржи. Шесть месяцев спустя он женился на Грейс, которая по-прежнему считала его «зеницей ока».

По возвращении в Нью-Йорк его яхта была достроена, хотя и слишком поздно для использования в том году. Её первым весенним рейсом стал Броквей, где находилась резиденция мистера Ловингтона и штаб-квартира Академической эскадры. Узнав, что его старый друг директор собирается отправиться в Европу со своими подопечными, он сразу же решил сопровождать его, и «Грейс» стала одним из кораблей, пересёкших Атлантику в апреле.

Миссис Кендалл была одета в простой дорожный костюм. Она была выше и выглядела более зрелой, чем в те времена, когда путешествовала по Рейну с «Молодыми американцами», но от этого не становилась менее красивой и интересной.

Если Фортуна и была благосклонна к Полу Кендаллу, то она не была так постоянна ко всем, кто раньше плавал на «Юной Америке» и грелся в лучах её солнечной улыбки. Третьим на корме баржи был мистер Огастес Пелхэм. Это был красивый мужчина с пышными усами, одетый, как и его командир, в форму яхт-клуба. Из-за одной из тех катастроф, которые часто случаются в американской торговле, отец Пелэма внезапно оказался на грани настоящей нищеты, хотя до этого жил в достатке. Будучи уже в преклонном возрасте, он не мог придумать ничего лучше для себя и своей семьи он предпочёл бы не соглашаться на должность секретаря в страховой компании, которая приносила ему лишь такой доход, которого хватало на безбедную жизнь. Огастес окончил курс обучения в Академии корабельного дела, когда изменившиеся обстоятельства вынудили его отказаться от всех роскошных привычек и начать зарабатывать на жизнь. Для него это было не большим несчастьем, чем для других молодых людей. Несомненно, его раздражало то, что ему внезапно перестали выдавать карманные деньги и он оказался лицом к лицу с одной из самых суровых реалий жизни. Его Обучение на корабле Академии стало для него благословением, потому что оно изменило его жизнь и подняло его вкусы на более высокий уровень, чем праздность. Это сделало его Он стал новым человеком, и это не только подготовило его к полезному призванию. Он был достаточно компетентен в том, что касалось морских навыков и знаний, чтобы командовать любым судном в любой части света, хотя ему и не хватало необходимого опыта в управлении разношёрстной командой и в ведении дел. Он был готов занять должность капитана или второго помощника на корабле, когда случайно встретил Пола Кендалл был немедленно назначен старшим помощником капитана «Грейс» с окладом в сто долларов в месяц. Другой бывший студент корабля, Беннингтон, Пелхэм, на отца которого переменчивая Фортуна больше не смотрела с улыбкой, был назначен вторым помощником капитана. Пелхэм набрал команду для «Грейс», и лучших людей на палубе ещё не было.

Баржа подошла к трапу, и Пол с Пелхэмом помогли миссис Кендалл выбраться из лодки. Все трое поднялись на палубу корабля. Мистер Лоуингтон, который не видел их, разве что издалека, с тех пор как флот вышел из гавани Броквей, тепло поприветствовал их, от души пожав руку сначала даме, а затем её спутникам.

«Я рад, что вы так хорошо выглядите, миссис Кендалл», — сказал директор.

«Я наслаждалась каждым мгновением этого путешествия и ни разу не почувствовала себя плохо», — ответила она.

«Мы отлично провели время, и у такого бывалого солдата, как ты, не было никаких оправданий для того, чтобы заболеть», — рассмеялся директор.

«Но я думаю, что мы сойдём на берег и остановимся в отеле на несколько дней, просто для разнообразия», — добавил Пол.

«Это хороший план; конечно, так ты увидишь больше города и людей, чем если бы остался на своей яхте».

«Я уверена, что каюта на яхте нравится мне больше, чем любой отель, в котором я когда-либо останавливалась», — рассмеялась миссис Кендалл.

«Но перемены пойдут тебе на пользу, дорогая», — предположил Пол.

— Что вы подобрали вчера вечером, когда пришвартовались, мистер Лоуингтон?

«Мы подобрали молодого норвежца, ему было около шестнадцати лет», — ответил директор, подробно рассказав об обстоятельствах, при которых Оле оказался на борту.

— Где он сейчас? — спросил Пол, оглядываясь по сторонам в поисках незнакомца.

«Мы одели и накормили его, и он нам очень понравился. Но как только к нам подошёл лоцман, мы его потеряли. Я приказал обыскать корабль, но мы не смогли его найти, хотя он, должно быть, спрятался где-то на борту».

— Как странно! — воскликнула миссис Кендалл, взглянув на мужа.

«Возможно, это не так уж странно, — продолжил директор. — Мальчик отказался рассказать нам, как он оказался в открытой лодке, наполовину заполненной водой, вдали от берега. Вероятно, он сбежал от своих друзей и спрятался, чтобы его не узнал лоцман или другие норвежцы, которые могут подняться на борт. По его виду я понял, что у него была какая-то причина сбежать от хозяина или друзей. Он был полураздет, в самых грязных лохмотьях, которые только можно представить.

«Мне бы хотелось, чтобы на моей яхте был норвежец, который мог бы переводить для нас», — добавил Пол.

«Я собирался сам оставить его у себя с этой целью, если мне удастся выяснить, кто его друзья, и договориться с ними, потому что я не стану поощрять побег мальчика от его работодателей. Скорее всего, мы найдём его сегодня днём».

— Хорошо, сэр, если он вам нужен, я поищу кого-нибудь на берегу, — добавил Пол. — В какое время вы начинаете читать лекцию, мистер Лоуингтон?

— Не раньше завтрашнего утра, в два часа.

— Я хочу послушать лекцию.

— Я тоже так думаю, — рассмеялась миссис Кендалл. — Я считаю, что это отличная идея — попросить профессора рассказать нам всё о стране, прежде чем мы отправимся туда. Раньше я читала о викингах, но теперь совсем о них забыла и хочу освежить память.

«Я бы хотел, чтобы все наши мальчики придерживались такого же мнения», — сказал мистер Лоуингтон.

«Мы поднимемся на борт завтра до девяти утра, сэр», — добавил Пол, помогая своей даме подняться по трапу.

Спустившись в лодку, трое гребцов оттолкнулись от берега и поплыли к нему, где и высадились. Лодка ещё не достигла берега, как другая баржа, точная копия первой, с таким же экипажем, отчалила от «Федоры» и подплыла к кораблю. Мистер Роберт Шаффлз, владелец и капитан второй яхты, помог своей жене подняться по трапу на палубу корабля, где их радушно встретил капитан. Яхта «Феодора» была всего на шесть месяцев старше «Грейс», для которой она послужила образцом. Перетасовки не входили в Он ещё не получил никакого наследства, но его отец был Он был столь же либерален, сколь и богат, и давал сыну ежегодное содержание, которое позволяло ему жениться и содержать яхту. Они с Полем были близкими друзьями с тех пор, как окончили Академию кораблестроения, и строили свои планы сообща. За год до этого он женился на леди Феодоре, которая теперь отказалась от своего аристократического титула и стала республиканкой. Как и её муж, она увлеклась мореплаванием и с ещё большим энтузиазмом, чем он, предвкушала удовольствие от круиза на яхте по Балтийскому и Средиземному морям. Ему так же повезло, как и Полу, в том, что он нашёл нуждающихся в работе выпускников Академии, которые стали офицерами на его яхте. Первым помощником на «Феодоре» был толстый старый штурман, а вторым помощником — молодой юнга, ещё не достигший совершеннолетия. Поздоровавшись с директором, молодая пара вернулась на яхту и последовала за Полом в отель на берегу.

«Вот как нужно путешествовать по Европе», — сказал Сэнфорд. Он сидел на перилах с несколькими своими товарищами по команде.

— Куда идти? — спросил Стоквелл.

«Ну, как это делают Кендалл и Шаффлз — на яхте, где им не нужно забивать голову латынью и геометрией, и где нет палуб, которые нужно драить холодным утром».

— Это так, но, как нам сказали, эти ребята были пай-мальчиками в эскадрилье, — рассмеялся Стоквелл. — У них не было чёрных меток, они не задирали профессоров и не сбегали с корабля.

«Какое отношение всё это имеет к яхтингу?» — спросил Родман.

“Они были хорошими мальчиками, и поэтому у них есть яхты в качестве награды”, - со смехом ответил Стокуэлл.

«Пелхэм был так же хорош, как Шаффлз, но у него нет яхты, и ему приходится зарабатывать на жизнь».

«Ему всё равно весело, и Пол Кендалл не будет его перегружать. Но я не могу сказать о них ничего плохого. Они все были хорошими ребятами, даже если и были корабельными юнгами».

«Всем вторым помощникам!» — крикнул помощник боцмана после того, как его дудка пронеслась по кораблю.

— Это значит, что мы в деле, — сказал Сэнфорд. — Берите свои деньги и непромокаемые плащи, ребята. Может, что-нибудь подвернётся, прежде чем мы вернёмся.

— Да, да, — ответил Стоквелл. — Передай это всем нашим ребятам.

Через несколько мгновений в проходе появились четвёртые катера. Их гребцы были в матросских куртках и коснулись своих фуражек в знак приветствия Де Форреста, четвёртого лейтенанта, которому было поручено отправиться на лодке, которая теперь официально называлась профессорской баржей, потому что обычно предназначалась для преподавателей. Лодкой управляли восемь гребцов, а Сэнфорд был рулевым. Группа, которая разрабатывала план самостоятельной экскурсии на берег без риска и наказания за побег, состояла из членов экипажа второго cutter. То, что они так долго находились вместе на лодке, сплотило их, и теперь они действовали и строили планы сообща.

«Что ты собираешься делать с этими куртками?» — спросил Де Форрест, увидев их запасную одежду.

«Здесь довольно прохладно по вечерам, и мы подумали, что они нам могут пригодиться, пока мы будем ждать», — ответил Сэнфорд.

«Не думаю, что здесь очень холодно, а что касается вечера, то солнце садится примерно в восемь часов», — добавил офицер, направляясь на корму к профессорам, которые собирались сойти на берег, и доложил, что шлюпка готова. Ведь она уже была спущена на воду и привязана к раскачивающейся гике.

Команда перебралась через борт и устроилась в катере.

— Готово! — сказал рулевой, когда кормовые тросы баржи прижались к небольшой платформе у подножия трапа. — Поднять вёсла!

Восемь вёсел поднялись в вертикальное положение, и их удерживали в таком положении до тех пор, пока лодка не была готова к отплытию.

— Интересно, где сейчас Оле, — сказал Сэнфорд.

— Ш-ш-ш! — прошептал Стоквелл, который вёл лодку, энергично мотая головой.

— Что ты имеешь в виду? — тихо спросил рулевой, который был очень озадачен пантомимой гребца на носу.

— Не говори ни слова.

— Где он? — настаивал Сэнфорд, который не желал, чтобы от него хоть на мгновение скрывали что-то важное.

Стокуэлл указал на дно лодки, и затем посмотрел на небо с наигранной хитростью, в то время как остальные члены команды улыбались, как будто они владели секретом. Сэнфорд больше ничего не сказал и присоединился к лучнику в изучении вида неба. Оле был в лодке в качестве гида и переводчика, и если они решили уйти, не убегая , все, казалось, было благоприятно для предприятия. Мистер Маппс и доктор Уинсток вскоре спустились по ступенькам и сели в лодку. За ними последовал Де Форрест.

— Всё готово, рулевой, — сказал тот.

— Готово! Отчаливай! — сказал Сэнфорд, отталкиваясь от кормы катера. — Пошли — вместе!

Хорошо обученная команда налегла на вёсла, и лодка отчалила от корабля в сторону берега. Мистер Мэппс направлялся в город, чтобы раздобыть дополнительный материал для своей лекции на следующее утро, а хирург собирался навестить Пола Кендалла и его даму в отеле.

«Это очень живописный город, доктор», — сказал мистер Маппс, глядя на высокие скалистые утёсы, окружающие Кристиансанд.

— Очень жаль, что мы не сможем осмотреть окрестности, — ответил хирург. — Насколько я понимаю, мы отплываем завтра вечером.

«Осмелюсь предположить, что студенты успеют достаточно насмотреться на Норвегию, прежде чем уедут».

«Мы хотим отправиться вглубь страны, — сказал Де Форрест. — В норвежских реках отличная рыбалка».

«Скорее всего, мистер Лоуингтон отвезёт вас вглубь страны из Христиании», — предположил доктор Уинсток.

— Я не совсем понимаю, как это можно сделать, — добавил мистер Маппс. — Единственный вид транспорта в этой стране — карета, в которой может поместиться только один человек — может быть, два мальчика; а в нашей эскадрилье почти двести студентов. Боюсь, в Христиании не хватит карет, чтобы перевезти их всех.

«Жаль, что мы не можем провести суд над лососем», — надул губы Де Форрест.

«Возможно, если вы подождёте до июля, то сможете их поймать», — ответил мистер Маппс.

— Тогда нам придётся довольствоваться форелью.

«Я не сомневаюсь, что мистер Лоуингтон сделает для вас всё, что в его силах», — сказал доктор Уинсток, когда лодка приблизилась к причалу.

«На вёсла!» — скомандовал рулевой, и два гребца на носу лодки забросили вёсла и заняли свои места на форштаге, один из них с багром в руке. «Достаточно!» — добавил Сэнфорд, и остальные члены экипажа забросили свои вёсла, а затем опустили их на банки с точностью, которая, казалось, поразила группу норвежцев на причале, наблюдавших за ними.

Два джентльмена сошли на берег и вместе направились в город, оставив баржу ждать их.

«Если хотите, часть из вас может сойти на берег на полчаса и прогуляться», — сказал Де Форрест своей команде.

«Мне всё равно, сойду я на берег или нет», — ответил Сэнфорд.

— Я тоже, — добавил Стоквелл, и все они сказали то же самое, к большому удивлению четвёртого лейтенанта, который, естественно, полагал, что матросы, пробывшие в море около четырёх недель, захотят ненадолго ступить на твёрдую землю.

«Неужели никто из вас не хочет сойти на берег?» — спросил он.

«Пока нет, — ответил Сэнфорд. — Если вы хотите прогуляться, я оттолкнусь от берега и подожду, пока вы не вернётесь». Сэнфорд произнёс это с большим почтением.

«В чём дело? Ты не хочешь сходить на берег, а меня просишь об этом!» — воскликнул офицер, что-то заподозривший.

— Ничего, сэр, — возразил Сэнфорд. — Мы не собираемся убегать. Мы считаем, что это уже неактуально.

«Если бы ты захотел сделать это в этой глуши, я бы позволил тебе, будь я директором. Но я знаю, что ты задумал какую-то хитрость».

— Что за трюк, сэр? — невинно спросил рулевой.

— Не знаю, но это твой следующий ход, — ответил де Форрест, усаживаясь поудобнее. Он казался уверенным в своей способности пресечь любые шалости, которые могли прийти в голову его команде. — Отчаливай, рулевой! Поднять вёсла! Опустить! Гребите вместе!»

Гребцы, раздосадованные таким поворотом событий, выполнили несколько приказов, и лодка снова заскользила по спокойным водам фьорда. Вокруг них были скалы, а вдалеке виднелись несколько больших и маленьких островов. В разных местах на скалах были прикреплены железные кольца, к которым могли причаливать суда, выходя из бухты при слабом или встречном ветре. Часть скалы, к которой они были прикреплены, была побелена, чтобы кольца можно было легко найти даже ночью. К одному из этих колец на небольшом острове недалеко от Оддерё, откуда открывался прекрасный вид на На пристани Де Форрест велел рулевому управлять лодкой.

«Привяжите его к этому кольцу», — сказал офицер.

— Да, сэр, — ответил лучник.

— Может быть, вы хотите высадиться здесь, — добавил лейтенант насмешливым тоном, как будто чувствовал, что раскусил коварные намерения своей команды. — Хотите вы этого или нет, но я, пожалуй, вытяну ноги на этих камнях.

Де Форрест перепрыгнул с одного планширя на другой, а затем перевалился через нос лодки и оказался на острове, как будто не испытывал ничего, кроме презрения к попыткам команды лодки причинить ему вред. Он поднялся по грубым скалам на вершину островка, где остановился и впервые взглянул на своих товарищей, которых подозревал в том, что они замышляют что-то против мира и достоинства корабля. Так он и сделал. Он обнаружил пароход, который только что прошёл через узкий пролив между Оддерё и материком и курс которого пролегал недалеко от того места на острове, где Катер был пришвартован. Он увидел, что из-за качки пароход может выбросить лодку на скалы, а её обшивка может повредиться об острые выступы острова.

— В лодку! — радостно закричал он. — Отчаливай!

Сэнфорд увидел опасность, которую лейтенант хотел предотвратить, и незамедлительно выполнил приказ.

— Отчаливай, Стоквелл! — тут же крикнул он. — Поднять вёсла! Кормовые, все! Уступайте дорогу!

Стоквелл изо всех сил оттолкнулся от причала, и катер резко взял курс по спокойной воде. Он заплыл так далеко, что оказался прямо на пути приближающегося парохода.

Несчастный случай со вторым резчиком. Страница 57.
«Весла!» — в ярости закричал рулевой, поняв, что перестарался. «Держи воду! Вперёд! Поддай!»

Команда, даже в этот момент смертельной опасности — ведь казалось, что ещё мгновение, и они все окажутся под колёсами парохода, — выполняла каждую команду с присущей ей точностью. Но было уже слишком поздно возвращаться. Если бы лодка продолжала двигаться назад, как сначала, она, вероятно, смогла бы спастись, потому что пароход немного повернул руль вправо, чтобы облегчить себе манёвр. Когда столкновение казалось неизбежным, на пароходе зазвонили в колокол. Это означало, что нужно остановиться, а затем сдать назад.

Она столкнулась с катером, но, поскольку её движение было сильно затруднено, удар не потопил её, хотя и проломил борт лодки. Вода хлынула через пробоину, и команда бросилась спасаться. Они запрыгнули на ванты и гики парохода, и люди на носу вытащили их на борт.

— Вылезай оттуда, Оле, — сказал Стоквелл, снимая парус с вытянувшегося во весь рост беспризорника, который прятался на дне лодки.

Оле, не теряя ни минуты, последовал примеру своих товарищей. Поскольку ход парохода был полностью остановлен, Стоквелл удерживал повреждённый катер на месте, пока Родман передавал спасательные жилеты на бак парохода. Сделав это, они покинули лодку и последовали примеру своих товарищей. Никто не утонул, или даже выше колен, потому что пароход ударил по лодке с такой силой, что в её борту образовалась пробоина, но она не пошла ко дну.

Норвежцы зацепили швартов за лодку и, взяв её на буксир, продолжили свой путь. Капитан, по словам Оле, заявил, что на его лодке была почта и он не мог ждать.


ГЛАВА IV.

НОРВЕГИЯ В ПРОШЛОМ И НАСТОЯЩЕМ.

«Убрать первый катер!» — крикнул первый лейтенант «Молодой Америки», с палубы которой была видна катастрофа, постигшая второй катер.

«Все на первые катера!» — прокричал боцман с энергией, вдохновлённой этим волнующим событием.

«Это было сделано очень небрежно», — сказал мистер Лоуингтон, внимание которого было привлечено к происходящему.

«Пароход прошёл в паре саженей от острова, — добавил капитан Камберленд. — Я видел, как четвёртый лейтенант приказал отчаливать. Полагаю, он сделал это, чтобы волны от парохода не столкнули катер со скалами».

«Что он делает среди этих камней?» — спросил директор.

— Я не знаю, сэр. Он высадил мистера Мэппса и доктора и получил приказ ждать их. Я не понимаю, зачем он отправился на этот остров.

Второму лейтенанту было приказано взять на себя командование первым катером. Пиксу, взрослому боцману, и Биттсу, плотнику, было приказано также отправиться на место, чтобы оказать любую помощь, которая может потребоваться для спасения катера с печью. Катер отчалил, на его борту было двенадцать Весла ударили по воде, и команда налегла на них с такой силой, что вёсла согнулись, как прутья, а баржа подпрыгнула на воде, словно какое-то глубоководное чудовище, которое изо всех сил старалось ускользнуть от более могущественного преследователя.

— С богом, ребята! — крикнул рулевой. — Держитесь! Не сбавляйте темп, но напрягите мышцы!

«Для тебя есть работа, Биттс», — сказал боцман, когда норвежец взял на буксир второй катер.

— И работка будет та ещё, — ответил Биттс. — Интересно, от лодки хоть что-то осталось.

«Пароход остановился и сдал назад за несколько минут до столкновения, иначе от него и его команды мало что осталось бы, — добавил Пикс. — Слава богу, все мальчики целы».

«Им повезло, что они спаслись».

— Так и было; и нам не нужно ничего говорить о лодке.

«Пароход идёт вперёд», — сказал плотник.

«Это не имеет значения, пока все мальчики в безопасности», — ответил Пикс.

Люди на пароходе, казалось, не обращали внимания на первый катер, словно не понимали, что он прибыл за экипажем потерпевшего крушение судна. Но когда катер приблизился, пароход взял его на буксир.

— Пароход, привет! — крикнул Норвуд, второй лейтенант, увидев, что катер отнесло в сторону.

Она ничего не ответила, но подняла флаг, на котором было написано «Пост» и ещё что-то, чего никто на первом катере не мог разобрать.

«Это почтовое судно, — сказал боцман. — И, полагаю, она хочет сказать, что торопится».

«Она что, собирается забрать экипаж этого судна?» — спросил второй лейтенант, не на шутку раздосадованный поведением норвежцев.

«Она не унесёт их далеко», — предположил Данлэп, рулевой.

«Она может отвезти их в Берген».

— Думаю, нет, сэр. Если это почтовый пароход, то он останавливается во всех портах на побережье. Не думаю, что он увезёт их далеко. Скорее всего, их отправят обратно на каком-нибудь другом пароходе до наступления ночи, — добавил Данлэп, который изучил побережье Норвегии более тщательно, чем старший помощник.

— Первый катер, привет! — крикнул Де Форрест с острова.

— На берег! — ответил Норвуд. — Мы не успеем на пароход — это точно. Рулевой, держи курс на остров.

Первый катер подошёл к скалистому острову, и, как только его нос коснулся скал, Де Форрест прыгнул на фор-штаг. Он был взволнован и нервозен, возможно, чувствуя, что не справился со своим долгом и, следовательно, несёт ответственность за происшествие со вторым катером. Почувствовав, что он обманул свою команду, провернув какой-то необъяснимый трюк, он понял, что заманил их в ловушку, из которой они едва выбрались живыми.

— Что ты делаешь на этом острове, Де Форрест? — спросил Норвуд, когда смущённый офицер занял своё место на корме. Лодка снова отчалила.

Младший лейтенант заявил, что он подошел. на остров, чтобы помешать своей команде сбежать, или провернуть какой-нибудь трюк, о существовании которого он подозревал, но природу которого не мог понять.

«Сэнфорд хотел, чтобы я сошел на берег в городе, и предложил присмотреть за командой, пока я буду там, — продолжил он. — Конечно, я бы не оставил свою команду; но я сказал им, что половина из них может сойти на берег и прогуляться. Никто из них не захотел идти, и тогда я понял, что они что-то замышляют. Я отправился на остров с единственной целью — понаблюдать за ними. Я хотел знать, что они задумали».

— Ну и что же ты обнаружил?

— Вообще ничего. Я увидел, что приближается пароход, и приказал Сэнфорду отчаливать, чтобы его волны не повредили лодку.

— Я не думаю, что они собирались кого-то обмануть, — добавил Норвуд. — Вы слишком подозрительны, Де Форрест.

— Может, и так, но ребята, которые месяц провели в море, только рады возможности размять ноги на берегу. Они бы так не поступили, если бы я им сказал, что они могут это сделать. И я не верю, что такое когда-либо случалось. Кроме того, у них был такой вид, будто они что-то замышляют и у них на уме какой-то большой секрет.

— Возможно, вы были правы, но я в это не верю, — сказал Норвуд слишком прямолинейно для хорошего тона и слишком прямолинейно для гармоничной атмосферы офицерской столовой.

«Полагаю, я несу ответственность за крушение второго катера, но я пытался выполнить свой долг», — ответил Де Форрест, раздосадованный намёком на осуждение со стороны начальства.

«Если бы ты остался на пирсе, этого бы не случилось».

“Но что-то могло произойти; и если моя команда сбежала, я должен был обвинен как много”, - проворчал подпоручик.

— Ты был слишком проницателен, и это плохо кончилось, вот и всё. Но я не собираюсь тебя винить, Де Форрест, — сказал Норвуд с покровительственной улыбкой. — Возможно, я бы поступил так же, окажись я на твоём месте.

«Приготовьтесь налечь на вёсла!» — крикнул рулевой, когда лодка приблизилась ко второму катеру, затопленному водой. «На вёсла!»

Экипаж перестал грести и выровнял вёсла.

«Вёсла на воду! Держитесь за уключины!» — продолжил рулевой. Два передних гребца схватились за уключины и заняли свои места на форштаге. «Держать воду». И десять вёсел одновременно погрузились в воду, сдерживая продвижение катера.

Боцман привязал шлюпку ко второму катеру и, подняв её швартовы, передал их за корму рулевому, который закрепил их за кольцо на корме. К этому времени пароход с несчастной командой шлюпки исчез за островом. Первый катер вернулся на корабль, и Де Форрест немедленно доложил старшему лейтенанту и объяснил своё поведение в присутствии начальника и капитана. Он подробно изложил причины, по которым он предположил, что его команда собиралась сбежать или подшутить над ним.

— Я думаю, вы сделали всё, что мог сделать осторожный и бдительный офицер, Де Форрест. И, насколько я могу судить, вы ни в чём не виноваты, — ответил мистер Лоуингтон.

Четвёртый лейтенант взглянул на Норвуда.

— Именно это я и сказал, — тихо добавил тот.

«Если вы и допустили какую-то ошибку, то только в том, что оставили свою лодку на острове», — продолжил директор.

— Я разделяю ваши чувства, — прошептал Норвуд. — Я не виню четвёртого лейтенанта, но мне не следовало поступать так же, как он.

— Куда направляется этот пароход? — спросил мистер Лоуингтон у лоцмана, который ещё не сошёл с корабля и с нетерпением ждал приглашения на ужин.

— В Христианию, сэр, — ответил лоцман, который, как и все его коллеги на побережье Норвегии, немного говорил по-английски.

«Где она остановится в следующий раз?»

— В Лиллесанде.

— Как далеко это находится?

“ Примерно в двух милях.

— Две мили! Да до моря гораздо дальше, — воскликнул мистер Лоуингтон.

«Он имеет в виду норвежские мили», — предположил один из инструкторов, с интересом слушавший разговор.

— Верно, я об этом не подумал. Норвежская миля равна примерно семи английским милям. Значит, до Лиллесанна четырнадцать миль.

С помощью профессора Бадуа, который выступал в роли переводчика, лоцман объяснил, что пароход, который только что отплыл, опаздывает на несколько часов и этой ночью отправится в Фредериксверн, где пароходы из Бергена и Христиании соединяются с судном, идущим в Готтенбург и Копенгаген. Пароход из Христиании прибудет в Кристиансанд следующим вечером, и мальчики, которых унесло течением, смогут вернуться на нём.

«Зачем она их унесла? Чтобы посадить их, не потребовалось бы и пяти минут», — добавил директор.

«Она сильно опоздала, и её пассажиры, направлявшиеся в Готтенбург и Копенгаген, потеряют пароход в Фредериксверне, если он не прибудет вовремя», — объяснил лоцман через профессора Бадуа.

Но мистер Лоуингтон был так благодарен за то, что вся команда второго катера осталась жива, что не стал слишком критиковать поведение норвежского парохода. Мальчики были в безопасности и вернутся не раньше следующей ночи. Об этом происшествии говорили весь оставшийся день на борту всех судов эскадры. Офицеры и матросы на борту корабля стали свидетелями аварии и видели, как вся команда второго катера оказалась за бортом парохода. В суматохе они не заметили, как что с потерпевшего крушение судна сошли десять человек, а не девять; а поскольку Оле Амундсен был одет точно так же, как члены экипажа, его присутствие в шлюпке даже не заподозрили.

Первый катер был отправлен в город за доктором Уинстоком и мистером Маппсом. Через час или два волнение полностью улеглось. Жизнь на корабле пошла своим чередом, а поскольку работы было немного, отсутствие отсутствующих почти никто не заметил.

На следующее утро в половине девятого прозвучал сигнал: «Всем явиться на лекцию». Молодая Америка. Лодки с «Жозефины» и «Тритонии» подошли к кораблю и доставили на борт всех офицеров и команды этих судов. Пола Кендалла и его даму, а также их друзей сняли с берега. Появились также Шаффлс и его жена, а ещё одна делегация с каждой из яхт попросила разрешения подняться на корабль, чтобы послушать лекцию или, скорее, принять участие в занятии по географии и истории, поскольку мероприятие было ещё менее официальным, чем во время первого плавания корабля. После того как боцман протрубил сбор, в трюме было полно народу, и мистер Маппс, несомненно, был при деле польщён количеством своих слушателей. На фок-мачте висела большая карта Швеции и Норвегии.

— Если вам будет угодно, молодые люди, мы начнём со Скандинавии, — сказал профессор, занимая своё место у передней мачты с указкой в руке. — Что такое Скандинавия?

«Древнее название Норвегии, Швеции и Дании», — ответил один из студентов.

«Варварские племена из северной части Европы в разное время вторгались в южные регионы, завоевывая различные племена, занимая их территорию и таким образом смешиваясь со всеми народами, из которых произошли современные нации Европы. Таким образом, в далёкие века скандинавы, среди прочих, своими завоеваниями и эмиграцией внесли значительный вклад в формирование современных элементов общества. С учётом этого объяснения мы подробно рассмотрим Скандинавию, начиная с Норвегии. Между какими градусами широты он расположен?»

«От сорока до девяноста», — ответил воодушевлённый юноша.

«Верно — совершенно верно; и ответ безопасный. Если бы вы сказали, что от одного до девяноста, ответ был бы таким же верным для любой другой страны, как и для Норвегии. Я бы хотел, чтобы куртка сидела немного плотнее».

«От 58-й до 71-й параллели, на севере», — ответил тот, кто был лучше осведомлён.

— Совершенно верно; примерно на той же широте, что и Гренландия, и наша недавно приобретённая Аляска. Наш корабль стоит на якоре на той же параллели, что и северная часть Лабрадора, и на один градус южнее южной оконечности Гренландии. Но здесь не так «холодно, как в Гренландии», температура примерно на двенадцать градусов выше, потому что на её берега обрушиваются тёплые воды Гольфстрима. Вы знаете её границы. От мыса Нэз до мыса Нордкап — тысяча восемьдесят миль. Ширина варьируется от сорока до двухсот семидесяти миль. Сколько квадратных миль в нём?

— Сто двадцать три тысячи квадратных миль.

“ Или немного больше, чем шесть штатов Новой Англии, Нью-Йорк и Нью-Джерси Юнайтед. Страна гористая и изобилует живописными пейзажами. Пропасти, водопады и стремительные потоки очень многочисленны в центральной и северной частях. В Верингфос - водопад, а Рьюканфос, недалеко от центральной части, представляет собой водопады высотой около девятисот футов перпендикулярного спуска; но, конечно, объем объем воды не очень большой. Самые высокие горы достигают в высоту от 2400 до 2700 метров. В Норвегии много рек, но ни одна из них не очень долго. Побережье, как вы видели, окаймлено островами, которые с многочисленными углублениями образуют огромное количество заливов, проливов, каналов и звуки, которые здесь называют фьордами. Одним из главных из них является Кристиания-фьорд, на который вы подниметесь через несколько дней. Страна также изобилует озерами, которые, как и в большинстве горных регионов, очень узкие, являясь просто расширениями рек. Самое большое из них — озеро Мёсен, его длина составляет 55 миль, а ширина — от одной до двенадцати миль.

«Почва не очень плодородна, и норвежцы не являются прогрессивными фермерами. Они придерживаются методов своих предков, и современные усовершенствования не пользуются у них особой популярностью. Зима долгая, а лето короткое, но благодаря предусмотрительности природы урожай созревает быстрее, чем в некоторых южных регионах, и зерно собирают через шесть недель после посева. Основными культурами являются зерновые. Но предложение не соответствует спросу, поэтому из Дании и России поступает значительный объём импорта. На юге фермеры выращивают Они занимаются скотоводством, в то время как на севере саамы получают почти все жизненные блага от оленей, уход за которыми является их основным занятием.

«Богатые запасы сосны и ели привели к развитию масштабной торговли древесиной, которая составляет три четверти экспорта в Соединённое Королевство. Значительная часть жителей лесных районов занята в заготовке, распиловке и отправке на рынок богатств лесов. Следующим по важности является рыболовство, которое приносит около пяти миллионов долларов в год. Треска, пикша и сельдь Они вылавливаются для экспорта и являются важным источником дохода. Кроме того, икра трески отправляется во Францию, Италию и Испанию в качестве наживки для сардин. Норвегия поставляет в Лондон омаров. Норвежское железо, как и шведское, очень ценится; но рудники плохо управляются, как и рудники по добыче меди и серебра.

«Королевство Норвегия разделено на восемнадцать провинций, которые называются амтами. В 1865 году население страны составляло один миллион семьсот тысяч человек, что означает прирост примерно на двести тысяч человек за десять лет. Форма правления — конституционная монархия».

«Я думал, это часть Швеции», — сказал один из студентов.

«Вовсе нет. Король Швеции также является королём Норвегии; но в каждой стране есть своё независимое и обособленное правительство. В каждой стране есть свой законодательный орган, свои законы, а также свои доходы и расходы. Король осуществляет свои полномочия правителя обоих королевств через государственный совет, состоящий из равного количества шведов и норвежцев, в обязанности которых входит давать советы монарху и, в соответствии с особенностями монархии, брать на себя ответственность в случае совершения какой-либо ошибки, поскольку «король не может поступать плохо». Если что-то идёт не так, значит, это сделал кто-то другой. Один и тот же король, правящий каждым государством по отдельности, является единственной связующей нитью между Норвегией и Швецией. Первая платит около ста двадцати тысяч долларов по его гражданскому списку, и он обязан проживать в Норвегии небольшую часть каждого года.

«Конституция Норвегии — одна из самых демократичных в Европе. Законодательная и часть исполнительной власти принадлежит Стортингу, что означает «большой суд», состоящий из представителей народа. Король обладает лишь небольшой властью, хотя у него есть ограниченное право вето на акты, принятые законодательным органом. Он не может создавать дворянские ордена или присваивать какие-либо титулы или звания. Члены Стортинга избираются непрямым голосованием. Когда они собираются, то делятся на две палаты, соответствующие нашему Сенату и Палате представителей. Все законопроекты должны быть одобрены обеими палатами. В случае разногласий обе палаты собираются вместе и обсуждают вопрос.

«Религия в Норвегии — лютеранство, и представителей других конфессий можно пересчитать по пальцам. Раньше не допускалось никакое другое вероисповедание, но сейчас царит свобода вероисповедания, хотя иезуиты и монахи любых орденов строго запрещены. Духовенство, как правило, очень хорошо образовано. Средний доход священнослужителей составляет около тысячи долларов в год, и, я думаю, им платят лучше, чем даже в нашей стране. Люди хорошо образованы, и редко встретишь того, кто не умеет читать и писать.

«Ранняя история Норвегии похожа на историю большинства европейских стран: могущественный вождь подчинял себе соседей и объединял племена в нацию. Харальд Прекрасноволосый, чей отец завоевал южную часть страны, влюбился в Гиду, дочь мелкого короля, которая отказывалась выходить за него замуж, пока он не получит абсолютную власть над всей страной. Довольный нравом дамы, он поклялся никогда не стричь и не расчёсывать волосы, пока вся Норвегия не будет лежать в руинах. его ноги. Похоже, что в конце концов у него появилась возможность воспользоваться услугами своего парикмахера и жениться на этой даме. Это было в девятом веке; и победы Гарольда побудили многих скандинавов, или норманнов, искать свою судьбу в других землях. Они открыли и колонизировали Гренландию и Исландию и даже основали поселения на континентальной части Северной Америки. Их следы были найдены в заливе Святого Лаврентия. Некоторые утверждают, что они основали поселения ещё южнее. Они сыграли важную роль в ранней истории Англии и Шотландии и даже принесли с собой Они направили свои пиратские корабли в Россию, Фландрию, Францию, Италию и на другие территории.

«Сын Гарольда, получивший образование в Англии, привнёс христианство в Норвегию; но прошло три столетия, прежде чем новая вера укоренилась. Как и у индусов, греков и римлян, у древних скандинавов была мифология, на которой основывалась их религия. Они верили, что вначале был хаос, в котором находился источник, из которого вытекали двенадцать рек. Эти потоки устремились так далеко от своего истока, что воды замёрзли, и лёд, вопреки современным законам природы, опускался всё ниже и ниже, пока не заполнил бездонную пропасть. Далеко на юге мира Туман, в котором свершилось это чудо, был миром огня и света, откуда исходил горячий ветер, который растопил лёд, и из капель этого льда появился ледяной великан, которого звали Имир, и от которого произошла раса ледяных великанов. От союза льда и тепла, двух крайностей мира, появилась корова, из которой текли четыре потока молока, пища ледяных великанов. Пока это чудесное животное было Она лизала соляные камни во льду, которые составляли её рацион, и из них выросло множество человеческих волос. На следующий день из них образовалась человеческая голова, а затем и весь человек. Бёр, сын этого человека, женился на дочери одного из ледяных великанов, и у них родилось трое детей, старшим из которых был Один. Они стали правителями неба и земли, потому что были добрыми, в отличие от детей Имира, ледяного великана, которые были злыми. Тогда, как и сейчас, Добро и Зло вели войну. Наконец ледяной великан был повержен, и из его тела, выброшенного в космос, был создан мир его тело; его кровь образовала море и реки; его плоть — землю; его волосы — траву; его кости — скалы; его зубы и сломанные челюсти — камни; а из его головы образовалось небо, по четырём углам которого были поставлены четыре карлика, названные Севером, Югом, Востоком и Западом. Из мозгов этого великана, подброшенных в воздух, образовались облака, а из искр огненной страны — звёзды.

«Когда сыновья Бёра, которые, как вы помните, были богами неба и земли, гуляли по берегу моря, они нашли два камня, из которых создали мужчину и женщину. Один дал им жизнь и душу, а его братья наделили их другими человеческими способностями и силами. Один был Юпитером, главой северных богов. Он был богом песен и войны, а также изобретателем рунических символов, или алфавита. Он был правителем Вальхаллы, дома героев, павших в бою. Есть ещё много любопытного и интересного в Мифология скандинавов, которую я прошу вас изучить самостоятельно.

«Олаф II распространял христианство огнём и мечом. Он разрушил языческие храмы и основал Тронхейм, или Дронтхейм, как он называется на наших картах. Его преемник, святой Олаф, следовал его примеру, пока его жестокость не вызвала восстание, и Канут Великий, король Дании, высадившись в Норвегии, был избран королём. Олаф бежал в Швецию, где собрал армию и попытался вернуть себе трон; но он потерпел поражение и был убит в битве под Тронхеймом. Его тело было найдено несколько лет спустя в идеальном состоянии, что сочли чудом, и Олафа причислили к лику святых был канонизирован как святой. Говорят, что его мощи творили чудеса, и вплоть до Реформации тысячи паломников ежегодно посещали его усыпальницу в Тронхейме. Даже в Лондоне были церкви, посвящённые этому святому.

«Кнуд отдал Норвегию своему сыну Свейну, который после смерти отца был лишён трона Магнусом I, сыном святого Олафа. Ему наследовал Гарольд III, великий воин, который основал Осло, ныне Христианию. После Олафа III. и Магнуса III. пришёл Сигурд, который в 1107 году совершил четырёхлетнее паломничество в Иерусалим с флотилией из шестидесяти кораблей и отличился в священных войнах. После его смерти начались междоусобицы, пока Хакон IV. не занял трон. Он погиб, пытаясь удержать Гебридские острова, на которые претендовала Шотландия. Затем Война с Данией, монополия на торговлю со стороны ганзейских городов и страшная чума, опустошившая целые регионы, привели к снижению национального благополучия Норвегии. Хакон VI, умерший в 1380 году, женился на дочери короля Дании. и норвежская корона перешла к его сыну Олафу III Датскому, при котором Норвегия и Дания объединились. Олафу наследовала его мать Маргарита, вошедшая в историю как «Семирамида Севера». Она завоевала Швецию и присоединила её к своим владениям. Кальмарской унией, подписанной главными представителями знати и прелатами трёх скандинавских королевств, три короны были объединены в одной руке, а подданные каждой из них получили равные права. Этот договор был нарушен, и Норвегия оказалась в безнадёжном угнетённом положении. Однако уния просуществовала до 1623 года, а Норвегия оставалась под властью Дании до 1814 года.

«Когда союзные державы Европы, участвовавшие в разгроме первого Наполеона, перекроили карту Европы, судьба Норвегии изменилась. Россия хотела получить Финляндию и предложила Норвегию в качестве компенсации Швеции при условии, что Бернадот присоединится к союзникам. Он принял эти условия, и король Дании был вынужден силой оружия уступить Норвегию Швеции. Норвежцы не согласились с этими изменениями и провозгласили свою независимость. Кристиан, принц Дании, который в то время был генерал-губернатором Норвегии, созвал народное собрание в В Эйдсволле была принята новая конституция, а принц был избран королём Норвегии. Бернадот вторгся в Норвегию со шведской армией, в то время как союзники блокировали побережье. Сопротивление было безнадёжным, и, когда Швеция предложила выгодные условия, Кристиан отрёкся от престола, и соглашение было заключено незамедлительно. Конституция была принята королём, и Норвегия стала независимым государством, объединившимся со Швецией под властью одного короля. Бернадот стал королём Швеции и Норвегии под именем Карла XIV Юхана. Он отказал норвежцам в праве на отдельный национальный флаг; но когда он попытался изменить конституцию в соответствии со своими взглядами, Стортинг решительно и успешно воспротивился его вмешательству. Этот орган упразднил дворянские титулы — король наложил на это вето. Но три последовательных стортинга приняли закон, и таким образом, согласно конституции, он вступил в силу, несмотря на вето. Норвежцев не пугало даже то, что Они всегда с опаской относились к появлению военной силы и до последней степени ревностно оберегали свои права и привилегии как нации.

«На смену Бернадотту пришёл его сын Оскар I, который подарил норвежцам отдельный национальный флаг. Он льстил самолюбию народа, позволяя называть себя «королём Норвегии и Швеции» во всех публичных актах, касающихся Норвегии, вместо «Швеции и Норвегии». В 1859 году Оскара сменил его сын Карл XV, который сейчас является королём Швеции и Норвегии. В истории Дании и Швеции об этом королевстве будет сказано больше.

“По-французски Норвегия - это Norv;ge; по-немецки - Norwegen; по-испански - Noruega; и Norge на скандинавских языках. А теперь, осмелюсь предположить, вы хотели бы побывать на берегу.”

Профессор завершил своё выступление, и несколько боцманов скомандовали своим экипажам отчаливать.


ГЛАВА V.

Мистер Клайд Блэклок и его мать.

В состав эскадры входили четырнадцать судов, от двенадцативёсельной баржи до четырёхвёсельного катера. В водах Броквейской гавани гребля была основным упражнением для студентов, хотя ежедневные занятия по морскому делу были хорошо продуманы, чтобы развить мышцы и укрепить тело. Их тщательно обучали этому искусству, и, наслаждаясь получаемым удовольствием, они были прилежными учениками. Поскольку безопасность эскадры и спасение жизней на море часто зависели от мастерства управления шлюпками, основное внимание уделялось Он уделял много внимания этому разделу морского образования. Чтобы придать занятиям дополнительную остроту, он время от времени устраивал гонки на лодках, в которых студенты могли принять участие. Первый катер теперь владел красивым шёлковым флагом, который команда выиграла благодаря своей силе.

Каждый мальчик в эскадрилье умел плавать. В летний сезон этому навыку обучали как искусству, каждый день, если позволяла погода, посвящая этому занятию целый час. Клитс, взрослый боцман с «Жозефины», был «профессором» Он был выбран на эту ответственную должность благодаря своим выдающимся способностям пловца. Мальчиков обучали нырянию, плаванию на поверхности и под водой, а также различным трюкам. Они учились не только в тихой бухте, но и в прибое, среди огромных волн. Их учили забираться в лодку из воды в шторм. Изношенная старая шлюпка прошла испытания прошлым летом в качестве кораблекрушения, чтобы познакомить студентов с возможностями их будущей работы. Она была подготовлена что часть обшивки может внезапно вылететь, и лодка почти мгновенно наполнится водой; и задача состояла в том, чтобы наилучшим образом справиться с этой чрезвычайной ситуацией. На случай настоящей аварии или если кто-то из от природы робких ребят потеряет самообладание, были под рукой другие лодки. Пока «обломки», как называли тренировочную лодку, двигались по волнам, влекомые полудюжиной мальчишек, Клитс, не предупреждая и не сообщая о своих намерениях, открыл отверстие рядом с килем. Иногда её нагружали камнями, так что она шла ко дну, как камень. хотя эта часть программы всегда проводилась на пляже, где отступающий прилив позволял профессору поднять лодку. Затем команда должна была спастись, доплыв до берега или до другой лодки. Иногда «обломки кораблекрушения» включали в себя сломанные рангоуты, куски досок и обрывки канатов; и задача команды состояла в том, чтобы построить плот в воде, часто в неспокойном море. Все эти упражнения, как и многие другие, доставляли мальчикам огромное удовольствие. Громкие возгласы всегда означали, что команда в безопасности: на берегу, в лодке или на плоту.

Многие люди, даже те, кто неплохо плавает, тонут просто потому, что теряют самообладание. Их пугают волны, бьющиеся о берег, или большое расстояние до суши или другого безопасного места, и они не могут использовать свои навыки. Но курсантов эскадрильи постепенно и тщательно приучали к воде, чтобы они могли проплыть разумное расстояние, не выбиваясь из сил, могли отдохнуть, держась на плаву, и научились использовать любые средства для обеспечения своей безопасности. Если лодка тонула Когда их выбрасывало на скалы во время прибоя или когда их сбивало судно, сам факт пребывания в воде не пугал их до смерти, потому что они были приучены чувствовать себя как дома, в своей стихии. Их фактически обучали противостоять опасности во всех мыслимых формах. Но нежного и робкого мальчика не бросали в воду, даже после того, как он научился плавать. Его природная застенчивость постепенно и умело преодолевалась, так что даже самые робкие — хотя таких в рядах эскадрильи было немного — начали брать уроки плавания. Конечно, Степень владения искусством плавания и приобретённая способность противостоять опасностям в воде у разных мальчиков сильно различались. Но все они привыкли к волнам и в какой-то мере вели жизнь уток или рыб.

Экипажи нескольких лодок спрыгнули за борт и заняли свои места. Остальных студентов распределили по баржам и катерам, так что на корабле остались только взрослые офицеры. Каждый из них, как только его погрузили, отчалил и занял своё место в соответствии с порядком, установленным на корабле. по которому обычно передвигалась лодочная эскадра. Баржа командора и первый корабельный катер, каждый с двенадцатью вёслами, шли в авангарде, а остальные лодки — четырьмя рядами по три в каждом. На всех лодках на корме был поднят американский флаг, а на носу — номер. На всех лодках «Молодой Америки» был поднят белый флаг, на «Жозефине» — зелёный, а на «Тритонии» — синий.

Тактика лодочной эскадры была разнообразной и многочисленной. Она была принята скорее для того, чтобы придать учениям интерес, чем для какой-либо практической пользы. Эти передвижения регулировались сигналами с баржи командора. Мистер Лоуингтон решил перед ужином совершить экскурсию по островам фьорда, а после обеда посетить город. На баржу командора посадили лоцмана, и капитан Камберленд, исполняющий обязанности флаг-офицера, командовал эскадрой. Директор и профессор Бадуа были пассажирами на его барже.

Катера выстроились в обычном порядке, а две лодки с яхт замыкали шествие. Сигнальщик, который был квартирмейстером на корабле, по приказу капитана поднял белый флаг с красным крестом, с помощью которого подавались все сигналы. Рулевые нескольких катеров могли видеть этот флаг, а гребцы — нет, потому что они сидели спиной к барже и им не разрешалось оглядываться.

«Весла!» — скомандовал каждый рулевой, как только появился сигнал.

По этой команде несколько гребных команд, которые лежали на вёслах, приготовились к гребле. Сигнальщик опустил флаг на левый борт баржи.

«Дорогу!» — добавил каждый рулевой, и лодочная эскадра тронулась с места.

Чтобы не было простоев, более крупный квартер- бот «Грейс» был позаимствован и укомплектован экипажем. Теперь он занял место второго катера, который был повреждён и на котором сейчас работали три плотника эскадры, выполняя необходимый ремонт. Флот выглядел великолепно: развевались флаги, а офицеры и матросы были в парадной форме. Люди на берегу и на борту различных судов в гавани собрались, чтобы увидеть это великолепное зрелище. Экипаж английского парохода громко приветствовал его, а пассажирки махали руками. Внезапно на барже командора снова взвился сигнал. Они достали свои носовые платки.

«Приготовьтесь бросать!» — сказали несколько рулевых, когда флотилия лодок поравнялась с пароходом. Это был «Орландо», следовавший из Халла в Христианию.

Сигнал был передан на левый борт.

«Бросай!» — продолжали кричать рулевые, но так, чтобы их было слышно только команде, потому что их учили, что ненужный крик при отдаче приказов выставляет офицера в нелепом свете и снижает эффективность маневра.

По команде все вёсла поднялись и были подняты левой рукой вертикально вверх. В этот момент с баржи прозвучал сигнал горна, и все студенты вскочили на ноги, прижав правую руку к фуражке.

«Один!» — сказал рулевой каждой лодки, опустив сигнальный флаг.

Раздался воодушевляющий возглас, сопровождаемый взмахом фуражки, который повторился дважды, составив триаду из трёх возгласов в ответ на приветствие пассажиров парохода. Экипаж парохода ответил тем же. Раздался ещё один сигнал горна, и экипажи сели на свои места, не опуская вёсел. Сигнал на барже повторился.

«Будьте наготове!» — сказали рулевые, что было всего лишь предупреждением.

Флаг был спущен в сторону порта.

«Давай!» — добавил рулевой, и все вёсла разом опустились в воду, а флаг снова взвился. «Поддай!» — и гребля возобновилась.

Пассажиры «Орландо» энергично захлопали в ладоши, увидев, насколько отточенными были движения. Флот двинулся вверх по заливу в сторону западной части города, где собралось немало людей, чтобы понаблюдать за необычным парадом. Баржа проложила путь к самой западной части залива, где снова был поднят сигнальный флаг, а затем баржа развернулась сначала влево, а затем вправо. Это был сигнал к выстраиванию в одну линию, и рулевой каждой лодки отдавал приказы, необходимые для того, чтобы выйти на нужную дистанцию. Всё было организовано каждая лодка выстраивалась в новом порядке по мере того, как она поворачивала, чтобы пройти перед городом; таким образом, они двигались единой линией перед людьми, но на расстоянии не более двадцати футов друг от друга. Снова появился сигнальный флаг, который дважды взмахнул вверх.

«Приготовьтесь взяться за вёсла!» — скомандовали рулевые. «Вёсла!» — продолжили они, когда флаг опустился на правый борт. «Держать воду!»

Эти приказы вскоре привели к тому, что лодки остановились. Сигнальный флаг двигался по горизонтали.

«Тяни, правый борт; назад, левый борт. Поддай!» — продолжали кричать рулевые. В результате этих действий лодки развернулись, как на шарнире. «Весла!» — и команда перестала тянуть, выровняв весла и опустив лопасти.

Лодки развернулись на пол-оборота, и каждый рулевой выровнял свою лодку по барже справа. В этой позиции прозвучали три приветственных возгласа в знак уважения к людям на берегу, хотя норвежцы, казалось, были слишком угрюмыми и медлительными, чтобы понять смысл этого движения. Лодки снова развернулись и продолжили путь в одну линию через узкий проход между Оддерё и материком. Под руководством местного лоцмана баржа проложила путь среди островов, предоставив студентам возможность увидеть берега. Когда Когда флот вошёл в широкий пролив, был отдан приказ, как и в первый раз, и после различных манёвров он был отменён. Каждая лодка вернулась на судно, которому она принадлежала.

Появление флота, в том числе двух прекрасных яхт, и маневры лодок произвели настоящий фурор на борту «Орландо», который был переполнен пассажирами, в основном туристами, направлявшимися вглубь Норвегии. Экипажи нескольких судов протрубили отбой, как только вернулись с экскурсии; но не успели они закончить трапезу, как начали прибывать гости с парохода, и лодочники в гавани неплохо заработали на этом. Среди тех, кто приехал в На корабле находилась элегантно одетая дама с сыном и дочерью в сопровождении слуги в ливрее. Миссис Гарберри Блэклок была должным образом представлена директору одним из джентльменов, который представился сам. Она, очевидно, была очень красивой женщиной, поскольку отличалась не только изысканным нарядом, но и манерами. И её сын, Клайд Блэклок, был, очевидно, очень приятным молодым джентльменом, хотя ему было всего четырнадцать лет. Сомнительно, что мисс Селию Блэклок можно было назвать очень приятной молодой леди, ведь она казалась очень хорошенькой, и очень скромная и замкнутая, с весьма умеренной самооценкой.

В десятый раз мистер Лоуингтон вкратце объяснил суть учреждения, которым он руководил; и прекрасная леди слушала его с томительной скукой.

— Но это очень суровая жизнь для молодых джентльменов, — предположила миссис Блэклок. — Я думаю, они станут очень, очень грубыми.

— Не обязательно, — ответил директор. — Мы хотим, чтобы ученики вели себя как джентльмены, и считаем, что дисциплина на корабле способствует воспитанию хороших манер.

«Они должны жить как моряки, а моряки очень, очень грубые».

— Не обязательно, мадам. В самой профессии нет ничего такого, что...

— Но я хочу знать, чем занимаются эти ребята, — вмешался мистер Клайд Блэклок.

“В самом занятии нет ничего такого, что порождало бы грубость”, - добавил мистер Ловингтон, не обращая никакого внимания на молодого джентльмена, который так невежливо вмешался в разговор старших. “Я не вижу причин, по которым молодой человек не может быть джентльменом как на корабле, так и на берегу”.

— Держу пари, у вас есть матросы, которые сделают всю грязную работу.

— Нет, мадам, всю работу выполняют наши студенты.

— Они что, сами суют пальцы в смолу и дёготь? — поинтересовалась дама, скривив губы в выражении ужаса.

— Конечно, но мы считаем, что смола и дёготь и вполовину не так оскверняют, как злые мысли и дурные манеры.

«Они очень, очень неприятны. Запах дёгтя и смолы невыносим».

— Мы так не считаем, потому что...

— Я хочу знать, чем занимаются эти ребята.

«Мы привыкли к их запаху, — продолжил директор. — Некоторым людям не нравится запах мускуса и даже розы. А мне, например, больше нравится запах дёгтя и смолы».

— Это очень, очень необычно. Но Клайд хочет знать, чем занимаются молодые джентльмены, — добавила леди, взглянув на сына, позади которого стоял человек в ливрее, как будто он был исключительной собственностью мальчика.

«У них регулярный учебный план», — ответил мистер Лоуингтон, обращаясь к даме и даже не взглянув на того, кто задал вопрос, поскольку грубость мистера Клайда, прервавшего разговор, казалось, заслуживала упрека. «Они изучают то, что обычно преподают в академиях высшего класса, в том числе современные языки и навигацию, причём последняя является специальностью курса».

«Мне всё равно, что они изучают, — сказал Клайд. — Что они делают на корабле?»

«Мы готовим мальчиков к поступлению в колледж, а после этого проводим обычный курс обучения в колледже, насколько это позволяют наши возможности. Наши ученики имеют возможность путешествовать, ведь в этом круизе мы посетим все основные страны Европы».

— Что они делают на корабле?

«Клайд хочет знать, чем мальчики занимаются на корабле», — добавила дама.

— Прежде всего они учатся хорошим манерам, мадам. На этом судне пятнадцать офицеров, а на каждом из остальных — по девять. Все они студенты, которые получают звание в соответствии со своими заслугами. Лучший студент в каждом из них — капитан, и так далее.

— Капитан управляет кораблём? — спросил Клайд.

“Конечно”.

«Я бы хотел стать капитаном», — воскликнул молодой джентльмен.

«Как думаешь, ты смог бы управлять кораблём?» — спросила его мать с улыбкой, в которой читалась гордость за высокие амбиции сына.

— Я бы смог, если бы кто-нибудь смог.

«Клайд очень любит море; на самом деле он меня очень беспокоит своим авантюрным духом», — сказала его мать.

«Думаю, ему пойдёт на пользу поездка на море», — добавил директор довольно сухо.

«Студенты сегодня прекрасно смотрелись в своих лодках, — продолжила миссис Блэклок. — Это было действительно очень, очень чудесно».

«Они действительно очень хорошо управляют лодками, но их мастерство было достигнуто только благодаря долгим и тщательным тренировкам. Поскольку на борту у нас много гостей, мадам, мы покажем вам немного морского дела. Капитан Камберленд», — добавил он, поворачиваясь к молодому командиру, который старался понравиться мисс Селии Блэклок.

Капитан попросил юную леди извинить его, подошёл к директору, изящно поклонился и приподнял фуражку.

«Он просто красавчик», — сказал Клайд своему приятелю.

«Он — молодой джентльмен, очень воспитанный, как и все морские офицеры», — ответил Джимс.

Мистер Лоуингтон приказал капитану собрать всю команду и продемонстрировать, как нужно разматывать и сматывать канаты, чтобы порадовать гостей корабля. Капитан Камберленд поклонился и снова приподнял фуражку, уходя, а директор школы выразил надежду, что Клайд возьмёт с него пример в плане хороших манер.

— Не соблаговолите ли пройти на квартердек, мисс Блэклок? — сказал капитан, приподнимая фуражку перед юной леди, с которой его официально познакомил директор. — Мы собираемся спустить паруса, и оттуда вам будет лучше видно, чем здесь.

— С удовольствием, — ответила мисс Селия. — Но что, как вы сказали, вы собираетесь делать?

«Ослабьте и сверните паруса», — ответил капитан, провожая юную леди на квартердек, куда за ними последовали мистер Лоуингтон и остальные.

— Мистер Джадсон, — сказал командир.

— Здесь, сэр, — ответил первый лейтенант.

«Всем развязать и спустить паруса».

— Все на борту, сэр, — ответил Джадсон, прикоснувшись к фуражке в знак уважения к своему начальнику, как того требовали правила.

«Они все классные», — сказал Клайд своему другу.

«Всем ослабить паруса!» — крикнул боцман, дунув в свисток.

Через несколько мгновений все офицеры и матросы были на своих местах, чтобы выполнить манёвр, указанный в приказе. Студенты, зная, что им нужно просто «покрасоваться», были полны решимости поразить изумлённую толпу на палубах.

«Приготовиться к подъёму флага, матросы!» — крикнул первый лейтенант, получив приказ от капитана.

Это повторил второй лейтенант на баке, третий — на шканцах, а четвёртый — на квартердеке.

«Всё готово, сэр!» — доложили несколько офицеров.

“Ложись в воздух!”

По команде те, кто должен был подготовить паруса и такелаж к маневру, принялись за работу. Через три минуты мичман, находившийся на палубе, доложил, что все готово.

— Поднять паруса, ослабить шкоты! — продолжил первый лейтенант.

Моряки, выстроившиеся в правильном порядке на палубе, сначала королевские юнги, затем те, кто служил на верхних гафельных реях, марселях и нижних реях, выстроились в очередь, чтобы каждый мог добраться до своего места, не обгоняя других, запрыгнули на такелаж и полезли вверх, как кошки.

«Приступайте к разметке!»

Это канаты, с помощью которых убираются стаксели, лежащие на реях.

“Увеличь в три раза!”

Шпильковые гики были подняты.

«Отбой! Спустить паруса!»

Матросы запрыгнули на ванты и вскарабкались на свои места на реях, где отвязали паруса, проверили такелаж и подготовили всё к последнему маневру. Мичман на марсе доложил офицерам на палубе о завершении подготовки, а лейтенанты на палубе, в свою очередь, доложили старшему лейтенанту.

«Спустить паруса!» — скомандовал старший помощник, и все паруса как один упали с реев.

Точность движений вызвала бурные аплодисменты у зрителей. Клайд Блэклок стоял с открытым ртом, глядя на студентов на плацу, но время от времени поглядывая на «крутого» первого лейтенанта, который, казалось, был душой этого мероприятия, потому что говорил громко, в то время как капитана, который на самом деле руководил построением, почти никто не слышал, кроме старшего помощника, которому он отдавал приказы.

«Лечь в дрейф! Спустить паруса!» — скомандовал первый лейтенант. Через мгновение вся команда снова была на палубе.

— Вы когда-нибудь дежурите на воротах, сэр? — спросил джентльмен директора школы.

— Время от времени, сэр, но нечасто. Вы же понимаете, что это требует некоторой подготовки, ведь мы обязаны протянуть спасательные тросы через все палубы, — ответил мистер Лоуингтон. — Сейчас мы не в том состоянии, чтобы это сделать. Если бы нас посетил король в Копенгагене или Стокгольме и мы бы знали об этом заранее, мы бы, конечно, это сделали.

Затем команда должна была выполнить маневр по сворачиванию парусов, который был проделан с той же точностью, что и первое упражнение, к большому удовлетворению гостей, которых затем пригласили осмотреть каюты и кубрики корабля.

— Мам, мне нравится эта штука, — сказал мистер Клайд Блэклок.

«Всё очень, очень хорошо, Клайд», — ответила заботливая мать.

«И корабль пойдёт вверх по Балтийскому морю, а затем по Средиземному».

— Да, Клайд.

— И я хочу поехать с ней.

— Ты, Клайд!

— Да, я так и говорю.

— И стать моряком?

«Я всегда говорил тебе, что хочу стать моряком. Разве тот главный учитель, или кто он там, не говорил, что мне пойдёт на пользу служба на море?»

— Возможно, и так, но я не могу пойти с тобой, моя дорогая.

«Я не хочу, чтобы ты шёл со мной. Я не ребёнок!» — возмутился юноша.

— Но ты же мой единственный сын, дорогой.

«Если бы у тебя было сорок сыновей, мне было бы всё равно. Я говорю, что хочу отправиться на этом корабле и стать моряком».

Миссис Блэклок была потрясена и сильно встревожена заявлением сына. Молодой джентльмен настаивал на том, чтобы его немедленно впустили. в качестве члена экипажа корабля. Он предложил своей встревоженной матери отправиться в путь по суше, пока он будет в море, и что она сможет видеться с ним каждый раз, когда корабль будет заходить в порт. Дама, похоже, не видела другого выхода, но, очевидно, была вынуждена уступить требованию сына. Даже для стороннего наблюдателя было очевидно, что Клайд был главой семьи. Миссис Блэклок пообещала поговорить с директором, но она надеялась, что он не сможет забрать её сына. Прежде чем она успела подать заявление, в школе «Орландо» прозвенел звонок на перемену. её пассажиры должны вернуться. Этот звук, казалось, облегчил душу дамы, но мистер Клайд поставил точку в её надеждах.

— Пойдём, Клайд, «Орландо» готов к отплытию, — сказала она.

«Отпусти её», — ответил полный надежды сын.

— Но мы должны подняться на борт.

«Можешь идти. Я отправляюсь в море на этом корабле».

— Не сейчас, дорогая, — взмолилась миссис Блэклок.

«Сейчас самое время. Если ты сам не поговоришь с директором, это сделаю я».

“ Не сейчас, мой дорогой мальчик. Этот корабль направляется в Христианию, и мы поговорим с джентльменом на эту тему , когда он прибудет. Пойдем, Клайд; лодка ждет нас, и все остальные пассажиры уже ушли.

«Тебе меня не провести, мама. Я отправляюсь в море. Мне нравится этот корабль, и мне нравятся эти красавцы-офицеры».

Клайд наотрез отказался покидать корабль, хотя его мать чуть ли не со слезами на глазах умоляла его поехать с ней.

«Мой сын не поедет со мной», — сказала она, когда мистер Лоуингтон подошёл к ней, чтобы узнать причину их задержки.

«Если вы пожелаете, мадам, боцман посадит его в лодку для вас», — ответил директор.

— Посадите меня в лодку! — воскликнул возмущённый юноша. — Я был бы рад увидеть, как он это сделает!

— А стоит? Пикс!

— На палубе, сэр, — ответил старший боцман, приподнимая фуражку перед директором.

— Умоляю, не надо, сэр, не надо! — взмолилась дама. — Клайд хочет отправиться в море на вашем корабле.

— О, неужели! — воскликнул директор. — У нас есть свободное место, и его можно принять.

При этих словах сердце любящей матери сжалось. Мистер Лоуингтон, хотя его опыт общения с учениками такого типа был далёк от идеала, чувствовал, что его долг перед человечеством требует, чтобы он взял к себе этого мальчика, который, очевидно, шёл по пути к погибели из-за слабой опеки матери.


ГЛАВА VI.

ДЕНЬ В КРИСТИАНСАНДЕ.

— Но, мадам, ваш пароход, кажется, вот-вот отправится в путь, — предположил мистер Лоуингтон. В этот момент «Орландо» дал гудок и громко засвистел.

— Я ничего не могу с этим поделать, — ответила дама, явно не обращая внимания на пароход. — Я приехала сюда на увеселительную прогулку, а теперь чувствую себя так, словно потеряла сына.

— Мы потеряли его, мадам! Мы собираемся его спасти, — рассмеялся мистер Лоуингтон. — Но мы не претендуем на него. Если вы хотите отправиться на пароходе, боцман посадит мальчика на борт, хочет он того или нет.

— Нет, нет, это было бы очень, очень жестоко. Пусть пароход идёт. Это дело гораздо важнее, чем поездка в Христианию. Джеймс, — добавила она, поворачиваясь к мужчине в ливрее, — ты возьмёшь лодку, заберёшь наш багаж с парохода и отвезёшь его в отель на берегу.

— Да, мэм, — ответил Джеймс и очень осторожно перелез через борт в лодку.

— Для меня это будет печальный день, сэр, — продолжила миссис Блэклок, взглянув на сына, который насвистывал арию из последней оперы с таким безразличием, как будто его мать мирно отдыхала в собственной гостиной.

— Позвольте повторить, мадам, что у меня нет ни малейшего желания отдавать вашего сына в это учреждение.

«Но Клайд настаивает на том, чтобы отправиться на корабле, и что я могу сделать?»

— Вы можете сказать «нет», если хотите.

— Лучше не говори этого, мама. Если ты это скажешь, я сбегу и уйду в море на торговом судне, — добавил Клайд, качая головой.

— Вы же слышите, сэр, что он говорит, — ответила миссис Блэклок с долгим и глубоким вздохом.

«Это было бы лучшим подарком на свете для мальчика, страдающего от своей болезни», — ответил мистер Ловингтон.

«У меня нет претензий, я не болен», — прорычал Клайд.

— Боюсь, что так, мой мальчик, хотя ты об этом и не подозреваешь. Самые опасные болезни часто прогрессируют ещё до того, как о них начинают подозревать.

«Меня ничего не беспокоит», — добавил Клайд.

— Кажется, это очень хороший корабль, и вы говорите, что все студенты — джентльмены, — продолжила дама, оглядываясь по сторонам и рассматривая корабль и команду. — Если Клайд должен отправиться в море...

— Я должен, мама, — решительно вмешался молодой человек.

— Если ему суждено отправиться в море, то лучше бы ему пойти с вами, сэр.

«Если вы пройдёте в кабинет, мадам, я покажу вам наши правила», — сказал директор, спускаясь по ступенькам.

Клайд последовал за ним, явно не желая слышать ни слова из того, что он не мог расслышать.

— Я хочу поговорить с вашей матерью наедине, — вмешался мистер Лоуингтон.

— Я тоже пойду, — настаивал Клайд, когда миссис Блэклок спустилась по лестнице.

— Я бы предпочёл встретиться с вашей матерью наедине, — твёрдо добавил директор.

«Ты собираешься говорить обо мне, и я хочу услышать, что ты скажешь», — грубо ответил юноша.

— Пикс, оставайся здесь, — сказал директор здоровяку-боцману, который последовал за ними к трапу.

Мистер Лоуингтон спустился по ступенькам, и Пикс проскользнул за ним, прекрасно понимая свой долг без каких-либо объяснений. Клайд попытался последовать за ним, но вход был надёжно перекрыт крепким офицером.

— Уйди с дороги, я хочу спуститься туда, — сказал Клайд не самым вежливым тоном.

— Это невозможно, дружище, — ответил Пикс.

«Я всё равно спущусь».

— Думаю, нет, мой маленький джентльмен.

— Да, это я! Уберись с дороги.

— Полегче, дружище. Не поднимай шум.

— Я хочу увидеть свою мать, — прорычал Клайд.

«Тебя не пригласили в хижину, а твою мать пригласили», — очень мягко ответил Пикс.

«Мне всё равно, был я там или нет; я иду вниз».

— Ты и раньше это говорил, — и боцман попытался успокоить юношу и призвать его к благоразумию. Но Клайд всегда поступал по-своему и был готов бороться за это, даже если ничего не выиграет.

Капитан Камберленд всё ещё прогуливался с мисс Селией, объясняя ей, что такое дисциплина на борту, и рассказывая о путешествии через Атлантику. На юте собралась группа офицеров, которые с интересом наблюдали за поведением Клайда. По мере того как он становился всё более агрессивным, его сестра пыталась успокоить его и призвать вести себя как подобает джентльмену, но он отвечал ей тоном и словами, от которых щёки капитана залились румянцем негодования.

Наконец, убедившись, что оскорбления не действуют на крепкого боцмана, он отступил и сделал отчаянную попытку наброситься на своего грузного противника. Пикс схватил его за плечи и поднял с ног, как младенца. Взяв его на руки и зажав ему рот, чтобы заглушить крики, он понес его к трапу, где его воплей не могла услышать мать.

— Тише, малыш, — сказал Пикс, усаживаясь на главном люке и обвивая своими длинными ногами ноги пленника так, что тот оказался в ловушке, словно в кольцах анаконды. — А теперь помолчи, и я расскажу тебе морскую легенду. Жил-был маленький мальчик, который хотел уйти в море...

— Отпусти меня, или я тебя убью! — выпалил Клайд, но боцман снова зажал ему рот и заставил замолчать.

«Убей меня! Это было бы жестоко. Но я не комар, чтобы раздавить меня в пальцах такого милого мальчика, как ты. Но ты оборвал мою пряжу; и если ты не будешь стоять смирно, я не смогу сплести из неё корабль».

Клайд почти совсем выбился из сил в этой бесплодной борьбе, и прежде чем его сестра подошла достаточно близко, чтобы увидеть его, он уже был относительно спокоен, потому что у него больше не было сил сопротивляться. Тогда боцман рассказал историю о мальчике, который хотел отправиться в море, но обнаружил, что на борту корабля он не может делать всё, что ему заблагорассудится.

В каюте миссис Блэклок рассказала печальную историю о своенравности своего сына. Она была вынуждена делать всё, что он говорил, и если он чего-то хотел, каким бы абсурдным это ни было, она была вынуждена это дать, иначе он делал дом слишком «жарким» для неё. Её муж умер, когда дети были маленькими, и вся забота о них легла на её плечи. Клайд несколько лет делал её несчастной. Она отправила его в несколько знаменитых школ, но он сразу же попал в неприятности, и ей пришлось забрать его, чтобы он не покончил с собой и она, как она выразилась. Муж оставил ей приличное состояние, но она боялась, что сын растратит всё или заставит её сделать это до того, как достигнет совершеннолетия.

Мистер Лоуингтон повторил лишь то, что ей уже говорили многие друзья: её снисходительность погубит мальчика; ему нужна твёрдая рука. Он был готов взять его с собой в Академию, но мальчик должен был подчиняться всем правилам и следовать всем предписаниям. Озадаченная мать поняла, что всё, что он сказал, было правдой.

— Вы ведь возьмёте его к себе офицером, не так ли, сэр? — спросила она, когда в какой-то мере смирилась с предложенной дисциплиной.

— Разумеется, нет, мадам, — ответил директор. — Если он когда-нибудь станет офицером, то должен будет сам добиться этого, как и другие студенты.

«Но ты могла бы выделить ему одну из комнат в домик. Я готов доплатить за его обучение».

— Нет, мадам, он должен пойти с другими учениками и делать то же, что и они.

— Где будет жить его слуга?

“ Его слуга?

— Да, Джеймс. Ему понадобится слуга, потому что я не знаю, одевался ли он когда-нибудь сам.

«У него не может быть слуг, кроме тех, что на корабле».

— Это очень, очень сложно.

— Возможно, и так, но если мальчик не может одеться сам, он должен лежать в своей койке, пока не овладеет этим искусством путём упорных размышлений. Я хочу, чтобы вы тщательно разобрались в этом вопросе, прежде чем оставлять его, мадам.

Миссис Блэклок с трудом согласилась на эти жёсткие условия. Но даже ей ситуация казалась безнадёжной, и в конце концов она решила попробовать, хотя и собиралась следовать за кораблём, куда бы он ни направлялся, чтобы спасти его от самоубийства, когда его положение станет совсем безнадёжным. Договорившись об условиях, она последовала за мистером Лоуингтоном на палубу, где Клайд был обнаружен в нежных объятиях здоровенного боцмана, который отпустил его, как только увидел даму.

«Ну вот, Клайд, дорогой мой, мы всё уладили», — сказала миссис Блэклок. Следует добавить, что такой результат был бы совершенно невозможен, если бы предмет переговоров присутствовал.

«Мне всё равно, есть у тебя что-то или нет», — ответил Клайд, бросив огненный взгляд на боцмана, который улыбался так невинно, словно на земле не было непослушных мальчишек.

— Что случилось, Клайд? — спросила встревоженная мать.

— С меня хватит этого корабля, — взвыл маленький джентльмен, снова взглянув на дородного первого помощника.

Самодовольное лицо Пикса взбесило его, и Клайд почувствовал, что, возможно, впервые в жизни проиграл битву. Он не мог выносить вида спокойного лица боцмана, на котором не отражалось ни гнева, ни злобы. Он чувствовал, что даже не спровоцировал своего могущественного противника. Он взвыл от ярости, а затем заплакал от отчаяния. Внезапно он схватил с перил деревянный швартовный кнехт и швырнул его в голову боцмана. Пикс поймал его на лету, как будто играл с жертвой в мяч, но в следующее мгновение его «анаконда» обвилась вокруг снова окружили юношу. Миссис Блэклок закричала от ужаса.

— Ничего страшного не произошло, мадам, — вмешался директор. — Мы не разрешаем мальчикам бросать здесь вещи.

— Вы очень, очень суровы с бедным мальчиком.

«И этот бедняга очень, очень суров с нами. Он швыряет в нас страховочные штифты».

«Он не хотел ничего плохого».

— Возможно, и нет, но это неприятный способ проявить свою привязанность.

«С меня хватит этого корабля! Я не поплыву на нём!» — взревел Клайд, пытаясь вырваться из хватки офицера.

— Вы это слышите, сэр? Бедный мальчик!

«Он скоро поймёт, что так вести себя нельзя. Мы сможем вылечить его через десять минут после того, как вы покинете корабль».

— Что! выпороть его? — в ужасе воскликнула мать.

«Нет, мадам, мы никогда не бьём учеников ни при каких обстоятельствах, разве что в целях самообороны. Но если мальчик не слушается приказа, мы его несём. У нас всегда достаточно сил, чтобы сделать это без вреда для человека».

«Но посмотрите, как бедняга старается!»

«Это не причинит ему вреда».

«Теперь он говорит, что не поплывёт на этом корабле».

«Если бы я был его родителем, всё было бы так, как я сказал, а не так, как сказал он, после того как перестал быть благоразумным. Я бы прислушивался к желаниям и мнению своего сына, пока он вёл себя должным образом, но теперь всё иначе. Вам нужно только оставить его в покое, и я уверяю вас, что с ним будут обращаться так же хорошо, как он позволит нам с ним обращаться. Я не хочу на вас влиять, но я уверен, что этого мальчика ждёт гибель, если он не исправится».

Миссис Блэклок действительно плакала. Она любила мальчика слепой любовью, несмотря на неуважение и даже оскорбления, которые он ей выказывал. Это была ужасная борьба для неё, но в конце концов она решила оставить его на борту корабля, возможно, убеждённая, что ничто другое не сможет спасти его от самого себя, а её — от страданий, которые постоянно причиняло ей его безрассудное поведение.

«Ты хотел отправиться в море, Клайд, и я решила оставить тебя на этом корабле», — сказала бедная мать, дрожа от волнения.

«Но я говорю вам, что не останусь на этом корабле», — проревел Клайд, когда Пикс по сигналу директора отпустил его.

«Я ничего не могу с тобой поделать, мой дорогой мальчик. Ты не слушаешься меня, и я вынужден передать тебя тем, кто может тобой управлять. Я сейчас отправляюсь на берег, но мы ещё увидимся в Христиании».

— Я не останусь! — взвыл Клайд.

— Прощай, Клайд, — в отчаянии сказала миссис Блэклок. Она обняла сына и поцеловала его в обе щеки.

— Говорю тебе, я не останусь! — воскликнул рассерженный юноша, вырываясь из объятий матери.

— Говорите покороче, мадам, — предложил мистер Лоуингтон.

«Постарайся вести себя хорошо, Клайд, и тогда ты сможешь вернуться домой очень, очень скоро», — добавила миссис Блэклок, когда директор проводил её до трапа, ведущего на берег, где её уже ждал первый катер.

«Говорю тебе ещё раз, я не останусь! Если ты бросишь меня, я прыгну за борт».

— О! — простонала слабая мать.

— Если вы это сделаете, молодой человек, мы с удовольствием вас подберём, — сказал мистер Лоуингтон, подталкивая даму к обочине.

— О, если бы он только мог! — выдохнула она.

«Ему ничего не угрожает, мадам; мистер Пикс прекрасно о нём позаботится», — ответил её утешитель.

Боцман по кивку мистера Лоуингтона снова схватил Клайда, но не причинил ему вреда и не позволил ему причинить вред себе. Даму посадили в лодку, и капитан Камберленд вежливо оказал эту услугу мисс Блэклок. Конечно, бедная мать была в муках от сомнений и тревоги, но студенты в катере казались такими весёлыми, довольными и благородными, что она надеялась на лучшее.

Клайд был в ужасе от происходящего, и до него, казалось, внезапно дошла одна из суровых реалий жизни. Как только его мать исчезла за бортом, он перестал сопротивляться, потому что это ничего не меняло. А студентов, похоже, забавляли его страдания. Пикс отпустил его, и жертва суровой дисциплины огляделась по сторонам с изумлением. Но рядом не было матери, которая могла бы приласкать или припугнуть его, и он был вынужден полагаться только на себя в поисках средств сопротивления, если он намеревался сопротивляться. Казалось, он был ошеломлён происходящим, и мистер Ловингтон, воспользовавшись его замешательством, пригласил его в главную каюту, где любезно, но твёрдо «изложил ему свои правила». Клайд ни в коем случае не был сломлен, но скорее размышлял о том, как ему выбраться из этой непростой ситуации. В конце разговора капитан передал пациента одному из стюардов и попросил его переодеть новичка в форму корабля. Пиксу было поручено присматривать за жертвой, пока команда была на берегу.

Вскоре все сели в лодки, и через полчаса все студенты эскадры оказались на улицах Кристиансанна. Хотя инструкторы были в составе группы, от них не требовалось особого надзора за учениками. Здесь почти не на что было смотреть, и, поскольку многие студенты никогда раньше не пересекали Атлантику, они хотели знать, не зря ли они проделали такой долгий путь, чтобы увидеть этот город. Большинство домов были деревянными, но они были аккуратными и ухоженными. Как столица провинции Кристиансанд, город был резиденцией амтмана, или губернатора, и епископа епархии. Он был основан в 1641 году. Благодаря отличной гавани он имеет важное торговое значение. Население города составляет около десяти тысяч человек.

Мальчики посетили собор, который представляет собой прекрасное здание из серого камня. Поскольку большинство из них никогда не видели ничего подобного, собор вызвал у них немалый интерес. Они наблюдали за людьми, их манерами и обычаями, насколько это было возможно, с большим интересом, чем за зданиями, которые ни в чём существенном не отличались от тех, что есть в Соединённых Штатах. Пройдя по набережной города, они подошли к реке Торрисдал, через которую перекинут отличный мост. Они перешли ручей и направились к старинной церкви. По пути им встретилось несколько домов Это были очень аккуратные, красивые постройки, похожие на одноэтажные дома, которые можно увидеть по всей Новой Англии.

«Вот рунический камень», — сказал доктор Уинсток, когда капитан и несколько офицеров последовали за ним на кладбище, примыкающее к древней церкви.

— Что такое рунический камень? — спросил Линкольн, третий лейтенант.

«Камень с руническими символами».

«Я понятия не имею, что означает это слово, хотя По поёт в «Колоколах»:


«Отсчитываю время, время, время,
в своего рода руническом стихе!»

Слово «рунический» происходит от слова, означающего «тайный». Рунический камень — это любой памятник, стол или колонна, на которых высечены рунические символы, например надгробие или межевой знак. Существует шестнадцать таких символов, образующих алфавит, который использовался древними скандинавами. Они считали, что эти символы обладают магическими свойствами, а ивовые палочки с вырезанными на них рунами использовались язычниками севера в магических обрядах. Палочки использовались в качестве альманахов для учёта дней и месяцев, а также служили дневниками и бухгалтерскими книгами для древних людей. В Германии в наше время, например, у пекаря и покупателя хлеба были палочки. На обеих палочках отмечалось количество проданных буханок. Не менее примитивным был обычай некоторых наших американских фермеров, которые вели учёт на двери сарая. Я слышал историю об одном из них, который, когда его попросили предъявить бухгалтерские книги в суде, принёс дверь сарая и показал её судье и присяжным. В Дании и Швеции вы увидите больше рунических надписей, особенно в музее в Копенгагене».

«Кажется, здесь людей хоронят примерно так же, как у нас», — сказал капитан Камберленд.

«Разница между здешними вещами и теми, что есть у меня дома, не так велика, как я ожидал», — добавил Джадсон.

«Дома почти такие же, как и люди», — продолжил Норвуд.

«Люди, приезжающие в Европу, часто разочаровываются потому что почти всё здесь похоже на то, к чему они привыкли, — ответил доктор. — Норвегия и Швеция больше похожи на Новую Англию, чем на любую другую страну на континенте. Но я думаю, что вы найдёте достаточно различий, чтобы они пробудили ваш интерес и привлекли ваше внимание, прежде чем вы вернётесь».

Студенты вернулись в Кристиансанд и, изрядно устав от города, поднялись на борт судов эскадры, готовые и даже жаждущие продолжить путешествие. Лоцманы были на палубе, Пол Кендалл и леди вернулись на «Грейс», и директор школы только ждал прибытия парохода «Мосс» из Фредериксверна, чтобы отдать приказ о выходе в море. Все лодки были подняты на борт, кроме первого катера, который должен был забрать несчастную команду баржи профессора, как только они прибудут.

В восемь часов прибыл пароход, и первый катер с директором на борту поспешил к месту его швартовки, чтобы встретить Сэнфорда и его товарищей. К его великому удивлению и огорчению, их не было на борту «Мосса». Капитан, который очень хорошо говорил по-английски, ничего не знал об отсутствующих и был совершенно уверен, что их нет на борту «Фолдина», лодки, которая их подобрала. Капитан Хоэлл ничего не сказал ему о происшествии, но, с другой стороны, «Фолдин» прибыл только сегодня утром, а не накануне вечером, как планировалось, и их разговор Они очень торопились. «Кто-нибудь в Моссе знал что-нибудь о несчастных?» Капитан был так любезен, что поинтересовался. Нашёлся пассажир, который слышал, как кто-то сказал, что группа молодых людей высадилась в Лиллесанде. Но «Мосс» покинул Лиллесанд в шесть часов, и его капитан не видел и не слышал описанных людей. Мистер Лоуингтон очень беспокоился о судьбе экипажа второго катера и опасался, что кто-то из них пострадал при столкновении и не сможет вернуть пароход в Кристиансанд. Он вернулся на катер и отплыл к «Тритонии», где поручил мистеру Томпиону, второму заместителю директора, отправиться в Лиллесанд и выяснить, что стало с отсутствующими. Не дожидаясь сигнала, «Тритония» Он снялся с якоря и под всеми парусами, при свежем бризе, вышел из гавани. Другие суда вскоре последовали за ним. Главное судно намеревалось оставаться на месте, пока «Тритония» не вернётся.

Накануне корабль был обыскан от киля до клотика в поисках Уле Амундсена. Разумеется, его не нашли, и был сделан вывод, что он прыгнул в воду и доплыл до берега, хотя было трудно понять, как ему удалось совершить этот подвиг незамеченным. На берегу были сделаны запросы о нём, но если кто-то и знал его, то не те люди обратились за информацией.

Мистер Клайд Блэклок ещё не прыгнул за борт, и во время суматохи, связанной с отплытием, он стоял с открытым ртом, с изумлением наблюдая за происходящим. После того как его гнев утих, он уже не был так уверен, что совершил невыгодную сделку. В движении корабля было что-то приятное, а рвение и точность, с которыми работали студенты, показывали, что им нравится их занятие. Никто не замечал Клайда или даже казалось, они чувствовали его присутствие. Раньше, когда он вёл себя экстравагантно и неразумно, мальчики только смеялись над ним. Они не умоляли его успокоиться, как это всегда делали его мать и Джеймс; наоборот, казалось, они наслаждались его досадой.

Как только корабль тронулся в путь, новому студенту сообщили, что он приписан к порту, вторая часть. На его левую руку прикрепили серебряную звезду, обозначавшую его вахту. Ему сказали, что ночью его вместе с остальными вызовут на палубу.

— Что мне делать? — спросил он довольно безучастно.

— Так же, как и все остальные? — ответил Де Форрест, четвёртый лейтенант, который нёс вахту на палубе со второй частью экипажа, дежурившей по левому борту. — У меня есть ваш вахтенный журнал.

— Что это такое?

«Это карточка, на которой указаны все ваши обязанности. Вот она, — добавил Де Форрест, доставая судовой журнал. — Ваш номер 71; все чётные номера относятся к вахте по правому борту, а все нечётные — к вахте по левому борту».

Все эти карточки были напечатаны, потому что среди различных развлечений, предусмотренных для студентов, была пара печатных станков Novelty размером в октаво с достаточным запасом литер и других печатных материалов. Все заготовки для использования на корабле печатались на борту, а еженедельный журнал Oceanic Enterprise регулярно выпускался во время путешествия через Атлантику, хотя однажды из-за штормового ветра, нарушившего работу печатного станка и типографии, его выпуск был отложен на пару дней.

Клайд прочитал счёт за услуги вокзала, который ему вручил сотрудник. Но для него это было бы так же понятно, как если бы счёт был написан руническим шрифтом.

— «Рифы, грот-брам-стеньга и фалы грот-брам-стеньги», — прочитал Клайд с карточки. — Что всё это значит?

«Ты думаешь только о том, что должен сделать сам, и не забиваешь себе голову приказами, которые не имеют никакого отношения к твоей работе. Ведь приказы сыплются как снег на Рождество. Когда всех зовут убирать марсели, ты, конечно, один из них. Когда говорят что-то о марселях или фалах марселя, ты и есть тот самый человек».

— Хорошо, я это понимаю и стану моряком, я знаю, — добавил Клайд.

«Надеюсь, что да. Придёт приказ «отдать фалы марселя». Будьте готовы помочь».

«Но я не отличу фалы грота от пинты супа».

— Вот они, — добавил лейтенант, подводя своего ученика к лееру и указывая на фалы грота-марселя. — Затем, когда офицер скажет: «Наверх, марсовые!» — ты поднимешься по грот-такелажу сюда, а мичман на марсе скажет тебе, что делать. По команде ты ляжешь на рею и будешь делать то же, что и остальные. При словах «Спустить с марса» вы выйдете на палубу и поднимете грот-марсель. Почти все ваши обязанности связаны с грот-марселем. При смене галса вы подойдете к клюзу.

“Что это такое?” - спросил я.

“Эти канаты, с помощью которых поднимаются углы грота ”, - ответил Де Форрест, указывая на клюз-гранаты. “Вы также отпустите основной галс. При трогании в путь вы поможете ослабить грот-марсель. При постановке на якорь вы находитесь на основных линиях крепления, и главной скобе. Вот они. При спуске и подъёме парусов вы находитесь на грот-марселе. При работе с лодкой вы прикреплены к третьему катеру. Вы спите на койке № 71, это ваш корабельный номер, и едите в столовой № 6.

Де Форрест, следуя указаниям директора, тщательно объяснил обязанности новичка, указав на каждую веревку, как он упомянул, и описав ее использование. Он был благоразумен в своих манерах и старался не обидеть гордого юношу, заставляя его почувствовать превосходство офицера. Затем лейтенант провел его в кают-компанию и указал на его койку.

Ветер по-прежнему дул с юга и был довольно свежим. Несмотря на то, что эскадра шла под малыми парусами, через пару часов она уже была у Лисенда. «Тритония», быстроходное судно, задержала своих попутчиков не более чем на пару часов. Мистер Томпион поднялся на борт корабля и сообщил, что команда второго катера высадилась в Лиллесанде и, опасаясь, что они пропустят корабль, если вернутся в Кристиансанд, взяла кареты и рано утром отправилась в Христианию. Их было десять человек, и один из них был норвежцем, хотя и был одет как и остальные. Мистер Лоуингтон не мог представить, кто этот норвежец в форме Академии, потому что ему и в голову не приходило, что Оле мог присоединиться к ним. Он был рад услышать, что все они в порядке и могут путешествовать, и не сомневался, что они благополучно доберутся до Христиании. Он был Он знал, что команда второго катера была довольно буйной, но, поскольку во внутренних районах не было крупных городов, он не боялся, что они собьются с пути среди простых норвежцев.

Флот снова снялся с якоря и в восемь часов утра следующего дня вышел из Фредериксверна.


ГЛАВА VII.

ВВЕРХ ПО ФЬОРДУ КРИСТИАНИЯ.

«Я бы хотел знать, где находится это место», — сказал Райдер, второй помощник капитана, появившись на квартердеке с одним из сорока томов журнала Harper’s Magazine в переплёте, которые хранились в библиотеке.

— Какое место? — спросил Линкольн, третий лейтенант, взглянув на том.

— Я знаю не больше вашего, но вот фотография парохода, который плывёт между двумя высокими скалистыми утёсами и, как говорят, входит во фьорд.

«Мы сейчас как раз у входа во фьорд, и если там есть такие же скалы, как здесь, я бы хотел их увидеть. Да вы же видите, они возвышаются над грот-мачтой парохода».

Линкольн взял книгу и прочитал описание; но его труды не увенчались успехом, потому что узкий пролив, через который проходил пароход на картинке, не был подробно описан. Книгу показали лоцману, который не знал, где именно находится это место; но когда ему сказали, что пароход прибыл из Готтенбурга и направляется в Христианию, он подумал, что острые скалы должны быть где-то в окрестностях Фредериксверна. Он предложил чтобы провести корабль через пролив, так как ветер был попутный, и мистер Лоуингтон согласился, что так и нужно сделать, потому что, чтобы студенты могли полюбоваться прекрасными видами фьорда, занятия на сегодня отменялись.

«Я не понимаю, откуда здесь что-то подобное», — сказал Райдер, осматривая берег.

«Здесь много островов, но ни один из них не достигает таких высот, как те, что изображены на картине, — ответил Линкольн. — Это голые скалы в море, но некоторые из них немного зеленеют ближе к берегу. Здесь не так дико, как я предполагал. Я столько читал и слышал о фьорде Христиания, что решил, будто это самый величественный пейзаж в мире».

«Не очень похоже на фотографию, не так ли?» — рассмеялся Райдер.

Вскоре корабль приблизился к узкому проливу. Скалы по обеим сторонам были очень отвесными и скалистыми, и если бы студенты не тешили себя грандиозными ожиданиями, они бы оценили пейзаж гораздо лучше. Райдер и Линкольн рассмеялись, сравнив реальность с имевшимися у них фотографиями. Пейзаж нельзя было назвать грандиозным, хотя он, безусловно, был очень красивым. Пролив был очень узким, и по обеим его сторонам в скалах были закреплены кольца, выкрашенные в белый цвет для удобства судов Вытягивается в штиль или против ветра. На высокой скале — она не могла быть выше ста футов — справа находился небольшой форт, который выглядел мрачно и устрашающе, но был хорошо укреплён Военный корабль с современным вооружением мог бы разрушить его за полчаса.

Проходя через пролив, корабль увидел небольшую деревню Фредериксверн, которая является военно-морской базой. Там в ряд одинаковых зданий размещено несколько канонерских лодок. Сама деревня — это всего лишь поселение, но по мере продвижения судов те, кто находился на борту, увидели в начале бухты Лаурвиг, который является важным местом.

«Литтл-Фёрдер», — сказал пилот час спустя, указывая на высокий красный маяк у входа во фьорд.

— Тогда земля, которую мы видим за горизонтом, должно быть, Швеция, — добавил Райдер.

«Швеция», — кивнул пилот.

«Полагаю, это Швеция, но я не вижу смысла в том, чтобы у страны было полдюжины названий».

«А это Норвегия», — добавил второй мастер, указывая на другую сторону.

«Да, Norge», — ответил пилот, довольный тем, что молодой офицер назвал его по-норвежски.

По левому борту корабля простиралось бескрайнее море скалистых островов всех форм и размеров. Те, что были дальше всего от материка, были совершенно лишены почвы и растительности. Но вдалеке можно было разглядеть несколько сосен и свежую зелень молодой травы.

«Держите курс на северо-северо-восток», — сказал пилот.

«Следите за погодой и занимайте места у подветренных брасов!» — крикнул первый лейтенант.

Клайд Блэклок достал свою служебную карточку и посмотрел, относится ли к нему этот приказ.

«Ты на главном тросе», — сказал Скотт, добродушный молодой матрос, который оказался рядом с новым студентом. «Вот ты где, на стороне, где нет ветра».

— Кто с тобой разговаривал? — потребовал Клайд, бросая свою визитку и глядя Скотту в глаза.

— Я знаю, что нас не представили друг другу, но я думал, ты хочешь знать, в чём заключается твой долг, — рассмеялся Скотт.

«Ты сам о себе позаботься, а я буду выполнять свой долг», — прорычал Клайд.

— Ладно, дружище, — ответил добродушный студент, который стоял на баке у вант-путенса.

Клайд прошёл на корму и встал в ряд тех, кто должен был тянуть за главный брашпиль.

«Отдать шкот и натянуть ванты», — сказал первый лейтенант, и другие офицеры повторили приказ.

«Уходите!» — крикнул четвёртый лейтенант тем, кто стоял у главного браса.

Клайд взялся за скобу и потянул изо всех сил; но скоба не поддавалась. По правде говоря, среди студентов было принято издеваться над новичками, и главные помощники скотовода договорились между собой, что всю работу сделает он. Они делали вид, что тянут, но ни один из них не сдвинул скобу с места.

— Тяни! — во весь голос закричал Клайд, напрягая силы и дёргая за верёвку. — Почему вы не тянете, ребята?

— Тишина на квартердеке! — крикнул старший помощник. Все работы должны были выполняться в тишине. — Уберите грот-шкот.

«Давайте, ребята, почему бы вам не потянуть?» — проревел Клайд, который был благословлён парой крепких лёгких.

— Тише, Блэклок! Ты не должен так кричать, когда несёшь дежурство, — вмешался Де Форрест.

— Кто сказал, что я не должен? — спросил Клайд, отпустив поручень и подойдя к офицеру, который осмелился дать ему этот совет, произнесённый мягким и умоляющим тоном, а не властным.

«Правый борт — руль», — сказал старший помощник.

— Правый борт, сэр, — повторил штурман у штурвала.

«Уходите с этим главным тросом!» — добавил первый лейтенант.

Матросы на грот-брам-стеньге, увидев, что Клайд спорит с четвёртым лейтенантом, занялись своей работой, и грот-брам-стеньга развернулась.

— Всем стоять! — скомандовал старший помощник.

— Спокойно, сэр.

«Тяжёлый груз! Привал, все».

Благодаря этим манёврам корабль удалось отвести в сторону, и теперь он направлялся прямо вверх по фьорду.

«Я не позволю никому так со мной разговаривать, — вспылил Клайд. — Я хочу, чтобы ты понял, что я джентльмен».

— Иди вперёд, Блэклок, и не устраивай сцен на квартердеке, — мягко ответил Де Форрест.

«Я не пойду дальше!»

— Тогда я должен сообщить о вас старшему лейтенанту.

«Я готов выполнять свою работу, но я не позволю какому-то аристократу в золотых кружевах помыкать мной».

— Ты совершаешь ошибку, Блэклок, — тихо сказал Де Форрест, подходя к разгневанному британцу, чтобы убедить его в абсурдности его поведения.

Мистер Лоуингтон предупредил его и других офицеров, чтобы они были очень осторожны в общении с новым студентом, пока тот не освоится со своими обязанностями, и, конечно же, Де Форрест был крайне осторожен. Возможно, Клайд неправильно понял намерения этого офицера, когда тот подошёл к нему, и заподозрил, что тот собирается применить силу, потому что, отступив, он замахнулся на Де Форреста кулаком. Но последний разгадал суть демонстрации вовремя, чтобы отразить удар, и, по-прежнему проявляя крайнюю осмотрительность, которая ранее отличала его поведение, отступил на другую сторону квартердека.

— Хватит об этом, — сказал Джадсон, первый помощник капитана, вставая между Клайдом и Де Форрестом.

Клайд был очень зол. Хотя он и решил с самого начала выполнять свой долг, ему казалось, что никто не имеет права приказывать ему молчать. В гневе он сорвал с себя синий китель, швырнул его на палубу и дал понять, что если первый лейтенант хочет сражаться, то он готов. К счастью, первый лейтенант не хотел драться, хотя и был полностью готов защищаться. Во время этого кризиса директор заметил враждебное отношение молодого британца и тихо приказал Пиксу вмешаться.

— Иди вперёд, Блэклок, — спокойно сказал Джадсон.

«Я не пойду дальше! Меня оскорбили, и я разобью фонарь тому, кто это сделал», — добавил Клайд, взглянув на четвёртого лейтенанта.

«Ну же, дружище, пойдём вперёд, как нам и приказали», — вмешался Пикс, подхватил Клайда на руки и, несмотря на его сопротивление, понёс в таверну.

Сопротивляться здоровяку-боцману было бесполезно, и Клайд быстро сдался под натиском Пикса. Он был похож на маленького ребёнка, которого поставили на палубу под смех товарищей. Он чувствовал, что совсем не продвигается вперёд, и, хотя не показывал своего гнева, решил при первой же возможности избить Джадсона и Де Форреста. Он тоже решил сбежать при первой же возможности, даже если для этого ему придётся заночевать на необитаемом острове. Он считал Пикса ужасным людоедом, единственной целью которого на корабле было преследовать и обойти его.

«Я ещё разберусь с этими аристократами», — сказал Клайд, когда Пикс оставил его, придя в себя, по крайней мере внешне.

«Выкладывай! Что выкладывать?» — добродушно спросил Скотт.

«Я отхлестаю того аристократа, который велел мне молчать».

— Только не ты, мой весёлый британец, — рассмеялся Скотт.

— Я могу это сделать.

— Вы имеете в виду старшего лейтенанта?

— Да, это так, и я научу его хорошим манерам.

«Я бы не причинил ему вреда. Джадсон — хороший парень».

«Мне всё равно, что с ним будет; он это заслужил; и Де Форрест тоже. Они меня оскорбили».

— Осмелюсь предположить, что они не хотели этого.

«Если это не так, я дам им шанс извиниться», — добавил Клайд, немного смягчившись от ласковых слов своего товарища.

— Это очень мило с вашей стороны, но офицеры нечасто извиняются перед матросами за то, что те рассказывают им о нарушении корабельных правил.

«По правилам или нет, я прибью их обоих, если они не извинятся».

— Не будь с ними слишком суров, — рассмеялся Скотт.

«А этот здоровенный боцман — я с ним ещё поквитаюсь», — прорычал Клайд, угрожающе качая головой.

— Ты и его собираешься избить? — спросил Скотт, открывая глаза.

«Я с ним разберусь. Он не может так со мной поступать, не поплатившись за это».

«Ну, не обижай его», — добродушно посоветовал матрос.

«Он получит по голове раньше, чем станет намного старше», — добавил Клайд, вытаскивая из фальшборта шпиль. «Я недолго пробуду на этом корабле, но собираюсь остаться достаточно надолго, чтобы свести счёты с главным боцманом и двумя выскочками на квартердеке».

— Как ты собираешься это сделать, мой дорогой Альбион?

— Предоставь это мне. Ни один мужчина не посмеет оскорбить меня, не поплатившись за это.

«Возможно, офицеры извинятся, но я не верю, что Пикс сделает это. Он упрямый парень и сделает всё, что скажет директор, даже если для этого придётся проглотить нас с тобой и ещё полдюжины других ребят. Ты же не собираешься подлизываться к директору, не так ли?»

«У меня с ним не было никаких проблем».

«Но он стоит за всем этим. Он велел Пиксу преследовать тебя. Я не уверен, что директор не виноват больше, чем все остальные, вместе взятые».

«Для него это не имеет значения; он отлично справился».

— Значит, ты собираешься его отпустить?

— Я говорю, что ничего не имею против директора.

«Не будь слишком строг к Пиксу», — добавил Скотт, забираясь на перила, чтобы полюбоваться видом на фьорд.

— Полагаю, у всех этих островов, мысов, бухт и проливов есть названия, как и по ту сторону океана, — сказал Лейболд, рядом с которым устроился добродушный шкипер.

— Конечно, — кивнул Скотт.

— Интересно, что это такое.

— А ты не знаешь?

— Конечно, нет — а как иначе?

«Я не знал, но, возможно, вы видели диаграмму», — серьёзно добавил Скотт.

«Там город!» — воскликнул восторженный Лейболд. Корабль вошёл в канал, в конце которого виднелась деревня с церковью.

— Понятно, это Боссенбоггенберг, — сказал Скотт.

— О, это река?

«Вовсе нет. Это всего лишь канал под названием Хоппенбогген, который огибает остров Топпенбогген. По этому каналу могут ходить небольшие суда».

«Где ты выучил все эти имена?» — спросил Лейболд, поражённый удивительными словами, которые его спутник так легко произносил.

«Отцу пришлось отправить меня в море, чтобы я не слишком много учился. У меня выпали все волосы, и учителя меня боялись».

«Впереди по левому борту ещё один город», — сказал Лейболд чуть позже.

— Кажется, это Аггерхаузенбогген. Дайте-ка посмотреть. Вот мыс Тингамбогген, а это, должно быть, вход во фьорд Стоппенбогген. Да, это, должно быть, Аггерхаузенбогген.

— Где ты научился так хорошо говорить по-норвежски, Скотт?

«О, я выучил норвежский, когда был младенцем. Я мог говорить на нём бегло ещё до того, как научился произносить слова на своём родном языке».

— Убирайся! — возмутился Лейболд. — Ты хоть знаешь, что это за остров по правому борту?

— Конечно, знаю. Вы думаете, моим образованием пренебрегали? Это Степфенфетхенбогген. И это очень красивый остров, — продолжил Скотт, выпаливая длинные названия так, что они звучали явно по-иностранному.

— Не понимаю, как ты можешь произносить эти слова, — добавил Лейболд. — Они бы меня до смерти задушили.

— Не думаю, что они бы это сделали, — рассмеялся Скотт.

Эскадра прошла через несколько узких проливов и вышла в широкий водный простор в устье реки Драммен. Студенты сидели на перилах и в такелаже различных судов и с большим интересом наблюдали за разворачивающейся перед ними панорамой.

“Это довольно красивый пейзаж”, - сказал Линкольн, который все еще держал книгу в руке и время от времени поглядывал на нее на картины; “но я думаю, что художник здесь, должно быть, умножил высоту утесов на два и разделил высоту домов, людей и мачт на то же самое число”.

«Это определённо похоже на преувеличение», — ответил Райдер.

— Посмотрите на это, — добавил Линкольн, указывая на сцену на побережье Норвегии. — Там большой пароход с марса-фалом на фок-мачте. Эта мачта, вероятно, высотой в сто пятьдесят футов, а за ней холмы и утёсы, которые в перспективе кажутся в пять раз выше.

— И всё же это очень красивый пейзаж.

— Так и есть, но не лучше, чем на побережье Мэн. Помнишь, прошлым летом мы ездили через Рич, вниз по Макиасу? Там было что-то вроде этого, и было так же приятно.

— Не стоит быть слишком критичными, Линкольн, — рассмеялся Райдер.

«Я не собираюсь критиковать, но по фотографиям, которые я видел, у меня сложилось впечатление, что Христианийский фьорд похож на реку Сагеней, где скалы поднимаются вертикально на четыреста или пятьсот футов. Эти фотографии, безусловно, наводят на мысль о подобных видах».

— Хортон, — сказал пилот, указывая на город, который теперь был виден, когда судно миновало мыс.

Это было небольшое поселение, внешне мало чем отличавшееся от деревни в Новой Англии. У причала стояли пара небольших пароходов, один из которых пришёл по реке Драммен, и всё население города казалось, собралось по этому случаю, потому что берег был забит людьми. Все они были аккуратно одеты. На противоположном берегу фьорда находился город Мосс, где был составлен и подписан договор об объединении Норвегии и Швеции.

Флот быстро плыл по свежему ветру через широкое пространство, а затем вошёл в узкий проход. По обеим сторонам фьорда были пологие склоны, покрытые, насколько хватало глаз, соснами. Справа, на склоне холма, находится деревня Дрёбак, состоящая из одной улицы. Дома в основном одноэтажные, выкрашенные в жёлтый цвет, с крышами, покрытыми красной черепицей. Перед полуднем пролив начал расширяться, и флот вошёл в ещё одно широкое водное пространство, усеянное скалистыми островами, во главе которых стоял город Христиания. Некоторые из островков Они были красивыми и живописными, а на некоторых из них стоял всего один коттедж с небольшим садом. Скалы часто имели причудливую форму, а берег одного из островов был таким ровным и гладким, как будто его выложили из камня. Обогнув мыс, флот увидел перед собой Христианию. Город и его окрестности раскинулись на южном склоне нескольких холмов и представляют собой прекрасный пейзаж. Слева простиралась сельская местность, покрытая виллами, среди которых выделялся Оскарсхольм, летний дворец покойного короля. Справа возвышался над водой замок Агершуус. На небольшом расстоянии от города на живописном острове располагался своего рода отель с красивой пристанью, похожий на некоторые подобные заведения вблизи устья залива Наррагансетт. У причала перед городом и в заливе стояло значительное количество пароходов, некоторые из них были довольно большими. Флот подошёл к городу и встал на якорь.

«Это конец моего путешествия», — сказал Клайд Блэклок, когда на борту корабля всё было приведено в порядок.

— Ты ведь ещё не уходишь, не так ли? — рассмеялся Скотт.

“Очень скоро”.

— Я думал, ты остановишься и отшлёпаешь Пикса и двух его лейтенантов.

— Для этого ещё будет время. Полагаю, корабль пробудет здесь два или три дня, не так ли?

— Возможно, через неделю. Думаю, сегодня днём мы отправимся на берег и осмотрим достопримечательности.

— Послушай, Скотт, если ты расскажешь этим офицерам то, что я тебе говорил, я поступлю с тобой так же, — добавил Клайд. Ему впервые пришло в голову, что он поступил неосмотрительно, раскрыв свои планы другому человеку.

— Нет! Ты же не будешь меня облизывать, правда?

«Нет, если ты будешь вести себя как мужчина и не будешь ныть», — ответил Клайд покровительственным тоном.

— Тогда я постараюсь быть хорошим мальчиком, — рассмеялся Скотт.

«Я хочу ловить их только на берегу, где я могу играть по правилам. Я не позволю ни одному человеку, который когда-либо родился, унизить меня».

Клайд беспокойно расхаживал по палубе, пока команда не получила сигнал к ужину. Он явно размышлял о том, как ему осуществить свои грандиозные планы. Для того, кто не подвержен воображаемым оскорблениям и унижениям, дело было ясным. это выглядело бы безнадежно. Он расправился со своим обедом за гораздо меньший срок, чем обычно отводят благовоспитанные англичане на это приятное развлечение, и поспешил обратно на палубу. Пикс был там, выполняя обязанности смотрителя корабля, пока плотник красил второй катер, ремонт которого был завершен. Большой боцман сидел на одной из кошачьих голов, откуда он мог видеть всю палубу корабля и наблюдать за каждым судном, которое приближалось к нему. Новый студент оглядел своё место и подумал, что сел он очень небрежно. Очень Злая мысль закралась в голову британца, и он поднялся на бак-штаг. Боцман очень спокойно сидел на планшире, свесив ноги над водой, и как раз в этот момент любовался красотами пейзажа. Стоило лишь слегка надавить на него, и он бы свалился в воду.

— Ну что ж, дружище, ты явно торопился, — сказал Пикс, обнаружив нового ученика.

«Я был не очень голоден и решил ещё раз взглянуть на город, — ответил Клайд. — Что это за большое здание там, у холмов?»

«Это может быть окружная тюрьма, здание суда или психиатрическая лечебница. Я понятия не имею, что это такое, — равнодушно ответил Пикс. — Профессора могут рассказать вам об этом».

«Интересно, откуда взялся этот корабль?» — добавил Клайд, указывая на судно, стоявшее на якоре впереди «Молодой Америки».

— Это не корабль, — ответил Пикс, слегка повернувшись, чтобы лучше видеть судно. — Это моффердитовый бриг, или, как сказали бы книжные люди, гермафродитовый бриг — наполовину бриг, наполовину шхуна. Нужно называть вещи, особенно суда, их настоящими именами, иначе вы разделите мнение...

В этот момент старший боцман упал в глубокие воды фьорда.

— И ты, по-моему, упадёшь, — сказал Клайд, воспользовавшись тем, что его противник отвлёкся на бриг. Он ловко толкнул его, и тот упал с фальшборта.

Но Пикс, который был наполовину человеком, наполовину рыбой, чувствовал себя в воде так же уверенно, как и на палубе. Он поплыл к тросу, на котором корабль стоял на якоре, как к ближайшей опоре. Клайд шёл вдоль борта, пока не добрался до гика-шкота, где были прикреплены лодки, спущенные на воду после ужина. Забравшись на гик-шкот, он спрыгнул в третий катер, один из четырёхвёсельных. Биттс, плотник, который был единственным человеком на борту, кроме боцмана, усердно трудился над лодкой. Он не заметил что произошло что-то необычное. Клайд много занимался гимнастикой и был активным, подвижным парнем. Отвязав швартовы третьего катера, он развернул его кормой к берегу, чтобы не столкнуться с «Пикс». Затем, взяв пару вёсел, он поплыл к берегу.

Тем временем боцман, пренебрегая возможностью позвать на помощь и не замечая движений Клайда, вскарабкался по тросу к клюзу, а затем по бушпритным вантам добрался до полубака, где обнаружил британца в катере, изо всех сил тянувшего его к берегу. Отряхнув одежду от воды, он поспешил в главную каюту и сообщил директору, что новый учёный покинул корабль.

— Сбежал с корабля! — воскликнул мистер Лоуингтон. — Разве вы не были на палубе, пока студенты ужинали?

— Да, сэр, почти всё время, но как раз в тот момент, когда молодой бычок покинул корабль, я оказался в воде, — ответил Пикс, по-французски пожав плечами и взглянув на свою мокрую одежду.

«Как ты оказался в воде?»

«Маленький британец столкнул меня за борт, когда я сидел на носу корабля».

— Понятно, — добавил директор. — Мы должны вернуть его до того, как приедет его мать.

К этому времени большинство студентов уже поднялись с палубного настила, и был отдан приказ спустить на воду первый катер. Пиксу было велено переодеться и отправиться на нём. Он был готов к тому времени, когда команда заняла свои места, потому что он не был модником и быстро привёл себя в порядок. Катера с других судов флота, в том числе с яхт, уже направлялись в город. Первый катер причалил к берегу, но Клайд уже сошёл на берег и скрылся в городе.

Как и в Кристиансанде, Пол Кендалл и его спутница решили остаться на берегу во время стоянки флота. У них было несколько мест багажа, и таможенники на причале были вынуждены их досмотреть, после чего они последовали за носильщиком в отель «Виктория» который, по слухам, был лучшим в городе. Пикс нашёл человека, который говорил по-английски, и тот сразу же Он занялся поисками беглеца. Клайда видели идущим по одной из улиц, но никто ничего о нём не знал.

Беглецу показалось, что он одержал победу. Он «отблагодарил» старшего боцмана, и никто на борту корабля не мог поверить, что он не сдержал своего слова. Он шёл по улице, пока не добрался до Дроннингенсгаден. Люди смотрели на него как на чужака, и он понял, что его форма привлекает внимание. На Киркегаде он нашёл магазин одежды, в котором продавец говорил по-английски. Переодеваясь на борту корабля, он сохранил содержимое своих карманов, в том числе хорошо набитый кошелёк. Он выбрал себе костюм что его порадовало, и он тут же надел его. В другом магазине он купил шляпу и стал как будто другим человеком. С узелком, в котором была его форма, он шёл, пока не нашёл карету, в которую сел и приказал кучеру отвезти его в отель «Виктория». Он подумал, что ему нужно только не попадаться на глаза до вечера, когда его мать, вероятно, приедет в Фолдин, и он был уверен, что сможет уговорить её забрать его из Академии. Он оставался в своей комнате до конца дня, и к тому времени его уже начали искать. Если бы такое было возможно, то всё закончилось бы.

«Мне нужен хороший номер для себя, ещё один для моей матери и сестры, которые приедут сегодня вечером, и место для слуги», — сказал Клайд, когда портье отеля прикоснулся к фуражке и помог ему выйти из кареты.

Молодой человек, очевидно, был важной персоной. Портье, портье-администратор и метрдотель, вышедшие ему навстречу, низко поклонились. Один из них взял его чемодан, и его проводили в комнату на первом этаже. Пересекая двор, он заметил в читальном зале нескольких пассажиров «Орландо». Не успел он войти в свою комнату, как раздался ещё один стук в дверь. Это были Пол Кендалл и его спутница, которых поселили в соседней комнате.


ГЛАВА VIII.

ДОСТОПРИМЕЧАТЕЛЬНОСТИ ХРИСТИАНИИ И ДРУГИЕ ВОПРОСЫ.

Поскольку в Христиании было много достопримечательностей, которые требовали пояснений, студентам было велено держаться вместе. В отеле наняли нескольких гидов, которые должны были проводить группу к различным интересным объектам в городе. Прогулка по некоторым главным улицам привела их к новому зданию парламента, которое называется Storthingsbyggningen. Это красивое здание, но в нём нет ничего примечательного. В нижней палате студенты уселись на места членов парламента, а мистер Маппс занял место спикера.

«Христиания была основана в 1624 году на месте древнего города Осло, который был уничтожен пожаром. Это резиденция короля во время его пребывания в Норвегии, а новый дворец, который вы видели на холме, был построен для него в 1848 году. Город, как вы видели, имеет правильную планировку, а здания построены либо из кирпича, либо из камня. Раньше дома были деревянными, но из-за частых пожаров был принят закон, запрещающий возводить деревянные здания в черте города. В этом месте ведётся активная торговля, и сейчас здесь находится почти шестьдесят тысяч жителей.

«Улица здесь называется гаде, и вы замечаете, что улица и её название образуют одно слово, например Карл-Йохансгаде, или улица Карла Джона; Конгенсгаде, или Королевская улица; Киркегаден, или Церковная улица. То же слово используется в немецком языке.

«Деньги в Норвегии отличаются от денег в Швеции или Дании. Доллар, который обычно называют «спеку», является денежной единицей и состоит из пяти марок по двадцать четыре скиллинга в каждой. Спеку, или спеку-далер, как написано, стоит около одного доллара и восьми центов в наших деньгах. Этого достаточно для нашей цели сказать, что марка равна двадцати двум центам, а скиллинг - одному центу. В обращении находятся монеты достоинством в марку, двойку, четверку и двенадцать монет номиналом в двенадцать монет. Чеканятся разновидности и половинчатые разновидности, но бумажные деньги обычно используются для крупных сумм, каждое достоинство печатается на бумаге определенного цвета.

«Вполне вероятно, что французская система мер и весов скоро будет введена в Швеции и Норвегии; но сейчас норвежский пунд равен одному и одной десятой фунта эвердьюпойс; фут равен двенадцати и двум сотым дюйма; а канде равен трём и трём десятым пинты».

Мистер Маппс спустился с трибуны, и после того, как группа осмотрела зал верхней палаты и другие помещения, они направились к королевскому дворцу — первому королевскому жилищу, которое увидело большинство студентов. Они прошли через тронный зал, парадный салон, столовую и другие комнаты, и некоторые из них пришли к выводу, что королевская жизнь не так роскошна, как они предполагали. Но Норвегия — бедная страна по сравнению со многими другими в Европе, и жаль, что она вообще сочла необходимым потратить полтора миллиона долларов на слабую попытку подражать величию других королевств. Во дворце не было ничего, что могло бы удивить даже наших молодых республиканцев, хотя комнаты королевы на первом этаже были красивыми и со вкусом обставленными. Здание, представляющее собой большое, разросшееся строение, лишённое симметрии и элегантности, расположено в красивом месте, в окружении ухоженной территории, с которой открывается прекрасный вид на город и фьорд.

С университетом связано несколько музеев и кабинетов, которые открыты для публики и которые стоит посетить, хотя они и не идут ни в какое сравнение с музеями и кабинетами в крупных городах Европы. Группа прошлась по всем этим залам, в одном из которых была небольшая коллекция северных древностей. Из университета студенты отправились в своего рода сад, который является слабой имитацией «Тиволи» в Копенгагене. Там есть прогулочные дорожки, концертный зал, небольшой оперный театр и пивной бар. Следующим был замок Агершуус, расположенный на холме в южной части города. Его Орудия замка господствуют над гаванью, и он считается очень неприступным, так как успешно выдержал несколько осад. Поднявшись по длинной лестнице, группа добралась до крепостных валов, на которых проложены дорожки. Горожане часто прогуливаются по ним, так как с них открывается прекрасный вид на фьорд и окрестности. Часть замка используется как тюрьма, и осуждённые работают в каторжных бригадах на территории замка.

— Это была тюрьма Робин Гуда, не так ли, мистер Маппс? — спросил Линкольн, который был любознательным человеком. После того как он некоторое время любовался видом с крепостных стен, он спросил:

— Думаю, нет, — ответил инструктор. — Хёйланд, которого иногда называют Робин Гудом, но, на мой взгляд, правильнее было бы называть его бароном Тренком из Норвегии, был приговорён к пожизненному заключению в этом замке.

— Зачем? — спросил Норвуд.

«За грабёж и другие преступления. Как Робин Гуд и Майк Мартин, он грабил богатых и отдавал награбленное бедным, что, как ни странно, не делает его преступление менее ужасным; тем более что он без колебаний прибегал к насилию для достижения своей цели. За мелкую кражу его заперли в этой тюрьме; но пока надзиратель был в церкви, Хёйланд пробрался в его комнату, украл кое-что из одежды и тихо вышел из замка и из города. Его снова поймали, но он снова сбежал. Несмотря на то, что его сильно выпороли, эта мера предосторожности не помогла Его сочли бесполезным, и он был помещён в одиночную камеру в самой нижней комнате цитадели, где его надёжно заперли на несколько лет. Однажды вечером его тюремщик сказал ему, что он никогда не сможет выбраться из этой комнаты и что ему лучше пообещать не пытаться совершить такой невозможный подвиг; но Хёйланд ответил, что долг тюремщика — держать его в тюрьме, если это возможно, а его долг — выбраться, если это возможно. На следующий день заключённый пропал. Способ его побега поначалу был неясен, но при дальнейшем расследовании выяснилось, что он перерезал Он пробрался под толстый дощатый пол своей камеры, под кровать и прополз под стеной во двор тюрьмы. Он заменил доски, когда уходил, и, без труда перебравшись через крепостную стену, спрыгнул в ров и скрылся, никому не попрощавшись. Все попытки найти его не увенчались успехом, и было решено, что он покинул страну.

«Год спустя Национальный банк Норвегии был ограблен на шестьдесят тысяч спекулятивных далеровсамым ловким и искусным образом, даже не оставив следов взлома на железном ящике, в котором хранились деньги. Вскоре после этого случая офицеры узнали в заключённом, которого отправили в замок за мелкую кражу, Хёйланда. Он был достаточно предусмотрителен, чтобы сообщить властям, что его недавний побег был совершён после трёх лет упорного труда с помощью одного лишь гвоздя, пока остальные спали. Поскольку часть его нечестно нажитого богатства была спрятана в горах, у него были средства, чтобы друзья в Христиании, где он скрывался. Познакомившись с охранником банка, он хитростью получил восковые слепки с замочных скважин на сундуке с деньгами, по которым сделал ключи, открыл сундук, взял деньги и запер его за собой. Но, как и все злодеи, в конце концов он попал в беду. Хотя он был искусным резчиком по дереву и камню, ему не разрешалось иметь инструменты, которыми он плохо пользовался. Он был вынужден развлекаться тем, что вязал носки на деревянных спицах. Не имея возможности снова сбежать и не обладая терпением чтобы существовать без дела, в полном отчаянии он покончил с собой в тюрьме».

После посещения крепости мальчикам разрешили гулять по городу в свое удовольствие; и a Несколько офицеров отправились с мистером Лоуингтоном и доктором в заведение мистера Беннета, англичанина, который снабжал путешественников, намеревавшихся отправиться вглубь страны, каретами и всем необходимым. Его комнаты были заставлены книгами, норвежскими диковинками и предметами старины. Во дворе дома стояло множество подержанных карет, которые являются единственным средством передвижения по стране. Путешественник, желающий отправиться в Тронхейм или Берген, покупал карету в Христиании, а когда она ему надоедала, продавал её в другом городе В конце своего маршрута он снабжает лошадей кормом в соответствии с законом на почтовых станциях по пути. Путешественники, приезжающие из Тронхейма или Бергена, продают свои повозки мистеру Беннетту. В его комнатах выставлены на продажу миниатюрные модели карет, которые посетители покупают на память о своём путешествии. Те, кто поднимается на Пилатус и Риги в Швейцарии, покупают альпеншток, на котором напечатаны названия гор, на которые они поднялись с его помощью.

Директор и его спутники подошли к отелю «Виктория» и спросили капитана Кендалла. Он только что вернулся с прогулки, и пока официант передавал ему визитную карточку мистера Лоуингтона, во дворе появился Пикс.

— Не могу его найти, сэр, — сказал боцман, приподнимая фуражку.

«Должно быть, он где-то в городе».

«Этот человек возил меня по всему городу, но мы не можем добиться от него ни слова. Он был в форме корабля, и люди не могли отличить одного студента от другого».

«Я уверен, что он не покидал город».

— Возможно, так и есть, — ответил Пикс, когда слуга вернулся вместе с капитаном Кендаллом.

«Ты что-то или кого-то потерял?» — смеясь, спросил Пол, отсалютовав директору.

«Да, мы потеряли студента, англичанина, которого отправили в Кристиансанд. Вы его видели?»

— Да, сэр; его комната № 32 — рядом с моей, — ответил Пол, всё ещё смеясь, как будто ему было очень весело.

Он был очень забавен, и чтобы другие могли ему посочувствовать, пусть читатель вернётся к Клайду Блэклоку, который заперся в своей комнате в ожидании приезда матери. Не прошло и десяти минут, как он начал терять терпение и испытывать отвращение к самому себе из-за добровольного заточения. Он внимательно осмотрел себя в зеркале и остался доволен тем, что новая одежда скрывает его от бывших товарищей по команде, а также от тех, кого он встретил на борту «Орландо». Конечно, они сильно изменили его внешность, и вместе с тем На нём была широкополая шляпа, которая совершенно не походила ни на что из того, что он носил раньше. Даже его мать не узнала бы его, если бы они не подошли достаточно близко, чтобы она могла вглядеться в его черты. Конечно, никто из членов эскадрильи не пришёл бы в отель, а его ещё не вызвали, чтобы он зарегистрировался.

Он отпер дверь и вышел в длинный коридор, который вёл во внутренний двор. Глупо было оставаться одному в своей комнате. Даже прогулка по коридору принесла некоторое облегчение тому, кто так нервничал, как он на этот раз. Если кто-нибудь из пассажиров «Орландо» подойдёт к нему, он сможет вернуться в свою комнату. Он несколько раз прошёлся взад- вперёд, но вскоре это занятие ему наскучило.

«Кто в соседней со мной комнате?» — спросил он, когда один из официантов проходил мимо него.

— Джентльмен и леди из Америки, сэр, — ответил мужчина. — Необыкновенно красивая молодая женщина, сэр.

Прежде чем официант успел высказать своё мнение о гостях в номере 31, из комнаты вышел Пол Кендалл. Увидев слугу, он приказал подготовить карету через полчаса.

— Здесь есть на что посмотреть, сэр? — вежливо спросил Клайд.

— Думаю, не так уж много, — ответил Пол.

— Осмелюсь предположить, что вы направляетесь внутрь, сэр.

“Недалеко”.

«Там отличная рыбалка», — настаивал Клайд.

— Так мне сказали, но у меня не так много времени, чтобы заниматься этим видом спорта, и я боюсь, что моей жене это не понравится так же, как мне. Вы ездите в глубь страны?

— Да, сэр, я собираюсь сделать это, когда приедут моя мать и сестра. Моя мать ходит со мной на рыбалку.

— Неужели? Вы, должно быть, из Англии, — добавил Поль, заподозрив, что молодой человек был одним из тех одиноких путешественников, которые стремятся завести друга, но на самом деле страдают от его отсутствия.

— Да, поместье Мокхилл, Нью-Форест, Хэмпшир.

— Вы путешествуете один? — спросил Пол, которому было очень жаль, что молодой человек оказался так одинок.

«Сейчас я один, но сегодня вечером я жду мать и сестру из Кристиансанна», — ответил Клайд.

— Могу ли я чем-нибудь вам помочь? — спросил Пол, который после этого объяснения уже не считал положение молодого человека таким безнадёжным.

Во время своих путешествий он и сам испытывал то чувство одиночества, которое является настоящим несчастьем, и встречал других людей, страдающих от него. По поведению Клайда он понял, что у того случился приступ, и захотел облегчить его страдания. Но если друзья молодого человека придут сегодня вечером, значит, его положение не безнадёжно.

— Нет, сэр, я не думаю, что это возможно. Я подумал, что, поскольку ваш номер находится рядом с моим, мы могли бы составить друг другу компанию. Официант сказал, что вы американец, сэр.

— Да, так и есть, — рассмеялся Пол.

— Но ты же не говоришь через нос.

— Разве? Ну, я не вижу, чтобы ты это делал.

— Я не Джонатан, — возразил Клайд. — Осмелюсь сказать, что вы прекрасный джентльмен, но я не могу сказать то же самое обо всех американцах.

— А ты не можешь? Что ж, мне их жаль. А ты можешь сказать то же самое обо всех англичанах?

— Да, сэр, думаю, что смогу, учитывая, с кем мы встречаемся в пути. Американцы — большие задиры. Я сегодня же свел счеты с одним из них, — усмехнулся Клайд.

— Ах! так это были вы?

«Думаю, к этому времени некоторые из них уже знают, что значит запугивать и оскорблять англичанина», — добавил Клайд, потирая руки при мысли о бедном Пиксе, барахтающемся в водах фьорда. «Возможно, вы слышали о том корабле Американской академии, который сегодня прибыл в Христианию».

— Да, я слышал о ней, — с любопытством ответил Пол.

«Впервые я увидел её в Кристиансанде и поднялся на борт вместе с матерью и сестрой. Мне понравилась её внешность, и я подумал, что молодые парни на борту хорошо проводят время. Я хотел наняться на неё и сделал это, но за всю свою жизнь я не встречал такого сборища тиранов».

«Значит, ты присоединился к команде», — ответил Пол, который слышал о новом члене экипажа «Молодой Америки», но не видел его.

«Меня обвинят, если я этого не сделаю; но перед тем, как моя мать покинула корабль, здоровенный боцман оскорбил меня, и я передумал. Однако старший помощник убедил мою мать оставить меня на корабле, и меня обвинят, если она меня там не оставит».

— Я оставил тебя там, — добавил Пол, когда Клайд сделал паузу, очевидно, чтобы дать своему аудитору возможность выразить сочувствие в связи с его незавидным положением.

“Да, сэр; она оставила меня там, и она не услышит об этом последний раз в течение года”, - ответил Клайд, качая головой . “Это была подлая выходка, и я заплачу ей за это”.

«Наверное, она сделала это ради лучшего будущего», — предположил Пол, раздражённый такой самоуверенностью и особенно неуважением к матери, которое проявлял юноша, хотя ему не терпелось услышать конец его истории.

«Мне всё равно, зачем она это сделала; это был подлый трюк. Я сказал ей, что всё равно не останусь на корабле, и она велела старшему боцману задержать меня, пока она будет спускаться на берег в шлюпке. Но я знал себя, если моя мать не знала меня, и я решил не оставаться у неё на три дня. И я не остался, — усмехнулся Клайд, вспоминая о том, что он называл своей хитростью.

— Что ты сделал? — с неподдельным интересом спросил Пол.

«Я был готов ждать своего часа, поэтому я тянул шкоты, и брасы, и шкоты, и всё такое прочее, пока мы не добрались до Христиании. Когда я тянул грот-шкот или что-то в этом роде — я уже не помню, что именно, — один из парней в золотых поясах оскорбил меня».

— Что он тебе сказал?

“Он приказал мне молчать, и другой дворянин сделал то же самое. Я предложил, чтобы бороться с ними обоими, и я хотелось бы показать им, что английский мальчик кулак сделано; но трусы комплект Боцман на снова я. Я бы побил его, если бы он дрался честно. но он поймал меня на нечестной игре, и я ничего не мог поделать. Я хотел поквитаться с этим большим боцманом, и я думаю Да, — сказал Клайд, снова потирая руки от удовольствия и от души смеясь при мысли о своём блестящем достижении.

— Ну и что ты сделал?

«Я просто дождался, пока корабль прибудет в Христианию. А потом, когда все студенты ушли на ужин, я нашёл большого боцмана, который сидел на балке, выступающей над водой. Не помню, как она называется, но она находится на носу корабля».

— Бушприт, — предположил Пол.

«Нет, я знаю, что такое бушприт. Дело было не в нём. С другой стороны была такая же балка».

— О, кошачья башка!

— Вот именно. Ну, я подошёл к старшему боцману и попросил его посмотреть на корабль — или на бриг, как он его назвал. Он посмотрел, и я просто толкнул его, и он свалился с мостика в залив, — продолжил Клайд, который рассказывал свою историю со смехом и весельем, явно получая от этого огромное удовольствие, несмотря на отсутствие сочувствия со стороны слушателя.

— Ты столкнул его за борт! — воскликнул Пол.

“Что я сделал, и сделал это красиво, тоже. Он никогда не знал, что ему больно, пока он не ударил по воде. Он поплыл к носу, а я прыгнул в лодку и выбрался на берег. Я видел, как он поднялся на палубу, но Тогда я был в стороне от него. Разве это не умно сделано?”

— Скорее, — ответил Пол, скрывая своё возмущение.

— По-моему, это было очень умно, — добавил Клайд, раздражённый невозмутимостью своего собеседника. — Вы и сами не смогли бы сделать лучше, сэр.

— Не думаю, что смог бы, — сухо ответил Пол. — А ты ждёшь сегодня вечером свою мать?

— Да, и она вычеркнет моё имя из судового журнала.

— Возможно, и не станет.

— О, но она это сделает. Тогда те двое аристократов, которые оскорбили меня на корабле, ещё пожалеют об этом.

— Что ты собираешься с ними делать?

«Я вздую их обоих; если я этого не сделаю, то меня зовут не Клайд Блэклок!»

«Но они заберут тебя обратно на корабль до того, как приедет твоя мать».

— Осмелюсь предположить, что да, если они меня увидят. Но я не собираюсь выходить из отеля, пока не приедет моя мама. Я проведу остаток дня в своей комнате или рядом с ней.

Разговор был прерван появлением миссис Кендалл, которая собиралась на прогулку по городу. Пол проводил её до кареты, довольный тем, что нового ученика можно найти, когда он нужен. Во время прогулки он рассказал жене о приключениях Клайда.

— Но каким же простофилей он был, когда рассказывал тебе всё это! — добавила Грейс.

«Он не подозревал, что я что-то знаю о корабле. Он из тех парней, которые, сделав что-то, что они считают хорошим делом, не могут не похвастаться этим. Он считает себя первоклассным героем».

Когда Пол вернулся с прогулки, он увидел, что Клайд всё ещё бродит по залу, чувствуя себя не в своей тарелке.

— Вы видели что-нибудь из того, что происходит на корабле Академии, сэр? — спросил он, когда миссис Кендалл ушла в свою комнату.

«Я видел, как она стояла на якоре в гавани, и все её люди разгуливали по городу», — ответил Пол.

«Пока я держался от них подальше, но я хочу поймать тех двоих с золотыми браслетами».

«Возможно, кто-то из них тебя поймает».

— Только не они! Я слишком хитра для таких неуклюжих парней, как они.

— Я вижу, что так, — рассмеялся Пол, забавляясь самоуверенностью молодого британца.

“Если я увижу их, я урегулирую претензии Алабамы с ними за свой счет. Но вы должны иметь видел боцмана, барахтаясь в воде, сэр”.

— Без сомнения, это было очень забавно.

— Так и было, — добавил Клайд, когда появился официант и протянул капитану Кендаллу карточку.

«Во дворе, сэр», — ответил слуга, и Пол последовал за ним к месту, где ждали посетители.

Пикс, такой же сухой, чистый и добродушный, как всегда, разговаривал с мистером Лоуингтоном. Пол не мог удержаться от смеха, думая о том, с каким доверием Клайд относился к нему и как беглец добровольно и без всяких предосторожностей рассказывал о своих приключениях тому, кто действительно служил во флоте.

— Он мне всё рассказал, — ответил Пол.

— Я же тебе говорил! — воскликнул мистер Лоуингтон.

— Да, сэр, он столкнул Пикса за борт, а потом сбежал, — рассмеялся Пол. — Я нечасто надеваю форму на берегу, потому что моя жена считает, что она привлекает слишком много внимания. Так что он не заподозрил во мне никакого отношения к флоту.

— Но где он сейчас? — спросил директор.

«Я оставил его в коридоре всего минуту назад».

— Покажи мне его комнату, дружище, — сказал Пикс официанту.

— Вызовите карету, — добавил мистер Лоуингтон. — Он будет устраивать беспорядки на улицах.

Слуга повёл Клайда в его комнату, а за ним последовали остальные. Все с нетерпением ждали, когда смогут увидеть хитроумного британца, который совершил столько подвигов, проявив доблесть и смекалку.

Но у Клайда была пара глаз и, кроме того, пара уши. Из холла, по которому он прогуливался, было несколько дверей. двери открывались во внутренний двор. Возможно, у юноши было любопытство янки - посмотреть, кто пришел к его новому знакомому, и он подошел к одной из этих дверей. Он увидел, как Пол подошел к директору и пожал ему руку. Там был большой боцман и еще были двое шишек с золотыми повязками . Клайду стало ясно, что он совершил ошибку, рассказав о своих подвигах незнакомцу. Но битва ещё не была проиграна. Его комната находилась на первом этаже, и в ней было окно Он вышел на Дроннингенсгаден. Не теряя ни секунды, он открыл окно и спрыгнул на улицу. Он даже не стал брать сверток, в котором лежала его морская форма.

Когда Пикс вошёл в комнату, птица уже улетела, а открытое окно указывало на то, каким образом он сбежал. Но у Клайда было на несколько минут больше, чем у его преследователей, и он с пользой провёл это время. Боцман выпрыгнул из окна, за ним последовали Норвуд и Линкольн, а директор и доктор вышли через дверь, что было более достойным способом покинуть помещение. Пикс пошёл в одну сторону, а два лейтенанта — в другую.

Клайд, опасаясь, что его поспешность может вызвать подозрения, прошёл небольшое расстояние, пока не добрался до здания с вывеской Отель дю Нор и, судя по всему, находящегося на ремонте. Он вошёл в открытую дверь и поднялся по лестнице. В некоторых комнатах работали люди, но он избегал их и делал вид, что осматривает здание. Наконец он подошёл к открытому окну, выходящему на улицу, с которой он вошёл. Он Он выглянул и увидел вдалеке своих преследователей, которые быстро бежали в противоположных направлениях. Проведя в отеле около часа, он осмелился выйти и очень осторожно зашагал по улице. Почувствовав, что ему нужно пальто, он зашёл в магазин и купил его, что ещё больше изменило его внешность, так что, если бы он встретил кого-то из своих бывших сослуживцев, они вряд ли узнали бы его. Он шёл, пока не добрался до стоянки экипажей. Там он сел в повозку и указал направление, в котором хотел ехать, — в сторону королевского дворца. Когда кучер Остановившись у ворот, он указал на холмы в дальнем конце города. Норвежец был удивлён и не мог его понять.

«Я хочу уехать из города».

Возница перевёл лошадь на другую сторону улицы и окликнул невысокого плотного мужчину, который в тот момент проходил мимо.

— Вам нужен гид, сэр? — спросил незнакомец.

— Да, — быстро ответил Клайд.

«Куда бы вы хотели поехать?»

— Туда, — ответил Клайд, снова указывая в ту сторону, куда он хотел пойти.

— В Сандвикен?

— Да, это то самое место, — добавил юноша, которому было всё равно, куда идти, лишь бы выбраться из города.

«Это больше восьми миль», — предположил гид.

«Мне всё равно, что там за восемьдесят; я хочу туда. Вы комиссар?»

— Да. Я работаю в отеле «Виктория».

— Ладно, прыгай.

Мужчина договорился с водителем, и через несколько минут Клайд уже ехал в Сандвикен, уверенный, что его больше не преследуют. Он уже решил, что не будет видеться с матерью до тех пор, пока «Молодая Америка» не покинет Христианию.

Тем временем Пикс прекратил погоню. Пол заверил директора, что Клайд вернётся, как только приедет его мать. Мистеру Лоуингтону не хотелось, чтобы новый ученик снова виделся с матерью, если он собирался учиться в Академии. Но поскольку Клайда не могли найти, другого выхода не было.

Через пару часов беглец добрался до Сандвикена, где сообщил своему изумлённому проводнику, что намерен отправиться в Кристиансанд по суше. Проводник был готов пойти с ним, если ему заплатят. А поскольку у Клайда было много денег и он щедро их раздавал, проблем не возникло. Хотя на следующий день было воскресенье, молодой путешественник продолжил свой путь и в понедельник днём прибыл в Апалстё, на берег одного из внутренних озёр, где он собирался переночевать; но станционный дом был переполнен. Клайд устал и не хотел ехать дальше. Пока он Он отправил своего курьера подыскать ему ночлег, когда увидел около дюжины парней в форме Академии. Он был поражён и встревожен. Он подозревал, что этот отряд был отправлен вглубь острова, чтобы перехватить его. Он был полон решимости не стать лёгкой добычей.

У одного из участников компании в руке был лосось приличных размеров. Это указывало на то, что они были на рыбалке.

Они не обратили на него внимания, хотя не могли не заметить его. Клайд воспрянул духом, и это придало ему смелости.

Рыболовный отряд состоял из членов экипажа второго катера — тех несчастных, которых сбил пароход.


ГЛАВА IX.

ЭКСКУРСИЯ БЕЗ БЕГСТВА.

Второй катер потерпел крушение, и команда спаслась, забравшись на нос протаранившего его парохода. Им быстро помогли те, кто был на борту. Поскольку катер не затонул и не затонул бы, не имея балласта, даже если бы его разрезали надвое, команда была настолько хорошо обучена, что ни один из них не совершил такой глупости, как прыжок за борт, и поэтому никто даже не сильно промок.

Похоже, это был один из тех случаев, когда обе стороны пытались избежать катастрофы, но чем больше они старались, тем хуже становилась ситуация. Если бы катер, с одной стороны, продолжил идти своим курсом, он бы спасся. Если бы пароход, с другой стороны, не изменил курс, когда возникла угроза столкновения, катер мог бы его избежать. Изменение намерений каждой из сторон сбило с толку другую сторону и сделало попытку избежать столкновения бесполезной. Лодка бы обогнала пароход, если бы тот не повернул руль по правому борту. Но катастрофа произошла так быстро, что у нас не было времени философствовать; и поскольку не произошло ничего хуже, чем пожар на лодке судя по всему, причин для жалоб было немного. Нам неизвестно, чтобы кто-то жаловался; и мы лишь констатируем очевидное, а не факты.

Пароход снова заработал колёсами после того, как катер был закреплён и пришвартован за кормой. Капитан знал всего несколько слов по-английски, и Сэнфорд обнаружил, что вести с ним беседу совершенно невозможно. Но в этой чрезвычайной ситуации Оле Амундсен был рядом.

— Скажи ему, что ему не нужно останавливаться ради нас, Оле, — сказал рулевой.

— Разве ты не хочешь вернуться на корабль? — спросил удивлённый беспризорник.

— Нет, нет, — тихо ответил Сэнфорд, чтобы его не услышали некоторые сомневающиеся члены команды. — Куда направляется пароход, Оле?

«В Христианию, с остановками во всех портах на побережье», — ответил Оле, получив информацию от капитана.

— Хорошо, мы пойдём туда, где она впервые остановилась, — добавил Сэнфорд. — Не говори ни слова остальным, Оле.

«Первый порт, в котором она остановится, — Лиллесанд», — сказал Оле.

— Хорошо, мы поедем туда.

Оле объяснил капитану, что подобранные им мальчики хотят отправиться в Лиллесанд, где они смогут присоединиться к своему кораблю. Этот план полностью устраивал молодого норвежца, потому что ему не нравилась идея быть высаженным в Кристиансанде или вернуться на корабль.

«Куда мы направляемся? Почему он не высаживает нас на берег или не оставляет на борту корабля?» — потребовал Бёрчмор.

«Это почтовый пароход, он сильно опаздывает», — ответил Оле.

«Но не собирается ли она увести нас, потому что торопится?»

«Только до ближайшего порта. Мы можем вернуться на другом пароходе», — объяснил Оле; и Бёрчмор остался доволен.

Капитан, конечно же, заявил, что очень торопится и не желает ждать шлюпку, которая должна была отплыть с корабля. Но он предложил окликнуть проходившую мимо шлюпку и отправить на ней своих невольными пассажирами в город. Оле заверил его, что его товарищи хотят отправиться в Лиллесанд, и он был рад избежать задержки. Когда первый катер последовал за пароходом, после консультации с капитаном было решено пустить баркас с печкой по течению, чтобы его могли отбуксировать обратно на корабль первые катера. Сэнфорд отвязал швартовы, и баркас поплыл по течению. Капитан парохода был рад избавиться от этого препятствия на пути к скорости его судна. Мальчики наблюдали за тем, как затопленное судно поднимал первый катер, а затем, пройдя за остров, эскадра скрылась из виду.

— Как ты здесь оказался, Оле? — спросил Родман.

«Приплыл на лодке, но я не думал, что ты собираешься её разбить. Я думал, что тогда точно погибну», — рассмеялся беспризорник.

— Но как ты оказался в лодке? — спросил Уайльд.

«Я, конечно, попал внутрь, меня никто не останавливал».

“Когда?”

«Когда он висел на шлюпбалках на корабле, прямо перед тем, как на борт поднялся лоцман».

— Зачем ты туда лезешь?

«Моим образованием пренебрегали, и мне приходится много думать, чтобы наверстать упущенное. Я не люблю, когда меня отвлекают, когда я думаю, поэтому я сел в лодку и накрылся парусом».

— Скажи это рыбам, — фыркнул Уайльд.

— Можешь, если хочешь; я не говорю на их языке, — рассмеялся Оле.

— Но серьёзно, Норвегия, зачем тебе понадобился второй катер? — спросил Сэнфорд.

«Пилот был моим двоюродным братом, и я боялся, что он отшлёпает меня за то, что я корчил ему рожицы, когда был маленьким. Он ничего не забывает».

“Чепуха!”

— Что ж, если ты разбираешься в этом лучше меня, не спрашивай меня больше.

Оле был не более склонен объяснять, как он оказался во втором катере, чем разгадывать тайну своего появления в затопленном бато, вдали от берега. Оказалось, что, пока студенты карабкались на палубу и забирались на такелаж, чтобы увидеть берег, он спустился в катер. Когда матросов позвали на брасы, он, не имея никаких обязанностей, не откликнулся на зов и остался один в катере. В море были приняты все меры предосторожности, чтобы обеспечить безопасность экипажа в случае какого-либо бедствия. На каждой лодке был парус, мачта, компас, несколько ведер с водой и запас провизии, готовый к использованию в случае необходимости. Оле спрятался под парусом, который лежал под средней планширной доской, простираясь от носа до кормы. Прежде чем Де Форрест занял свое место на ахтерштевне, Стоквелл обнаружил пропажу и сообщил о том, что он находится поблизости, тем, кто был рядом. Команда второго катера была готова хранить его тайну, как и тайну любого, кто нуждался в их помощи. Среди таких ребят считалось в высшей степени бесчестным предавать кого-либо. И действительно, директор не одобрял ничего подобного «ябедничеству», которому студенты придавали весьма вольное толкование. Сэнфорд предложил Де Форресту прогуляться по берегу, чтобы дать Оле возможность сбежать из заточения, которое из-за необычайного упрямства и подозрительности этого офицера грозило затянуться на неопределённый срок Он продолжал идти, пока ему на помощь не подоспело столкновение.

— Ну как тебе? — спросил Стоквелл, усаживаясь рядом с рулевым на один из диванчиков на квартердеке парохода.

— Как что? — спросил Сэнфорд.

«Мне кажется, мы оторвались от корабля, и при этом нам не пришлось убегать».

«Не говори ни слова. Нас смыло за борт, и это не наша вина. Мы в точности выполнили приказ Де Форреста, так что нас не в чем упрекнуть».

“Конечно, нет”.

«Если бы Де Форрест не приказал мне отчаливать, я бы этого не сделал».

— Тогда лодку могло разбить о скалы.

«Ты видишь что-то зелёное в моём глазу?» — многозначительно ответил Сэнфорд.

— Ты же не хочешь сказать, что специально разбил лодку?

“Конечно, я не хочу говорить что-либо в этом роде. . Я подчиняюсь приказам, если нарушаю права владельцев или лодок, если уж на то пошло.”

— Что ты собираешься делать дальше?

— Я не знаю. По плану мы должны вернуться на пароходе, который возвращается в Кристиансанд завтра вечером.

— А, так ты собираешься вернуться.

— У тебя голова такая же толстая, как борт броненосца. Конечно, я собираюсь вернуться.

“Немедленно?”

— На следующей лодке.

Стоквеллу не очень понравился резкий тон, с которым Сэнфорд отнёсся к его невиновности. Конечно, они с рулевым говорили о поездке в глубь Норвегии, но не о побеге; но теперь, хотя обстоятельства благоприятствовали этому плану, его друг прямо заявил о своём намерении вернуться в Кристиансанн и присоединиться к кораблю. Но о рулевом можно было сказать, что он ходит во тьме, и Стоквелл был скорее склонен подождать, чем расспрашивать его. Через два часа пароход прибыл в Лиллесанд, и компания сошла на берег. Это было совсем небольшое Они не нашли деревню, но им удалось устроиться на ночлег.

«Во сколько отправляется пароход до Кристиансанна? — спросил Сэнфорд, когда группа собралась у здания вокзала, которое служило одновременно гостиницей, почтовым отделением и местом, где путешественникам предоставляли лошадей.

— Завтра вечером, — ответил Оле.

— Завтра вечером! — воскликнул рулевой. — Так не пойдёт! Во сколько?

— Около восьми часов, — ответил беспризорник, чья преданность истине не помешала ему назвать время на два часа позже, чем было на самом деле. — Она может прийти на два-три часа позже.

«Эскадра отплывает в Христианию завтра днём, — добавил Сэнфорд. — Корабль уйдёт раньше, чем мы успеем добраться туда».

«Она не поедет без нас», — предположил Бёрчмор.

— Да, так и будет, — сказал Стоквелл, который начал постигать тёмные делишки рулевого. — Директор решит, что мы отправились в Христианию.

— Это так.

— Но что же нам делать? — спросил Тинкнер.

— Вот в чём вопрос, — добавил Сэнфорд с отсутствующим видом, как будто считал ситуацию совершенно безнадёжной.

«Мы не так бедны, как могли бы быть», — сказал Бойдэн.

«Не понимаю, что может быть ещё хуже, — ответил Сэнфорд. — Но я не думаю, что это наша вина. Капитан парохода не остановился после того, как подобрал нас. По крайней мере, я ничего об этом не знаю. Но Оле сказал, что он не остановится».

— Он не мог остановиться, — горячо возразил беспризорник. — У него было ровно столько времени, чтобы добраться до Фредериксверна к отплытию другого парохода. Если бы он опоздал, его бы высадили. Он бы не остановился ни за что на свете.

— Ну и что с того? Вот мы и здесь, и что нам теперь делать? Бесполезно плакать над пролитым молоком, — продолжил Стоквелл. — Корабль отправится в Христианию, и даже близко не подойдёт к этому месту. Мистер Лоуингтон будет ожидать, что мы будем там, когда он прибудет, и всё, что нам нужно сделать, — это оправдать его ожидания. У нас достаточно денег, и мы можем добраться туда так или иначе.

Все невольно сунули руки в карманы. А потом, если не раньше, они вспомнили о предложении рулевого, сделанном перед тем, как они заняли свои места в шлюпке, — взять с собой деньги и стёганые куртки. Но потом им показалось просто абсурдным, что шлюпка разбилась из-за его уловки.

— Так вот зачем ты велел нам принести деньги, Сэнфорд? — спросил Бёрчмор.

«Я бы сказал, что парень всегда должен носить с собой деньги. Никто не знает, что с ним случится, когда он сойдёт с корабля, — ответил кок. — Видишь ли, тебе повезло, что они у тебя есть. Если бы у нас не было денег, нам, возможно, пришлось бы провести здесь всё лето. Когда отсюда в Христианию, Норвегия, отправится пароход?»

«В следующую пятницу — всего через неделю», — очень серьёзно ответил норвежец.

— Неделя! — воскликнул Бёрчмор.

— Это ненадолго, неделя быстро пролетит.

— Но мы не можем остаться здесь на неделю, — возразил Тинкнер.

«Я не хочу этого делать, — добавил Сэнфорд, — но если нам придётся, думаю, я справлюсь не хуже остальных».

«Никто из нас этого не выдержит, — сказал Уайльд. — Кто проведёт неделю в таком месте? Я, например, не проведу. Я первым доплыву до Кристиансанна».

«Может, нам стоит нанять лодку и вернуться в Кристиансанд?» — предложил Бёрчмор. «Это не больше чем в двадцати милях отсюда, и мы могли бы прекрасно поплавать среди этих прекрасных островов».

— Хорошо, поищи лодку в Норвегии, — ответил Сэнфорд, как будто был полностью согласен с этим планом.

Оле полчаса бродил по окрестностям в сопровождении трёх мальчиков. Возможно, он старался не найти то, что искал. Во всяком случае, ни одна лодка не подходила для его целей. Когда экскурсанты снова встретились, им сообщили, что не удалось найти ни одной лодки, подходящей для их группы.

— Тогда, может быть, нам стоит нанять лошадей и отправиться в Кристиансанд по суше? — спросил Бёрчмор.

— В каретах? — переспросил Оле со странной улыбкой.

— Коляски или повозки — всё, что сможем найти.

«Можно, но это займёт у тебя полтора дня», — ответил Оле.

«Полтора дня, чтобы пройти двадцать миль».

— Около семидесяти миль по суше, — добавил Оле. — Прежде чем вы сможете пересечь реку, вам придётся добраться почти до Северного полюса.

— О, чепуха! — воскликнул Бёрчмор, который не мог отделаться от мысли, что Оле не совсем надёжен в том, что касается цифр и фактов.

«Если ты не веришь, сходи и спроси у почтмейстера или у кого-нибудь в городе», — продолжил беспризорник.

«Легко говорить, когда можно спросить у кого угодно, а никто и слова по-английски не знает».

«Я буду говорить за тебя».

— Конечно, сделаешь. Ты уже всё сделал.

«Я не хочу сказать, что вам действительно нужно дважды обогнуть Северный полюс или что это всего лишь семьдесят миль по суше; но это большое расстояние», — объяснил Оле.

«Как бы далеко это ни было, мы пойдём», — добавил покорный рулевой. «Я готов сделать всё, что пожелают товарищи. Никто не скажет, что я был упрям».

«Но если это будет семьдесят миль или что-то в этом роде, мы не успеем добраться до Кристиансанна до отплытия корабля».

— Я как раз об этом и думал, — ответил Сэнфорд с озадаченным выражением лица. — Оле говорит, что это далеко, а мне говорили, что эти норвежцы очень честны и не станут лгать. Так что, полагаю, он сказал правду.

Едва ли этот беспризорник научился лгать в Англии, где он выучил английский.

— Полагаю, нам придётся отказаться от идеи отправиться туда на лодке или по суше. Нам остаётся только ждать, пока не придёт пароход, — продолжил Бёрчмор с очень серьёзным видом.

— Мы этого не потерпим, — возразил Уайльд.

— Ну и что ты собираешься делать? — спросил Бёрчмор.

— А ты не можешь нам рассказать, Норвегия? — спросил Тинкнер.

«Я знаю, что бы я сделал на твоём месте, если бы хотел быть уверенным в результате».

— Ну и что? — спросил Бёрчмор, услышав в словах беспризорника надежду.

«Мне нужно ехать в Христианию».

“Но как?”

— По суше, конечно.

«Это на Северном полюсе».

«Это примерно в ста пятидесяти милях отсюда по воде, и по суше это уже невозможно, — сказал Сэнфорд. — Но мне всё равно, что ты будешь делать; я поступлю так, как говорят остальные».

«Мне нравится эта идея, — добавил Стоквелл. — Это единственное безопасное решение. Если мы вернёмся в Кристиансанд, то опоздаем на корабль. Если мы будем ждать пароход до Христиании, то он уже уйдёт, когда мы прибудем на место».

«Сколько будет стоить поездка в Христианию таким образом?» — спросил Уайльд, который не был до конца уверен, что его средств хватит на такую трату.

«Вот цены на почте», — сказал Оле, подводя нас к перегородке, на которой висела табличка. «За милю — одна марка и шесть шиллингов».

«Теперь мы знаем об этом всё», — рассмеялся Родман. «Что такое метка и что такое скиллинг?»

«Двадцать четыре скиллинга составляют марку, а скиллинг — это примерно полпенни по-английски», — объяснил Оле.

— Примерно один цент наших денег, — продолжил Родман. — Одна марка и шесть скиллингов — это тридцать скиллингов, или около тридцати центов.

— Так не пойдёт, — вмешался Уайльд, качая головой. — Сто пятьдесят миль по тридцать центов за милю — это сорок пять долларов. И, полагаю, нам придётся заплатить за еду.

«Это будет стоить десять или двенадцать фунтов, а у Уайльда всего десять фунтов», — добавил Родман.

— Нет, нет, вы все ошибаетесь. Это значит норвежская миля — примерно семь наших миль. Это будет стоить всего четыре и две седьмых цента за милю; скажем, шесть или семь долларов до Христиании; а еда будет стоить ещё дороже, — сказал Стоквелл. — Три фунта покроют все расходы, и это никому не ударит в убыток.

После продолжительного обсуждения было решено принять предложенный план, а Оле поручили договориться с начальником станции. Группа отправилась в конюшню, чтобы осмотреть кариолы. Это были своего рода двуколки без крыши или навеса, с небольшой доской сзади, на которой стоял или сидел мальчик, который вёл упряжку обратно на станцию после того, как она высадила пассажира. Туристы обычно покупают кариолы, в которых они катаются, и не обращают внимания на мальчишек. Студенты были не в восторге от условий проживания и, обнаружив, что когда Поскольку два человека ехали в одном экипаже, с них взималась только половина стоимости проезда. Они решили нанять пять карет. Поскольку закон не обязывал начальника станции держать в ожидании такое количество лошадей, необходимо было отправить «форбуд» до начала поездки. Это был приказ всем станциям на пути иметь наготове пять лошадей. Его можно было отправить по почте или с помощью специального посыльного, расходы на которого оплачивали молодые туристы.

Было торжественно решено, что расходы будут распределены поровну, и Бёрчмор был избран казначеем и распорядителем. С помощью Оле он обменял двенадцать фунтов на норвежские деньги и обнаружил, что у него в руках много мелких монет, которые понадобятся для размена на станциях. После того как все важные дела были улажены, компания обошла весь город и его окрестности, и изумлённые жители не могли отвести от них глаз.

«Нам следует написать мистеру Лоуингтону и рассказать ему, в каком положении мы оказались», — предложил Черчилль, когда они возвращались на вокзал.

— Именно так; и отнесём его ему сами, — ответил Стоквелл. — Я предлагаю назначить Бёрчмора посыльным для доставки депеш.

«Я хочу отправить письмо по почте», — добавил Черчилль.

«Мы будем в Христиании, как только придёт почта, если пароход не придёт в течение недели», — сказал Сэнфорд.

«Верно, я об этом не подумал», — продолжил тот, кто предложил эту меру предосторожности. «Директор будет беспокоиться о нас».

«Пусть беспокоится, — ответил рулевой. — То есть мы ничего не можем сделать, чтобы его успокоить».

«Не думаю, что мы сможем», — добавил Черчилль.

За неимением других занятий студенты ложились спать рано вечером и вставали рано утром. Все они спали в одной комнате, некоторые на кроватях, а остальные на полу; но те, кто спал на полу, были так же довольны, как и те, кто спал на кроватях. После завтрака, состоявшего в основном из рыбы, они забрались в кариолы. Все они были в приподнятом настроении. Они расселись в повозках и на них в самых разных позах. В каждой карете был мальчик, который должен был править лошадью, и ему дали подробные указания нужно было просто держать поводья и позволить хорошо осведомлённому животному идти своим путём. Лошади были довольно маленькими и очень лохматыми, но они тронулись в путь довольно резво. На первом холме они настойчиво пошли в гору, и большинство мальчиков последовали за ними их пример. За тремя колясками следовали маленькие мальчики, которые должны были вернуть команды домой. Эти юные норвежцы были такими же серьёзными и достойными, как если бы они были участниками Стортинга, и отказывались смеяться над дикими выходками сумасшедших студентов.

На первой станции, где дорога из Лиллесанна соединяется с дорогой из Кристиансанна, ведущей на север, лошади, запряжённые в «форбуд», были уже готовы, и путешественникам оставалось только пересесть из одной кареты в другую. Мрачные ямщики слабо улыбнулись, получив вознаграждение, а другие, такие же невозмутимые, заняли свои места для следующей смены лошадей. Теперь дорога шла вдоль берегов довольно большой реки, и пейзаж был довольно интересным, хотя и не грандиозным. Они проезжали мимо редких ферм, но в основном здания были самыми простыми и обветшалыми. хотя иногда попадались аккуратные домики, выкрашенные в белый или жёлтый цвет, с красной черепичной крышей. Мальчики взбирались на все холмы, оставляя рассудительных лошадей на произвол судьбы. Все студенты сошлись во мнении, что путешествовать таким образом весело, и не было конца их песням и скачкам по дороге. В полдень они остановились, чтобы пообедать, а ночью оказались в Тветсунде, у подножия озера Ниссер, где и остановились на ночлег. Поскольку это было самое дальнее расстояние, на которое они могли отправить свой «форбад», они решили плыть на лодке по озеру, которое простиралось примерно на двадцать миль.

На следующий день было воскресенье, которое на борту корабля всегда соблюдалось с особой строгостью. Не разрешалось ни играть, ни выполнять ненужную работу. В деревне была маленькая церковь, но никто, кроме Оле, не понимал ни слова из молитв и проповедей священника. Поэтому ученики решили, что ходить туда бесполезно. Четверо из компании, всё ещё находившиеся под влиянием того, что преобладало на борту корабля, не хотели отправляться в путь в воскресенье; но когда им сказали, что корабль может отплыть из Христиании до прибытия компании, они уступили желаниям остальных пятерых и, раздобыв лодки, отправились в путь. В верховьях озера они вышли на дорогу и прошли около семи миль до Апальстё.

«Мы застряли здесь, — сказал Сэнфорд после того, как они поужинали в станционном здании. — Эта должность — первостатейное мошенничество».

— Что случилось? — спросил Бёрчмор, встревоженный поведением рулевого.

«Лошадей не будет до утра вторника».

«Это мошенничество».

— Что ж, ничего не поделаешь, — философски заметил Сэнфорд. — Я готов идти пешком, если остальные ребята не против.

«Мы не можем дойти до Христиании пешком».

— Это так; и на следующей станции мы не найдём больше лошадей, чем здесь. Норвегия говорит, что мы не отправили «запрет», который нужно отправлять, когда требуется больше трёх лошадей.

— Почему тогда Оле не отправил «форбад»?

«Он сказал, что часть пути нам лучше пройти на лодке; так будет проще. Но часть из нас может взять трёх лошадей, которые уже готовы, и продолжить путь на них».

«Я не верю в разделение».

«Мы всего в полутора днях пути от Христиании и прибудем туда к полудню среды. Корабль не выйдет раньше этого времени».

Итак, Бёрчмора убедили смириться со своей участью как подобает философу, что, впрочем, не показалось ему таким уж трудным, когда ему сообщили, что неподалёку есть отличная рыбацкая деревушка. Следует опасаться, что Оле и рулевой сами создали это препятствие, поскольку закон страны допускает задержку в предоставлении лошадей не более чем на три часа. Фермеры вынуждены их обеспечивать, и, несомненно, за отведённое время можно было бы приготовить двадцать порций, хотя молодые туристы могли бы предупредить об этом за двенадцать часов. Однако это не соответствовало планам рулевого. Поскольку они с Уле ехали в одной карете, их слова и действия не расходились. В понедельник студенты отправились на рыбалку, заплатив небольшую сумму за лицензию, хотя в некоторых частях Норвегии это необязательно. Весь улов компании составил одного лосося, пойманного Бёрчмором и весившего около восьми фунтов. Партия проголосовала за то, чтобы до достижения этого результата в середине дня объявить рыбалку в Норвегии «первоклассным мошенничеством» Мы слышали о группе из трёх человек, которые рыбачили две недели и поймали восемь лососей. хотя на севере такая невезучесть скорее исключение, чем правило.

Когда группа вернулась с экскурсии, унося с собой единственный трофей, добытый их терпением, Клайд Блэклок обнаружил их. Сначала он встревожился, но, не узнав среди них никого из тех, кого он видел на борту корабля, решил, что они не с него.

— Добрый вечер, сэр, — сказал он, обращаясь к Сэнфорду, который, судя по всему, был главным среди экскурсантов. — Вы ходили на рыбалку?

— Да, и у десятерых из нас есть по одной рыбе за целый день работы, — рассмеялся рулевой.

— Не повезло, но вы, похоже, моряки, — продолжил британец.

«Мы принадлежим кораблю «Молодая Америка»».

“Ах, в самом деле!”

— Это так.

Через полчаса Клайд и Сэнфорд уже были в прекрасных отношениях. Первый, узнав, что за ним не посылали его нового знакомого, стал более общительным и даже рассказал о том, что с ним произошло на борту корабля и как он сбежал из рабства. Сэнфорд рассмеялся и, казалось, получил удовольствие от рассказа, но тут же начал дрожать, когда узнал, что с Клайдом был норвежец, говоривший по-английски. Необходимо было незамедлительно избавиться от столь опасного человека. Британец так хорошо относился к Сэнфорду, что не хотел его покидать; и, по правде говоря, вся компания была так весела, что он решил разделить с ними судьбу. Сэнфорд написал короткое письмо мистеру Лоуингтону, в котором рассказал о несчастьях, постигших компанию, и сообщил, что они рассчитывают прибыть в Христианию в среду или четверг.

— Итак, мистер ——, я не знаю вашего имени, — сказал Сэнфорд, когда нашёл Клайда после того, как тот написал письмо.

«Блэклок, — ответил британец, — Клайд Блэклок».

— Что ж, Блэклок, если хочешь повеселиться от души, пойдём с нами.

«Куда? В Христианию? В логово льва?»

— Пока нет, но... не открывай рот, не дай ему ускользнуть, — прошептал рулевой, взглянув на своих товарищей.

— Ни слова, — добавил Клайд, довольный тем, что нашёл подходящего друга.

“ Завтра мы отправляемся в Рьюканфос, но только один или двое из нас пока знают об этом. Твой человек все испортит. Отправь его обратно в Христианию сегодня же днем. Вот ему шторка; пусть возьмет это письмо. ”

Клайду нравилось строить козни и проказничать, и как только его проводник поужинал, он отправился домой в столицу, вполне довольный тем, что ему заплатили за всё оговоренное время. Сэнфорд перестал дрожать от страха, что он выдаст своим спутникам ошибку с лошадьми или другую оплошность, которую он совершит на следующее утро.


ГЛАВА X.

Готтенбург и Финкель.

В субботу вечером, как и предполагал Клайд, его мать прибыла в Христианию. Сотрудники отеля «Виктория» сообщили ей об исчезновении сына. На следующее утро она поспешила на борт корабля и выслушала рассказ директора. Миссис Блэклок горько плакала и боялась, что её любимый мальчик пропал навсегда. Но мистер Лоуингтон заверил её, что с ним не могло случиться ничего серьёзного. Он очень прямо высказался о характере Клайда и его неуправляемых страстях, заверив её, что через несколько лет его непременно ждёт дурной конец, если он не не был сдержан и не контролировал себя. Бедная мать чувствовала, что он говорит правду, и хотела, чтобы он продолжал благотворную работу, которую начал. Она провела утро на борту, где её представили Кендаллу, Шаффлсу и их дамам. Директор проиллюстрировал свои слова о Клайде, рассказав историю нынешнего капитана и владельца «Федоры». Миссис Блэклок ушла с надеждой, что её мальчик ещё может быть спасён.

В понедельник, первый светский день месяца, на каждом судне эскадры был объявлен новый список офицеров. Изменения на борту корабля были не слишком значительными, хотя третий лейтенант стал капитаном, а Камберленд — коммодором.

— Поздравляю вас, капитан Линкольн, — сказал доктор Уинсток новому командиру, когда тот появился в форме своего нового звания.

— Спасибо, сэр, — ответил Линкольн.

«Я уже давно был уверен, что вы достигнете этой должности».

«Мне жаль, что меня повысили, а Джадсона и Норвуда нет, ведь они всегда были моими хорошими друзьями».

«Если они хорошие и верные друзья, то будут радоваться твоему успеху, даже если он возвысит тебя над ними. Ты очень много работал и полностью заслужил своё звание».

— Спасибо, сэр. Я старался выполнять свой долг, — скромно ответил Линкольн.

«Когда я вижу, что молодой джентльмен пользуется библиотекой так же свободно, как вы, я всегда почти уверен, что он достигнет высокого положения. Сегодня утром мы отправляемся на берег, я полагаю».

«Я слышал, что сегодня мы отправимся на экскурсию, а завтра — ещё на одну».

«В конце концов, вы увидите что-то вроде внутренних районов Норвегии, хотя перевезти двести мальчиков по стране, где так мало возможностей для путешествий, не представляется возможным», — добавил хирург.

«Что касается меня, то я бы хотел пройти пешком хотя бы сто миль».

«Это неосуществимо. Как можно разместить и накормить такую толпу в маленьких деревнях, где вам придётся ночевать?»

«Полагаю, это невозможно, и я буду доволен тем, что директор посчитает лучшим», — ответил капитан.

Студентов вызвали на построение, и мистер Лоуингтон объяснил, что он собирается провести день в стиле пикника во Фрогнер-Сэтер и что компания пойдёт пешком. Затем были подготовлены лодки, и экипажи нескольких судов сошли на берег. Капитаны Кендалл и Шаффлс раздобыли экипажи, так как дамы не могли идти так далеко пешком. Выехав из наиболее густонаселённых районов города, экскурсанты оказались в восхитительном месте, изобилующем приятными жилыми домами, некоторые из которых были величественными и высокими. На какое-то время пейзаж скрыло Они ехали мимо маленьких домиков, выкрашенных в белый или жёлтый цвет. По мере продвижения они оказывались в малонаселённой местности, очень похожей на Новую Англию. Дорога проходила через сосновый и еловый лес и была построена мистером Хефти, общественным деятелем, который владел большим поместьем на вершине холма.

«Это очень похоже на Мэн», — сказал капитан Линкольн, который шёл рядом с доктором Уинстоком.

— Именно так. Однако есть дом, который вряд ли может сравниться с теми, что вы видели в Мэне, — ответил доктор.

«Это не лучше лачуги, а амбар такой же хороший, как и дом. Интересно, для чего это?» Линкольн указал на пучок соломы на верхушке столба у входа в амбар. «Я видел здесь два или три таких, а ещё возле Кристиансанда».

«Это было зерно, которое оставляли для птиц на зиму».

«Должен сказать, это очень мило со стороны людей».

«Они очень добры ко всем своим животным».

Поднявшись на вершину холма, компания подошла к летнему домику мистера Хефти, очень аккуратному деревянному строению с террасой, с которой открывается прекрасный вид на окрестности. Ещё через полчаса они добрались до вершины холма, где владелец построил деревянную башню, или обсерваторию. Он был высотой около шестидесяти или семидесяти футов и удерживался с помощью тросов, прикреплённых к деревьям с четырёх сторон, чтобы его не снесло ветром. Только двадцати мальчикам было разрешено подняться наверх одновременно, потому что ветер был довольно сильным, а конструкция — хрупкой. раскачивалась взад-вперёд, как мачта корабля в море. С вершины были видны горы в пятидесяти милях отсюда. Вдали, как панорама, раскинулся фьорд Христиания, простиравшийся насколько хватало глаз. На западе местность выглядела дикой и пустынной и была покрыта горами с лесными вершинами, хотя ни одной горы значительной высоты не было видно. Это был великолепный вид, и некоторые из самых восторженных студентов заявили, что ради него стоило совершить путешествие в Норвегию. Но парни, как известно, склонны к преувеличениям.

На холме они провели пару часов, пообедали и мальчики заявили, что хорошо отдохнули. Обратный путь был не таким приятным, потому что все достопримечательности региона были уже изучены. Дорога проходила через частные владения, где в разных местах было не меньше дюжины ворот. Когда группа приближалась, появлялись женщина, мальчик или девочка, чтобы открыть ворота. Кендалл или Шаффлс вознаграждали их за это. каждый из них обладал некоторыми навыками, необходимыми для работы. Когда их двух- и четырёхшиллинговые монеты закончились, они были вынуждены использовать более крупные монеты, чтобы не показаться скупыми; но было замечено, что сами норвежцы, хотя и могли ездить в карете, никогда ничего не давали. Было забавно наблюдать за удивлением мальчиков и девочек, когда они получали восьмишиллинговую монету, и за тем, с какой поспешностью они бежали к своим родителям, чтобы показать награду.

Группа добралась до судов в пять часов, а после ужина лодки снова понадобились, чтобы отправиться в Оскарсхольм, белый летний дворец, который был виден с корабля. Мистер Беннетт предоставил необходимые билеты и организовал экскурсию. Это, безусловно, очень красивое место. Но в окрестностях Нью-Йорка, Бостона и любого другого крупного города США есть сотни загородных резиденций, которые превосходят его по красоте и элегантности, а также по затратам на содержание. Прежде чем вернуться на якорную стоянку, лодка Эскадра простояла пару часов среди прекрасных островов, а когда студенты вернулись на корабль, они почувствовали, что уже достаточно нагулялись по Христиании и её окрестностям.

На следующий день они отправились на поезде в Эйдсволл, а оттуда на пароходе «Конг Оскар» проплыли шестьдесят пять миль вверх по озеру Мьёсен до Лиллехаммера, куда прибыли в половине шестого вечера. Пейзажи на озере приятные, но не величественные, склоны холмов покрыты фермами. Ближе к верхнему концу холмы становятся выше, и вид становится более живописным. Некоторые Мальчишки с запада думали, что это похоже на берега реки Огайо, другие сравнивали её с Делавэром, а юноша из Нью-Гэмпшира считал, что это больше похоже на озеро Виннипеги.

Лиллехаммер — небольшой город с населением в 1700 человек. Отель господина Хаммера и госпожи Ормсруд был недостаточно большим, чтобы вместить всех гостей. Они начали испытывать некоторые трудности, связанные с путешествием в таком большом составе, но мистер Беннетт хорошо справился со своей работой, и для остальных были предоставлены спальни в других домах. Туристы обошли весь город и его окрестности, заглянули на лесопилки, посетили фермы и сравнили сельское хозяйство с тем, что было в их собственной стране. И нужно добавить, что Норвегия сильно пострадала в сравнении, потому что люди медленно перенимают инновации, опираясь на методы своих отцов.

Рано утром — пароходы в Норвегии и Швеции имеют дурную привычку отчаливать в неурочное время — студенты отправились в Эйдсволл. Они были на борту задолго до позднего заката. На палубе в ожидании директора стоял курьер Клайда, который прибыл утром, после отъезда экскурсантов. Очевидно, он не торопился, хотя ему и сказали сделать это. Он передал короткую записку Сэнфорда, написанную карандашом. Мистер Лоуингтон прочитал её. Отсутствующие в безопасности, с ними всё в порядке, они скоро вернутся к четвергу. Он был рад узнать, что они в безопасности, но, поскольку эскадра уже была готова к отплытию, он сожалел о задержке.

«Где вы оставили мальчиков?» — спросил директор у курьера.

«В Апальстё», — ответил гид, которого звали Поульсен.

— Тебе там место?

— Нет, сэр, я живу в Христиании. В прошлую субботу я ездил туда с одним молодым джентльменом.

“Кем он был?”

— Мистер Блэклок, сэр, молодой английский джентльмен.

— А! Так это вы? А где сейчас мистер Блэклок?

«Я оставил его в Апальстё с группой молодых джентльменов, которые были одеты так же, как здешние жители. Он отправил меня обратно с этим письмом», — ответил Поульсен. Он продолжил объяснять, что Клайд нанял его в качестве курьера для Кристиансанна, но передумал, когда встретил группу, сопровождавшую корабль, и решил вернуться с ними в Христианию.

Именно это и велел ему сказать молодой британец, и, вероятно, он считал, что это правильное утверждение. Директор не видел причин сомневаться в его правдивости, ведь Клайд должен был знать, что его мать к тому времени уже была в Христиании и, естественно, хотела бы воссоединиться с ним. Желая утешить миссис Блэклок, мистер Лоуингтон вызвал лодку и поспешил на берег, чтобы увидеться с ней. Он нашёл её, её дочь, а также Пола Кендалла и леди в читальном зале Виктории — уникальной квартире с фонтаном в центре, стеклянной галереей над внутренним двором и освещением с разноцветными лампочками. Директор сообщил миссис Блэклок полученную им информацию о её сыне. Лицо миссис Блэклок просияло от этой новости.

— Значит, вы получили весточку от отсутствующих, мистер Ловингтон, — сказал Пол Кендалл.

«Да, они направляются в Христианию, и Сэнфорд говорит, что они прибудут самое позднее завтра; но они могут задержаться», — ответил директор.

«Никому не нужно о них беспокоиться, если они в безопасности и с ними всё в порядке», — добавил Пол, взглянув на мать Клайда.

“Они в безопасности, но я намеревался отплыть в Готтенбург завтра утром. Я почти решился сделать это и оставить кого-нибудь сопровождать мальчиков до Готтенбурга на пароходе. Мне не хотелось бы задерживать ради них весь флот.

«Чтобы выбраться из фьорда против встречного ветра, потребуется много времени», — добавил Пол.

«Если завтра утром будет попутный ветер, я отправлюсь в путь, независимо от того, прибудут они или нет».

«Пароход отправляется в Готтенбург в субботу утром и может прибыть одновременно с вашим кораблём», — добавил Пол.

— Совершенно верно. Думаю, я оставлю Пикс присматривать за отсутствующими. Вы уверены, что пароход отправляется в субботу?

— Да, сэр, вот расписание, — ответил Пол, доставая листок, который он взял у мистера Беннета. «Dampskibet Kronprinsesse Louise».

— Это по-норвежски, Пол. Ты можешь это прочитать? — рассмеялся мистер Лоуингтон.

— Немного. «Hver L;verday», что значит «в субботу»; «в 6 вечера», то есть рано утром. Она прибывает в Готтенбург около полуночи.

— Это вполне соответствует нашей цели. Мы отправимся рано утром, Пол.

— Тогда я поднимусь на борт яхты сегодня вечером, сэр; но вам не нужно меня ждать, я думаю, что смогу догнать вас, если вы отправитесь на два или три часа раньше меня. Я ещё не использовал свой воздушный шар и очень хочу это сделать».

— Тогда я не буду тебя ждать, Пол.

После долгого разговора с миссис Блэклок, в ходе которого он снова заверил её, что только твёрдость с её стороны может спасти её сына от гибели, директор покинул отель и вернулся на корабль. Вечером мистер и миссис Кендалл поднялись на борт «Грейс». На следующее утро, когда ветер подул с северо-запада, на борту «Молодой Америки» был поднят сигнал к отплытию, и в шесть часов флот отправился в путь. Погода была прекрасная, а свежий бриз позволял всем судам идти со скоростью восемь узлов в час, что вполне устраивало Стойка Скагера была установлена в первой половине дня.

— Полагаю, мы сейчас у берегов Швеции, — сказал Норвуд, взглянув на далёкие холмы слева.

«Лоцман сказал, что Фредериксхалд находится в этом направлении», — ответил капитан Линкольн, указывая на берег. «Он расположен в начале небольшого фьорда, недалеко от границы между Норвегией и Швецией».

— Карл XII. был убит там, не так ли?

— Это то самое место. Крепость Фредерикстин находится там, на отвесной скале высотой в четыреста футов.

«Я бы хотел, чтобы мы были ближе к шведскому побережью», — добавил Норвуд.

«Мы ещё насмотримся на это, прежде чем покинем Балтику», — сказал Линкольн.

«Возможно, нам не захочется смотреть на это после того, как мы будем смотреть на это целую неделю».

«Согласно карте, эта часть побережья окружена островами, но они не выглядят такими голыми и пустынными, как норвежские. Я думал, что всё по эту сторону океана будет совершенно не таким, как то, что мы видим по нашу сторону», — добавил капитан.

— Это была всего лишь моя идея.

«Но это не так. Здесь почти то же самое, что и на побережье штата Мэн. Берег здесь холмистый, и сквозь стекло кажется, что он покрыт сосновыми лесами».

«Я надеюсь увидеть что-то новое до нашего возвращения».

— Только не в Балтийском море, потому что, как мне кажется, большая часть южного побережья похожа на наше Среднее и Южное побережье.

«Здесь, наверху, даже дома выглядят так же, как дома».

— Не думаю, что в Дании мы столкнёмся с подобным.

Поскольку смотреть было не на что, эскадра следовала своему обычному распорядку, и те, кто находился на юте и читал свои молитвы, не чувствовали, что что-то теряют. Позже в тот же день ветер стих, и корабли почти не продвигались вперёд, хотя курс вёл их ближе к берегу, где по левому борту показался высокий мыс, вдающийся далеко в море. Ветер совсем стих перед самым закатом, и паруса неподвижно зависнули на реях, потому что не было волн, которые заставляли бы их трепетать, как в море. Наступила тишина, и было трудно поверить, что в этом канале часто бушуют ужасные штормы.

Когда на следующее утро взошло солнце, с запада подул лёгкий бриз, и флот снова весело заскользил по воде. Он держался курса на город Марстранд, известный шведский курорт, расположенный на острове. Вскоре были вызваны лоцманы, и суда вошли в гавань Готтенбурга, образованную устьем реки Гёта. По обеим сторонам канала были установлены столбы, погружённые в воду для удобства судов, заходящих в гавань или выходящих из неё. Флот встал на якорь в удобной части порта, и те, кто находился на Советники неторопливо осмотрели город. Ближайшая к ним часть города была построена на низменной равнине, и они могли видеть входы в различные каналы. Дальше виднелась гряда скалистых холмов, на которых располагались уютные дома и красивые сады. После ужина студентов собрали на палубе, чтобы сообщить им некоторые подробности о городе, хотя все понимали, что общая лекция о Швеции будет прочитана только по прибытии эскадры в Стокгольм.

— Что это за город? — спросил мистер Мэппс.

«Готтенбург», — ответили сотни студентов.

— Это простой английский. Как это называют шведы?

— Г-ё-т-е-б-о-р-г, — ответил капитан Линкольн, произнося слово по буквам.

— Возможно, мне стоит попросить профессора Бадуа произнести его для вас.

«Ят-а-борг», — сказал преподаватель иностранных языков, несколько раз повторив произношение, которое, однако, не очень точно можно передать с помощью английских букв. «А река здесь называется Я-та».

«Французы называют этот город Готенбургом. Он находится в пяти милях от моря и соединён со Стокгольмом каналом Гёта, который является выдающимся инженерным сооружением. По этому каналу между Готтенбургом и столицей регулярно курсируют пароходы, и путешествие занимает три или четыре дня».

«Я собираюсь проплыть по этому каналу до Венернского озера вместе со студентами», — сказал мистер Лоуингтон.

Это заявление было встречено радостными возгласами, после чего профессор подробно описал канал.

«Главная улица Готтенбурга, — продолжил он, — проходит вдоль канала через центр города. Здесь нет примечательных зданий, поскольку город является торговым центром. Он был основан Густавом Адольфом и, как и многие другие города на севере, был построен из дерева, из-за чего несколько раз почти полностью сгорал. Сейчас здания в основном каменные или кирпичные, покрытые штукатуркой. Окрестности города, как вы можете видеть с корабля, очень живописны. Теперь несколько слов о деньгах Швеции. Правительство ввело десятичную систему, единицей которой является риксдалер, содержащий сто эре. В обращении почти полностью бумажные деньги, хотя банкноты меньше одного риксдалера не выпускаются. В обращении находятся полдоллара и четверть риксдалера, а также монета в десять эре; последняя представляет собой очень маленькую монету. На медных монетах указана стоимость в эре. Риксдалер стоит около двадцати семи центов в наших деньгах. Швеция — дешёвая страна.

Был подан сигнал к посадке в лодки, и через несколько мгновений готтенбургцы, а также люди на борту иностранных судов в гавани, были поражены эволюциями эскадры. Студенты приземлились и, разделившись на группы, исследовали город. Первым делом они решили осмотреть канал и различные суда, которые по нему плавали. Но последние, в основном шхуны, ничем не отличались от тех, что они видели у себя на родине. Они посетили биржу, собор, резиденцию губернатора провинции и другие важные здания.

— Как ты себя чувствуешь, Скотт? — спросил Лейболд, когда они нагулялись до изнеможения и уже собирались идти к причалу.

— Устал и проголодался, — ответил пёс. — Интересно, есть ли у этих шведов что-нибудь съедобное.

— Наверное, так и есть; вон то место похоже на ресторан.

«Такое ощущение, будто я не ел четыре месяца. Пойдём».

Они вошли в магазин, который находился рядом с Биржей. Аккуратно одетый официант поклонился им, и Скотт дал понять, что они хотят пообедать. Человек, который понимал по-английски, проводил их к столику, на котором было выставлено множество блюд, некоторые из которых были знакомы, а другие — совершенно новыми и странными. Официант наполнил пару бокалов из графина, в котором была жидкость светлого цвета, и поставил их перед мальчиками.

— Что это? — спросил Скотт, с подозрением глядя на бокал.

— Финкель, — ответил мужчина.

— Именно так, я так и думал, — ответил Скотт, который никогда раньше не слышал об этом веществе. — Оно крепкое?

— Нет, — ответил официант, со смехом качая головой. — В Швеции все его пьют.

— Тогда мы должны это сделать, Лейболд, ведь мы тоже кое-что собой представляем.

Скотт поднял стакан. Жидкость имела запах анисовых косточек и вовсе не была неприятной. Вкус поначалу тоже был довольно приятным, и Скотт выпил ее залпом. Лейболд последовал его примеру. Мы Должны отдать им справедливость и сказать, что ни один из них не знал, что такое “финкель”. Что-то вроде удушения последовало за проглатыванием жидкости.

— Неплохо, — сказал Скотт, стараясь не унывать.

— Нет, не плохо, Скотт, но почему ты плачешь? — ответил тот, когда к нему вернулась способность говорить.

«Я вдруг вспомнил о своей старой тётушке, которая умерла и оставила мне все свои деньги, — добавил Скотт, вытирая глаза. — Но тебе не стоит плакать: она не оставила тебе ни гроша».

— Что ты собираешься есть?

— Обычно я ем провизию, — ответил Скотт, беря ломтик хлеба, на который был положен очень тонкий ломтик копчёного лосося. — Неплохо.

Официант передал Лейболду небольшую тарелку с сэндвичами, начинёнными чем-то вроде рыбьей икры, чёрной и блестящей. Студент откусил огромный кусок от одного из них, но прошло мгновение, прежде чем он понял, что у него во рту. Затем с самым уродливым выражением лица, какое только может сделать мальчик, он бросился к двери и с силой выплюнул содержимое своего рта на улицу.

— В чём дело? — спросил официант, изо всех сил стараясь не рассмеяться.

— Какая отвратительная гадость! — воскликнул Лейболд. — Это похоже на рыбью слизь.

— Тебе не нравится, Лейболд? — холодно спросил Скотт.

«Нравится? Мне не нравится».

«В Швеции его едят все», — сказал официант.

«Что с ним не так? Он что, сломался? — спросил Скотт.

— Скорее, дохлая рыба. Попробуйте.

— Так и будет, дружище, — добавил Скотт, откусывая большой кусок от одного из сэндвичей.

— Как дела? — спросил Лейболд.

— Превосходно, это моя диета.

— Очень хорошо, — сказал официант.

— Ты же не хочешь сказать, что тебе это нравится, Скотт.

«Доказательство того, что пудинг готов, — это съеденный пакет. Мне он нравится даже больше, чем «финкель».»

«Я в это не верю. Ни один человек с христианским желудком не смог бы есть такую гадость».

— Ты судишь по собственному опыту. Я говорю, что это хорошо. У тебя не христианский желудок, и поэтому тебе это не нравится.

— Ты язычник, Скотт.

— Достаточно язычник, чтобы знать, что хорошо.

— Ещё финкеля, сэр? — предложил официант.

«Больше никакого финкеля», — ответил Скотт, у которого голова шла кругом.

«Лучше выпей ещё», — рассмеялся Лейболд, который был в таком же состоянии.

«Я не могу больше есть, я голоден», — ответил Скотт, который продолжал поглощать разнообразные блюда со стола, пока его спутник не потерял терпение.

— Пойдём, Скотт, мы опоздаем на посадку.

«Мы не вернёмся домой до утра», — скандировал пьяный студент.

— Я пойду, — Лейболд встал и попытался дойти до двери, что ему удалось с немалым трудом.

«Не торопись, мой мальчик. Иди сюда, поешь финкеля».

— Я не хочу никакого финкеля.

«Тогда приходи и заплати по счёту. Я избавлюсь от этого бизнеса, если останусь здесь ещё хоть на минуту».

— Сколько с меня, официант? — запинаясь, спросил Лейболд.

— Один риксдальер.

«Достаточно дёшево. Я бы разорился, если бы они брали с меня по фунту за то, что я съел».

— Так и есть, — добавил Лейболд, протягивая официанту английский соверен и получая сдачу бумажными деньгами.

— А теперь, мой мальчик, мы снова отправимся в море, — сказал Скотт, пошатываясь, и направился к двери. — Смотри, Лейболд.

— Ну и чего ты хочешь? — прорычал тот.

«Я тебе кое-что расскажу, если ты никому об этом не скажешь».

— Я не буду.

— Только не говори директору.

“Нет”.

— Ну тогда мы пьяны, — добавил Скотт с подвыпившей ухмылкой.

«Так и есть».

— Так и есть, мой мальчик. Я не отличу шкотовый трос от уздечки для боулинга. И ты пьян не меньше меня, Лейболд.

«Я знаю, чего хочу».

— Так я и понял, о чём ты. Ты ведёшь себя как дурак. Подожди минутку, — добавил Скотт, усаживаясь на скамейку перед магазином.

— Пойдём, Скотт.

“ Только не для Джозефа.

«Мы останемся одни».

«Это именно то, чего я хочу. Я не собираюсь представать перед директором в таком виде — по крайней мере, пока не приду в себя».

Лейболд, почувствовав, что стоять неудобно, сел рядом со своим спутником. Вскоре они заметили группу офицеров, направлявшихся к лодкам, и, чтобы не попадаться им на глаза, ушли в переулок. Двое студентов, совершенно изнурённые «финкелем», не появились на пристани, и лодки отчалили без них.


ГЛАВА XI.

ПО ДОРОГЕ В РЮКАНФОС.

«Что это может быть за Рьюканфос?» — спросил Клайд Блэклок, когда его курьер отправился обратно в Христианию.

— О, это важно, — ответил Сэнфорд. — На это можно сделать крупную ставку.

— Несомненно, могу. Но что это — гора, река или озеро?

— Честное слово, я не знаю. Эй, Норвегия! — крикнул он Оле, который был с остальными.

— Я здесь, мистер Коксуэйн, — ответил беспризорник.

— Что такое Рьюканфос? Ты говорил, что нам нужно туда поехать, но я буду проклят, если знаю, озеро это или река.

«Ни озеро, ни река, — ответил Оле. — Это большой водопад. Фос в конце слова всегда означает водопад. Есть ещё один, Вёрингфос, но он слишком далеко».

— Как далеко это находится?

— Не знаю, но это далеко, — добавил Оле. — Все остальные думают, что мы утром отправимся в Христианию.

«Все, кроме Стоквелла и Родмана», — ответил Сэнфорд, который рассказал Оле о новом сотруднике.

«Так ты собираешься разыграть их, да? — рассмеялся Клайд.

«Совсем немного. Мы не хотим уезжать из Норвегии, не увидев что-нибудь из того, что может предложить эта страна, а остальные ребята не поедут. Так что мы собираемся взять их с собой».

«Отлично! Это будет великолепная шутка», — воскликнул Клайд. «Я с тобой. Полагаю, вы все сбежали с корабля, когда поняли, что тирания вам не по зубам».

— О нет! Мы не сбежали. Мы бы не стали этого делать. Каким-то образом наша лодка была повреждена, и нас унесло пароходом. Потом мы не смогли вернуться в Кристиансанд до отплытия корабля и были вынуждены ехать через всю страну в Христианию, понимаете?

— Понятно, — многозначительно ответил Клайд. — Но ты же не собираешься возвращаться на корабль, не так ли?

— Конечно, есть, — возразил Сэнфорд.

— Тогда вы ещё большие лежебоки, чем я думал.

«Но мы боимся, что корабль уйдёт до того, как мы доберёмся до Христиании».

— О, ты этого боишься.

— Я очень этого боюсь.

«Ты бы не заплакал, если бы узнал, что она ушла, не так ли?»

«Что ж, возможно, нам не стоит плакать, ведь мы считаем, что должны быть мужественными, а не вести себя как дети. Но, конечно, нам будет очень плохо из-за этого».

— О, ты бы смог!

— Конечно, должны, потому что, если нас поймают на том, что мы убегаем или отсутствуем дольше, чем необходимо, или на чём-то подобном, наша свобода будет ограничена, и нам не разрешат сходить на берег вместе с остальными.

— А вы проницательны, мистер Коксуэйн, — добавил Клайд.

— О нет! Я всего лишь простодушный молодой человек, который всегда стремится выполнять свой долг так хорошо, как только может.

— Осмелюсь предположить, что вы считаете своим долгом посетить — как это называется? — водопад. — Да, это так.

«Видите ли, идти этим путём так же близко, как и другим».

“Так ли это?”

— Что ж, если это не так, мы узнаем об этом только после того, как окажемся там.

— Думаю, я вас прекрасно понимаю, мистер Коксуэйн. Но я ни при каких обстоятельствах не собираюсь возвращаться на корабль.

— Ты можешь делать всё, что пожелаешь, но если мы опоздаем на корабль, то нам придётся плыть до тех пор, пока мы его не найдём.

— Именно так, — рассмеялся Клайд.

«Но не поймите меня так, будто мы собираемся сбежать или держаться подальше от корабля дольше, чем это абсолютно необходимо. Мы все хорошие ребята и всегда готовы подчиняться нашим офицерам».

«Я не собираюсь делать ничего подобного. Как только я узнаю, что корабль отплыл из Христиании, я отправлюсь туда, найду свою мать и буду путешествовать, куда захочу».

На следующее утро группа отправилась в путь. К середине дня они прибыли на станцию между Листусом и Тиносетом, где дорога разветвлялась. Оттуда дорога вела в Рьюканфос, а оттуда — в столицу. Им пришлось прождать здесь час, пока не сменили лошадей. Мошенники редко верят, что их подозревают, и Сэнфорд был уверен, что его спутники, за исключением Родмана и Стоквелла, понятия не имеют о его намерениях. Бёрчмор не мог не заметить, как часто они переговаривались. Те, кто замышлял злодеяние, явно что-то замышляли. Он был не совсем доволен задержкой, которая позволила группе поймать того единственного лосося в Апалстё. Он одним из первых вошёл в здание вокзала, где на Кориолиса остановился. На столе он нашел “ Справочник Норвегии”, которая содержала большой карте. Он жаждал обладать этой книгой.

«Hvor?» — сказал он, используя слово, которое выучил у Оле и которое означало «сколько». В то же время он поднял книгу и показал свои деньги.

«Тре», — ответила женщина в комнате. Он понял, что она имеет в виду три марки, потому что в то же время она со смехом подняла три пальца.

Бёрчмор заплатил и положил книгу в карман. Отступив за конюшню вместе с Черчиллем, который ехал с ним в карете, он достал книгу и развернул карту. Без особого труда он нашёл дорогу, по которой приехала компания. Пока всё шло хорошо, и он был уверен, что они доберутся до Конгсберга этой ночью.

«Ты можешь понять, что происходит, Бёрчмор?» — спросил Черчилль, с которым Бёрчмор обсуждал свои сомнения и страхи.

— Нет, всё в порядке. Вот мы и на месте, у развилки этих двух дорог, — ответил Бёрчмор, указывая на местность остриём ножа.

«Но Сэнфорд что-то замышляет. Он, Оле и Стоквелл половину времени перешёптываются. Возможно, они собираются оставить нас где-нибудь по дороге».

— Могут, если захотят, — добавил Бёрчмор. — Я, знаете ли, кассир. Каждый из них заплатил мне семь фунтов, которые я обменял на соверены и марки. Ни у кого больше нет норвежских денег или, по крайней мере, не больше одного-двух соверенов. Они меня не бросят.

«Они бы ничего на этом не заработали».

«А Сэнфорд бегает с тем англичанином, который, кажется, немного быстрее».

— Он крепкий орешек, — добавил Черчилль, качая головой.

«Пусть идут, я теперь за ними присмотрю», — сказал Бёрчмор, складывая карту и убирая «Справочник» в карман. «Ничего не говори об этой книге, Чёрчи».

“Ни единого слова”.

«Я знаю, где мы сейчас находимся, и, думаю, в следующий раз я не буду целый день ждать лошадей. Это была выгодная сделка».

— Ты так думаешь?

— Я тоже так думал, но не хотел поднимать шум. Вчера я обменял соверен для Оле, и, кажется, Сэнфорд его купил. Неважно; здесь мы сворачиваем направо, и пока мы едем, я не скажу ни слова.

Менее чем через час лошади были готовы, и процессия кариолей тронулась в путь. Оле и Сэнфорд шли впереди и повернули налево, а не направо .

— Это неправильно, — взволнованно сказал Бёрчмор.

«Но что они имеют в виду, говоря об этом?» — добавил Черчилль.

— Не знаю и мне всё равно. Я знаю только, что это неправильный путь. Эй! — крикнул он Сэнфорду и остановил своего пони, из-за чего трое других пони позади него тоже остановились.

— В чём дело? — спросил Сэнфорд.

«Вы идёте не в ту сторону», — ответил кассир.

— Нет, всё верно, пойдём, — и рулевой снова пришпорил лошадей.

Но Бёрчмор отказался следовать за ним и продолжил преграждать путь тем, кто шёл за ним.

— С дороги! — крикнул Клайд, который шёл последним.

«Это не самый короткий путь до Конгсберга», — сказал Бёрчмор.

«Прочь с дороги, или я тебя размажу!» — добавил властный британец.

Кассир был миролюбивым молодым джентльменом и свернул свою лошадь с дороги. Карета Сэнфорда скрылась из виду.

— Почему бы тебе не пойти вперёд? — спросил Тинкнер. — Откуда ты знаешь, что это не та дорога?

«Я в этом уверен. Эти ребята что-то замышляют. Они что-то задумали».

Поскольку часть процессии не последовала за своим предводителем, Сэнфорд и его спутники повернули назад.

«В чём дело, Бёрчмор? Почему ты не идёшь с нами?» — сердито крикнул рулевой.

«Это не та дорога».

— Не так ли, Оле? — добавил рулевой, повернувшись к своему спутнику в карете.

— Конечно, так и есть.

— Я знаю, что это не так, — горячо возразил кассир. — Вы задумали какую-то хитрость.

— Что за трюк? — мягко спросил Сэнфорд, изображая оскорблённую невинность.

«Я не знаю, что именно, но я знаю, что это не та дорога, которая ведёт в Конгсберг».

«Кто что-то говорил о Конгсберге? Мы собираемся ехать кратчайшим путём. Разве не так, Оле?»

— Конечно, так и есть, — ответил находчивый беспризорник. — Мы не будем объезжать Конгсберг.

— Тебе меня не провести.

«Не хочу тебя обманывать. Иди, куда хочешь. Тот, кто первым доберётся до Христиании, будет лучшим. Это всё, что я могу сказать».

Сэнфорд развернул своего пони и снова поехал прочь. За ним последовали Клайд, Стоквелл и Родман.

«Откуда ты знаешь, что это неправильный путь?» — спросил Тинкнер.

— Я вам расскажу, — ответил кассир, выпрыгивая из кареты и доставая из кармана справочник.

Вскоре к нему присоединились остальные, и, показав карту, он объяснил друзьям, где находится.

«Вот ещё одна дорога, ведущая в Конгсберг, — сказал Саммерс, указывая направление на карте. — Возможно, они едут туда».

«Возможно», — добавил Бёрчмор, озадаченный этим открытием. «Так дальше, чем через Листус».

— Не так уж и много; разница почти незаметна. Я за то, чтобы следовать за Сэнфордом.

Почти все так и сделали, и кассир наконец сдался. Туристы вернулись на свои места и вскоре догнали кучера, который, очевидно, ожидал, что за ним последуют. Бёрчмора расстроило сделанное им открытие, но пока пони, запряжённый в карету, медленно поднимался в гору, он изучал карту и текст купленной книги.

«Мы не можем идти дальше этим курсом», — сказал он, складывая карту.

«Что мешает нам закрепиться на Северном полюсе?» — спросил Черчилль.

«Во-первых, уже почти ночь, а во-вторых, через час мы доберёмся до озера, где нам нужно будет сесть в лодки».

«Я не думаю, что в этом деле есть что-то подозрительное».

— Разве нет? Тогда что мы здесь делаем?

— Неважно, скоро мы доберёмся до другой дороги. Тогда мы узнаем, собирается ли Сэнфорд ехать в Конгсберг.

«Он остановился впереди нас. Он ждёт, когда мы подойдём», — добавил Бёрчмор.

— Да, и там есть дорога, которая сворачивает направо.

«Почему бы ему не пойти?»

Сэнфорд и те, кто прибыл вместе с ним, вышли из карет и собрались на пересечении двух дорог. Бёрчмор последовал их примеру.

«В чём дело? Почему ты здесь остановился?» — довольно высокомерно спросил Клайд Блэклок.

«Некоторые ребята думают, что мы собираемся их разыграть», — сказал Сэнфорд с милой и невинной улыбкой.

— Кто так думает? — спросил Клайд.

“Берчмор”.

— А где Бёрчмор?

— Это моё имя, — довольно равнодушно ответил кассир.

— Это ты тот парень, который хочет сорвать вечеринку? — выпалил Клайд.

— Нет, я не тот, кто хочет поехать в Христианию. Нам нужно было свернуть направо на последней станции.

— Я настаиваю на том, чтобы идти этим путём.

«Я не возражаю, вы можете идти, куда вам угодно», — очень мягко добавил кассир.

«Но мы намерены сохранить единство партии. Мы можем бороться за это здесь, как и в любом другом месте».

Клайд сбросил пальто, как будто собирался в буквальном смысле продемонстрировать своё замечание.

«Я не считаю вас членом партии», — добавил Бёрчмор.

— А ты нет?

— Нет, не знаю. Ты не принадлежишь нашему кораблю, и я не оплачиваю твои счета.

«Это не имеет значения. Если ты не хочешь идти тем путём, которым хотим идти мы, я буду бить тебя до тех пор, пока ты не захочешь».

“Нет, нет, Старая Англия; нам ничего не нужно в этом роде. Берчмор - первоклассный парень, ” вмешался политичный Сэнфорд.

«Оставь этого парня мне, я с ним разберусь. Я могу выбить из него дурь».

— Пока что я останусь при своём мнении, — ответил Бёрчмор, которого, похоже, не смутило резкое поведение британца. — Я готов прислушаться к доводам, но меня ни на что не удастся уговорить силой.

«Что значит «издевались»? Ты называешь меня хулиганом?» — возмутился Клайд.

— Вы можете сделать собственные выводы.

— Ты называешь меня задирой? — потребовал Клайд, сжимая кулаки и подходя к кассиру.

— Хватит, — сказал Сэнфорд, вставая между британцем и его предполагаемой жертвой. — Мы не позволим никому обижать Бёрчмора, потому что он хороший парень и всегда поступает правильно.

«Я не позволю никому называть меня задирой», — ответил Клайд.

«Он не называл тебя хулиганом. Он лишь сказал, что его ни в чём не заставят участвовать силой».

— Это одно и то же.

— Неважно, Старина Инглэнд. Ты вызвался избить его, если он не пойдёт с нами; и мне кажется, что это что-то вроде травли, — добавил рулевой с весёлой улыбкой.

— В любом случае я отшлёпаю его за дерзость.

«Не очень-то вежливо говорить парню, что ты его изобьёшь, если он не пойдёт с нами. И кто же тебя отшлёпает за твою наглость, а, Старая Англия?»

— Я говорю то, что думаю.

«Мы не допустим драки из-за этого вопроса, мой любезный британец. Если вам случится ударить Бёрчмора, я не сомневаюсь, что он хорошенько отдубасит вас за вашу наглость».

— Я бы хотел посмотреть, как он это сделает, — воскликнул Клайд, сбрасывая пальто и принимая стойку боксёра.

— Нет, Альбион, не станешь. А если бы и стал, то не смог бы получить это удовольствие. Сегодня боя не будет.

— Да, будет, — крикнул Клайд.

— Не так уж и много, — и Сэнфорд, Родман и Стоквелл встали между Бёрчмором и Клайдом.

«Высыхай, Великобритания!» — добавил Уайльд.

— Нам нужно кое-что уладить, — продолжил Сэнфорд, не обращая внимания на воинственно настроенного британца. — Правая дорога ведёт в Конгсберг, но там нет отеля, где мы могли бы переночевать. Поэтому я предлагаю отправиться в — как там называется это место, Норвегия?

— Тиносет, — ответил Оле.

«В Тиносет, где есть большой отель».

— Как далеко это находится? — спросил Черчилль.

— Всего две или три мили. Тогда завтра мы сможем отправиться в Конгсберг, если только ты не предпочитаешь другой маршрут. Я всегда готов сделать то, что говорят остальные, — добавил Сэнфорд.

Вопрос обсуждался со всех сторон, и даже Бёрчмор решил, что лучше переночевать в Тиносете.

— Хорошо, — сказал Сэнфорд и направился к своей карете.

— Пока нет, — вмешался Клайд, который всё ещё стоял в расстёгнутом пальто. — Я ещё не разобрался с этим мерзавцем.

Бёрчмор и Черчилль неторопливо направились к своей машине, в то время как Родман и Стоквелл прикрывали их отступление.

«Если вы победите его, вы победите всех нас, всю Великобританию», — сказал Родман.

«Что это за способ такой?» — возмутился британец.

«Мы не будем ссориться из-за этого, — добавил Стоквелл. — Запрыгивай, и поехали».

«Мы всё уладим, когда доберёмся до места», — ответил Клайд, понимая, что эта возможность упущена.

Процессия продолжила путь и через полчаса прибыла в Тиносет. Поскольку сезон только начинался, в отеле не было многолюдно, как это иногда бывает. Город расположен у подножия озера Тинс, по которому маленький пароход «Рьюкан» совершал три рейса в неделю в обе стороны. На следующее утро пароход должен был отправиться в Орнес, который находится всего в нескольких милях от Рьюканфоса. Сэнфорд заявил, что самый прямой путь в Христианию лежит через это озеро на пароходе, а затем на кабриолете остальную часть пути. Оле, конечно же, поддержал его, и большинство ребят захотели отправиться в путь сторону. По тем или иным причинам, Бурчмулле сохранилась до сих пор, хотя он не утверждать план рулевой, а вопрос был еще открыт, когда туристы были позвала ужинать.

«Оле, я хочу поговорить с тобой наедине», — сказал кассир после того, как они поели.

— Зачем? — спросил Оле.

«У меня есть для тебя немного денег».

«Для меня?»

“Пойдем со мной”.

Бёрчмор повёл их к озеру, где они нашли укромное место.

«Сколько ты мне заплатишь?» — потребовал изумлённый норвежец.

— Сколько Сэнфорд заплатил тебе за то, что ты нас обманул?

“За что?”

— За то, что ты сыграл с нами эту шутку?

— Я не понимаю, что ты имеешь в виду.

«Рулевой дал тебе соверен за то, что ты нас одурачил. Я дам тебе пять соверенов, что больше, чем один соверен, если ты сделаешь то, что я хочу».

— Я сделаю, — тут же ответил Оле.

— Во-первых, куда ты нас везёшь?

“ В Христианию.

— Чепуха! — воскликнул кассир, доставая свою записную книжку. — Я всё знаю. Вам нужно было ехать в Листхус, а не сворачивать налево. Мы уже отклонились от нашего пути на две норвежские мили. Сэнфорд заплатил вам суверен, чтобы вы привели нас в какое-то место, которое он хочет посетить. Где оно?

«Я делаю только то, что правильно», — возразил Оле.

— Ба! Я-то знаю! История о том, что в Апальстё не было лошадей, была выдумкой. Я дам тебе пять видов, если ты сделаешь то, что я скажу.

Оле самодовольно протянул руку за деньгами.

«Я не плачу, пока работа не будет сделана, но моё слово — крепкое».

У беспризорника была «чешущаяся ладонь», и после долгих обсуждений условия оплаты были согласованы.

«Итак, куда мы направляемся?» — спросил кассир.

«К Рьюканфосу. Это большой водопад в окружении высоких гор — одно из самых красивых мест в Норвегии».

— Именно так; но мы туда не поедем, — решительно добавил Бёрчмор. — Вы закажете кареты на завтрашнее утро, и мы должны быть в Конгсберге к полудню, а к ночи — недалеко от Христиании.

«Сэнфорд меня убьёт», — ответил Оле.

— Нет, не будет. Мы о нём позаботимся.

— Я справлюсь, не сомневайтесь. Я скажу Сэнфорду, что мы можем быстрее добраться до другого берега озера, а затем пересечь его.

«Говори ему что хочешь, но мой план должен быть выполнен», — ответил Бёрчмор, который, возможно, считал, что имеет право сразиться с рулевым его же оружием.

— Вот ты где, я тебя искал, — сказал Клайд, появившись раньше, чем был нужен. — Ты думал, что будешь держаться от меня подальше, да?

«Я не уделял этому вопросу никакого внимания», — хладнокровно ответил Бёрчмор.

— Да, так и есть; ты улизнул сюда, чтобы не попадаться мне на глаза.

— Как вам будет угодно, — ответил Бёрчмор и медленно зашагал в сторону дороги.

«На этот раз тебе от меня не уйти», — добавил Клайд, вставая перед кассиром.

— Я не хочу от тебя убегать.

— Да, так и есть; ты трус-янки!

«Возможно, так и есть, но я не боюсь британских хулиганов».

— Ты называешь меня задирой?

— Совершенно точно, и я могу это доказать.

Клайд был несколько ошеломлён такой демонстрацией храбрости, которой он не ожидал.

— Ты называешь меня задирой?

“Я знаю”.

— Тогда мы уладим это здесь. Снимай пальто, — выпалил Клайд, сбрасывая с себя верхнюю одежду.

«Я никогда не дерусь, если могу этого избежать, но я всегда защищаю себя», — ответил Бёрчмор, продолжая идти в сторону дороги.

— Ты что, собираешься сбежать? — спросил Клайд.

— Нет, я собираюсь не спеша вернуться на вокзал.

— Нет, не надо! — сказал британец, снова подходя к кассе.

Оле, которому в сложившихся обстоятельствах было все равно, заметит ли кто-нибудь из компании, что он находится рядом с Бёрчмором, к тому времени уже исчез. Но, встретив Сэнфорда у озера, он сообщил ему, что делает Клайд. Рулевой поспешил к месту происшествия вместе со Стоквеллом и ещё двумя или тремя людьми. Но они немного опоздали: Клайд, чувствуя, что зашёл слишком далеко, чтобы отступить с честью, ударил Бёрчмора. Когда Сэнфорд и остальные добрались до места. Воинственный британец лежал на земле, куда его швырнули после того, как он получил удар в челюсть и подбил глаз от своего хладнокровного противника. Он поднялся и уже готовился к новому натиску, когда между бойцами встал рулевой.

— Довольно об этом, Альбион, — сказал он.

Клайд бросился на Бёрчмора, но остальные вмешались и удержали его. Напрасно он боролся в порыве гнева, но крепкий рулевой и его товарищи повалили его на землю и держали там, пока его гнев немного не утих.

— Уходи, Бёрчмор, — сказал Сэнфорд. — Мы сами о нём позаботимся.

«Я его не боюсь», — ответила кассирша.

— Конечно, нет, но убирайся отсюда, и давай жить спокойно.

«Он меня боится!» — взревел Клайд.

— Чепуха, Великобритания! Он бы загрыз тебя до смерти, если бы мы не вмешались. Он может выпороть диких кошек, которые весят столько же, сколько он сам.

Бёрчмор ушёл и вскоре скрылся за домами. Клайд некоторое время кипел от гнева, но в конце концов успокоился и пообещал, что в следующий раз, когда застанет кассира одного, выпорет его.

«Не делай этого, Альбион. Ты больше никогда не увидишь свою мать, если попытаешься это сделать. Подожди несколько дней, а потом, если ты будешь настаивать, мы позволим Бёрчмору избить тебя до полусмерти», — ответил Сэнфорд, когда они возвращались на станцию.

У Клайда был недобрый взгляд, и, возможно, он считал, что чудом избежал смерти. Но он по-прежнему пользовался репутацией хулигана. В отеле встал вопрос о маршруте на следующий день. Бёрчмор настаивал на том, чтобы ехать в Христианию через Конгсберг, и Сэнфорд, который снова посоветовался с Оле, согласился. Бродяга заверил его, что они По дороге до Рьюканфоса можно добраться быстрее и проще, чем по озеру.

На следующее утро кареты были готовы, и туристы продолжили свой путь, вернувшись по той же дороге, по которой они приехали, пока не добрались до дороги, ведущей в Конгсберг. «Форбад» был отправлен должным образом, и никаких задержек или препятствий не возникло.

«Где озеро?» — спросил Сэнфорд, когда они ехали уже около двух часов.

«О, дорога не проходит рядом с озером, пока мы не доберёмся до того места, где мы переправимся», — ответил Оле, добросовестно выполняя договорённость, которую он заключил с кассиром.

— Как мы переправимся через озеро?

— На пароходе, который отправляется в семь часов утра.

— Хорошо, — ответил ничего не подозревающий Сэнфорд.

«В полдень мы доберёмся до большого города. Мы не должны задерживаться там ни на минуту, иначе эти ребята поймут, где мы. Мы можем сказать им, что это Конгсберг, знаешь ли», — добавил хитрый беспризорник.

— Именно так, — рассмеялся Сэнфорд. — Мы скажем им, что это Конгсберг, и они не заметят разницы.

— Не думаю, что они это сделают.

В полдень, как и обещал Оле, путешественники прибыли в большой город, где им пришлось пересесть на других лошадей.

— Это Конгсберг, Бёрчмор, — сказал рулевой.

«Это правда? Или ты нас разыгрываешь?» — ответил кассир.

— Клянусь, это Конгсберг. Не так ли, Оле?

— Да, конечно, — ответил беспризорник, лукаво подмигнув Бёрчмору.

— Хорошо, Сэнфорд, если ты доволен, то и я тоже.

«Я знаю, что это Конгсберг. Я уже бывал здесь раньше», — добавил Клайд, желая дать показания в рамках операции по дезинформации.

Он действительно был в Конгсберге, но Оле позаботился о том, чтобы не заезжать в ту часть города, где он уже бывал. Дорога казалась ему знакомой, но, поскольку он ехал один, у него не было возможности рассказать об этом другим. Перед наступлением ночи отряд прибыл в Драммен, откуда регулярно отправляются пароходы в Христианию.

— Это озеро, да? — сказал Сэнфорд, указывая на реку Драммен, которая ниже города достигает почти двух миль в ширину.

— Вот и всё.

«Что говорит Бёрчмор? Знает ли он, где находится?»

— Пока нет. Я скажу ему, что это Драммен, и он мне поверит.

«Хорошо! и мы все будем придерживаться мнения, что это Драммен», — добавил Сэнфорд.

— Но что, если мы встретим здесь кого-то, кто знает о корабле? Это большой город — больше, чем тот, который мы называли Конгсбергом.

«С кем мы можем встретиться?»

— Я не знаю.

«Мне бы не хотелось, чтобы кто-нибудь рассказал директору, что мы были в Рьюканфосе».

«Сюда могут подняться несколько офицеров».

«Тогда нам нужно держаться подальше от посторонних глаз».

Другие считали, что в большом городе это было бы хорошей политикой. Поскольку они устали, то рано легли спать и не вставали до следующего утра, когда уже почти пришло время отплывать на пароходе. Они все поднялись на борт и вскоре уже плыли вниз по реке.

— Мы поплывём через озеро, Оле? — спросил Сэнфорд.

«Это что-то вроде рукава озера, длиной около дюжины миль. Мы доберёмся до озера через пару часов», — ответил беспризорник.

— Хорошо, но это должно быть очень большое озеро.

— Самый большой в Норвегии.

Через пару часов пароход прибыл в Хольмбо, на фьорд Христиания.

«Теперь вы видите, что это большое озеро», — сказал Оле.

— Но где мы? — спросил Бёрчмор. — Это и есть дорога в Христианию?

— Конечно, это так, — ответил Сэнфорд, который ещё не узнал фьорд, хотя долго скрывать правду было уже невозможно. — Разве ты не знаешь эту воду?

— Нет, не знаю.

«Это Кристианниа-фьорд».

— Неужели?

— Да, это так, можете поспорить на что угодно.

— Тогда я доволен.

Ещё через час пароход вошёл во фьорд. Сэнфорд и Стоквелл начали тереть глаза, потому что пейзаж казался им странно знакомым, хотя они не могли ничего толком разглядеть.

— Что это за место впереди? — спросил Сэнфорд. — Я почти уверен, что видел его раньше.

«Я тоже», — ответил Стоквелл.

— Это то самое место? — добавил кассир.

— Да, что такое?

— Если это Кристиан-фьорд, то это, должно быть, Дрёбак. У меня есть карта, — сказал Бёрчмор, доставая свою книгу и разворачивая карту. — Вот мы где; здесь Холмсбо, а это, должно быть, Дрёбак.

— Я не понимаю, — ответил озадаченный рулевой.

— Разве нет? По-моему, всё ясно как божий день, — рассмеялся Бёрчмор. — Через пару часов мы будем в Христиании. Я думал, ты нас разыгрываешь, Сэнфорд, но теперь вижу, что ты был прав. Вот капитан, он говорит по-английски.

— Что это за город, капитан? — спросил рулевой.

— Дрёбак, мы будем в Христиании примерно через два часа, — ответил капитан.

— Где Оле? — взволнованно спросил рулевой. — В каюте, — ответил капитан.

— Что это значит? — спросил Клайд.

— Я не знаю. Где Оле?

Бродяга, очевидно, считал, что осмотрительность лучше храбрости, потому что его нигде не могли найти. Рулевой и те, кто ему доверял, поняли, что их «продали» за их же деньги.


ГЛАВА XII.

Боцман и британец.

«Где Оле? Я ничего не понимаю», — повторил Сэнфорд после очередного безуспешного поиска пропавшего беспризорника.

«Нас продали вместо того, чтобы продать этих ребят», — добавил Стоквелл.

— Это так, и мне бы очень хотелось знать, как это было сделано. Оле нас продал.

— Это твой Рьюканфос? — спросил Клайд Блэклок, который искал, на ком бы выместить свой гнев.

— Не совсем, — равнодушно ответил Сэнфорд, которому не особенно нравилась манера держаться этого британца.

“Но что вы имеете в виду, привозя меня сюда?” добавил Клайд.

«Я тебя сюда не звал. Ты пришла по собственной воле и согласию».

— Нет, не говорил. Ты сказал, что мы пойдём к водопаду.

«Мы и сами так думали, но нас обманули. Оле продался и выставил нас дураками. Ты не в лучшем положении, чем все остальные».

«Кому он продался?» — спросил Клайд, успокоившись, когда узнал, что он не единственный пострадавший.

«Я не знаю. Я вообще ничего не понимаю. Нас обманом выманили из Рьюканфоса и привезли в Христианию».

— Ну и что ты собираешься с этим делать? — спросил Стоквелл.

«Мы ничего не можем с этим поделать. Полагаю, через час или два мы будем на борту корабля и будем рассказывать директору, как усердно мы старались быть здесь раньше».

«Но я не собираюсь возвращаться в Христианию», — возразил Клайд.

«Я не понимаю, чем ты можешь помочь. Этот корабль не остановится, пока не прибудет на место».

«В любом случае я больше не пойду на корабль», — добавил Клайд.

— Поступай как знаешь, это не наше дело.

Клайд был очень встревожен сложившейся ситуацией. Поскольку он всегда считал себя центральной фигурой группы, он начал подозревать, что очевидный провал плана был уловкой, чтобы заманить его обратно в корабль; но Сэнфорд, казалось, был честен и был совершенно сбит с толку этим открытием. Берчмор и Черчилль были в восторге от успеха участников мероприятия их план, который, действительно, превзошел их ожидания; но они были так же озадачены исчезновением Оле, как и жертвы розыгрыша. Не зная языка, они не могли Они отправились на поиски пропавшего, но поиски были очень тщательными. Они добились большего успеха, чем группа Сэнфорда, потому что, продвигаясь вперёд, они услышали громкие голоса в кубрике команды парохода, на баке. Прислушавшись, они услышали голос Оле, который, казалось, спрятался в той части судна, и его законные обитатели по праву сочли его нарушителем.

— Выходи, Оле, — крикнул Бёрчмор. — Ты нам нужен.

Оле отвернулся от норвежских моряков, которые ругали его за то, что он занял их каюту, и повернулся к своим друзьям и союзникам.

— Где Сэнфорд? — довольно робко спросил он.

“ На палубе.

«Он меня убьёт».

«Ерунда! Мы позаботимся о тебе, чего бы это ни стоило», — сказал кассир, от души смеясь над страхами беспризорника. «Они только что выяснили, где они находятся. Поднимайся, Оле».

Успокоенный таким образом, молодой норвежец поднялся по трапу, к большому удовольствию моряков. Бёрчмор был слишком доволен тем, как ловко он обвёл заговорщиков вокруг пальца, чтобы рассказать об этом только Черчиллю и себе. Он объяснил всё тем, кто не входил в число доверенных лиц рулевого. Таким образом, большинство членов команды были на его стороне, хотя двое или трое из них с такой же лёгкостью могли бы выбрать другую сторону. Кассир, очевидно, был более надёжным руководителем.

«Сэнфорд и этот англичанин вздуют меня за этот трюк», — повторил Оле, взглянув на квартердек, где его жертвы обдумывали ситуацию.

— Нет, не будут. Мы можем и готовы защитить вас, — ответил Бёрчмор. — Пойдёмте на корму и послушаем, что они скажут.

Кассир пошёл впереди, и беспризорник неохотно последовал за ним.

— Полагаю, вы хотели увидеться с Оле, — сказал Бёрчмор. Он едва ли выглядел трезвым, настолько был доволен результатами своих операций.

— Да, я хотел с ним встретиться, — довольно холодно ответил Сэнфорд. — Я увижусь с ним в другой раз.

— О, я думал, он тебе сейчас нужен, — рассмеялся Бёрчмор. — Я убедился, что это действительно Христиания Фьорд.

— Я тоже, — добавил рулевой с болезненной улыбкой.

— И вы были совершенно правы, когда сказали, что это большое место — Драммен, — усмехнулся Бёрчмор.

— Конечно, был.

— Вы также не ошиблись в отношении Конгсберга.

— Я понял, что это не так.

— Полагаю, ты помнишь черепаху ирландца, которая проглотила собственную голову, Сэнфорд?

“Конечно”.

«Я не хочу сказать, что ты проглотил свою голову, но ты нашёл её там, где не ожидал. Разве не так?»

«Мы собираемся обсудить этот вопрос с Оле в ближайшее время».

«Сделай это сейчас. Я всё знаю. Ты и Оле организовали первую часть нашего путешествия, включая дневную рыбалку в Апальстё; а мы с Оле организовали последнюю часть. Теперь мы квиты, и если ты не будешь жаловаться на последнюю часть, я не скажу ни слова о первой».

«Я этого не понимаю».

— Да ладно тебе! Ну, ты дал Олею полсотни, чтобы он всё для тебя устроил, а я дал ему пятьсот, чтобы он всё для меня устроил. Нельзя жаловаться на человека, который продаёт себя за деньги. Олею это только и было нужно.

«Он нас продал», — прорычал Сэнфорд.

— Конечно, сделал; если вы покупаете человека, то не должны ворчать, когда он во второй раз делает то, к чему вы его подтолкнули в первый раз. Но вы собирались отвезти нас в Рьюканфос, за пятьдесят или шестьдесят миль от нашего пути, без нашего ведома и согласия. Я почуял неладное и перевернул всё с ног на голову, — рассмеялся кассир.

— Да, и ты меня обманул, — вмешался Клайд.

— Я не имел к вам никакого отношения, — спокойно ответил Бёрчмор.

«Ты привёл меня сюда, хотя я хотел пойти другой дорогой».

«Ты шла, куда хотела, насколько я помню. Я никогда не приглашал тебя пойти со мной и даже не давал на это согласия».

«Ты сказал, что место, куда мы вчера приехали, называется Конгсберг?»

— Да, так и было. Но я думаю, что это Сэнфорд первым заявил об этом, и я с радостью согласился с ним. — усмехнулся Бёрчмор.

«Но ты меня обманул, и я с тобой разберусь», — продолжил Клайд.

— Как хочешь, но тебе лучше подождать, пока этот синяк под глазом не сойдёт, прежде чем начинать всё сначала.

«Я могу тебя обыграть!» — возмутился Клайд. «Я встречусь с тобой где угодно».

— Нет, благодарю вас. Если мы и встретимся с какой-либо целью, как вы предлагаете, то это будет случайно.

— Послушайте, Великобритания, вам не нужно снова поднимать шум, — сказал Сэнфорд.

«Я собираюсь выпороть этого парня за то, что он сделал, и за то, что он назвал меня хулиганом».

— Ты задира, — добавил Сэнфорд.

— Это так, — воскликнул Стоквелл.

«Теперь ты можешь вылизать нас всех, если настаиваешь», — продолжил рулевой.

— Может, и так, — ответил Клайд, яростно качая головой. — Из-за тебя я попал в неприятную ситуацию.

«Вы в том же положении, что и все мы».

«Эскадры здесь нет», — крикнул Уайльд. К этому времени пароход уже был в пределах видимости гавани.

«Мог ли корабль уплыть?» — спросил Сэнфорд после того, как группа убедилась, что ни одного из судов небольшого флота там нет.

— Полагаю, что да, — ответил Бёрчмор. — Сегодня пятница, а она не собиралась лежать здесь всё лето.

— Отлично! — воскликнул Клайд. — Теперь у меня всё в порядке. Я доволен.

Действительно, он был так рад, обнаружив, что корабль отплыл, что даже был готов отказаться от удовольствия поколотить своих товарищей. Пароход подошёл к причалу, и компания сошла на берег. Сэнфорд и его друзья, казалось, были готовы трезво оценить ситуацию и принять её без ропота, довольные тем, что их победили их же оружием. Они не жалели о том, что эскадра ушла, потому что это обстоятельство дало им новую передышку от корабельной дисциплины и позволило продлить «путешествие без побега».

«Что ты собираешься делать теперь?» — спросил Клайд, когда они приземлились.

— Мы последуем за кораблём и попытаемся присоединиться к нему, — ответил Сэнфорд. — Именно это мы и пытаемся сделать с тех пор, как покинули Кристиансанд, не так ли, Бёрчмор?

— Конечно, так и есть, — ответил кассир. — Хотя однажды мы задержались в Апалстё и едва не попали в Рьюканфос. — А что случилось? — спросил я.

— Ты что, собираешься нас надуть, Бёрч? — требовательно спросил Стоквелл.

— Неужели? Ты когда-нибудь видел, чтобы я так поступал? — серьёзно добавил Бёрчмор.

«Нет! Нет!» — ответила вся компания.

«Я не думаю, что было правильно обманывать некоторых из нас, как это сделал ты. Но, полагаю, теперь мы квиты».

«Конечно, мы все хотим вернуться на корабль как можно скорее», — добавил Сэнфорд, многозначительно потирая подбородок.

— Конечно. Она уехала в Готтенбург, и нам остаётся только последовать за ней, — сказал Черчилль.

«Но если ты хочешь отправиться туда через мыс Доброй Надежды, Сэнфорд, то лучше с самого начала прояснить ситуацию, — добавил Бёрчмор. — Я, например, не люблю, когда меня водят за нос».

«Я больше не буду его примерять», — сказал Сэнфорд.

— Хорошо, тогда, если вы это сделаете, вы сможете пришвартоваться у мыса Горн.

— Куда нам теперь идти? — спросил Сэнфорд.

— В отель «Виктория». Это лучший отель в округе, — ответил Клайд.

«Именно поэтому мы не хотим туда идти. Мы не богаты, и у нас могут закончиться деньги раньше, чем мы, приложив все усилия, доберёмся до корабля», — добавил кассир.

— Но там моя мама, — продолжил Клайд.

«Иди к своей матери, в Великобританию, если хочешь. Мы остановимся в каком-нибудь дешёвом отеле», — добавил Сэнфорд.

Клайд тщетно возражал против такого решения. Американцы с помощью Оле нашли небольшой отель, который соответствовал их представлениям об экономии. Британец поехал с ними, но, когда они устроились в своих новых апартаментах, он оставил их, чтобы найти свою мать в «Виктории». После ужина рулевой и его спутники обошли весь город. У замка Агерхаус они увидели английский пароход, принимающий груз. Они выяснили, что корабль направляется в Готтенбург и отплывает в семь часов вечера. Они немедленно приняли решение, так как уже насмотрелись на Христиания, чтобы переправиться на ней. Все было быстро улажено, и они поднялись на борт, не потрудившись сообщить Клайду о своих намерениях. Когда в тот вечер зашло солнце, группа была уже далеко внизу фьорда.

Сэнфорд выяснил, что корабль отплыл рано утром в четверг, а пароход, на который они сели, не мог прибыть в Готтенбург раньше почти в полдень в субботу. Было понятно, что эскадра пробудет в этом порту недолго, и, возможно, она отправится в Копенгаген до прибытия парохода. Он надеялся, что так и будет, но продумал план, как продлить экскурсию, если надежда не оправдается. Он не хотел возвращаться на корабль, потому что считал, что путешествовать без ограничений дисциплины гораздо приятнее. Возможно, большинство членов его команды сочувствовали ему и думали, что так они смогут лучше провести время сами по себе. Сэнфорд хотел сообщить Клайду о намерении группы отплыть на английском пароходе и взять его с собой; но его товарищи единогласно отвергли его предложение, поскольку были слишком рады избавьтесь от наглого, властного и тщеславного щенка, каким он себя показал. Рулевой не было о нем лучшего мнения, чем его друзья; но поскольку Клайд, по его собственному признанию, был беглецом, это могло облегчить их возвращение к своим обязанностям, если бы они смогли выдать его директору. Он был готов даже прибегнуть к хитрости чтобы достичь этой цели; но Клайд был настолько неприятен, что его удалось спасти от этой ловушки.

Корабль ушёл, и все суда эскадры последовали за ним. Клайд почувствовал, что все его испытания закончились и ему больше нечего бояться старшего боцмана. Он уверенно направился к отелю «Виктория», где наверняка должен был найти свою мать. Он даже продумал, какими упрёками встретит её за то, что она отдала его на растерзание жестокой дисциплине «Молодого». Америка, по его мнению, и, несомненно, для злодеев, была Он прошёл в коридор, ведущий во двор. Войдя в кабинет справа, чтобы спросить о миссис Блэклок, он столкнулся с Пикс, который, едва увидев его, набросился на него с кулаками.

— Оставь меня в покое! — крикнул Клайд, пытаясь вырваться из хватки своего могущественного противника.

— Пока нет, красавица моя, — ответил боцман, затаскивая свою жертву в свою каюту, которая находилась рядом с рубкой. — Я тебя искал.

«Я хочу увидеть свою мать», — прорычал Клайд, когда он исчерпал все свои силы в бесплодной попытке сбежать.

— Осмелюсь предположить, что да. Дети всегда хотят видеть своих матерей.

— Я не ребёнок.

— Тогда веди себя как мужчина.

Пикс усадил его на стул и дал ему отдышаться. — Ты в порядке? — спросил он.

— Где моя мать? — спросил Клайд.

«Она в безопасности, с ней всё в порядке, и тебе не стоит забивать себе голову мыслями о ней», — ответил Пикс. «Что касается тебя, юноша, она начала новую жизнь и собирается сделать из тебя настоящего мужчину».

“Где она?” - спросил я.

«Где бы она ни была».

— Можно мне её увидеть?

“Нет, сэр”.

— Я должен её увидеть.

— Может, и должен, дружище, но я не думаю, что она захочет видеться с тобой, пока ты не станешь достойным молодым джентльменом. Она велела мне обязательно взять тебя на борт корабля, и я собираюсь это сделать.

— Где корабль?

— Она отплыла в Готтенбург вчера утром, но мы вовремя её найдём, — ответил Пикс, доставая из бюро свёрток, в котором была форма молодого британца. — Ну, мой малыш, в этом наряде ты не похож на джентльмена. Вот твоё снаряжение, надень его и снова стань мужчиной, неважно, мужчина ты или нет. Эти длинные одежды тебе не идут.

Боцман развернул форму Клайда, которую тот оставил в своей каюте, когда выпрыгнул из окна.

«Я не собираюсь надевать эту одежду», — возразил несчастный юноша.

“Нет?”

— Нет!

— Тогда я надену их для тебя.

— Я буду кричать «убийство».

«Если ты ещё раз заплачешь, я засуну тебе в рот грязный носовой платок. Послушай, моя цыпочка, разве ты не понимаешь, что выставила себя на посмешище? Ты хочешь впустую напрячь свои мышцы. Ты всё равно наденешь этот костюм, и только от тебя зависит, сделаешь ты это с разбитой головой или без неё».

Клайд посмотрел на одежду, а затем на мускулистого боцмана. Сопротивляться было глупо, и он сдался. Он надел матросскую форму и рухнул в кресло, ожидая дальнейших распоряжений своего тирана.

«Теперь ты выглядишь как респектабельный молодой джентльмен, мой мальчик», — сказал Пикс.

— Что ты собираешься со мной делать? — угрюмо спросил Клайд.

«Я буду присматривать за тобой каждую минуту, пока ты снова не окажешься на борту корабля».

«Я хочу увидеться с мамой перед отъездом».

— Это невозможно.

Клайд снова погрузился в молчание. Он никогда прежде не подвергался такой неслыханной тирании. Сопротивляться было бесполезно, и будущее казалось таким же мрачным, как и настоящее. Вероятно, его мать была в отеле, но ему не разрешили даже увидеться с ней. Хотя боцман, казалось, добился своего, он был совсем не доволен сложившейся ситуацией. Миссис Блэклок и её дочь отправились на прогулку, но через час или два они вернутся. Официанты сообщат ей, что Клайд приехал, и она будет настаивать на встрече с ним. Хотя она была полностью Если бы он передал контроль над ним кораблю, слабость матери могла бы заставить её передумать. Пикс лишь хотел выполнить порученное ему дело. Команда второго катера ещё не прибыла, и он не мог уйти со своим пленником до их прихода. Он был в замешательстве, но, будучи человеком изобретательным, быстро принял решение. Было совершенно необходимо найти другую гостиницу, где не было бы опасной близости миссис Блэклока можно было бы избежать. Боцман позвонил в колокол и послал за комиссар которого он нанял для поисков беглеца. Когда этот человек пришёл, он заказал карету и оплатил счёт.

«А теперь, юноша, мы прокатимся», — сказал Пикс своей жертве.

— Куда ты идёшь?

“ Это мое дело. Если ты устроишь скандал на улице,, Я просто передам тебя полиции, которая запрет тебя вон в том каменном замке. Ты должен понять что ты дезертир со своего корабля, и с тобой будут обращаться так же, если ты не будешь вести себя как мужчина. А теперь пойдем со мной.

Как дезертира из своего корабля! Боцман, конечно была погода-Гейдж о нем, а идея будучи брошен в тюрьму был совершенно поразительным для Клайд. Он не сомневался, что свирепый боцман сделает все, чем тот грозит, и, чуть ли не впервые в своей жизни, у него не было желания запугивать. Он шагнул вперед. тихонько садитесь в карету вместе с Пиксом и посыльным. Водителю было приказано доставить группу к месту высадки. Пароход отплывал на следующее утро, но он не мог отправиться на нём, пока не прибудет отсутствовавшая команда катера. Оставаясь в Христиании, он боялся встретиться с миссис. Блэклок, потому что честный матрос боялся женской власти больше, чем всей артиллерии линейного корабля. Он был полон решимости выполнить свой долг, даже если для этого ему придётся пройти сквозь огонь и воду. Дама была в городе, и задача состояла в том, чтобы не попадаться ей на глаза. до конца своего пребывания. Он мог бы встретиться с ней; кто-нибудь в отеле мог бы и, вероятно, сообщил бы ей о прибытии Клайда.

Поразмыслив некоторое время, он приказал своему комиссару раздобыть лодку, на которой он и отправился в со своим пленником и переводчиком. По его приказу два гребца подплыли к отелю, который так живописно располагался на острове. Заняв номер, он заказал ужин для своей маленькой компании и ухитрился скоротать время до заката, после чего вернулся в город. По его просьбе слуга проводил его в малоизвестный отель, который оказался тем самым, откуда только что выехали Сэнфорд и его друзья, чтобы отправиться на английском пароходе. Хозяин узнал Клайда по форме.

«У нас здесь было больше молодых джентльменов», — сказал он на ломаном английском.

— Их стало больше! — воскликнул Пикс, заинтересовавшись разведданными.

— Да, их было больше десяти, — добавил хозяин.

— А они сейчас не здесь? — спросил Клайд, у которого появилась надежда, когда Пикс привёз его в отель, где он оставил своих недавних спутников.

«Всё пропало, здесь больше ничего нет».

— Куда они делись? — спросил боцман.

«В Готтенбург. Они поужинают в моём отеле, а в семь часов отправятся на пароходе».

— Я видел, как отчалил тот пароход, но не думал, что на нём была команда катера. Жаль, что я не знал об этом раньше, — сказал Пикс, огорчённый тем, что узнал об этом так поздно. — Сколько их было?

“Десять”.

— Этого не может быть; в команде было всего девять человек.

«Их было больше десяти, но один из них ушёл».

«Я ушёл», — сказал Клайд.

«Ты! Ты был с ними?» — потребовал Пикс.

“Я был таким”.

— Почему ты раньше об этом не говорил?

— Вы меня не спрашивали, а поскольку вы были не слишком любезны со мной, я не чувствовал себя обязанным сообщать вам новости.

— Но их было не десять.

— Да, десять, — ответил Клайд.

«Когда они сошли с корабля, их было всего девять».

«Я знаю, что со мной было десять человек. Один из них был норвежцем и мошенником, но он носил такую же форму, как и остальные».

— Как его звали?

“Оле”.

— Ого! Да это же тот парень, которого мы подобрали в море, — воскликнул изумлённый боцман. — Где они были всё это время?

Но Клайд вдруг подумал, что он слишком разговорчив, учитывая отношения, которые сложились между ним и его заклятым врагом и преследователем. Он решил больше не отвечать на вопросы.

— Ладно, дружище, — рассмеялся боцман, когда британец не ответил. — Они уже на пути к кораблю, и ты скоро к ним присоединишься.

Пикс был достаточно хитёр, чтобы задержать своего переводчика. Он не хотел, чтобы тот вернулся на «Викторию» и сообщил миссис Блэклок, где находится её сын. Теперь путь был свободен, ведь он больше не нёс ответственности за команду катера, и его настроение улучшилось. Он отправил своего человека договориться о «h;tte», или каюте, на пароходе, а затем, поздно вечером, Вечером он расплатился с ним и отпустил. Он заставил Клайда спать с ним в одной комнате, где стояли три кровати, и, вероятно, боцман не смыкал глаз всю ночь, потому что каждый раз, когда заключённый шевелился, его мучитель вскакивал с кровати. Кронпринцесса Луиза отплыла в шесть часов утра, и Пикс со своей жертвой вскоре оказались на борту. Боцман был счастлив, когда лодка отчалила от причала и взяла курс на Готтенбург. Он льстил себе, что отлично справился с делом, ведь он был не чужд плотских утех.

Была полночь, когда «Кронпринцессе» прибыла в пункт назначения. Пикс всё это время не спускал глаз с Клайда и благополучно доставил его в пункт назначения. Несмотря на поздний час, первым, кого он увидел на пристани, был мистер Блейн, старший стюард корабля.

— Рад тебя видеть, Блейн, — крикнул боцман, узнав своего товарища, и пожал ему руку. — Пусть меня разнесёт, если я не рад видеть человека, который говорит на простом английском! Где корабль?

«Сегодня вечером она отплыла в Копенгаген».

— Нет, ты так не говори!

— Это факт. Студенты поднялись по каналу до самого водопада и вернулись затемно. Эскадра сразу же вышла в море. Полагаю, с тобой команда катера, Пикс?

— Нет, они ещё не на борту?

— Я их не видел.

«Но они приплыли на английском пароходе, который вышел из Христиании прошлой ночью».

«Сегодня утром прибыл английский пароход, но мы не видели команду катера».

— Странно. Я бы не удивился, если бы эти ребята немного порезались.

— Но вчера мы потеряли двух студентов, Скотта и Лейболда. Думаю, они сбежали.

«Где-то что-то не так. У этих парней слишком много денег, — добавил Пикс. — Но что ты собираешься делать и что мне делать?»

«Меня оставили здесь присматривать за Скоттом и Лейболдом и встретить вас, когда вы придёте. Теперь, похоже, около дюжины этих негодяев пропали без вести».

— Британец у меня.

«На твоём месте, Пикс, я бы отправился прямиком в Копенгаген на этом пароходе, а ты мог бы сообщить о случившемся директору».

Боцман решил сделать это, пока старший стюард занимался поисками пропавших. В назначенное время Пикс доставил своего пленника на борт корабля в гавани Копенгагена.


ГЛАВА XIII.

СОБРАНИЕ ОТСУТСТВУЮЩИХ.

Скотт и Лейболд, выпив по одному бокалу «финкеля», который оказался для них слишком крепким, отошли в узкий переулок, чтобы скрыться от группы офицеров, направлявшихся к причалу. Ни один из них не был склонен к употреблению спиртных напитков и выпил это зелье, не зная, что это такое. Но они чувствовали, что с ними что-то не так. Они обнаружили, что совершенно невозможно идти по прямой линии, и даже проблема вставания с места не была решена к полному удовлетворению обеих сторон Говорить было непросто, потому что их языки казались в два раза толще обычного, а губы и другие органы речи были не такими послушными, как обычно. На какое-то время действие крепкого напитка усилилось, и, поскольку они выпили его на голодный желудок, они ощутили всю его силу.

Они, пошатываясь, шли по переулку, понимая, что выглядят нелепо, хотя суровые шведы почти не улыбались, наблюдая за действием национального напитка. Они боялись столкнуться с кем-нибудь из офицеров или других членов эскадрильи; но на этой малолюдной улочке они вряд ли встретят кого-то из своих товарищей по команде. Поскольку в четырёх ногах больше силы, чем в двух, какими бы слабыми они ни были, подвыпившие студенты взялись за руки и стали опираться друг на друга, пытаясь компенсировать наклон друг друга. Они брели, сами не зная куда, пока не добрались до небольшого паба, перед которым стояла скамья для завсегдатаев. По обоюдному согласию и без споров несчастная пара уселась на эту скамью, как только оказалась рядом. они увидели его, потому что он обещал спасительную передышку от опасностей, подстерегающих на пути. «Финкель» теперь выжимал из них все возможное. У них кружилась голова, и все казалось до боли неопределенным; тем не менее они понимали, что происходит, и у них еще хватало ума опасаться последствий своей неосмотрительности. Усевшись, они переглянулись, словно желая убедиться, что с ними обоими все в порядке.

— Лэй... Болд, — сказал Скотт.

— Ну что ты, старина, — ответил тот, отчаянно пытаясь напрячь мышцы.

— Мы пьяны, — добавил Скотт, пытаясь рассмеяться.

“Я это знаю”.

«Мы очень пьяны».

«Я не злюсь на тебя».

— Я не знаю.

На этом разговор закончился, потому что речь требовала усилий, на которые они были не способны. Скотт широко раскрыл рот и, казалось, был болен, но его корчи закончились тем, что он заснул, откинув голову на стену. Лейболд, Он устроился поудобнее на своём беспомощном теле, вытянулся на скамейке и вскоре перестал осознавать происходящее вокруг. Хозяин таверны вышел и посмотрел на юных выпивох. Несомненно, он видел слишком много пьяных моряков, чтобы не понимать их состояния. Он прекрасно всё разбирался в этом деле и, будучи бережливым шведом, был готов извлечь выгоду из их состояния. В его отеле было несколько свободных номеров, доходы от которых увеличивали его годовую прибыль. Ему было неприятно, что они пустовали Кроме того, воздух был прохладным, и молодые незнакомцы могли простудиться и серьёзно заболеть из-за такого переохлаждения. Но кем бы он ни был — трактирщиком или самаритянином, — он решил отвести незнакомцев в комнаты под своей гостеприимной крышей. Позвав на помощь привратника, они вдвоём отнесли Лейбольда в его комнату и уложили на кровать, которая, несмотря на скромность обстановки, была образцом шведской аккуратности. Когда пришла очередь Скотта, он попытался воспротивиться благим намерениям трактирщика, но его голова была слишком Он был слишком измотан, чтобы успешно противостоять. Из-за последствий сна и «финкеля» он не мог составить чёткое представление о том, что происходит. Его положили на другую кровать в комнате вместе с его товарищем по команде. Они оба удобно устроились на своих чистых койках, подложив под головы подушки и укрывшись одеялами.

Двое студентов очень устали и к тому же были навеселе. Они крепко спали. Было уже больше девяти часов, но в комнате было ещё светло. Кадеты обычно расходились по своим комнатам, когда не были на вахте, до этого благопристойного часа. «Финкель» и усталость делали всё остальное, и они спали, не качаясь, ещё долго после того, как первые лучи солнца проникали в окна их кают. Мы видели, как действует «финкель» на тех, кто не привык к алкоголю, а на мальчиков пятнадцати-шестнадцати лет он не мог не действовать совершенно подавляюще. Это опасная жидкость, и шведы пьют её постоянно, в первую очередь во время еды, и особенно во время неизбежного «перекуса», который предшествует полноценному ужину. Несомненно, в этом есть смысл Есть основания для опасений, что шведы рискуют превратиться в «нацию пьяниц». Народ Швеции находится под угрозой превращения в «нацию пьяниц».

Скотт первым открыл глаза и пришёл в себя. Он приподнялся на кровати, сбросил с себя одеяло и спрыгнул на пол. Он не понимал, что происходит, и, по его собственным словам, «не мог сообразить, как он оказался в этой комнате».

— Лейболд, эй! — крикнул он, осмотрев квартиру и мысленно признав, что не в состоянии решить эту проблему. — Лейболд! Все на палубу!

— В чём дело? — воскликнул Лейболд, вскакивая с кровати. Он ещё не до конца проснулся.

— Будь я проклят, если знаю, в чём дело, но я верю, что норвежский бог — как его там? — Один, прошлой ночью поднялся на борт корабля и превратил его в деревенскую таверну, — ответил Скотт, подходя к окну и глядя вниз, на переулок.

— Как мы здесь оказались? — спросил Лейболд, протирая глаза.

«Я не знаю наверняка, но думаю, что нас перенесли духи».

— Духи? — вытаращился Лейболд.

— Да, кажется, их называют «финкель». Мы отлично провели вчера вечер, мой мальчик.

«Теперь я всё помню. Мне приснилось, что кто-то затащил меня сюда».

— Ты не мог этого придумать, ведь вот они мы. Мы в довольно затруднительном положении.

— Это так, — добавил Лейболд, качая головой. — Мы не собирались убегать, но именно это мы и сделали.

«Мы не очень хорошо бежали, потому что, если я правильно помню, бег не был нашим forte прошлым вечером. Тот, кто бежит, может споткнуться, если не умеет читать, и я думаю, что мы больше спотыкались, чем бежали. Но что поделаешь?»

— Я не знаю.

«Во-первых, где мы? Бесполезно прокладывать курс, пока мы не знаем, где находится корабль».

Они были совершенно не в состоянии ответить на этот вопрос. Каждый из них довольно ясно помнил, в каком плачевном состоянии они находились накануне вечером, и даже то, что их тащила на себе пара мужчин; но они не имели ни малейшего представления о времени и месте. Они умылись у раковины в комнате, причесались карманными расческами и стали выглядеть так, будто ничего не произошло. В голове у них было немного пусто, но она не болела. Они осознавали лишь малую часть последствий обычного «гуляния». Сходив в туалет, они они решили осмотреть помещение и вернуться на корабль. Выйдя из комнаты, они спустился по лестнице и в холле внизу встретил хозяина-самаритянина.

«Доброе утро,» — сказал последний с весёлой улыбкой на лице. Судя по всему, он принял свою утреннюю дозу «финкеля». «Как дела?» (Как поживаешь?)

— Никс, — ответил Скотт, пожимая плечами.

«Вы англичанин», — добавил хозяин, среди клиентов которого было много моряков-иностранцев.

“ Нет, американцы.

— Я рад тебя видеть.

— Я тоже рад тебя видеть, если ты можешь рассказать нам, как мы здесь оказались.

— Слишком много «финкеля», — рассмеялся трактирщик, продолжая объяснять ситуацию и распространяясь об отеческом интересе, который побудил его оставить их у себя на ночь.

— Ладно, дружище. Я вижу, ты умеешь управлять отелем, — добавил Скотт. — Сколько мы должны заплатить?

— Два ригсдалера, но ты же хочешь позавтракать.

— Я, например, да, — ответил Скотт.

— Я тоже, — сказал Лейболд. — Вчера вечером мы только немного перекусили, и этот «финкель» испортил мне аппетит — или икра. Не знаю, что именно.

Около пяти часов они сели завтракать. Завтрак состоял из множества разнообразных закусок, таких как маленькая рыбка, сельдь, копчёный лосось, сосиски. Кофе был великолепен, как и всё в Швеции, даже на борту пароходов, где в нашей стране его качество оставляет желать лучшего.

— Что это? — спросил Скотт, беря в руки половинку большого коричневого печенья.

«Это шведский хлеб. Мы печём его раз в полгода», — ответил хозяин.

— Неплохо, — добавил Скотт, попробовав статью на вкус.

— Полагаю, это хлеб Грэма, — сказал Лейболд, отламывая кусок грубого коричневого хлеба. — Фу! Он кислый.

Так было всегда, и оба студента отказались от него, хотя и съели много белого хлеба, селёдки, лосося и колбасы.

— Ну что, сколько? — спросил Скотт, когда они были готовы идти.

— По одному ригсдалеру и пятьдесят эре — всего три ригсдалера.

— Недорого, — сказал Скотт. — Две комнаты и два завтрака за восемьдесят один цент.

Студенты прошли по переулку, которым они воспользовались накануне вечером, чтобы выйти на главную улицу, ведущую к каналу. У причала не было ни одной лодки, принадлежащей эскадре, и на борту корабля всё выглядело очень тихо. Усевшись на пирсе и свесив ноги над водой, они решили подождать, пока к берегу не подойдёт лодка.

«Мы его за это поймаем», — сказал Лейболд.

«По крайней мере, на месяц о свободе можно забыть», — сказал Скотт, по-своему пожав плечами.

«Я не думаю, что это справедливо. Мы не собирались напиваться и не знали, что такое «финкель», — добавил Лэйболд. — Мне совсем не хочется снова оказаться на борту».

— Я тоже, но, полагаю, нам придётся смириться с этим, — с сомнением в голосе ответил Скотт. — Я рад, что мы не поднялись на борт пьяными. Ребята смеялись бы над нами целый год, если бы мы это сделали.

«Это так; а Лоуингтон отправил бы нас на гауптвахту».

«Мне не очень хочется объяснять, почему мы не поднялись на борт вчера вечером. Я всегда был стеснительным».

«Ты не пошёл с остальными», — сказал мужчина, который в этот момент подошёл к ним и заговорил на ломаном английском.

— Какие ещё? Где? — ответил Скотт.

«Другие студенты. Они отправились на пароходе вверх по каналу в два часа ночи».

— Уф! — присвистнул Скотт. — Мы потеряли Гёта канал и водопад.

«Они вернутся сегодня вечером по железной дороге из Венерсберга», — добавил мужчина, который был агентом пароходства.

— Как жаль! — воскликнул Лейболд, когда мужчина уходил.

«Не думаю, что это так уж плохо. Наш отпуск был бы прерван, если бы мы поднялись на борт», — рассмеялся Скотт, который обычно с самым весёлым видом относился к любым неприятным темам. «Почему мы не можем отправиться в плавание на собственном судне?»

«Мне нравится эта идея», — добавил Лейболд.

Но, расспросив агента, они узнали, что пароходы по каналу отправляются только в два часа ночи.

«Там есть железная дорога, иначе ребята не смогли бы вернуться тем путём», — предположил Лейболд.

— Это так; в тебе больше мудрости, чем в моллюске из Даксбери.

Они выяснили, что поезд отправляется из Готтенбурга в полдень и на нём можно добраться до Венерсберга за тот же день. Они ничего не знали о плане директора, который включал в себя специальный поезд от канала до главной железнодорожной линии; но они хотели увидеть больше внутренних районов Швеции и были уверены, что встретят экскурсантов либо в Венерсберге, либо по пути. Им было удобнее совершить поездку хотя бы на несколько часов, чем бродить по городу, который они уже изучили вдоль и поперёк. Но им пришлось подождать поезд, и после пары часов «безделья» на улицах они вернулись на пристань. Английский Он только что прибыл, и лодка высаживала пассажиров.

— Кто эти ребята? — спросил Лейболд, указывая на шлюпку с парохода. — Они одеты в матросскую форму.

— Верно, так и есть, и они прибыли на этом пароходе, — ответил Скотт.

— Это Сэнфорд! Я узнаю его за версту. Это второй катер, или я не голландец.

— И снова верно, — добавил Скотт, когда пассажиры приземлились.

Это был тот самый пароход, на котором Сэнфорд и его товарищи накануне вечером отплыли из Христиании. Отсутствовавшие «в круизе без побега» были рады видеть корабль на якоре в гавани, ведь некоторые из них надеялись, что не успеют на него. Когда они сошли на берег, первыми, кого они встретили, были Скотт и Лейболд, которые очень тепло их поприветствовали. У каждой из сторон была своя история о приключениях, и Скотт слишком хорошо знал Сэнфорда и его товарищей, чтобы скрывать от них тот факт, что они с Лейболдом стали печальными жертвами «финкеля».

«Но почему бы тебе не подняться на борт?» — спросил Бёрчмор.

“Какой в этом смысл? Все ребята отправились в Вобблуопкинс или еще куда-нибудь, чтобы посмотреть на водопад, и посмотреть на Швецию изнутри”, - ответил Скотт. “Мы намерены пойти и сделать то же самое”.

— Ты не пойдёшь с нами? — добавил Лейболд.

Остальные узнали о намерениях этих двоих, и все они решили присоединиться к группе. Сэнфорд не без надежды думал, что произойдёт что-то, что позволит продлить «независимое путешествие без побега».

«Как вам идея с марками?» — спросил Бёрчмор у двух парней, которые благодаря этому соглашению присоединились к его группе, финансирование которой он взял на себя.

«У нас есть немного шведских денег и несколько соверенов», — ответил Скотт.

«Но сколько соверенов? Возможно, мы не сможем присоединиться к кораблю в течение нескольких дней, и мы хотим знать, как обстоят дела с деньгами», — вмешался Сэнфорд.

«У нас достаточно средств, чтобы выкупить одно или два из этих одноконных королевств, таких как Дания и Швеция. У меня есть двадцать соверенов, а у Лейболда — около тысячи», — ответил Скотт.

— Нет, не взял, — возразил Лейболд, смеясь над экстравагантностью своего друга. — У меня всего двадцать пять соверенов.

— И аккредитив ещё на тысячу; так что это одно и то же.

— Нет-нет, Скотт, хватит с тебя одного шифра.

«Что ж, раз это ты, я прикончу только одного, но не стану убивать другого, чтобы угодить кому-то, даже если он двоюродный брат моей бабушки», — добавил Скотт.

«Есть разница между сотней и тысячей фунтов», — предположил Сэнфорд.

— Небольшая разница, — сказал Лейболд.

“Я не думаю, что кто-то из нас проживет достаточно долго, чтобы потратить сотню фунтов в этой стране, что составляет около тысячи восьмисот долларов из этих трюковых бункеров, не говоря уже о тысяче. Да ведь мы заплатили всего лишь три бункера за две комнаты и два завтрака. Как человек вообще может потратить тысячу восемьсот бункеров? Что касается меня, я думаю, мне повезло, что у меня меньше чем четыреста вещей, от которых нужно избавиться ”.

«Но вам не обязательно тратить все свои деньги в этой стране», — рассмеялся кассир.

«Отец обещал прислать мне ещё немного денег, но я надеюсь, что он не сделает этого, пока я не уеду из Швеции. Если он это сделает, я разорюсь. Вот бедняга Лейболд с кредитным письмом на сто фунтов и двадцатью пятью фунтами наличными. Мне жаль беднягу. В Лондоне, где за один вздох приходится платить от десяти до двадцати шиллингов в день, было бы не так плохо».

«Думаю, я смогу выжить», — добавил Лейболд.

— Надеюсь, что так; но вам стоит послушать, как он говорит о своих банкирах. Фок-марсели и брам-стеньги! Его банкиры! Господа. Братья Питчерс и Ко.

— Нет! Bowles Brothers & Co, — вмешался Лейболд.

“Это все одно и то же; особой разницы нет между чашами и кувшинами. Одна ломается так же легко, как и другая ”.

— Но мои банкиры не сдаются.

— Его банкиры! Ты это слышишь? Ну, я не верю, что они разорятся, ведь все мои предки, путешествуя по Европе, носили в кармане брюк один и тот же аккредитив. В прошлом году мне пришлось писать своему родителю по отцовской линии в компанию Bowles Brothers & Co., 449 Strand, Чаринг-Кросс, W. C. Лондон, Англия. Видишь я усвоил урок.

«Мои письма из дома приходят через тот же дом, — сказал Лейболд, — как и письма пятидесяти других ребят».

— Что касается денег, — вмешался Бёрчмор. — Должен ли я выступать перед толпой, как в Норвегии?

— Для меня — да, и я надеюсь, что ты поможешь Лейболду с его большой финансовой задачей, — сказал Скотт.

— Хорошо, — добавил Лейболд.

«Я рассчитался с ребятами за поездку в Норвегию. Теперь каждый из вас должен дать мне пару соверенов, которые я обменяю на шведские деньги».

Это соглашение устроило всех, и кассир отправился в обменный пункт, где обменял золото на шведские банкноты.

— Скотт, я не удивлюсь, если директор избавил тебя от необходимости тратить свои двадцать фунтов до того, как мы продвинемся дальше, — сказал Сэнфорд.

«Я буду благодарить его со слезами на глазах, если он это сделает», — ответил Скотт с серьёзным видом.

— Не думаю, что ты это сделаешь. Когда корабль причалил раньше, каждый должен был отдать свои деньги, и казначей выдавал их матросам шиллингами или шестипенсовиками, когда они сходили на берег.

«Я уверен, что с его стороны было очень любезно взять на себя столько хлопот».

— Ты так не думаешь.

— Конечно, хочу. Только подумайте о бедном Лейболде, у которого на руках был аккредитив на сто фунтов! Я рад, что на моей совести нет ответственности за растрату такой суммы. Если бы мне пришлось потратить столько денег, я бы подал заявление о приёме в первую психиатрическую лечебницу.

— Чепуха! Я решил не отдавать свои деньги, — сказал рулевой. — Из-за этого правила в прошлый раз было много ссор, и я думаю, что в этот раз ребятам тоже придётся отказаться от своих марок.

«Я как раз собирался сказать, что мы могли бы поквитаться с директором, потратив все деньги до того, как снова поднимемся на борт. Но мы в Швеции, и это совершенно невозможно. Здесь за дневной рацион не заплатят больше семидесяти пяти центов или доллара».

«Ты жил в матросском общежитии, Скотт. Когда ты окажешься в первоклассном отеле, ты поймёшь, что они высасывают из тебя все соки».

«Надеюсь, они окажутся лучше того хозяина, у которого мы ночевали прошлой ночью; если нет, я заработаю денег в Швеции. Да они даже не обчистили наши карманы, когда мы были пьяны в стельку. Я уверен, что в пансионах для моряков в Бостоне и Нью-Йорке гораздо лучше обстоит дело с обслуживанием».

— Да ладно тебе, Скотт, будь серьёзнее. Ты что, откажешься от своих денег, когда вернёшься на корабль?

«С радостью, ведь в этой стране от него не избавиться».

«Но вам захочется чего-нибудь такого в России, где всё дорого».

«Боюсь, к тому времени прибудет мой аккредитив, и я буду вынужден пройти через новые испытания».

“ Бедняга! - воскликнул я.

В этом круизе не соблюдались старые корабельные правила. Директор не собирался вводить их обратно, пока в этом не возникнет крайней необходимости. Это вызвало много жалоб со стороны богатых родителей бывших учеников, но при этом значительно улучшило дисциплину. Однако мистер Лоуингтон согласился провести эксперимент и позволить каждому мальчику самостоятельно распоряжаться своими финансами.

В полдень компания заняла свои места в вагоне второго класса. Поезд отправился в Венерсберг. Оле говорил на шведском так же хорошо, как на норвежском, и выступал в роли переводчика. Сэнфорд помирился с беспризорником, который теперь пользовался такой же популярностью, как и раньше. Каждый из них по очереди пытался уговорить Оле рассказать, как он оказался в той лодке в море, но он по-прежнему отказывался что-либо объяснять.

Поезд тронулся, и туристы стали разглядывать местность, по которой он проезжал; но Скотт не мог не ворчать из-за того, что стоимость проезда составляла всего доллар с четвертью за пятьдесят миль. Он заявил, что при таких ценах ему никогда не избавиться от своих двадцати соверенов и что в Санкт-Петербурге ему пригрозили аккредитивом ещё на сотню. В Херрлюнге, на пересечении с веткой, ведущей в Венерсберг и на главной линии, охранник настоял на том, чтобы туристы вышли из вагона.

— Ну как тебе, Оле? — спросил Сэнфорд.

«Пересадка на Венерсберг; но поезд отправляется только в пять часов. Нам придётся ждать два часа».

— Но во сколько он прибудет в Венерсберг?

— Около половины девятого.

— Неплохо! — воскликнул рулевой. — Ты отлично подготовился к этой поездке, Скотт.

— В чём дело на этот раз?

«Мы не сможем добраться до Венерсберга раньше половины девятого. И, конечно же, будет слишком поздно, чтобы присоединиться к команде корабля».

«Нет необходимости присоединяться к ним там. Мы встретим их по пути и вернёмся вместе с ними. Они будут здесь сегодня днём».

— Зачем мы сюда пришли? — спросил Сэнфорд.

«Во-первых, чтобы избавиться от четырёх или пяти рикс-бункеров; а во-вторых, чтобы увидеть что-то в этой части Швеции. Мы сделали и то, и другое и должны быть довольны».

«О, я доволен!»

— Так и должно быть; у тебя на четыре с половиной бункера меньше. Мы будем слоняться здесь, пока не придёт директор с толпой, и когда он увидит, какие мы хорошие мальчики, что нашли его и убедились, что он не заблудился, он простит нас с Лейболдом за то, что мы пили «финкель».

— Хорошо. Во сколько отправляется поезд в Готтенбург, Оле? — добавил рулевой, повернувшись к переводчику.

«Половина шестого», — ответил беспризорник.

Никто не потрудился свериться с расписанием в здании вокзала, которое, хоть и было на шведском, было вполне понятно в том, что касалось часов и городов.

Туристы решили с пользой провести время, которое им пришлось ждать, и отправились на прогулку по окрестностям, чтобы осмотреть шведские дома и познакомиться со шведским сельским хозяйством. Несомненно, это было очень интересное развлечение, но в четверть шестого группа вернулась на вокзал. Как раз отправлялся длинный поезд в направлении Готтенбурга.

— Что это за поезд? — спросил Сэнфорд.

— Я не знаю, — с тревогой в голосе ответил Оле.

— Тогда расспросите, — добавил взволнованный рулевой.

Компания поспешила на маленькую станцию. Это был обычный поезд до Готтенбурга.

— Но как же так? — воскликнул Сэнфорд. — Вы сказали, что он ушёл в половине шестого.

— Да, я посмотрел расписание в Готтенбурге, там было написано «полшестого», — ответил Оле. — Вот один, я посмотрю ещё раз.

«Лучше подожди до утра, прежде чем смотреть снова», — сказал Скотт.

— Вот оно; пять...

«Вот и всё, Норвегия».

«Я уверен, что в Готтенбурге было полшестого», — умолял Оле, которого рулевой попросил в частном порядке совершить эту оплошность.

— Как ты называешь эту похлёбку, сын Одина? — потребовал Скотт.

«Он ошибся, вот и всё», — рассмеялся Бёрчмор. Хотя он и не был вхож в доверие к рулевому, он сразу заподозрил подвох и, по правде говоря, не пожалел об этой ошибке.

Инцидент обсуждался целый час, и бедного Оула сильно ругали, особенно Сэнфорд, за его беспечность. Но он перенёс это порицание с подобающей кротостью.

— Что же нам делать? — наконец спросил Скотт.

«Вот ещё один поезд в 8:56», — ответил Оле, указывая на расписание. «Мы можем вернуться в Готтенбург на нём».

— Верно, Норвегия, — добавил Скотт.

Они нашли небольшую гостиницу неподалёку, где поужинали и в назначенное время вернулись в Готтенбург, куда прибыли около часа ночи. Было уже слишком поздно, чтобы подняться на борт корабля, и они направились прямо в маленькую гостиницу в переулке, где Скотт и Лейболд провели предыдущую ночь. Она была закрыта, но они без труда разбудили хозяина.

«Значит, вы снова пришли», — добродушно сказал хозяин.

«Да, мы снова здесь. Уже слишком поздно, чтобы подняться на борт корабля», — ответил Скотт.

«Ваш корабль сегодня вечером отплывает в Копенгаген».

— Нет! Это невозможно!

— Я видел, как она отплывала, — настаивал хозяин. — Я не ошибся.

— Мы в пролёте! — воскликнул Сэнфорд.

«Молодой джентльмен спустится в семь часов, а корабль отплывёт в девять часов. Я знаю это так же хорошо, как то, что я говорю по-английски».

«Должно быть, так и есть, — рассмеялся Скотт, — ведь ты говоришь по-английски лучше, чем по-французски».

— Что же нам делать? — продолжал Сэнфорд, который, казалось, был искренне расстроен этим неприятным обстоятельством.

«Что делать? Ложись спать. Что ещё мы можем сделать? Ты уже большой мальчик, чтобы плакать из-за своих несчастий», — ответил Скотт.

«Я не собираюсь плакать, но мне очень плохо».

— Вытри слёзы, — сказал Бёрчмор. — С таким же успехом мы можем взять печенье, лечь спать и считать, что полдня уже прошло.

“ Но когда же будет пароход на Копенгаген? - спросил Сэнфорд.

«„Наяда“ должна отплыть в понедельник днём», — ответил хозяин гостиницы. По какой-то причине, известной только ему, он не счёл нужным упомянуть о том, что кронпринцесса Луиза отплывёт с минуты на минуту.

“Так не пойдет”, - вмешался Родман. “Мы гоняемся за кораблем уже неделю, и к тому времени, как мы доберемся до Копенгагена, его уже не будет. Я двигаться мы поедем в Стокгольм. Мы должны быть уверены, чтобы поймать ее там”.

— Отлично! — воскликнул Уайльд.

Предложение было всесторонне обсуждено, и, когда большинство высказалось за переезд, остальные, среди которых был Сэнфорд, неохотно согласились. «Вадстена» должна была отправиться в два часа, и нельзя было терять ни минуты. Хозяин гостиницы был удивлён таким решением, и в тот вечер его гостиница не была заполнена, как он рассчитывал. Как раз в тот момент, когда Пароход на канале тронулся, юные туристы поспешили на борт и вскоре уже были на пути в Стокгольм.

В этот момент на расстоянии не более четверти мили от них находились Пикс и его пленник, а также Блейн, старший управляющий, который следил за ними.


ГЛАВА XIV.

ЧЕРЕЗ ПРОЛИВ В КОПЕНГАГЕН.

Мистер Лоуингтон был почти вынужден прийти к выводу, что эксперимент по предоставлению студентам возможности самостоятельно распоряжаться своими финансами провалился. Если он и мог быть успешным где-то, то только в северных странах, где никто из ребят не говорил на местном языке и где лёгкие наркотики не были так распространены, как в более южных частях Европы. Хотя он и не знал, что кто-то из учеников неправильно распорядился своими деньгами, неприбытие экипажа второго катера и исчезновение Скотта и Лейболд из Готтенбурга, похоже, был как-то связан с о состоянии их средств. Но он был готов провести эксперимент настолько далеко, насколько это было возможно, и восстановить это неприятное правило только в случае крайней необходимости. Двум третям студентов можно было смело доверить управление их финансами, и было неприятно ограничивать всех ради меньшинства.

После того как мальчики обошли весь Готтенбург, они были настолько измотаны, что легли спать в восемь часов вечера, тем более что на следующее утро им нужно было встать в два часа, чтобы отправиться в путешествие по каналу Гёта. В назначенное время пароход пришвартовался к причалу. Корабль, на борт которого она приняла экскурсантов, был одним из тех, что доставляли экипажи других судов на «Юную Америку». Поскольку было ещё темно, многие мальчики досыпали на маленьком пароходе. Около восьми часов она достигла длинной вереницы шлюзов, с помощью которых канал огибает водопад Тролльхеттен. Экскурсанты пару часов гуляли среди живописных пейзажей, а затем снова сели на пароход и прибыли в Венерсберг, где им открылся вид на Венернское озеро. Оттуда они на специальном поезде доехали до Херрльюнги, а оттуда на обычном поезде — до Стокгольма. Они сели на поезд до Готтенбурга и прибыли туда до восьми часов вечера. Ветер был попутный, и эскадра немедленно взяла курс на юг.

Директора раздражало отсутствие не менее дюжины студентов, но он полностью доверял усердию и осмотрительности Пикса, который должен был возглавить команду катера. Директор оставил старшего стюарда в Готтенбурге, чтобы тот нашёл Скотта и Лейболда. Он опасался, что успех этих путешественников побудит других последовать их примеру, и считал необходимым усилить бдительность преподавателей. На следующий день было воскресенье, и это был двойной выходной. Ветер был попутным, но очень слабым, так что эскадра прошла всего около четырёх Она шла со скоростью три узла в час, но в понедельник утром была уже в проливе Эресунн, ширина которого составляет около трёх миль. Слева был город Хельсингборг в Швеции, а справа — замок Кронборг с Эльсинорской крепостью за ним. Суда продолжали свой путь, держась на небольшом расстоянии от берега, так что те, кто был на борту, могли отчётливо видеть посмотрите на города и деревни. Дома были аккуратные, с красными крышами, у каждого был свой маленький садик. Там было много рощ и лесов, и деревья были дубами и буками, а не соснами и елями, которые путешественники видели в Норвегии и Швеции. Местность была плоской, нигде не было видно ничего похожего на холмы.

Подул свежий бриз, и эскадра ускорила ход. В середине утра показались шпили Копенгагена. В море виднелось несколько отдельных фортов, построенных на небольших островах. «Юная Америка» шла впереди и вскоре бросила якорь у цитадели Фредериксхавна, недалеко от места высадки, где у причала стояло множество небольших пароходов.

“ Вы бывали здесь раньше, доктор Уинсток? - спросил капитан Линкольн, увидев, что хирург осматривает внешний вид города.

— Да, несколько лет назад. Я побывал во всех странах Европы.

«Копенгаген выглядит не так, как я ожидал», — добавил командир. «Я думал, что это будет очень старое, мрачное и затхлое место».

— Вы видите, что это не так — по крайней мере, со стороны воды. Но вы увидите множество мрачных и унылых зданий. Дело в том, что Дания — слишком маленькое королевство, чтобы поддерживать весь этот блеск и роскошь королевской жизни. Её дворцы слишком велики и дороги, чтобы их можно было содержать в таком виде, и многим из них позволили частично разрушиться. Но я не буду предвосхищать лекцию мистера Маппса, потому что вижу, что сигнал подан.

“Она представляет собой потрясающую демонстрацию фортов и пушек”, - добавил Линкольн, переводя взгляд с батарей на Трекронер и Линеттен - к ощетинившемуся пушками Фредериксхавну.

«Несомненно, это укреплённое место, но англичане дважды захватывали город. Вот и шлюпки с других судов. Полагаю, после обеда мы сойдём на берег».

Вскоре на нижней палубе стало тесно от студентов, и мистер Маппс занял своё обычное место у фок-мачты, на которой появилась карта Дании.

«По-английски эта страна называется Данией, — сказал профессор, — но ни в одном другом языке у неё нет такого названия. Датчане называют её Danmark, прилагательное от этого слова — Danske; а страну также называют Danske Stat, или Датскими Штатами. По-немецки это D;nemark; по-французски — Danemark; по-итальянски — Danimarca. На севере она ограничена проливом Скагеррак или Ютландским проливом; на востоке — проливом Каттегат, проливом Эресунн и Балтийским морем; на юге — герцогством Шлезвиг и Балтийским морем; на западе — Северным морем. Когда этот корабль был в Европе, Шлезвиг-Гольштейн и Лауэнбург принадлежали Дании; но теперь они принадлежат Пруссии, а Ютландия — это всё, что осталось от континентальной Дании. Площадь этого полуострова составляет девять тысяч шестьсот квадратных миль, или примерно столько же, сколько занимает штат Нью-Гэмпшир. С учётом нескольких островов общая площадь составляет Площадь Дании составляет четырнадцать тысяч пятьсот квадратных миль. Гренландия, Исландия, Фарерские острова и несколько небольших островов в Вест-Индии принадлежат ей. Население составляет почти один миллион восемьсот тысяч человек — примерно столько же, сколько в Массачусетсе и Нью-Гэмпшире вместе взятых.

«Местность равнинная или слегка холмистая, а самый высокий холм достигает всего 550 футов в высоту. Почва на полуострове песчаная и не очень плодородная, но на некоторых островах она очень плодородна. Полуостров сильно изрезан заливами и бухтами, а вся его внутренняя часть усеяна небольшими озёрами, обычно соединёнными рекой, как яичная скорлупа на нитке. Лим-фьорд, который вы видите на севере, раньше простирался лишь на небольшое расстояние до Северного моря. Но в 1825 году буря прорвалась через узкий перешеек и открыла проход для небольшие суда. Эти внутренние озера полны рыбы, и когда-то лосося было так много, что домовладельцам было запрещено по закону кормить своих слуг этой пищей чаще одного раза в неделю.

“Два крупнейших острова - Фюнен и Зеланд, которые отделены Большим поясом, а Первый от основной суши Малым поясом. Зимой они замерзают, как и пролив в более суровые времена года , и их пересекают армии, участвующие в военных операциях. Местность густо поросшая лесом, и вы найдете множество больших дубов и буков. Этим утром вы проезжали Эльсинор, где находится Шекспир Гамлет; но ты не сможешь найти то место, где «утро бродит по росе высокого восточного холма», потому что там нет ни холмов, ни «ужасной вершины утес, который обрывается над его основанием в море’. Это равнинная местность, только с невысоким утесом, граничащим с морем.; конечно, здесь нет таких огромных круч, как описывает поэт . Кроме того, Гамлет жил и умер в Ютландии. Но Шекспир воспользовался свободой поэта.

«Почти вся территория Дании находится между 55-й и 60-й параллелями и пятьдесят восемь; но, хотя зимой столбик термометра иногда опускается до двадцати двух градусов ниже нуля, средняя температура мягкая. Климат существенно не отличается от восточного побережья Массачусетса. Воздух настолько влажный, что трава и деревья зеленеют ярче, чем в странах, расположенных южнее, а засухи почти не случаются. Когда Франция и Германия изнывают от жары и засухи, в Дании свежо и зелено. Местные жители в основном занимаются сельским хозяйством и торговлей. Основные статьи экспорта — зерно, крупный рогатый скот и лошади.

«Форма правления — конституционная монархия. Королю в исполнительной власти помогает «Королевский тайный совет» из семи министров. Законодательный орган называется ригсдаг и состоит из ландстинга, или верхней палаты, и фолькетинга, или нижней палаты. Из них двенадцать назначаются пожизненно королём из числа нынешних или бывших членов нижней палаты, а остальные пятьдесят четыре избираются в четырёх категориях крупнейшими налогоплательщиками в сельских округах, в городах и депутатами, представляющими обычных избирателей. Члены Члены нижней палаты избираются непосредственно народом. Все граждане мужского пола старше 25 лет, за исключением бедняков и слуг, не являющихся домовладельцами, имеют право голоса.

“Установленная религия государства - лютеранство, и король должен принадлежать к этой церкви. Он назначает епископов, которые не имеют политической власти, как в Англии. Они осуществляют общий надзор и управление всеми делами церкви в королевстве. Хотя нелютеран всего около тринадцати тысяч в Дании преобладает абсолютная религиозная терпимость, и никто не может быть лишён своих гражданских и политических прав по причине своего вероисповедания.

«Правительство предоставляет бесплатное образование всем детям, чьи родители не могут позволить себе платить за обучение. Посещение школы в возрасте от семи до четырнадцати лет является обязательным. Таким образом, все люди получают начальное образование. Помимо Копенгагенского университета, существует система высших и средних школ, доступных для детей торговцев, механиков и наиболее обеспеченных представителей рабочего класса.

«Каждый трудоспособный мужчина в Дании, достигший возраста двадцати одного года, обязан отслужить восемь лет в регулярной армии и ещё восемь лет в резервной армии. Для подготовки к этой службе каждый мужчина зачисляется в ряды вооружённых сил и должен проходить военную подготовку в течение от четырёх до шести месяцев, в зависимости от рода войск, в котором он служит. Те, кто не освоит программу за это время, должны будут проходить военную подготовку ещё дольше. Королевство разделено на военные округа, и все солдаты обязаны проходить военную подготовку от тридцати до сорока пяти дней ежегодно. Военно-морской флот Дании состоит из тридцати одного парохода всех классов, шесть из которых являются броненосцами, несущими на борту триста двенадцать орудий, и укомплектован девятью сотнями человек.

«Об истории этой страны до VIII века известно немного, но кимвры населяли её ещё до Рождества Христова. Даны завоевали часть Англии, а в XI веке Кнуд, который принёс в своё королевство христианство, завершил завоевание. Норвегия также вошла в состав его королевства, При нём и его преемниках в течение следующих двухсот лет Дания достигла пика своего могущества и славы. Шлезвиг, Лауэнбург и несколько других северных провинций Германии, и даже часть Пруссии, находились под её властью. Вальдемар II, преемник Канута, вместе со своим старшим сыном был дерзко схвачен графом Шверином, когда они отдыхали после утомительной охоты. Граф Шверин был разгневан какой-то вопиющей несправедливостью со стороны короля. Этот смелый акт возмездия увенчался успехом, и король с сыном оказались в плену были перевезены по воде в замок Шверин в Мекленбурге, где их держали в плену в течение трёх лет — весьма примечательный случай возмездия, если учесть, что Вальдемар был самым могущественным правителем на севере. С помощью угроз и взяток ему удалось добиться освобождения, но за время его заключения завоёванные провинции восстали, и король не смог вернуть утраченные владения. Таким образом, Дания была низведена с её высокого положения из-за несправедливости своего короля.

“К концу четырнадцатого века, Маргарет... Семирамида Севера — унаследовала троны Норвегии и Дании и присоединила Швецию к своим владениям путем завоевания в Кальмарском договоре. Шведы под руководством Густава Вазы установили свою независимость после того, как союз просуществовал сто двадцать пять лет. После смерти последнего представителя рода Маргариты в 1439 году датские штаты избрали своим королём графа Ольденбургского, который правил под именем Кристиана I. Он стал герцогом Шлезвига и графом Гольштейна, а значит, и правителем Дания стала правителем этих герцогств, из-за которых в последние десять лет было столько проблем и которые стали причиной войны 1866 года между Пруссией и Австрией. Ему наследовал его сын Ганс, или Джон, чьим наследником был Кристиан II, свергнутый в 1523 году. Этот принц был тираном и провёл в заточении двадцать семь лет. Его корона была дано Фридрих, Герцог Шлезвиг и Гольштейн, в годы правления которого Швеция основала свою независимость. Его сын Кристиан III. его преемником. В великих войнах, последовавших за Реформацией, короли Дания приняла сторону протестантов. В ходе неоднократных конфликтов со шведами Дания потеряла значительную часть своей территории. После Кристиана III. на престол взошёл Фредерик II., а затем Кристиан IV., за которым последовал Фредерик III., при котором корона, номинально избираемая, стала передаваться по наследству по ольденбургской линии. При Кристиане V. в стране царил мир; но пришедший ему на смену Фредерик IV. развязал войну со Швецией, вторгнувшись на её территорию. Герцог Гольштейнский, союзник короля Швеции, продолжался до 1718 года. При Кристиане VI. и При Фредерике V в стране царил мир. Кристиан VII женился на сестре Георга III. из Англии, а в 1808 году на престол взошёл их сын Фредерик VI.

«В 1780 году Россия, Швеция и Дания под влиянием Франции приняли новый свод морских законов, который противоречил интересам Англии. Эта конвенция получила название «Вооружённый нейтралитет», и в 1800 году, во время правления Кристиана VII, её принципы были возрождены, и Россия, Пруссия, Дания и Швеция подписали новое соглашение. и Швеция. В нём говорилось, что только оружие и боеприпасы являются военной контрабандой, что товары воюющих сторон, за исключением военной контрабанды, должны быть защищены нейтральным флагом и что «бумажные блокады» следует считать неэффективными. Англия немедленно ввела эмбарго на суда подписавших его держав. В 1801 году британский флот под командованием сэра Хайда Паркера, вторым после Нельсона, обстрелял Копенгаген. И снова в 1807 году Англия, опасаясь, что Наполеон заставит Данию выступить против неё, подвергла бомбардировке Копенгаген. вынудил правительство отдать весь свой флот, который был отправлен в Англию. Это положило конец вооружённому нейтралитету. По окончательному мирному договору 1814 года Норвегия была передана Швеции, которая, в свою очередь, отдала Дании Померанию и остров Рюген; но в следующем году Померания была передана Пруссии в обмен на герцогство Лауэнбург.

«Фредерик VI правил до 1839 года, когда ему наследовал Кристиан VIII. Два герцогства — Шлезвиг и Гольштейн — по-прежнему были предметом спора. Король претендовал на них, но жители Гольштейна были немцами по духу и возражали против присоединения их страны к Датскому королевству, на что были направлены постоянные усилия последнего. Требовалось, чтобы датский язык использовался вместо немецкого. В 1848 году на престол взошёл Фридрих VII. Он был более настойчив в своих притязаниях на герцогства, чем некоторые из его предшественников. жители Гольштейна, входившего в состав Германского союза, подняли восстание, когда король Дании фактически присоединил оба герцогства к своему королевству. Началась война, которая продолжалась три года. Вмешательство некоторых великих держав восстановило мир, но оставило спорный вопрос нерешённым.

— О чём был спор? — спросил капитан Линкольн.

«Я объясню, хотя здесь так много сложностей, что можно дать лишь общее представление о предмете. На протяжении четырёхсот лет трон Дании занимала Ольденбургская династия. Шлезвиг и Гольштейн управлялись одними и теми же правителями, хотя каждая страна имела свою отдельную организацию. Но закон о престолонаследии был другим. В Дании могла править женщина, в то время как в герцогствах наследование шло только по мужской линии. Фридрих VII. у него не было детей, и было ясно, что прямая линия Ольденбургского дома прервётся после его смерти. Договор Соглашение, заключённое несколькими заинтересованными державами, передавало право наследования принцу Кристиану, жена которого имела право на престол по праву наследования от Кристиана III, умершего в 1559 году. Однако она уступила своё право мужу, который взошёл на престол в 1863 году как Кристиан IX и является нынешним королём. После смерти Фридриха VII герцог Августенбургский предъявил права на герцогства. Германия хотела отделить Шлезвиг-Гольштейн от Дании. Немецкие войска вошли в Шлезвиг-Гольштейн, который был членом Конфедерации и имел право на её защиту. Дания отказалась Она отказалась от своих прав на герцогства, и началась война. Датчане были разбиты и неоднократно терпели поражение. Англия отказалась помочь Дании, как того ожидали последним, и Дания была вынуждена отказаться от всех своих притязаний на Шлезвиг-Гольштейн и Лауэнбург в пользу Пруссии и Австрии. Главный вопрос, касающийся окончательного раздела герцогств, был оставлен открытым для дальнейшего урегулирования, и Пруссия временно завладела Шлезвигом, а Австрия — Гольштейном. Герцогу Августенбургскому было позволено остаться в последнем, но запрещено предпринимать какие-либо действия в поддержку своих притязаний.

«Австрия поддержала притязания герцога, в то время как Пруссия отвергла их и обвинила своего тогдашнего могущественного соперника в поощрении революционных движений в Гольштейне, опасных для тронов Европы. Затем последовала большая война 1866 года, которая привела к полному унижению Австрии и присоединению всех спорных территорий к Пруссии. Дания, лишившаяся своих территорий и власти, превратилась в незначительное королевство. Имея население менее двух миллионов человек, она поддерживает все дорогостоящие атрибуты королевской власти и содержит армию и флот. У короля есть список гражданских лиц, состоящий почти из Триста тысяч долларов, а у наследника престола пособие превышает зарплату президента Соединённых Штатов, в то время как весь доход страны составляет всего около тринадцати миллионов долларов. Принц Фредерик, старший сын короля, который наследует трон, женился на дочери короля Швеции и Норвегии. Принцесса Александра, старшая дочь, является женой принца Уэльского. Принц Вильгельм, второй сын, был избран королём Греции под именем Георгия I в 1863 году. Принцесса Дагмар — жена великого князя Александра, наследника российского престола на троне. Благодаря своим связям двое сыновей являются или станут королями, одна из дочерей — королева Англии, а другая — императрица России.

«В 1348 году король Дании ввёл пошлины на все суда, проходящие через пролив Эресунн, в крепости Кронборг, которые шли на покрытие расходов, связанных с маяками и защитой судоходства от пиратов. Соединённые Штаты первыми выступили против уплаты этого налога и обратили внимание торговых держав Европы на это неудобство. Все суда были вынуждены встать на якорь и терпеть досадные задержки, но никто не сомневался в праве взимать пошлины, которые были официально урегулированы договорами. Дания согласилась отказаться от своих требований по выплате около пятнадцати миллионов долларов от стран Европы и около четырёхсот тысяч от Соединённых Штатов».

Профессор закончил лекцию, и студенты разошлись. Большинство из них забрались на мачту или сели на перила, откуда открывался вид на город и различные достопримечательности в гавани. Вид на берег с корабля был очень неудовлетворительным, поскольку город, построенный на равнине, не привлекал внимания путешественников. Пока они осматривались, к судну подошла береговая шлюпка, в которой были двое в форме эскадры. Один из них был крупным мужчиной, в котором студенты вскоре узнали Пикса.

— Но кто это с ним? — спросил Норвуд.

“Я полагаю, это кто-то из команды второго катера”, ответил Де Форрест. “Я не думал, когда выходил с ними на берег , что я никого из них не увижу еще так долго. Интересно, где остальные? интересно, где они?

— Это не один из второсортных катеров, — добавил Джадсон. — Это англичанин.

“Так оно и есть”.

Пикс подошёл к Клайду Блэклоку и велел ему подняться по трапу в каюту, что тот и сделал без возражений. Они прибыли накануне. Заключённый, казалось, утратил часть своего упрямства. Боцман последовал за ним на палубу и, коснувшись фуражки капитана и других офицеров на квартердеке, направился на корму, где начальник тюрьмы разговаривал с хирургом.

— Мы поднялись на борт, сэр, — сказал боцман, снимая кепку и указывая на Клайда.

— Я вижу, что да, — ответил мистер Лоуингтон. — Я рад снова тебя видеть, Клайд.

Молодой британец резко кивнул, но ничего не ответил.

— Ты не видел мистера Блейна, Пикс? — спросил директор.

— Да, сэр. Я встретил его на пристани позапрошлой ночью в Готтенбурге.

— Но где команда второго катера? Я ожидал, что вы их привезёте.

«Они вернулись в Христианию в пятницу и в тот же вечер сели на пароход до Готтенбурга; но мистер Блейн их не видел. Их пароход прибыл утром, а корабль отплыл только ночью».

«Боюсь, здесь что-то не так».

— Я оставил мистера Блейна в Готтенбурге. Думаю, он их найдёт.

Пикс подробно отчитался о результатах своей миссии на берегу. С точки зрения Клайда, всё было в полном порядке; но директора очень раздражало продолжающееся отсутствие экипажа второго катера.

— Как ты себя чувствуешь, Клайд? — спросил мистер Лоуингтон, повернувшись к новому ученику.

— Я чувствую себя достаточно хорошо, — грубо ответил беглец.

— Я рад, что ты это делаешь. Надеюсь, ты чувствуешь себя лучше, чем когда покидал корабль.

— Нет.

«Когда вы были на борту, я не успел объяснить вам, к каким последствиям может привести побег с корабля без разрешения».

«Это ничего бы не изменило. Я бы всё равно поехал», — упрямо ответил Клайд.

«Чем меньше ты будешь доставлять хлопот, тем лучше для тебя».

— Возможно, так и будет, но я не собираюсь задерживаться на этом корабле надолго.

«Я намерен оставить тебя здесь, и, поскольку ты заявляешь о своём намерении снова сбежать, я должен позаботиться о том, чтобы тебя поместили в безопасное место. Пикс, на бриг».

— Бриг? Что это такое? — спросил Клайд, с подозрением отнесшийся к спокойному, невозмутимому тону директора.

«Пойдём со мной, парень, я тебе покажу», — ответил боцман.

Британец по печальному опыту знал, как бесполезно противостоять этому тирану, который, однако, всегда хорошо с ним обращался, когда тот вёл себя разумно. Он последовал за боцманом в трюм, и дверь в карцер, который представлял собой небольшую тюрьму, сделанную из деревянных реек, установленных вертикально под ступеньками на расстоянии около трёх дюймов друг от друга, открылась.

— Это карцер, мой мальчик, — сказал Пикс. — Это обычное помещение на борту военного корабля, но этот карцер не открывали уже несколько месяцев.

— Ну и для чего он? — спросил Клайд, который, похоже, ещё не понял, как им пользоваться.

«Проходите, и я всё вам объясню». Через мгновение

— Я не понимаю, что ты имеешь в виду.

«Подплывайте!» — крикнул студент, который вместе с другими наблюдал за процедурой.

— На палубе, сэр! — строго сказал боцман в переговорную трубу. — Доложите о своём прибытии.

Согласно корабельному уставу, ни один человек не должен был говорить или делать что-либо, что могло бы разозлить ученика, отбывающего наказание. Никому не разрешалось принимать чью-либо сторону в таких случаях, если только офицер или инструктор не попросит об этом. В обычных случаях от учеников не требовалось и не разрешалось быть «ябедами», и все должны были сохранять нейтралитет. Студент, который это сказал, вышел из третьего класса и поднялся на палубу, прежде чем Клайд успел «наброситься на него», как он собирался.

— Входи, парень, — добавил Пикс.

— Зачем? — спросил британец, выполняя приказ, но не без подозрения, что ему предстоит наступить на раскалённую решётку или провалиться сквозь какое-то отверстие в палубе в тёмные глубины под ней.

С ним не случилось ничего подобного, и он был удивлён, обнаружив, что за совершённое им вопиющее преступление его не подвергли более суровому наказанию. Он столкнул боцмана за борт, а затем сбежал. Пикс никогда не проявлял к нему неприязни из-за его трусливого поступка; но он ожидал, что на борту корабля его ждёт суровое наказание. Боцман закрыл и запер дверь карцера, а затем заглянул внутрь через решётку.

«Вы понимаете, для чего сейчас нужен карцер?» — спросил Пикс.

«Вы заперли меня здесь — вот и всё».

— Вот и всё, мой мальчик.

— Как долго мне здесь оставаться?

«Пока ты не решишь не убегать».

«Это неплохое место, и я останусь здесь, пока не поседею. Но я не обещаю, что не уеду, когда у меня появится такая возможность».

— Хорошо, дружище. Подумай об этом несколько недель.

Для того, кто ожидал ужасного наказания за свои проступки, карцер казался очень мягкой мерой. Клайд сел на табурет в своей камере и неторопливо огляделся. Он был предприимчивым юношей, и прутья его камеры казались ему маленькими и хлипкими. Во время обеда ему принесли еду, и он съел её с большим аппетитом. Вскоре после этого он услышал сигнал «Все на палубу», а затем официант в трюме сказал ему, что они сошли на берег, чтобы посмотреть город. Всё было тихо и спокойно, и он предался более Он внимательно осмотрел прутья решётки. Они были толщиной в два дюйма, но дело выглядело многообещающим. Продолжая свои изыскания, он обнаружил, что под на ступеньках лежали пила, молоток, стамеска и другие инструменты, которые Биттс, плотник, положил там несколько дней назад и забыл убрать. Клайд взял пилу, но в этот момент Пикс с книгой в руке сел за стол рядом с бригом и начал читать.


ГЛАВА XV.

КОПЕНГАГЕН И ТИВОЛИ.

Все лодки эскадры выстроились в ряд, на носу и корме каждой развевался флаг. Они проплыли вдоль набережной города, мимо пары датских военных кораблей, и, конечно же, произвели фурор. Одна за другой лодки подходили к причалу, и студенты высаживались на берег, закрепляя свои шлюпки у причала, рядом со ступеньками. Таможенники были начеку, но, поскольку ни у кого не было никаких посылок, студентов не задержали. Мистер и миссис Кендалл сошли на берег. Поскольку они собирались провести в городе несколько дней, у них была пара чемоданов. которые носильщики, всегда ожидающие в порту, переносили в таможню. Толдбод, как называют это здание датчане, окружён высокой стеной, которая также охватывает всю пристань, так что никто не может попасть в город с моря, не пройдя через её ворота.

Один из офицеров очень хорошо говорил по-английски и, очевидно, гордился этим, потому что задавал так много вопросов, что невозможно было понять, что он хочет. Он хотел знать, есть ли у путешественников одежда, которую они не надевали, и есть ли у миссис Кендалл какие-нибудь драгоценности. табак или спиртные напитки. Она возразила, что не употребляет ни табак, ни спиртные напитки; а проверка багажа была лишь формальностью. Мужчина был так вежлив, что Пол сразу понял: он просто тренирует свой английский. Была заказана карета, и доктор Уинсток и капитан Линкольн были приглашены присоединиться к группе. Любознательные студенты считали большой честью быть допущенными к хирургу, ведь он был ходячей энциклопедией по всем городам и странам Европы. Как и Пол Кендалл до него, капитан Линкольн был любимцем доктора, и небольшая компания собиралась вместе осмотреть город.

Карета выехала за ворота и направилась в сторону Амалиегаде. Дома были простыми и основательными, без особых украшений. Они были кирпичными, но большинство из них были покрыты штукатуркой.

— Что это? — спросил Пол, когда карета выехала на открытое пространство с конной статуей в центре.

— Фредериксплас, — ответил доктор. — А это статуя Фредерика V, который взошёл на престол в 1746 году и во время правления которого был построен этот дворец.

Это место представляло собой восьмиугольник, со всех сторон окружённый общественными зданиями.

«Слева находится резиденция короля. С другой стороны — дворец наследного принца. Там находится министерство иностранных дел, а с другой стороны живёт вдовствующая королева».

«Это не самые элегантные здания», — сказал капитан Линкольн.

— Нет, в Копенгагене нет очень красивых зданий, хотя Биржа — очень любопытное сооружение, а некоторые здания очень большие и громоздкие. Есть Казино, — добавил доктор.

— Что такое казино? — спросил капитан.

«Здесь находится здание для танцев, концертов, театральных представлений и подобных развлечений в зимний сезон. Здесь всё дёшево, а вход в казино, где можно потанцевать или посмотреть спектакль, стоит две или три марки».

«Сколько это стоит? Я ещё не искал деньги», — сказал Пол.

“Доллар ригсбанка - это единица, равная примерно пятидесяти четырем центам наших денег. Он разделен на шесть марок, по девять центов каждая, и одну марку на шестнадцать скиллингов, примерно по полцента каждая. Когда показывают итальянскую оперу в Казино, цены всего три-четыре марки. Это Готерсгаде, - добавил доктор Уинсток, когда экипаж свернул на другую улицу. “ На простом английском: Готическая улица.

— Там ещё одна конная статуя, — добавил капитан Линкольн, указывая на большое пространство неправильной формы, окружённое общественными зданиями.

«Статуя Кристиана V. Это Конгенс, или Королевская площадь. Здесь находятся Академия художеств, Королевский театр, Дом стражи, Новый рынок — ни одно из этих зданий не отличается красотой, как вы сами можете видеть».

Карета пересекла площадь и выехала на набережную канала, на другой стороне которого стоял огромный дворец Кристиансборг. Проехав ещё немного, они оказались у Королевского отеля. Карета остановилась у двери в арке, и два хозяина отеля, привратник, официанты и клерк, всего человек шесть, вышли навстречу гостям. Все они низко поклонились и повели его вверх по лестнице. Пол выбрал гостиную и спальню для себя и своей дамы.

— А теперь скажите, где Джозеф? — спросил доктор Уинсток.

— Кто такой Джозеф? — спросил капитан.

«Он работает гидом в этом отеле, если ещё жив».

За Джозефом послали, и вскоре он появился. Это был пожилой мужчина с седыми волосами и бакенбардами, одетый в чёрное. Он вёл себя очень приветливо и проявлял живое рвение, чтобы угодить туристам. За мистером Лоуингтоном любезно присматривал правительственный чиновник, который вызвался открыть для них различные дворцы, музеи и другие достопримечательности во второй половине дня и на следующий день. Джозеф раздобыл двуколку, запряжённую двумя лошадьми. Компания из отеля разместилась в ней, а гид сел на козлы к кучеру.

— Это Слот, — сказал Джозеф, указывая на противоположный берег канала.

— Что? — воскликнул капитан Линкольн.

«Слот, или дворец Кристиансборг».

«Слот! Какое имя!»

— Но не хуже, чем немецкое слово Schloss, — добавил Джозеф, смеясь. — Вы говорите по-немецки, сэр?

“Не так уж много”.

Гид произнёс несколько фраз на немецком, очевидно, чтобы продемонстрировать, что он говорит на этом языке.

«Дворец находится на острове под названием Слотсхольм. Он такой же большой, как и уродливый. Может, поедем туда прямо сейчас?»

— Нет, сначала мы хотим осмотреть город в целом, — — ответил доктор Уинсток. — Думаю, нам лучше подняться на вершину Круглой башни.

Джозеф отдал приказ, и карета направилась к башне. Канал перед отелем был заполнен небольшими судами, которые привезли на продажу керамику и другие изделия из других частей Дании. Товары были разложены на палубах и на берегу канала. Рядом стояли группы женщин, которые продавали рыбу, овощи и другие продукты, а вокруг них толпились покупатели.

— Полагаю, вы слышали об Андерсене? — спросил Джозеф капитана.

— Слышал о нём! Я прочитал все его книги, которые были переведены на английский, — ответил капитан Линкольн.

«Иногда он ночует в комнатах в том здании. Видите вывеску — «Мельхиор»?»

“Да”.

«Этот Мельхиор — очень близкий друг Андерсена, который живёт с ним часть времени».

«Можно ли увидеть Ганса Христиана Андерсена?» — спросила миссис Кендалл.

— Вполне возможно, мадам. Я разберусь с этим сегодня. Он очень приятный человек и готов встретиться со всеми, кто хочет его увидеть, — ответил Джозеф. — А вот и ратуша, — добавил он, когда карета проезжала мимо большого здания с широкой колоннадой перед ним.

«Med Lov skal man Land bygge», — сказал Линкольн, читая надпись на фронтоне. «Это в точности мои мысли».

«С помощью закона должна быть устроена земля» — так это звучит по-английски, — рассмеялся Джозеф. — Все законы Ютландии начинаются с этой фразы, которую произнёс Вальдемар II. Мы, датчане, верим в закон и во всё хорошее. Копенгаген — очень красивый город, и всё здесь на удивление дёшево.

— Как ты называешь свой город на своём языке, Джозеф?

«Кёбенхавн; произносится как «Чеп-эн-ан».

— Чепенана, — повторил Линкольн.

— Говори немного быстрее, и у тебя всё получится. Сначала он назывался просто Гавань; затем на датском, когда здесь стало много торговцев, Kaupmannah;fn, или «торговая гавань», от чего название сократилось до chepenahn. Вот и Круглая башня, — добавил Джозеф, когда карета остановилась.

Группа вышла из машины и вошла в здание, которое оказалось башней церкви Святой Троицы.

«Раньше здесь была сторожевая башня, где дежурили люди, чтобы поднимать тревогу в случае пожара. Но обсерваторию перенесли в башню Святого Николая, и теперь у нас есть телеграфная пожарная сигнализация. Не хотите ли подняться на вершину этой башни, откуда открывается прекрасный вид на весь город? Подняться очень легко», — продолжил Джозеф.

Там не было лестницы, но был наклонный пандус, который постепенно поднимался вверх. Это позволяло туристам подниматься на вершину без особых усилий.

«Мы могли бы подъехать на экипаже», — сказал капитан Линкольн.

«В этом не было бы никакой сложности. На самом деле Пётр Великий, когда был в Копенгагене в 1716 году, поднялся на вершину вместе с императрицей Екатериной в карете, запряжённой четвёркой лошадей».

«Неужели?» — спросил капитан.

— Я сам не могу вспомнить, как давно это было, — усмехнулся Джозеф, — ведь мне чуть больше ста лет. Но все говорят, что это правда, и я не вижу причин сомневаться в этой истории. Пётр Великий любил делать странные вещи, и вы сами видите, что карета здесь бы отлично поместилась.

«Если он поднялся туда в карете с четвёркой лошадей, то, конечно, он должен был спуститься, если только карета и лошади не находятся там сейчас. Как он развернул свою упряжку?»

«Легче задать несколько вопросов, чем ответить на них, — ответил Джозеф. — История не говорит о том, что он спустился вниз, она говорит только о том, что он поднялся».

«Возможно, он отступил, что иногда приходится делать королям и императорам, как и простым людям», — предположил Пол Кендалл.

— Скорее всего, так и было; я не вижу другого способа, которым команда могла бы спуститься, — добавил Джозеф. — Строительство этой башни началось в 1639 году.

На вершине сооружения путешественники осмотрели город в целом, а затем приступили к его подробному изучению.

— Вы помните широту Копенгагена, капитан Линкольн? — спросил доктор Уинсток.

— Около пятидесяти пяти с половиной.

— Столько же, сколько в центре Лабрадора. В Квебеке около сорока семи, а это гораздо севернее. Сколько человек проживает в этом городе, Джозеф? — спросил доктор.

— Сто восемьдесят одна тысяча, — ответил гид, назвав данные переписи 1870 года. — Раньше город был обнесён стеной с бастионами и рвами. Он был построен частично на Зеланде, а частично на небольшом острове Амагер. Пролив между ними — это гавань. Вы можете увидеть, где проходила старая линия укреплений. Старый город расположен ближе всего к морю, но сейчас город быстро разрастается в сторону сельской местности.

«Что это за широкий водоём с двумя мостами через него?» — спросил Линкольн, указывая на сушу.

«Это водохранилище. Раньше вода в городе была плохой, но теперь здесь отличная система водоснабжения. Вода поступает из сельской местности и нагревается паром перед распределением. За городом на многие мили простираются красивые виллы и загородные резиденции. Вам стоит прокатиться туда, потому что окрестности Копенгагена прекрасны, как и всё в Европе».

— Ты прав, Джозеф, — добавил доктор. — Видишь ли, некоторые районы города очень похожи на Голландию. Канал Слотсхольм придаёт этой части города явно голландский вид.

«Часть острова Амагер, называемая Кристиансхавн, вся изрезана каналами», — добавил гид.

«А теперь мы прокатимся по городу», — сказал Пол Кендалл.

Компания спустилась вниз и, проехав по нескольким главным улицам и получив хорошее представление о городе, вернулась в отель.

«Теперь вы можете отпустить карету, и мы пойдём в несколько музеев и церквей», — предложил Джозеф.

«Мы не хотим идти далеко, мы останемся в карете», — ответил Поль.

«Будет гораздо дешевле, если вы пойдёте пешком, ведь за карету вам придётся заплатить четыре марки в час», — убеждал экономный гид. «Музей Торвальдсена и Северный музей древностей находятся всего в нескольких шагах отсюда».

— Хорошо, тогда мы пойдём пешком, если ты настаиваешь, — рассмеялся Пол.

«Я думал, что эти гиды заставляют вас тратить как можно больше денег», — сказал капитан Линкольн хирургу.

«Я никогда так не считал. Я думаю, что это очень полезный класс людей. Они берут здесь около двух ригсдалеров в день, и я помню, что Джозеф не позволил бы мне потратить ни одной марки. Они знают цены на кареты и всё остальное, и в их интересах не позволять никому обманывать своих работодателей. Возможно, не стоит совершать покупки с их помощью, потому что они вынуждают торговца платить им комиссию, которая увеличивает цену товара. Но я думаю, что во многих случаях я бы добился большего с комиссионером, чем без него, при совершении покупок».

Йозеф повёл нас через мост в Слотсхольм, который почти полностью был занят огромным дворцом Кристиансборг и его пристройками. Первым зданием был музей Торвальдсена, внешние стены которого были покрыты этрусской фреской, изображающей прибытие и высадку на берег великого скульптора и его товаров, в основном произведений искусства. Фигуры изображены в натуральную величину, а обстановка, в которой они находятся, необычна и причудлива. Работа была выполнена путём вкладки в стену цемента разных цветов. Джозеф описал различные сцены. Торвальдсен до сих пор пользуется величайшим уважением и почётом во всей Дании и особенно в Копенгагене; поистине, он кажется великим гением этой страны. Он родился в 1770 году недалеко от города. Его отец был исландцем и резчиком по дереву. Сын помогал ему в этом ремесле, когда ему было всего двенадцать лет. В семнадцать лет он получил серебряную медаль от Академии художеств, а в двадцать три года — большую золотую медаль, которая давала право на королевскую пенсию, что позволило ему отправиться за границу для изучения своего искусства. В 1796 году он отправился в Рим, где не добился особых успехов и почти впал в отчаяние, когда его Модель «Ясон и золотое руно» привлекла внимание одного английского джентльмена, который поручил ему завершить работу в мраморе. Это событие стало началом его успеха, и заказы продолжали поступать от богатых и влиятельных людей, в том числе от королей и императоров, пока он не сколотил состояние. Его работы украшают многие крупные города Европы, а единственным его реальным соперником был Канова. Его слава распространилась на все народы, а визит на родину в 1819 году стал триумфальным путешествием по Италии и Германии. В 1838 году он вернулся в Копенгаген, чтобы провести остаток жизни Он провёл остаток своих дней на фрегате, который датское правительство отправило в Италию для его нужд. На одной стороне его музея изображены его прибытие на этом корабле и приём, оказанный ему горожанами; а на другой стороне — перевозка его работ с корабля в конечный пункт назначения. Торвальдсен снова приехал в Рим, чтобы поправить здоровье, и умер в Копенгагене в 1844 году. Он был скромным, великодушным и приятным человеком. Музей был построен на пожертвования, хотя скульптор внёс четвёртую часть необходимой для его возведения суммы. в своём завещании он оставил музею произведения искусства, созданные его талантливой головой, из которых почти полностью состоит его коллекция. Его биографию написал Ханс Кристиан Андерсен.

Осмотрев фрески на внешней стене, группа вошла в здание. Это продолговатое строение с внутренним двором посередине. Оно двухэтажное, с примыкающими друг к другу комнатами, расположенными по всему периметру. Произведения искусства и скульптуры скульптора хранятся в этих сорока двух комнатах.

— Это могила Торвальдсена, — сказал Джозеф, ведущая их во двор. — Его тело покоится здесь, в окружении его работ, как он и завещал.

Могила представляет собой продолговатый гранитный саркофаг, поднятый над землёй на несколько дюймов и покрытый плющом. У его подножия стоит чёрный крест с датой его смерти.

Туристы прошлись по разным залам и осмотрели работы бессмертного гения, большинство из которых были выполнены в гипсе и представляли собой модели всех его великих достижений, воплощённых в мраморе в разных частях Европы. В музее представлены его картины, библиотека, коллекции монет, ваз и древностей. В одном из залов стоит его мебель, точно такая же, какой он пользовался, и там можно увидеть различные интересные памятные вещи, принадлежавшие этому человеку. Среди картин есть несколько набросков, которые сохранились только потому, что принадлежали Торвальдсену; но они представляет интерес как иллюстрация доброжелательного характера великого скульптора, который заказал многие из них просто для того, чтобы спасти художников от голодной смерти.

— Вы когда-нибудь видели Торвальдсена? — спросил Линкольн, когда Джозеф выводил своих подопечных из здания.

— Часто, — ответил гид. — Он был почтенным на вид стариком с длинными седыми волосами. Он сделал себе статую, которая очень на него похожа. Он внезапно умер в театре, и король с королевской семьёй отнесли его останки в церковь.

Музей северных древностей располагался в старом дворце принца на другом берегу канала. Фасад здания украшали причудливые резные узоры, которые придавали ему живописный вид. Джозеф, казалось, чувствовал себя в этом музее как рыба в воде. Он бегло и со знанием дела говорил о «каменном веке», «бронзовом веке» и «железном веке», каждый из которых определялся материалом, из которого изготавливались орудия труда, использовавшиеся в быту, на войне и в сельском хозяйстве. В шкафах хранится бесчисленное множество всевозможных предметов утвари, классифицированных с редким мастерством и расставленных с Превосходный вкус. Все эти предметы были найдены под землёй в разных частях Скандинавии. В Дании закон гласит, что все металлические предметы старины должны принадлежать государству, которое, однако, выплачивает нашедшему полную стоимость предметов. В 1847 году из земли была извлечена пара браслетов из чистого золота, очень тяжёлых и изящно выполненных, которые пополнили эту коллекцию. Существует большое разнообразие украшений из золота и серебра: ожерелья, кольца, браслеты и тому подобные безделушки. Одно ожерелье весит три фунта чистого золота.

Здесь много ножей, наконечников для стрел, топоров, молотков, стамесок и других инструментов, искусно сделанных из камня. Рунические надписи, самые ценные в Здесь собраны предметы со всего мира. Джозеф сказал, что некоторые длинные деревянные бруски с вырезанными на них знаками были исландскими календарями. С интересом были изучены останки воина, который сражался и погиб в древние времена, облачённый в железные доспехи своего времени, а также несколько алтарей, сундуков с реликвиями и золотых крестов, в одном из которых, как говорят, находится частица истинного креста. Они были выставлены как образцы католического богослужения в далёком прошлом.

Перейдя мост через канал, группа вошла в огромный, похожий на амбар дворец Кристиансборг. Он состоит из нескольких соединённых между собой зданий, в которых находятся театр, школа верховой езды, конюшни, каретные сараи, пекарня и обычные королевские покои. В 1168 году на этом месте был возведён замок для защиты от пиратов. Его неоднократно разрушали, перестраивали, видоизменяли и расширяли, пока в 1732 году он не был снесён до основания, а на его месте не был построен новый дворец, который, однако, был уничтожен пожаром в 1784 году. В 1828 году он был перестроен в его нынешних громоздких пропорциях. Посетители вошли Мы прошли через большой двор, картинную галерею, «Рыцарский зал», тронный зал, заглянули в манеж — большое продолговатое помещение с земляным полом, где королевская семья может заниматься верховой ездой, — в арсенал, в законодательные палаты и в другие помещения, которые не произвели особого впечатления на тех, кто бывал во дворцах Парижа, Лондона, Берлина и Санкт-Петербурга.

Перед дворцом раскинулся красивый зелёный парк, за которым находится Биржа, или Бёрзен, построенная Кристианом IV. Это самое живописное здание в городе, хотя внутри оно совершенно обычное. Оно длинное и очень узкое, украшено множеством высеченных в камне фигур и элегантными порталами у входов. Но самым примечательным элементом здания является шпиль. Он состоит из четырёх драконов, головы которых на вершине обращены в стороны четырёх сторон света.

От биржи компания направилась к Фрюкирке, или церкви Богоматери, которая интересна только работами Торвальдсена, которые в ней находятся. За алтарём стоит величественная и прекрасная статуя Христа, который простирает свои израненные руки, словно говоря: «Придите ко Мне, все труждающиеся и обременённые, и Я дам вам покой». По обеим сторонам церкви расположены фигуры двенадцати апостолов, прислонившихся к стенам на равном расстоянии друг от друга, чтобы охватить всю протяжённость. В центре хора, перед алтарём, находится Фигура ангела, держащего купель для крещения в форме раковины, которую некоторые называют шедевром Торвальдсена. В ризнице церкви находится ещё несколько работ великого скульптора, который был похоронен здесь до того, как музей был готов принять его останки.

Миссис Кендалл заявила, что на сегодня с неё хватит. Осмотр достопримечательностей — самая тяжёлая работа, которую только можно себе представить. После ужина, когда дама отдохнула, она согласилась посетить Тиволи, где студенты собирались провести вечер. Этот знаменитый курорт копенгагенцев расположен сразу за старыми городскими стенами, недалеко от залива, отделяющего Амагер от Зеланда. Одна из двух конных железных дорог, то, что в Европе принято называть «трамваями», проходит через весь город, минуя ворота этого сада. Несколько офицеров и матросов с корабля приехали на вагонах, которые почти не отличаются от тех, что используются в крупных городах Соединённых Штатов; но во всех них есть места для пассажиров наверху.

Капитан Линкольн, который находился на борту корабля с тех пор, как покинул компанию, с которой провел день, и Норвуд были пассажирами в вагоне; но, хотя они не знали ни слова по-норски, ситуация их не беспокоила. Вскоре появился кондуктор, что вызвало всеобщее хлопанье по карманам среди пассажиров вагона. У него была жестяная коробка, подвешенная на ремешке, который обвивался вокруг его шеи, для хранения полученных денег. В руке он держал небольшой компактный свёрток из жёлтой бумаги шириной в полтора дюйма, на котором было написано Он напечатал несколько маленьких билетов, на каждом из которых был указан номер. Проезд стоил четыре шиллинга, или два с четвертью цента, и, когда каждый пассажир расплачивался, кондуктор вручал ему один из этих билетов, оторванных от рулона. Капитан Линкольн дал ему монету и поднял два пальца, одновременно указывая на своего спутника, чтобы показать, что он заплатил за обоих. Кондуктор дал ему сдачу и два жёлтых билета.

Кьобенхавн, Спорвей, 4, Скиллинг, 904
— Для чего это? — спросил Линкольн, взглянув на маленькие бумажки.

«Это, конечно же, билеты», — ответил Норвуд.

— Я так не думаю, — добавил капитан. — Кажется, все выбрасывают их, и ими завален весь пол в вагоне.

— О, теперь я знаю, что это такое! — воскликнул Норвуд. — Я слышал о таких вещах.

“Я никогда этого не делал”.

— Полагаю, ты знаешь, что значит «сбить с ног», не так ли? — рассмеялся второй лейтенант.

“Это означает воровство”.

— Именно так. Говорят, что кондукторы и водители омнибусов у нас «снимают» немалую долю выручки. Это техническое название для того, чтобы брать часть платы за проезд. В нашей стране для того, чтобы кондукторы и водители были честны, используют «споттеров».

“ Корректировщики?

«Да, так их называют. Это мужчины и женщины, которых кондукторы не могут отличить от других пассажиров. Они работают на железнодорожные компании, ездят в вагонах и сообщают о количестве пассажиров на определенных маршрутах, чтобы агенты могли проверить, оплачены ли все билеты. Эти билеты используются для той же цели».

«Не понимаю, какая от них польза. Они точно не могут удержать людей от мошенничества, потому что почти все выбрасывают свои билеты».

— Они называются контрольными метками, — сказал джентльмен, стоявший рядом с капитаном. Он с интересом прислушивался к разговору и хорошо говорил по-английски. — Матрос должен отрывать одну из них каждый раз, когда пассажир платит ему.

— Я вижу, что все они пронумерованы. Мой номер — девятьсот четыре, — добавил Линкольн.

«Когда мужчина вечером отдаст этот рулон, следующее число покажет, сколько он оторвал. Если сегодня утром он начал с номера 200, то оторвал семьсот четыре рулона».

«Но он может забыть оторвать пятьдесят или сто долларов в течение дня, — предположил Линкольн, — и положить деньги за них себе в карман».

«Если он так поступит, все будут за ним наблюдать, и кто-нибудь может сообщить об этом агенту. Я — акционер компании, и, насколько известно проводнику, в каждом вагоне может быть по одному акционеру. Если этот человек пренебрегает своими обязанностями, мой интерес побудит меня позаботиться о нём».

— Понятно; спасибо, сэр.

— Вот и Тиволи, — добавил джентльмен. — Полагаю, вы туда направляетесь.

“Да, сэр”.

«Это прекрасный сад, и он очень дешёвый».

Молодые офицеры вышли из машины и купили билеты у входа, заплатив по одной марке, или девяти центам, каждый. Рядом со входом они увидели человека, продававшего программы вечерних представлений по два шиллинга за штуку. Капитан Линкольн купил одну, так как тщательно сохранял все афиши, билеты и программы для дальнейшего использования. Он немного умел читать. Представления были разнообразными и проходили с шести часов вечера до полуночи. Но молодые офицеры предпочли осмотреть помещение. Это был большой сад, красиво и со вкусом оформленный Здесь были устроены помещения для проведения концертов, цирковых и театральных представлений. В центре располагался «пивной сад» со столами и скамейками для маленьких детей. компании, которые пили пиво и болтали, пока в киоске играла музыка. Рядом был базар, где продавались всевозможные диковинные товары, а также проводились розыгрыши и лотереи. Чуть дальше от центра находился театр, в котором, однако, была только сцена, а зрители сидели на открытом воздухе. Спектакль шёл с шести до семи, как прочитал капитан в своей программе

Р1. 6. Вход в гимнастический зал Бродрен Герман
Или, говоря простым языком, гимнастическое представление братьев Герман.

В половине восьмого в цирке началось представление, подобное тем, что можно увидеть в Соединённых Штатах, и «г-н Кошелёк» был клоуном. В половине десятого в закрытом здании началась ещё одна выставка, за вход на которую взималась дополнительная плата. В театре в девять часов шли танцы с участием «знаменитых сестёр». Русская горка работала весь вечер. Это была железная дорога, идущая вниз по одному наклонному склону, вверх по другому и обратно по тому же пути. Поездка стоила несколько скиллингов. Концерт продолжался с перерывами в течение всего вечера.Кафешантан» гремел на полную катушку после девяти часов вечера в двух местах: в небольшом зале с баром и в интерьере швейцарского коттеджа с окружающей его галереей. В каждом из них были столики, за которыми рассаживались посетители и пили бренди, вино, пиво и более слабые напитки. Певицы, все как одна, стояли на сцене, а аккомпанировало им фортепиано. После того, как была спета одна или две песни, одна из Певцы ходили по залу с тарелкой для пожертвований. Каждый человек обычно давал по маленькой медной монете. Этот порядок постоянно повторялся, и полученные таким образом деньги были единственным жалованьем исполнителей, чьё пение было отвратительно, а характер — ещё хуже. Канал, идущий от моря, доходит до Тиволи и огибает остров. Здесь можно взять лодку напрокат. И действительно, разнообразию развлечений здесь нет конца, и «всё за девять центов», как Джозеф полдюжины раз повторил за день. Он был на его вечеринке, а вечером ещё раз десять. В половине одиннадцатого студенты вернулись в эскадрон, потому что к тому времени они уже увидели всё, что хотели.


ГЛАВА XVI.

ЭКСКУРСИЯ В КЛАМПЕНБОРГ И ЭЛЬСИНОР.

Пикс сидел рядом с карцером и читал книгу, которую он взял в библиотеке в ожидании скучного и тягостного дня. Клайд сидел в своей клетке и наблюдал за боцманом. Книга, очевидно, была очень интересной, потому что читатель не поднимал глаз от неё целый час, а потом лишь мельком взглянул на обитателя корабельной тюрьмы. Это был роман «Питер Симпл», и боцман наслаждался приключениями героя. Время от времени его крепкое тело сотрясался от смеха, похожего на землетрясение, потому что он обладал определённым чувством собственного достоинства не позволял ему открыто смеяться в одиночестве. Поэтому потрясение распространилось по всему его телу, и оно задрожало, как у человека, которого вот-вот охватит лихорадка. Великодушное поведение О’Брайена, который выпорол Питера за морскую болезнь просто потому, что любил его, оказало почти непреодолимое воздействие на задуманный план боцмана, и ему с огромным трудом удалось сдержать смех.

Целых четверть часа Клайд убеждал себя, что его полностью устраивает сложившаяся ситуация. Бриг был неплохим местом или, по крайней мере, мог бы стать неплохим. Этого бы не случилось, если бы боцман оставил ют и позволил заключенному побыть одному. Ему очень хотелось попробовать плотницкую пилу на планках своей тюрьмы. К концу второй четверти часа британец начал слегка нервничать; к концу третьей четверти он уже был довольно нетерпелив, а по прошествии часа он уже откровенно злился на Пикса за то, что тот так долго не возвращается. Когда дородный часовой взглянул на него, он тешил себя преходящей надеждой, но боцман лишь слегка поменял позу и по-прежнему казался погружённым в как и всегда в книге.

Клайд был возмущён и крайне разгневан. Бриг был отвратительным местом, и поместить свободнорождённого британца в такое логово было величайшим унижением, которое ему когда-либо приходилось терпеть. Это было даже хуже, чем приказать ему замолчать или идти вперёд. Это было оскорбление, которое требовало как возмездия, так и справедливости. Он поднялся со своего места и направился к двери своей тюрьмы, не сводя взгляда с тюремщика. Он пришёл к выводу, что, если он пошевелится, Пикс хотя бы посмотрит на него; но этот достойный человек даже не поднял глаз из своей книги. Клайд взялся за запертую дверь и начал трясти её, производя при этом много шума. Пикс не обращал на него никакого внимания, и казалось, что боцман намеренно оскорбляет его, игнорируя его. Он снова затряс дверь, на этот раз с большей силой, но так и не смог привлечь внимание своего надзирателя. Тогда он начал пинать дверь. Пробежав вдоль всего брига, он бросился на него всем телом изо всех сил, надеясь сломать его; но с таким же успехом он мог бы биться головой о борт корабля. Он немного поддался и сильно загрохотал; но он был слишком прочен, чтобы его можно было так просто снести.

Заключённый кипел от ярости — как из-за того, что Пикс не обращал на него внимания, так и из-за унижения, которое он испытывал, находясь в заточении. Он пинал, дёргал и крутил дверь, пока почти не исчерпал свои силы, но, судя по всему, это никак не повлияло на дверь. Боцман продолжал читать и всё ещё трясся от сдерживаемого смеха над забавными промахами и ситуациями Питера Симпла. Он видел таких же парней, как Клайд, на гауптвахте; видел, как они вели себя точно так же, как нынешний заключённый; и он понял, что лучше позволить им делать то, что они хотят, пока они Они были довольны, потому что мальчики всегда довольны, когда решают такие проблемы самостоятельно.

«Я не собираюсь оставаться в этом месте!» — взревел Клайд, когда все его силы были потрачены на упрямую дверь.

“Нет?”

Боцман как раз дочитал главу в своей книге и закрыл её, произнеся лишь одно отрицательное причастие с вопросительной интонацией, взглянув на своего подопечного на бриге.

— Нет, не буду! — взревел Клайд, вскакивая со стула, на который он рухнул в полном изнеможении. Он отчаянно бросился на неподатливую дверь. — Я больше не останусь здесь!

— Ну, я так и думал, — добавил Пикс с самым вызывающим спокойствием.

«Я не буду!»

— Но мне кажется, что ты там и живёшь.

— Больше не буду.

“Ну и что?”

— Я пошлю за британским министром.

“Делай”.

«Я больше не могу это терпеть».

— Тогда садись.

Клайд снова бросился на дверь со всей оставшейся у него силой, но боцман, по-видимому, не шелохнувшись, снова открыл свою книгу. Такое хладнокровное пренебрежение и игнорирование были ужасно болезненны для чувств британца. У Клайда была пила, но у него хватило ума понять, что любая попытка воспользоваться ею привлечёт внимание тюремщика и приведёт к потере инструмента, с помощью которого он мог бы снять пару решёток, когда оставался один или когда все спали по ночам. Поняв, что насилие ни к чему не приведёт, он сел на свой табурет, который Однако он был далёк от того, чтобы раскаяться, и взглянул на ситуацию более спокойно. Он обливался потом от напряжения, вызванного его бесполезными попытками. Возможно, он понимал, что выставил себя дураком и что его жестокость была столь же неразумной, сколь и бесполезной. Через несколько мгновений он стал тихим, как ягнёнок, и оставался таким ещё полчаса, хотя его пленение было не менее мучительным, чем прежде.

— Мистер Пикс, — сказал он самым мягким тоном.

— Ну что ж, парень, чем я могу тебе помочь? — ответил боцман, закрывая книгу и направляясь к двери карцера.

«Я очень хочу пить и хочу стакан воды. Ты дашь мне его?»

— Конечно, мой мальчик.

Боцман просунул кружку с водой через решётку, и Клайд выпил, как будто ему действительно было жарко.

«Ты много работал, и от этого у тебя пересохло в горле, — сказал Пикс. — Можешь оставить кружку с водой на камбузе, если хочешь».

— Так и будет, — ответил Клайд, поставив кружку на палубу после того, как боцман наполнил её. — Вы не могли бы меня выпустить, мистер Пикс?

— Конечно, могу.

— Ты ведь... не так ли?

— От всего сердца.

— Сделайте, пожалуйста.

— При определённых условиях, знаете ли.

- На каких условиях?

— Что ты не попытаешься сбежать. Но, мой друг, прошло всего несколько часов с тех пор, как ты сказал, что карцер — очень хорошее место и что ты поседеешь в нём раньше, чем пообещаешь не сбегать, когда представится такая возможность.

«Тогда я ещё не пробовал. Но я считаю, что это оскорбление — сажать человека сюда. Я бы предпочёл, чтобы меня выпороли».

«Мы не пороли мальчиков».

«Я бы предпочёл, чтобы меня выпороли и на этом всё закончилось».

«Это одна из причин, почему мы этого не делаем. Мы не хотим торопиться, пока мальчик не решит поступать правильно. Ты умный мальчик, мой lad; но в твоих жилах течёт дурная кровь, которую нужно выработать. Если бы ты только выполнял свой долг, как мужчина, ты был бы доволен и счастлив».

«Я никогда не смогу остаться на этом корабле».

“Почему бы и нет?”

«Я не понимаю, в чём заключается мой долг».

«Скоро ты освоишь все тонкости управления кораблём, и они будут тебе так же полезны, как ключ от твоих собственных часов».

Клайд достал часы и взглянул на боцмана.

— У тебя хороший хронометр, парень. Золотой, полагаю.

— Да, он стоил тридцать фунтов. Вам бы он понравился?

“Я?”

“Да”.

— Ну, у меня есть довольно хорошая серебряная ложка, которая отлично подходит для моих целей, — ответил Пикс с улыбкой.

«Я отдам его тебе, если ты меня выпустишь и позволишь сойти на берег», — добавил Клайд вкрадчивым тоном.

— Спасибо, мой мальчик, но я не настолько сильно этого хочу.

«Ты же знаешь, что можешь его продать. Или я дам тебе тридцать фунтов наличными, если ты так хочешь».

«Я не могу себе этого позволить», — рассмеялся боцман.

— Тогда я дам тебе пятьдесят фунтов, — настаивал Клайд.

— Я тоже не могу себе этого позволить.

— Тогда скажем, шестьдесят.

— Скажи «сто», если хочешь, мой мальчик, а потом скажи «тысяча». Я не могу позволить себе сделать это даже за все деньги, которые есть у твоей матери. Ты на неверном пути, мой мальчик. Меня нельзя купить ни за какие деньги.

«Я не буду просить вас выпустить меня. Если вы просто подниметесь на палубу и не будете путаться под ногами, я справлюсь со всем сам».

— Нет, нет, уходи, дружище. Когда у меня есть обязанность, я всегда стараюсь её выполнить; а если она не выполнена, то это не моя вина. Ты не можешь покинуть корабль без моего согласия.

«Я не могу здесь оставаться, — говорю я. — Я умру через месяц».

“Очень хорошо, умереть как мужчина”, - сказал Пиков, по-доброму, ибо, хотя он не мог быть приобретен в любой ценой, он не впадать в праведный гнев против своей жертвы. “Узнать свой долг, и тогда сделай это. Есть много веселья происходит в корабль, и вы будете наслаждаться собой, как только вы получите на правом галсе. В этом плюсы и минусы. все дело в этом ”.

«Я не могу снимать шляпу перед этими юными офицерами и подчиняться их приказам. Это не в духе англичанина».

— Честное слово, я думаю, что это у них в крови. Из них получаются первоклассные моряки, и они всегда слушаются своих офицеров.

— Обычные моряки так и делают, но я джентльмен.

— Я тоже, но я всегда подчиняюсь приказам, — с жаром ответил демократ Пикс. — Офицеры этого корабля должны вести себя как джентльмены и отдавать приказы в джентльменской манере. Если они этого не делают, их могут понизить в звании. Выполняйте свой долг, и, возможно, вы сами станете офицером.

Пикс ещё некоторое время давал заключённому полезные советы, уверяя его, что он ничем не лучше остальная команда, и что ему не больше, чем другим, повредит, если он будет подчиняться приказам офицеров. Но это было всё равно что сеять семена на каменистой почве, и Клайд, поняв, что ничего не добьётся от честного боцмана, решил ждать своего часа со всем терпением, на которое был способен, а его, впрочем, было немного. Пиксу разрешили последовать за Питером Симплом в его карьере юнги до конца дня. Команда вернулась из Тиволи в одиннадцать вечера. Вскоре на корабле воцарилась тишина, и только вахтенные на якоре стояли на своих постах: офицер на квартердеке и два матроса на баке.

Клайду принесли ужин в тюрьму, где он находился, и застелили для него кровать. Он не спал, пока на борт не поднялись все студенты, и, пока он ждал, когда команда ляжет спать, сам заснул и не просыпался до тех пор, пока утром не был объявлен общий сбор. Он злился на себя за то, что не заметил этого раньше, и боялся, что плотник хватится пилы и вспомнит, где он её оставил. Он был полон решимости бодрствовать следующей ночью и сбежать, даже если для этого придётся плыть к берегу.

После завтрака все студенты отправились на берег на экскурсию в Клампенборг и Эльсинор. В ограде таможни выстроилась процессия из четырёх человек в ряд, которая должна была проследовать до железнодорожной станции, расположенной рядом с садом Тиволи. Студенты в целом довольно любили участвовать в процессиях, но не дома, а на улицах иностранных городов. Парад был весьма впечатляющим, ведь каждый офицер и матрос был одет в свою лучшую форму. Их тщательно обучали маршировке, и профессор Бадуа организовал оркестр из Восемь музыкантов очень хорошо исполняли несколько мелодий. К сожалению, в данном случае оркестр был недоступен, так как Стоквелл, игравший на корнете, и Бойдэн, игравший на бас-барабане, входили в состав отсутствующей команды второго катера, и процессия двигалась под аккомпанемент барабана и флейты.

На подобных парадах первый и второй казначеи выступали в роли флотского штаба командора, который в противном случае был бы «один в своей славе», а эти два полезных офицера на любой другой должности казались бы «ненужными». Поскольку такая процессия часто составлялась и проходила по улицам разных городов, приводится приказ, призванный удовлетворить разумное любопытство читателя.

Музыка.
Коммодор,
и штаб флота.
Капитан «Молодой Америки».
Четыре мастера.
Четыре мичмана.
Первый лейтенант.
Первая часть вахты правого борта,
состоящая из восемнадцати матросов.
Второй лейтенант.
Вторая часть вахты правого борта.
Третий помощник капитана.
Первая часть портовой вахты.
Четвёртый помощник капитана.
Вторая часть портовой вахты.
Капитан «Жозефины».
Четыре капитана.
Первый лейтенант.
Первая часть вахты по правому борту,
состоящая из восьми матросов.
Второй лейтенант.
Вторая часть вахты по правому борту.
Третий лейтенант.
Первая часть вахты по левому борту.
Четвёртый лейтенант.
Вторая часть вахты по левому борту.
Капитан «Тритонии».
Четыре мастера.
Первый помощник.
Первая часть вахты по правому борту,
состоящая из восьми матросов.
Второй помощник.
Вторая часть вахты по правому борту.
Третий лейтенант.
Первая часть вахты по левому борту.
Четвёртый лейтенант.
Вторая часть вахты по левому борту.

Иногда порядок менялся: все офицеры, кроме лейтенантов, командовавших подразделениями, шли во главе процессии.

Коммодор и штаб.
Три капитана.
Три ранга мастеров.
Один ранг мичманов.

Но, как правило, предпочтение отдавалось тому, чтобы все офицеры и матросы на каждом судне находились вместе, как и в первом приказе. Конечно, ряды не всегда были полными, как в данном случае; но даже когда весь оркестр был в сборе, это было лучше, чем ничего. В голове колонны было достаточно места для четырёх полных шеренг в каждом полубоевом расчёте корабля и двух шеренг на других судах. Студенты так много тренировались, что маршировали просто отлично. Они выстроились в соответствии со своим ростом, и это выглядело очень красиво. Жители Копенгагена оставили свои дела и поспешили к дверям и окнам своих домов и магазинов, чтобы посмотреть на процессию. Даже король и королевская семья наблюдали за происходящим из окон дворца, пока колонна двигалась по площади Фредериксплас. Когда она проходила мимо Королевского отеля, мистер и миссис Кендалл вместе с доктором Уинстоком и Джозефом садились в карету, в которой они собирались доехать до Клампенборга, чтобы осмотреть окрестности. На железнодорожной станции офицеры и матросы заняли места в вагонах третьего класса, которые были двухэтажными, причём как верхний, так и нижний этаж имели крышу. Расстояние до Клампенборга составляет восемь с половиной английских миль, а стоимость проезда — шестнадцать скиллингов, или девять центов, в третьем классе; двадцать четыре скиллинга, или тринадцать с половиной центов, во втором классе; и тридцать два скиллинга, или восемнадцать центов, в первом классе. Вагоны третьего класса Они чистые и опрятные, но на сиденьях нет подушек. Посередине проходит проход, но сиденья расположены попарно, с каждой стороны, так что половине пассажиров приходится ехать спиной вперёд. Примерно через полчаса поезд прибыл в Клампенборг.

Сначала компания Пола Кендалла отправилась в летнюю резиденцию мистера Мельхуира, которая находилась в пригороде города, недалеко от моря. Дом был очень красивым, с аккуратным садом, похожим на маленький Загородные места, которые можно увидеть в окрестностях крупных городов Соединённых Штатов. Джозеф позвонил в дверь и сообщил слуге о цели визита. Их провели наверх по лестнице, где девушка постучала в дверь, которую тут же открыл Ханс Кристиан Андерсен, и туристов провели в скромно обставленную комнату с несколькими гравюрами на стенах. На столе лежали письменные принадлежности великого автора, и Пол с интересом посмотрел на стопку исписанных листов и один незавершённый, на котором ещё не высохли чернила.

Лицо мистера Андерсена расплылось в улыбке, когда он поприветствовал гостей. Доктор Уинсток уже встречался с ним раньше и сообщил об этом.

— О, я очень рад снова вас видеть, — сказал автор, пожимая доктору обе руки.

«Мой юный друг и его дама прочитали все ваши книги и захотели увидеться с вами ещё больше, чем полюбоваться прекрасными работами вашего великого скульптора».

— Ах, вы очень добры, — добавил мистер Андерсен, снова сжимая руку доктора обеими своими.

Затем, нервно метнувшись к Полу, он схватил его за руку. Точно так же.

«Это капитан Пол Кендалл, командир яхты Grace», — добавил доктор Уинсток.

— Я так рад вас видеть! — сказал мистер Андерсен.

«Я прочёл все ваши книги с величайшим удовольствием».

— О, вы слишком добры, капитан Кендалл, — ответил добродушный автор, широко улыбнувшись и снова пожав ему руку.

— Миссис Кендалл, — добавил Пол, представляя Грейс.

«Я так рад вас видеть! Вы очень любезны, что нашли время навестить меня».

— Действительно, сэр, вы очень любезны, что позволили нам побеспокоить вас, когда вы так заняты, — продолжил Пол.

— О, у меня полно времени, чтобы навестить своих хороших друзей.

«В Америке мы любим ваши книги, они есть во всех наших библиотеках и в большинстве наших домов».

— Вы так добры, что так хорошо отзываетесь о моих работах! — ответил мистер Андерсен, снова пожимая Полу руку.

«Мы очень ценим их».

Беседа продолжалась ещё несколько минут. Пол и доктор выразили высокую оценку, которую читающая публика даёт произведениям великого писателя. Ещё по меньшей мере дюжину раз он пожимал руку говорящему обеими руками. Мистер Андерсен — высокий джентльмен с худым лицом, черты которого далеки от привлекательных, и седыми волосами. Когда он говорит, его лицо всегда озаряет улыбка, а манеры просты и по- детски непосредственны. Он полон любви к Богу и людям, которая, кажется, сияет на его лице и является его воплощением Его неизменная улыбка. Его одежда была безупречно аккуратной и красивой в каждой детали.

Доктор рассказал ему о эскадре Академии, о которой он читал краткое упоминание в газетах, и пригласил его посетить корабль, что тот и пообещал сделать на следующий день. Компания попрощалась с ним и продолжила путь в Клампенборг. Дорога шла вдоль берега моря и была обсажена небольшими загородными домиками с уютными садами. Это был прекрасный район, где время от времени попадались большие виллы и даже один-два летних дворца. Вдоль этой дороги, которая называется Стрэндвей, расположены небольшие и большие развлекательные заведения на берегу моря, в каждом из которых есть небольшая и простая купальня.

«Вот замок Шарлоттенлунд, в этом парке», — сказал Джозеф, когда они проезжали мимо того, что казалось обычной рощей, обнесённой довольно ветхой оградой.

«Насколько я помню, раньше это была загородная резиденция ландграфа Гессенского», — добавил доктор Уинсток.

— Да, сэр, но сейчас это летняя резиденция наследного принца. Он приезжает сюда в июне.

«Эти экипажи называются «каперами», — продолжил гид, указывая на несколько транспортных средств, похожих на небольшой омнибус без крыши. — Раньше их называли «кофемолками», потому что они издавали звук, похожий на шум этих машин».

Констанция-Ти-Гарден, куда копенгагенцы ходят проводить вечера в жаркую погоду, и несколько рыбацких деревень остались позади, а затем карета добралась до Оленьего парка, куда уже прибыли студенты. Это очень обширная территория с несколькими дорогами, проходящими через неё. Часть парка покрыта рощами, и в нём обитает около тысячи оленей, которые вполне ручные и пасутся стадами на пологих склонах. В парке нет ничего особенно привлекательного, хотя он очень популярен среди горожан. Ни дороги, ни Территория в хорошем состоянии, и правительство «принимает меры» «честный пенни», сдавая его в аренду для выпаса лошадей. На возвышенности, которую датчане называют холмом, стоит большое квадратное здание, похожее на амбар, известное как «Эрмитаж». Оно было построено Кристианом VI. для охотничьего домика. Этот парк и парк в Шарлоттенлунде занимают тысячи акров прекрасной земли, которая почти бесполезна и которую правительство не может позволить себе содержать в надлежащем состоянии для проведения увеселительных мероприятий. Они могли бы создать тысячи ферм и тем самым увеличить производительность сельского хозяйства и доходы страны, если бы их можно было разделить и продано. Королевская власть — это дорогая роскошь, которую такое маленькое королевство, как Дания, не может себе позволить.

Рядом со входом в парк находится собственно сад Клампенборга, где летними вечерами звучит музыка и продаются прохладительные напитки. В центре сада стоит так называемый норвежский дом, в котором есть бар и отдельные комнаты. Он окружён столами и стульями, за которыми любители развлечений могут сидеть и наслаждаться пивом и музыкой. Небольшая плата за вход взимается у ворот, где продавца билетов контролирует «контрольная метка». Рядом с этим садом находится отель, построенный для проведения водных процедур, хотя сейчас он в основном используется как летний пансионат. Рядом с ним находится деревня небольших коттеджей, предназначенных для того же использования, с концертными залами и банями в изобилии. Это место является любимым курортом жителей Копенгагена летом на самом деле, это их Ньюпорт или Лонг-Бранч. Пару часов студенты бродили по парку и скверам. Железнодорожные станции очень возле подъезда, где, собственно, вся прелесть место концентрируется.

Железная дорога, ведущая в Клампенборг, является ответвлением той, что проходит от Копенгагена до Эльсинора, и ещё через час вся компания была доставлена в последний город. В этом городе проживает девять или десять тысяч человек. Он расположен в заливе Пройсе, почти со всех сторон окружённом естественными и искусственными дамбами. Датское название этого места — Хельсингёр. Здесь происходит действие трагедии Шекспира «Гамлет». Экскурсанты посетили собор, который является главной достопримечательностью Эльсинора и в котором находится несколько очень древних гробниц. Рядом с городом, на На берегу пролива Эресунн находится замок Кронборг, построенный в 1580 году. Это большое продолговатое готическое сооружение, построенное из беловатого камня. В нём есть часовня и другие помещения. Те, что занимали комендант и его семья, были тюрьмой для Каролины Матильды, которую заключили сюда за тяжкое преступление, в котором, как теперь принято считать, она не была виновна.

Под замком находятся казематы, рассчитанные на тысячу человек. Говорят, что в одном из них обитает Хольгер Данске, который был Сидом Кампеадором Дании и героем тысячи легенд. Когда государство находится в опасности, он должен возглавить армию, но никогда не появляется в другое время. Фермер, как гласит история, случайно забрёл в его мрачное убежище и увидел, что он сидит за каменным столом, к которому приросла его длинная белая борода. Герой-мистик потребовал, чтобы его гость протянул ему руку. Тот побоялся доверить плоть и кровь в руки столь могущественного существа и предложил железный прут, которым запиралась дверь. Хольгер Данске схватил его и сжал так сильно, что так сильно, что оставил отпечаток пальцев на утюге.

«Ха, я вижу, в Дании ещё остались люди!» — сказал он с мрачной удовлетворённой улыбкой.

Рядом с замком есть несколько естественных прудов, небольших и круглых, которые называют «очками Хольгера Данске».

— Полагаю, здесь жил Гамлет, — сказал капитан Линкольн.

— Там, где, по словам Шекспира, он жил, — ответил доктор Уинсток.

— Но мне сказали, что его могила здесь.

«Возможно, Гамлет разделился и занял дюжину могил, потому что, я думаю, вы можете найти здесь дюжину таких могил», — рассмеялся доктор. «У одного из местных жителей на участке была так называемая могила Гамлета, которая доставляла ему неудобства из-за большого количества посетителей, приходивших посмотреть на неё. Чтобы загладить эту обиду, нанесённую его саду, он выкопал ещё одну «могилу Гамлета» в другом месте, которую он доказал как подлинную.

«Нехорошо так шутить с историей», — возразил капитан.

— Об этом нет никаких исторических свидетельств, Линкольн. Его пребывание в этой части Дании — выдумка. Шекспир допускает ужасные ошибки, упоминая это место, ведь здесь нет ни «восточного холма», ни «ужасающей вершины утёса», ни чего-либо подобного. Гамлет жил в Ютландии, а не в Зеландии, примерно за четыреста лет до нашей эры, и был сыном предводителя пиратов, а не короля, который вместе со своим братом был правителем провинции. Он женился на дочери короля, которая была матерью Гамлета. Вождём был убит своим братом, который женился на вдове и стал единоличным правителем. Гамлет, чтобы отомстить за смерть отца, притворился сумасшедшим; но его дядя, заподозрив обман, отправил его в Англию с вырезанным на дереве посланием, в котором просил короля уничтожить его. Во время путешествия он раздобыл деревянное письмо и изменил его так, чтобы в нём содержалась просьба убить двух людей, приспешников его дяди, которые за ним присматривали. Это и было сделано по их прибытии. Согласно рыцарским романам, он женился на дочери короля, а затем вернулся в Ютландию. где, по-прежнему притворяясь сумасшедшим, он устроил засаду и убил своего дядю. Он сменил свою жертву на посту губернатора, женился во второй раз на королеве Шотландии и в конце концов погиб в бою. Основные моменты трагедии соответствуют событиям, описанным в книге, но место действия указано неверно.

Компания отправилась в Мариенлист, приятное место для купания, где находится небольшой королевский замок. Отсюда, как и с башни Кронберга, открывается очень красивый вид. В четыре часа компания села на пароход и до наступления темноты прибыла в Копенгаген.


ГЛАВА XVII.

В СТОКГОЛЬМ ПО КАНАЛУ ГЁТА.

«Вадстена», на которой отсутствующие отправились в плавание из Готтенбурга, была небольшим пароходом, но очень хорошо оборудованным для своего размера. В носовой части располагался салон, где принимали пищу и спали пассажиры. В кормовой части находилась каюта, по обеим сторонам которой располагались парадные комнаты, называемые «h;tte». Они не были оборудованы обычными спальными местами, но по обе стороны от двери стояли диваны, на которых на ночь раскладывались кровати, а между ними располагался умывальник. Между этой каютой и носовым салоном главная палуба была приподнята примерно на метр, чтобы прикрыть двигатель и котлы. С каждой стороны этой более высокой палубы было больше “хютте”, которые были лучшими помещениями на борту. В мостике, над после салона, был любимым курорт пассажиров.

Было два часа ночи, и самостоятельные экскурсанты устали и хотели спать. Они взяли билеты первого класса, и каждому из них была выделена отдельная «хижина». Как только они поднялись на борт, то сразу же легли спать, и большинство из них уснуло, несмотря на блох и других паразитов, которые пировали на их крови. Только очень уставшие мальчики могли уснуть в таких неблагоприятных условиях. и очень жаль, что пароход, который в остальном такой аккуратный и удобный, должен быть отдан во власть этих насекомых, мешающих спать.

В семь часов компания вышла на палубу, желая полюбоваться пейзажем на берегах канала. Пароход всё ещё был в реке, ширина которой не превышала ста пятидесяти футов, с редкими порогами, которые можно было обойти по каналам со шлюзами. Пейзаж был приятным, с каменистыми холмами по обеим сторонам. Постоянно встречались шхуны и другие суда, гружённые древесиной и другими товарами с озёр. Сцена была необычной и интересной, и хотя мальчики испуганно разинули рты, вид им понравился.

Вскоре одна из женщин, которые выполняют всю работу стюардов и официантов, появилась на палубе с кофе. Она сначала раздала пассажирам чашки, а затем наполнила их. Кофе был восхитительным, с самым белым сахаром и самыми густыми сливками, с небольшим количеством печенья. Он взбодрил мальчиков и, казалось, превратил их в новых людей.

— Ну как тебе, Сэнфорд? — спросил Скотт.

— Превосходно! Это лучший кофе, который я когда-либо пил в своей жизни, — ответил рулевой.

«Это бесплатный удар?»

— Я не знаю. Как дела, Оле?

«Нет, вы платите в конце поездки за всё, что съели», — ответил беспризорник.

— Но кто ведёт учёт? — спросил Скотт.

— Никто, — рассмеялся Оле. — На паромах из Христиании каждый пассажир рассказывает, что у него было, и платит за это.

«Они что, думают, что все честные?»

«Конечно, все честные люди».

— Не так уж и много, — добавил Сэнфорд, качая головой. — Конечно, ты не притворяешься честным, Норвегия.

“Но я знаю”.

— Ты же не взял у меня один соверен, а у Бёрчмора — другой, не так ли?

«Я беру то, что ты мне даёшь».

«Возможно, это и честно, но я смотрю на это иначе, Норвегия».

— Не обращай на это внимания, Сэнфорд, — вмешался Бёрчмор. — В прошлый раз он продался ради общественного блага.

— Ты думаешь, мы найдём корабль в Стокгольме, когда приедем? — спросил Скотт.

— Конечно, знаю, — ответил Сэнфорд. — Мы не попадём туда раньше вторника.

— Тогда наш круиз почти закончился.

— Полагаю, что так. Я изо всех сил старался попасть на корабль с тех пор, как мы расстались с ним в Кристиансанде, — торжественно продолжил рулевой.

— Слева, — усмехнулся Скотт.

— Честь превыше всего! Я не верю в то, что нужно убегать.

— И я тоже, но мы с Лейболдом ввязались в это. Полагаю, нам придётся провести неделю на гауптвахте и ухаживать за Пикс, пока остальные смотрят Россию.

«Ты найдёшь способ выпутаться из этой передряги».

— Я не знаю. Мы уже потеряли Копенгаген и Данию, и я полагаю, что России мы тоже не увидим.

«Мы тебе поможем».

«Не думаю, что у тебя получится», — добавил Скотт, который очевидно, пришёл к выводу, что побег «не окупится».

Пароход остановился, и капитан сообщил пассажирам, что обычно им приходится идти три мили вокруг ряда шлюзов, чтобы увидеть водопад Тролльхеттен. Проведение канала в обход этого водопада было самой сложной инженерной задачей при строительстве. Канал проложен через твердую породу и содержит шестнадцать шлюзов. Проход парохода занимает полтора часа, что дает путешественникам достаточно времени, чтобы увидеть водопад. Группа немедленно приземлилась, и их тут же окружила дюжина оборванцев Мальчики, которые хотели стать проводниками, там, где такие люди не нужны. Ни один из них не говорил по-английски, но они указывали путь к тропе, каждый выбирал себе жертву и рассчитывал на щедрость пассажиров в плане оплаты. Некоторые неравнодушные люди расчистили дорожку от опилок, и экскурсия получилась очень приятной.

Общая высота падения реки составляет сто двенадцать футов, но она разделена на четыре основных водопада и три поменьше. Пейзаж в окрестностях довольно живописный, и в одном месте тропа проходит через рощу на берегу ручья, где вода низвергается с больших булыжников, образуя местами красивые каскады. Тропа ведёт к различным подходящим местам для осмотра водопадов и порогов. По пути турист проходит мимо Кунгсгроттана, или Королевского грота. Это отверстие в сплошной скале в форме половины шара, по бокам которого высечены Здесь можно увидеть имена различных правителей Швеции и других выдающихся личностей, посещавших это место. Рядом с деревней Тролльхеттен, где находится несколько литейных и лесопильных заводов, можно увидеть самую красивую часть водопада, пройдя по железному пешеходному мосту, у ворот которого стоит женщина, взимающая плату в размере пятидесяти эре за проход на маленький остров.

«Я не в восторге от этих водопадов», — сказал Скотт, вернувшись с острова.

— По-моему, они довольно хороши, — ответил Лейболд.

«Вы могли бы разделить Ниагарский водопад примерно на двести таких каскадов, не говоря уже о самом большом водопаде», — добавил Скотт. «Эта прогулка вдоль реки приятна, но водопад Тролльхеттен нельзя назвать чем-то выдающимся».

— Конечно, они не сравнятся с Ниагарой.

“Конечно, нет”.

Группа прошла через дворы мануфактур и добралась до небольшой гостиницы на берегу канала. Это место было очень похоже на многие американские деревни. Пароход на канале не появлялся в течение получаса, и некоторые из мальчиков прогуливались по окрестностям. Целый отряд оборванцев, которые следовали за туристами или вели их, указывая на различные водопады и другие достопримечательности на неизвестном языке, жадно выпрашивали плату за свои услуги. Один из них, взявший Скотта и Лейболда под свою защиту, был особенно настойчив в своих требованиях.

— Не красный, дружище, — ответил Скотт. — Я тебя не нанимал и не буду платить.

Мальчик всё ещё протягивал руку и что-то говорил, но никто из присутствующих не мог его понять.

«Именно так, — ответил Скотт. — Ты назвал мне все эти места, но я не понял ни слова из того, что ты сказал. Скажи мне, дружище, когда ты сбежал из приюта?»

Мальчик произнёс несколько слов по-шведски.

“Неужели это так?”

Мальчик заговорил снова.

— Держись этого, дружище, но я не верю ни единому твоему слову.

— Что он говорит, Скотт?

— Он говорит, что луна сделана из зелёного сыра. Разве нет, дружище?

Мальчик кивнул и снова заговорил.

«Это тяжёлый случай, «Молодая Швеция», но я ничего не могу для вас сделать».

— Что за сложный случай, Скотт? — спросил Лейболд.

«Он говорит, что у него шесть отцов и пять матерей, и он должен содержать их всех, водя туристов по водопадам».

“Убирайся!”

«Боюсь, у них не каждый день на ужин ростбиф».

— А вот и пароход, — добавил Лейболд.

По мере приближения времени отплытия мальчик становился всё более настойчивым, но Скотт был непреклонен.

— А теперь не мешай мне, парень. Передай привет своим шести отцам и пяти матерям, и я упомяну тебя в своём завещании; но сейчас я не дам тебе ни гроша, потому что мне не нравится сама идея. Я тебя не нанимал и не хотел тебя видеть. Я так тебе и сказал, покачал головой и велел тебе отстать от меня, Сатана, и всё в таком духе; а теперь я не собираюсь платить тебе за то, что ты доставляешь мне неудобства. Что касается благотворительности, я мог бы кое-что для тебя сделать, учитывая, сколько у тебя отцов и матерей. А так — до свидания, Швеция; — и Скотт поднялся на борт парохода.

Корабль снова тронулся с места, и вскоре прозвучал звонок, возвещающий о начале завтрака. Мальчики поспешили в носовой салон, где их ждали накрытые столы. На буфете стоял шведский обед, или закуска, из сельди, нарезанного лосося, разной мелкой рыбы, колбасы и тому подобных деликатесов, а также универсальный графин с «финкелем» и ряд бокалов для вина. Туристы принялись за еду, но большинство из них были достаточно благоразумны, чтобы не пить. Шведский хлеб, представляющий собой большой коричневый крекер диаметром около 18 см, считался очень вкусным. Обычный белый хлеб Его подают на пароходах и в отелях, а также тёмный хлеб, который похож на ржаной и, как правило, слишком кислый на вкус для иностранца. Завтрак на столах состоял из жареной телятины и рыбы с овощами, а также всех составляющих закуски. Когда мальчики закончили есть, одна из женщин протянула Скотту длинную узкую чистую книгу.

— Спасибо, мэм, я вам очень признателен, — сказал он. — Не будете ли вы так добры сообщить мне, для чего это?

Женщина рассмеялась и ответила ему на родном языке.

— Именно так, — добавил Скотт.

— Что она говорит? — спросил Сэнфорд.

«Она хочет, чтобы я написал ей любовное письмо в этой книге для неё; но поскольку она довольно пожилая, я откажусь в твою пользу, Сэнфорд».

— Не делай этого, старина! Прими всё как есть.

“Только не для Джозефа!”

— Что она сказала, Оле? — спросил Сэнфорд.

«Она сказала, что вы должны вести учёт в этой книге», — ответил переводчик.

— Мы что, будем вести свой собственный учёт?

«Да, каждый записывает в эту книгу то, что у него было».

— Это значит, что ты, Бёрчмор, будешь казначеем вечеринки.

«Сколько человек заказали кофе сегодня утром?» — спросил кассир, беря книгу.

— Все, конечно.

Бёрчмор записал, кто сколько выпил кофе и позавтракал. Завтраки были у всех участников вечеринки.

— Что ж, это один из способов сделать дело, — сказал Скотт. — Каждый сам себе бухгалтер. Готов поспорить, что никто не записывает, сколько у него было.

Оле попросили расспросить женщину об этом. Она сказала, что шведы честны, но официанты должны следить за тем, чтобы каждый заплатил за то, что он ел, перед тем как покинуть пароход. Наличие этой книги, безусловно, лучше, чем на норвежских пароходах, где пассажир, если он хочет быть честным, вынужден вспоминать всё, что он ел за тридцать часов пути.

Вадстена продолжала свой путь по довольно плоской местности, только вступая в зелень и красоту весеннего времени, пока не достигла Венерсберга, городка с пятью тысячами жителей, который в основном занимался торговлей древесиной и железом. Лодка ненадолго остановилась, и у группы была возможность осмотреть суда на причалах; но, увидев их, было трудно поверить, что они не в каком-нибудь прибрежном городке Новой Англии. Однако пароходы были очень разными. Все они были очень короткими, чтобы проходить через шлюзы канала, и у большинства из них была открытая палуба в носовой и кормовой частях, чтобы обеспечить достаточно места для кают. Все они были с гребными винтами.

«Вадстена» снова тронулась в путь, и мосты открылись, чтобы пропустить её. Перед ними лежало огромное Венернское озеро, третье по величине в Европе, уступающее только Онежскому и Ладожскому озёрам. Его длина составляет около ста миль, а ширина — пятьдесят. Оно имеет неправильную форму, и некоторые его части густо усеяны островами. Его наибольшая глубина составляет 360 футов у острова Лурё, но значительная часть озера очень мелкая и труднопроходимая. Оно находится на 145 футов выше уровня Балтийского моря. В него впадают 30 рек, а иногда из-за этого уровень воды поднялся на три метра выше обычного. Но река Гёта — единственный выход из озера, и в неё всегда поступает большое количество воды. Когда «Вадстена» вышла на простор озера, дул свежий ветер, и озеро выглядело явно неспокойным.

«Вас укачает?» — спросил капитан, когда маленький пароход начал раскачиваться вверх-вниз с очень неприятной амплитудой.

— Морская болезнь! — рассмеялся Скотт. — Мы все моряки, сэр, и не собираемся сдаваться на милость пресноводного пруда.

«Но сегодня на озере очень неспокойно».

— Если ваша маленькая посудина выдержит, капитан, то мы справимся.

«Я очень рад, потому что некоторым людям очень плохо на этом участке пути. Иногда бывает очень плохо, хуже, чем за всё время нашего путешествия».

— Как долго мы пробудем на озере? — спросил Скотт.

«Около семи часов; но не всё так плохо, как это. Мы постепенно продвигаемся между островами».

Несомненно, Венернское озеро полностью оправдало свою репутацию в этот раз, хотя никто из молодых людей не заболел. Лодка стояла на северном ветру, а из-за короткого парохода и небольшого волнения на море путешественникам было бы очень тяжело. Не было видно ничего, кроме далёких берегов, и монотонность пути была единственным неприятным обстоятельством для наших туристов. За неимением чего-то более интересного они спустились вниз и, улегшись на диванах в своих каютах, без особого труда уснули под аккомпанемент сверчков и блох Днём они держались в тени. Мальчики привыкли к тому, что их «укачивает в колыбели морских глубин». Но по прошествии трёх часов сильное качание прекратилось, и они проснулись. Выйдя снова на штормовую палубу, они увидели, что пароход находится среди островов, которые в основном были низкими, скалистыми и покрытыми елями и соснами. Искривлённый канал был тщательно ограждён буями, и лодка с немалыми трудностями прокладывала свой извилистый путь.

Вскоре «Вадстена» пришвартовалась у грубого причала на острове, где виднелась лишь убогая лачуга. Несколько гребных лодок у причала указывали на то, что пассажиры прибывали на эту станцию с других островов. Пароход снова вышел в открытое озеро и вскоре оказался у другой группы островов, среди которых он сделал остановку в небольшом городке. Проплыв ещё одно открытое пространство, он обнаружил вход в канал, обозначенный двумя невысокими маяками в форме усечённой пирамиды. Когда «Вадстена» вошла в шлюз, капитан сказал пассажирам, что они могут прогуляться, если хотят, так как в следующих трёх милях им предстоит пройти через несколько шлюзов. Это стало для путешественников большим облегчением, и они с радостью воспользовались этой возможностью. Страна была безжизненной Местность была ровной, с редкими небольшими фермерскими домами, а также с множеством рощ и лесов. Но прогулка была интересной, и мальчики с радостью продолжили бы её. Но у последнего шлюза привратник сказал им через Оле, что они должны подождать здесь, чтобы подняться на борт, потому что пароход не сможет подойти к берегу ещё несколько миль. Компания оставалась на верхней палубе, пока холод и темнота не заставили их спуститься вниз. Они легли спать рано и проспали столько, сколько позволяли эти паразиты, до шести часов утра следующего дня, когда пароход отчалил. Мы приближаемся к озеру Веттерн, второму по величине в Швеции. Лодка плыла по широкому рукаву озера, который называется Викен, поскольку канал проложен только через самый узкий участок между двумя естественными водоёмами.

Озеро Веттерн имеет девяносто миль в длину и пятнадцать миль в ширину. Оно окружено холмами, с которых дуют внезапные порывистые ветры, вызывающие сильные штормы на воде. В этом озере водится крупная форель. Пересекая Веттерн, пароход приближался к Вадстене. Здесь находятся старинная церковь и монастырь, а также замок, построенный Густавом Васой и часто посещаемый его семьёй. Ещё через десять миль пароход прибыл в Муталу, где расположено несколько чугунолитейных заводов и фабрик. Здесь строят много пароходов и паровых двигателей. Пейзажи на этом участке канала очень красивые, хотя и не величественные. Пройдя ещё один участок искусственного канала, лодка попадает в озеро Роксен, возможно, самое красивое в Швеции, и причаливает в Линчёпинге. Есть с полдюжины городов с таким названием В стране есть такие города, как Норрчёпинг, Сёдерчёпинг, Йёнчёпинг, причём последние два слога произносятся чипинг; например, Лин-чип-пинг.

Покинув озеро Роксен, пароход проходит через множество каналов и выходит в залив Балтийского моря, а затем и в само море, проплывая между тысячей маленьких островов и останавливаясь в Сёдерчёпинге и Нючёпинге, важных торговых и промышленных городах. Наступила ночь, и наши туристы не стали засиживаться, чтобы посмотреть на огни по пути. Пароход выходит из Балтийского моря и, пройдя ещё один участок канала, попадает в воды Мелера Озеро длиной семьдесят пять миль, на котором расположено четырнадцать сотен островов. Мальчики приехали сюда, чтобы полюбоваться красотами этого озера. Многие острова возвышаются Они возвышаются над водой на значительную высоту и настолько густые, что трудно поверить, что ты плывёшь по большому озеру. По спокойной красоте и «вечной тишине» Мелер едва ли можно превзойти. В середине утра показались шпили Стокгольма, и все туристы обратили на них внимание. С озера город выглядит прекрасно. Действительно, Стокгольм прекрасен. если смотреть на него с любого из водных подходов, то вряд ли какой-либо город в Европе может сравниться с ним по красоте.

«Вадстена» пришвартовалась у острова Риддархольм. Поскольку у путешественников не было багажа, они решили дойти до отеля пешком. Оле спросил дорогу до отеля «Ридберг», куда они договорились пойти. Перейдя по мосту на самый большой из трёх городских островов, называемый Стадехольм, они добрались до дворца, за которым находится набережная. Между этим островом и материком, на котором построена большая часть города, находится пролив, соединяющий Балтийское море с озером Мелер, а в его центре расположен остров Хельгеандсхольм, или остров Святого Духа. с двумя мостами, соединяющими его с обеими сторонами. На нём расположены королевские конюшни и полукруглый сад, Кафе, с красивой фасадной стеной со стороны воды.

«Неплохо», — сказал Скотт, когда группа остановилась, чтобы посмотреть на сад.

— Вовсе нет, — ответил Сэнфорд. — Полагаю, вечером здесь играет музыка, и это было бы прекрасное место для отдыха.

«Смотрите, пароходы!» — воскликнул Лейболд, когда к причалу подплыла пара миниатюрных судов, которых много в водах Стокгольма.

«Парень мог бы положить с полдюжины таких в карман брюк, — рассмеялся Скотт. — Мы должны отправиться в круиз на одном из них, как только обустроимся».

— Ну и где же отель? — спросил Сэнфорд.

Он был виден как на ладони с моста, по которому они прошли к площади Густава Адольфа, на которой стоял отель.

«Доброе утро, юные джентльмены. Я рад вас видеть», — сказал мистер Блейн, старший стюард корабля, который первым поприветствовал их, когда они вошли в отель.

— Ах, мистер Блейн! — воскликнул Сэнфорд, и его лицо просияло от явного удовлетворения. — Я рад вас видеть, потому что боялся, что мы никогда не найдём корабль.

— Неужели это был ты? Что ж, я и сам этого боялся. Я искал тебя с тех пор, как корабль отплыл.

«Мы сделали всё возможное, чтобы найти корабль, мистер Блейн», — добавил Сэнфорд.

— О, конечно, ты её искал; но, конечно же, раз ты её не нашёл, ты не был настолько инфантильным, чтобы сесть и плакать из-за этого.

— Конечно, нет; тем не менее мы очень хотели её найти.

— Мистер Пикс говорит, что вы приехали из Христиании раньше него.

“Да, сэр”.

— И вам так не терпелось найти корабль, что вы сели на поезд и поехали вглубь страны, несомненно, рассчитывая наткнуться на него на каком-нибудь холме или, возможно, на одном из внутренних озёр, — продолжил мистер Блейн.

«Мы искали команду корабля. Мы встретили Скотта и Лейболда, которые направлялись вглубь острова, и решили присоединиться к ним, так как они хотели найти своих товарищей по команде», — ответил Сэнфорд, который теперь не был до конца уверен, что «самостоятельная экскурсия без побега» прошла успешно.

«А! так вы поймали этих двух молодых джентльменов, которые сбежали», — добавил старший стюард, взглянув на Скотта и Лейболда.

— Не совсем, сэр; они подобрали нас, — ответил рулевой.

«Думаю, это был взаимный выбор, и мы выбрали друг друга, — рассмеялся Скотт. — Мы знали, что Сэнфорд и его команда очень хотят найти экипаж корабля, и если мы присоединимся к ним, то наверняка выберемся».

— Именно так, — рассмеялся мистер Блейн. — Дайте-ка подумать. После того как мы в первый день сошли на берег, вы по какой-то ошибке не поднялись на борт ночью вместе с остальными.

«Так оно и было. Дело в том, что мы были слишком пьяны, чтобы подняться на борт вместе с остальными».

— Пьяный! — воскликнул мистер Блейн.

— Таково было наше меланхоличное состояние, сэр, — добавил Скотт, качая головой. — В ресторане нас пригласили выпить «финкель», и, не зная, что такое «финкель», мы выпили. И это нас сильно опьянило.

— Ты очень честен в этом вопросе, Скотт.

«Мы обо всём позаботились, сэр. Мы переночевали в отеле, а когда спустились на пристань, чтобы подняться на борт, то узнали, что команда корабля отправилась в Тролльдолдидди Фоллс. Поскольку мы чувствовали себя неплохо, то решили сесть на поезд, немного познакомиться со Швецией и встретиться с командой корабля в Скуоцлебогчеппинге».

— Где это? — спросил мистер Блейн.

«Я не могу назвать вам широту и долготу места, где был разбит челюстно-лицевой хирург, но это было на пересечении двух железных дорог, там, где группа сошла с канала. Мы были уверены, что найдём там наших товарищей, но нас беспокоили шведские фигуры, и мы ошиблись в расчётах времени прибытия поезда».

«Но у шведов те же показатели, что и у нас», — предположил старший стюард.

— Да? Ну, я не знаю, в чём дело, кроме того, что мы опоздали на поезд на пять минут. Вот в чём дело.

«Как жаль, что вы опоздали на поезд!»

— Так и было; мне было бы не хуже, даже если бы я потерял свою прабабушку, которая умерла за пятьдесят лет до моего рождения. Этим честным парням тоже было плохо.

— Конечно, делали.

«Мы сели на следующий поезд до Готтенбурга, но когда прибыли на место, корабль уже отплыл в Копенгаген, который я хотел увидеть больше, чем любое другое место в Северной Европе».

— И по этой причине вы приехали в Стокгольм.

— Нет, сэр, вы слишком торопитесь, мистер Блейн. Ваше следствие не согласуется с причиной. Пару дней не было пароходов до Копенгагена.

«Через час после того, как вы добрались до Готтенбурга на том поезде, отчалил пароход. За час до отплытия парохода по каналу мистер Пикс сел на него», — сказал мистер Блейн.

— Мы этого не знали.

— Конечно, нет.

«Мы не знали, что пароход отправится раньше понедельника, и боялись, что, если мы отправимся на нём, то опоздаем на корабль в Копенгагене. С героическим самоотречением мы отказались от нашей заветной надежды увидеть столицу Дании и поспешили в Стокгольм, чтобы наверняка не опоздать на корабль. Эти честные ребята, — сказал Скотт, указывая на Сэнфорд и его спутники «согласились с нами в том, что это был единственный безопасный путь».

«Я вижу, что вы изо всех сил пытались попасть на свой корабль. Я лишь удивляюсь, что такие сверхчеловеческие усилия не увенчались успехом».

— Они не потерпели неудачу, сэр, — возразил Скотт. — Корабль прибудет сюда, и мы присоединимся к нему или погибнем при попытке.

«А вы не боитесь, что какое-нибудь неприятное событие помешает вашим благим намерениям?»

«Если они потерпят поражение, это будет не наша вина».

“Нет, я полагаю, что нет; но кто у вас там?” спросил старший стюард, впервые заметив Оле, который протиснулся вперед, чтобы услышать замечания Скотта. “Оле?”

— Да, сэр, это доблестный Оле из Норвегии, — ответил шутник.

Его присутствие было удовлетворительно объяснено рулевым.

«Почему ты хотел покинуть корабль, Оле? Разве мы плохо с тобой обращались?» — спросил мистер Блейн.

— Всё в порядке, сэр, но я стеснялся и не хотел встречаться с кем-то в Кристиансанде, — ответил беспризорник.

“Какие люди?”

Оле уклонился от всех расспросов, как делал это уже дюжину раз ранее, и отказался объяснять что-либо, связанное с его прошлым. Мистер Блейн сказал, что слышал, будто группа отправилась на пароходе по каналу, и немедленно отправился в Стокгольм по железной дороге. Он сразу же телеграфировал мистеру Лоуингтону в Копенгаген, что нашёл всех пропавших, и попросил указаний.

«Вот и всё, игра окончена», — прошептал Сэнфорд, когда они со Стоквеллом остались наедине.

— Это так; что же он с нами сделает?

— Не знаю, мне больше нравится такой способ передвижения. Но теперь мы в ловушке.

— Может, и нет; мы можем найти какой-нибудь выход. Судя по намёку Блейна, нас будут считать беглецами. Если это так, то я не пойду на корабль этим летом, — решительно заявил Стоквелл.

— Я тоже, — добавил Сэнфорд.

Перед наступлением темноты мистер Блейн получил депешу от директора. В ней ему предписывалось сесть на ближайший поезд до Мальмё — города в Швеции, расположенного напротив Копенгагена. Старший стюард не стал сообщать об этом своим подопечным в тот вечер, но разбудил их всех в четыре часа утра, и благодаря его умелому руководству они успели на поезд, который отправлялся из Стокгольма в шесть часов. В Катеринхольме, где компания отлично позавтракала, мистер Блейн с сожалением расстался с тремя членами своей компании.


ГЛАВА XVIII.

ПО БАЛТИЙСКОМУ МОРЮ.

Экскурсанты из эскадры крепко спали после поездки в Эльсинор, а Клайд Блэклок, верный данному самому себе обещанию, бодрствовал, чтобы не упустить свой шанс на побег. На корабле не было слышно ни звука, и напряжённая тишина действовала на заключённого на бриге ещё сильнее, чем шум и суета всей команды, когда она бодрствовала. Райдер, четвёртый лейтенант, и двое матросов несли вахту на палубе. Каждый офицер нёс службу по два часа. По сигналу колокола каждые полчаса он должен был проходить по трюму, где не было света Вход разрешён после девяти часов.

Клайд достал пилу из тайника под лестницей и приступил к работе над одной из планок. Инструмент был очень острым, но шум, который он издавал, мог его выдать, и Клайду приходилось работать с особой осторожностью. Подперев планку плечом, он очень медленно водил пилой, чтобы дерево не вибрировало. Процесс шёл очень медленно, и ему дважды приходилось прятать пилу и ложиться на кровать при приближении вахтенного офицера. Проработав больше часа, он сумел отпилить одну из планок, но не до конца. над палубой, чтобы не задеть гвозди, которыми она была закреплена. Но она была закреплена как сверху, так и снизу, и когда он потянул за неё, чтобы сдвинуть с места, она ужасно заскрипела, и ему пришлось провозиться с ней ещё полчаса, прежде чем он смог сдвинуть её достаточно, чтобы выбраться. В середине операции ему пришлось частично вернуть его в прежнее положение и снова лечь, чтобы не попасться на глаза вахтенному офицеру.

Его забота и терпение в конце концов увенчались успехом, хотя, если бы спящие вокруг него не так сильно устали, некоторые из них, должно быть, проснулись бы даже от того небольшого шума, который он производил. Сдвинув единственную планку, он проделал отверстие шириной около 23 сантиметров, которое было узким даже для него, но он сумел пролезть сквозь него. Вернув доску на прежнее место и подперев её медной пластиной, чтобы способ его побега не был сразу заметен, он осторожно прокрался к лестнице под полубаком, где остановился, чтобы обдумать, как ему как ему сбежать с корабля. Он начал понимать, что это будет сложнее, чем выбраться с гауптвахты. Он знал, что якорная вахта состоит из офицера и двух матросов.

Пока он размышлял об этом, пробило восемь склянок и он понял, что часы сменились в этот час. Удалившись на кухню, чтобы дождаться более благоприятного момента, он услышал, как двое матросов спускаются по трапу, чтобы вызвать смену. Когда они вошли одним из кают-номеров, он побежал вверх по лестнице, и спрятался под топ-Галлант баке. Через несколько мгновений он услышал облегчение на палубе, и из своего укрытия он увидел офицера на квартердеке с фонарём в руке. Двое матросов заняли свои места на баке, откуда им была видна вся палуба и любая приближающаяся к кораблю лодка или судно.

Клайд не питал особых надежд. Ночь была прохладной, и ему совсем не хотелось плыть к берегу, что он и собирался сделать в крайнем случае. Все шлюпки были подняты на шлюпбалки, как будто для таких случаев, как его. Он с интересом прислушивался к разговору часовых наверху, но не мог разобрать их голоса и не знал, безопасно ли с его стороны обращаться к ним. На самом деле он не мог ни в чём разобраться. Колокол звонил за колоколом, но он так и не подготовился к выступлению. В четыре склянки, или в два часа ночи, смена караула снова сменилась, а Клайд так и не пришёл в себя. Но когда двое матросов спустились вниз, чтобы вызвать смену, он сменил позу и переполз на бак, где устроился под защитой борта. Над его головой находился четвёртый кутер, один из самых маленьких.

Клайд видел тёмную фигуру офицера, расхаживающего взад-вперёд по квартердеку, и его присутствие не способствовало каким-либо действиям. Он нашёл скобы, к которым крепились уключины лодки, и размышлял, не стоит ли их отцепить, чтобы катер упал в воду, а затем соскользнул вниз по верёвке. Единственным препятствием на его пути был вахтенный офицер. Он начал экспериментировать с уключинами. Отцепив одну из них Он осторожно перекинул верёвку через кнехт и спускал нос катера, пока тот не опустился примерно на 60 сантиметров. Он повторил операцию с кормовым кнехтом. Он спускал верёвку так медленно, что шум не привлёк внимания часовых.

Пробило пять склянок, и офицер спустился в кают-компанию третьего класса. Пока его не было, Клайд опустил каждый конец лодки еще примерно на четыре фута, а затем свернулся кольцом отошел подальше, пока офицер не вернулся на свой пост. Но уже почти рассвело, и он был вынужден поторопиться со своей работой. Мало-помалу он выпустил водопады, пока четвертый резак не всплыл в воде. Когда офицер спустился вниз, в шесть склянок, он взобрался на поребрик и соскользнул по носовому спуску в шлюпку. Отвязав шлюпку, он толкнул её кормой вперёд. Он сел в лодку и впервые почувствовал себя свободным. Он боялся грести, чтобы шум не привлёк внимание вахтенного на палубе. Он чувствовал, что сбежал с исключительной ловкостью, и не хотел рисковать в момент успеха. Ветер унёс лодку подальше от корабля, и он лёг на кормовые вёсла, чтобы, если офицер на квартердеке заметит катер, он решил, что в нём никого нет.

Он занял эту позицию всего за мгновение до того, как услышал приближающийся шум и, подняв голову, обнаружил небольшую шхуну под полным парусом, направлявшуюся прямо к нему. Он едва успел встать, как нос судна оказался в пределах досягаемости.

— Эй! — в ужасе закричал он, потому что мысль о том, что его унесёт под киль шхуны, была чудовищной.

Но судно оттеснило катер в сторону, и Клайд вскочил на его палубу, в то время как его лодка осталась позади.

Шхуна слишком поздно подняла нос, и Клайд сел на перила, чтобы отдышаться. К нему подошли двое мужчин и заговорили по-норвежски.

— Я говорю по-английски, — ответил Клайд.

— Вы англичанин? — спросил капитан.

— Да, я больше ничего не говорю.

— Я говорю по-английски, — ответил шкипер и вернулся к штурвалу. Клайд последовал за ним.

— Куда ты направляешься? — спросил беглец.

“ В Стокгольм.

— Полагаю, вы датчанин.

“Нет, норвежский”.

“Все равно”.

— Что мне с тобой делать?

«Я поеду с тобой в Стокгольм и оплачу свой проезд, если ты не против», — добавил Клайд, который хотел оказаться как можно дальше от корабля.

— Будешь, если захочешь; или будешь работать, если пожелаешь. Я теряю молодого моряка и хочу, чтобы на его месте работал другой.

— Нет, я поеду как пассажир или не поеду вовсе, — решительно ответил Клайд.

«Что ты делаешь в лодке так поздно ночью?» — спросил шкипер.

«Я собирался сойти на берег, чтобы найти пароход до Стокгольма. Я заплачу вам двадцать крон за проезд», — добавил беглец.

«Вы очень любезны, что платите так много. Вы можете занять моё место, но до Стокгольма на моём судне будет долго».

«Неважно, я доволен».

«Я заберу лодку, которую ты потерял?»

— Нет, не беспокойтесь о лодке, — нетерпеливо ответил Клайд, взглянув на корабль.

Капитан расспросил его о лодке подробнее, но беглец отвечал уклончиво. Хотя шкипер был очень груб и жесток с двумя членами своей команды, к пассажиру он поначалу относился с большим вниманием. Маленькая каюта на шхуне была отвратительной, и если бы Клайд не был так сонлив, он вряд ли смог бы там сомкнуть глаза. Но ещё до того, как судно скрылось из виду Копенгагена, он погрузился в глубокий и крепкий сон.

Крик беглеца, когда ему грозила опасность быть сбитым, был услышан офицером на квартердеке «Молодой Америки». Он увидел столкновение и заметил катер, когда тот оказался позади судна, но не заподозрил, что он принадлежит кораблю. Шхуна снова легла на прежний курс, подняв нос, и катер остался дрейфовать .Он счёл своим долгом закрепить его, пока его не потопил какой-нибудь ранний пароход из Мальмё или откуда-то ещё. Он позвал двух матросов и велел им спустить четвёртый катер. Но четвёртый катер уже был спущен. и офицер начал думать, что дрейфующая лодка и есть та самая пропавшая. Поэтому был использован третий катер. Когда двое моряков сели в него, офицер спустился вниз и позвал Пикса.

Боцман взял фонарь и направился к бригу, как только ему сообщили, что четвёртый катер спущен на воду. Птица улетела. Дверь была заперта, и все планки, казалось, были на своих местах; но небольшое количество опилок указывало на то, где была проделана брешь. Небольшое давление на выпиленную планку, и Пикс понял, почему заключённый хотел только одного — чтобы его оставили в покое.

— Вы что, все спали на палубе? — спросил Пикс у офицера.

— Нет, сэр, я не спал на дежурстве, — ответил офицер Беквит.

— Разве ты не видел, как он спускал лодку на воду?

— Конечно, нет.

— Тогда я не понимаю, как это было сделано, — добавил Пикс. — Но где же заключённый?

— Я не знаю. Полагаю, он поднялся на борт той маленькой шхуны, которая обогнала катер.

“Где она?” - спросил я.

Беквит указал на парус, направлявшийся на юго-восток. Он был едва различим в тусклом свете раннего утра.

«Сейчас он вне нашей досягаемости», — с отвращением сказал Пикс, спускаясь по ступенькам в главную каюту.

Мистеру Лоуингтону сообщили о побеге Клайда, но в столь ранний час не удалось найти ни одного парохода, который мог бы догнать шхуну, и дело оставили как есть. Когда утром все собрались, было проведено тщательное расследование, но никто из тех, кто стоял на якоре, не смог дать никакой информации. Никто не видел, как спускали шлюпку, и никто не слышал шума пилы. Пикс отправился на берег и выяснил, что норвежская шхуна «Ренсдир» отплыла рано утром. Она взяла курс на Она направлялась в Стокгольм и, несомненно, была уже на пути туда. Директор был настолько заинтересован в судьбе Клайда, или, скорее, в его исправлении, что решил проследить за беглецом. Английский пароход «Ньюски», следовавший из Лондона в Стокгольм, в тот день был в порту, и Пикс отправился на нём, чтобы перехватить беглеца по прибытии в Стокгольм.

После завтрака мистер Андерсен поднялся на борт, осмотрел корабль и стал свидетелем некоторых приёмов морского дела, в том числе управления парусами в честь его визита. По приглашению Пола Кендалла он поднялся на борт «Грейс» и отправился в плавание по проливу, пообедав на борту и вернувшись во второй половине дня. Студенты снова сошли на берег и посетили дворец Розенбергов — здание из красного кирпича неправильной формы с высокой остроконечной крышей и четырьмя башнями. К нему примыкает обширный и красивый сад, украшенный статуями. Дворец был построен для Кристиан IV, 1604 год, но это уже не королевская резиденция. Здесь хранятся различные национальные коллекции оружия, медалей и древностей, в том числе множество исторических памятных вещей, принадлежавших королям и другим выдающимся деятелям Дании. Среди них седло, уздечка и чепраки, меч и пистолеты, подаренные королём Кристианом IV своему старшему сыну на свадьбу. Они украшены бриллиантами, жемчугом и золотом и стоят в Париже миллион франков.

Во второй половине дня студенты отправились во дворец Фредериксберг, парк которого является излюбленным местом отдыха горожан. В здании нет ничего примечательного; более того, часть его сдаётся в аренду частным семьям; но сад прекрасен. Здесь есть киоски, мосты через извилистый канал, по которому плавает множество белых лебедей, небольшие островки, усеянные рощами и приятными травянистыми склонами. Дворец стоит на единственном возвышении в окрестностях Копенгагена. В погожие дни, особенно по воскресеньям, в этом парке устраивают семейные пикники, небольшие вечеринки, на которые приносят обед с собой, и проводят день в этих восхитительных рощах.

Оставшуюся часть дня студенты бродили по городу, каждый в поисках того, что ему больше всего нравилось. Когда они поднялись на борт, то были полностью удовлетворены тем, что увидели в Копенгагене, и были готовы отправиться в другой город. Очень рано на следующее утро мистер Блейн и все, кроме троих отсутствовавших, поднялись на борт. Старший стюард рассказал свою историю, а Скотт и Лейболд — свою. Ваг рассказал всю правду, как оно и было; что им было стыдно подниматься на борт, пока Он был навеселе и опоздал на поезд на железнодорожной станции.

«Ты с тех пор пил финкель?» — спросил директор.

— Нет, сэр, ни капли. Мне хватило одного бокала, — ответил Скотт.

— А ты, Лейболд?

“Нет, сэр”.

«Вы оба можете вернуться к своим обязанностям», — добавил директор.

Оба были удивлены тем, что их так легко отпустили, но мистер Лоуингтон был уверен, что они говорят правду и не собирались сбегать. Остальным тоже было приказано выполнять свои обязанности, но с намеком что их поведение будет расследовано по возвращении Сэнфорда и Стоквелла, которые вместе с Оле покинули отряд в Кэтринхольме.

На борту «Юной Америки» развевался сигнал к отплытию, и в семь часов эскадра снялась с якоря, продолжив плавание «по Балтийскому морю». Казалось, никто не обратил внимания на отсутствие Сэнфорда и Стоквелла, но все считали, что директор знает, что делает. Ветер дул довольно сильно с запада-юго-запада, и эскадра быстро продвигалась вперёд, делая по десять узлов в день. Студенты с интересом наблюдали за деревнями на побережье Дании с их остроконечными красными крышами и стаями рыбацких лодок перед ними пришвартовался корабль. Берега Швеции были видны всё время, а в три часа дня по правому борту тоже показалась земля. Но капитаны, которые постоянно сверялись с картой, ничуть не удивились, в отличие от матросов.

— Что это за земля, Скотт? — спросил Лейболд.

— Это? А ты не знаешь?

— Я уверен, что нет. Я знаю, что Германия где-то там, но я не ожидал, что она окажется так близко к Швеции.

— Это Габоггинхольм.

— Это в Германии?

— Нет, это остров, по меньшей мере в ста пятидесяти милях от Германии. Балтийское море довольно большое.

— Как ты запоминаешь эти длинные имена, Скотт?

“ Какие длинные имена?

«Например, название этого острова. Я не мог вспомнить это слово даже через десять минут».

— Я тоже. Я знаю их как свои пять пальцев.

— Как, вы сказали, называется этот остров?

«Гастрингамбоггин».

— Ты же раньше другое говорил.

«Я забыл, что я там сказал. Не нужно дважды спрашивать меня об имени, потому что я говорю, что не могу вспомнить», — рассмеялся Скотт.

— Вы меня продаете.

— Конечно, так и есть, и ты уходишь дешевле, чем любой другой парень, которого я когда-либо видел. Я понятия не имею, что это за земля, кроме того, что это должен быть остров, расположенный не менее чем в ста пятидесяти милях от Пруссии.

— Это Борнхольм, — сказал Уокер, моряк, который услышал это название от офицеров. — Это остров длиной двадцать шесть миль и шириной пятнадцать миль, он принадлежит Дании, на нём проживает тридцать две тысячи человек, и там много круглых церквей. Так говорят ребята на квартердеке.

— Именно так, — ответил Скотт. — Ты хорошо усвоил урок. Какой главный город на этом острове?

— Я не знаю, — ответил Уокер.

— Стаббенбоггин, — сказал Скотт.

«Кто тебе это сказал?»

— Моя бабушка, — рассмеялся шутник, развернулся на каблуках и ушёл.

К ночи ветер стих, и эскадра оказалась почти в штилевой полосе. Но после наступления темноты поднялся лёгкий бриз, и утром корабль был уже у южной оконечности острова Эланд, протяжённость которого составляет девяносто миль. шириной в десять миль и покрытый густыми лесами. На узком проливе, отделяющем его от материка, находится Кальмар, исторический город в Швеции. В полдень показалась южная оконечность Готланда, и Скотт настоял на том, чтобы назвать её «Габунгенбоггин», хотя вскоре распространилось настоящее название. Его длина составляет восемьдесят миль, ширина — тридцать три мили, а население — пятьдесят четыре тысячи человек. Висбю — единственный город. Остров славится своим прекрасным климатом, что делает его привлекательным курортом для летних туристов.

На рассвете следующего дня корабль, возглавлявший эскадру, приблизился к островам, которые закрывают вход в Стокгольмскую гавань. На несколько судов были посажены лоцманы, и флот вошёл в архипелаг, через который ему предстояло пройти тридцать миль. Сначала проливы были очень широкими, и берега почти не было видно, но вскоре расстояния сократились, и берега стали усеяны деревнями и роскошными резиденциями. Стали появляться маленькие пароходы — некоторые из них были не такими большими, как первый корабельный катер. В восемь часов «Янг» пришвартовался к берегу. «Америка» бросила якорь между Стаденом и Шеппсхольмом, у причала возле дворца, где было полно пароходов.

— Вот мы и на месте, Лейболд, — сказал Скотт, когда паруса были свёрнуты, а все канаты уложены на свои места.

— Это так. Что это за большое здание на берегу?

— Это Слоттенбоггин, — рассмеялся Скотт.

— Нет, не надо! Ты не сможешь снова меня обмануть. Ты же умный.

— Готов поспорить на полпинты солёной воды, что это королевский дворец.

«Скорее всего, так и есть; а вот и красивое здание на другой стороне».

— Должно быть, это Вобблбоггин.

— Нет, это не так.

— Может, и нет, но взгляни на эти маленькие пароходы, — добавил Скотт, указывая на один из фыркающих миниатюрных кораблей, курсирующих по заливу напротив набережной. — Лоцман, инженер и мальчик, который собирает плату за проезд, похоже, и есть офицеры, команда и все остальные.

«А в некоторых из них все работники — мальчики».

Казалось, что в лодках нет ничего, кроме двигателя и котла, которые представляли собой компактную массу без покрытия. Вокруг них располагались сиденья. Перед двигателем находилось небольшое рулевое колесо диаметром чуть больше фута, за которым сидел рулевой — часто мальчик.

— Мне нужен полный обзор города, — сказал капитан Линкольн, который в этот момент подошёл к трапу вместе с хирургом и Норвудом. — Думаю, я смогу его получить с главной мачты.

— Я слишком окочен, чтобы подниматься наверх, — ответил доктор Уинсток. — Но я одобряю ваш план.

— Я с тобой, — добавил Норвуд, следуя за капитаном по главной мачте.

С этой возвышенной позиции на перекрестье двух деревьев оба офицера получили хорошее представление о положении в городе . Три острова, образующие центральную часть города, лежали в проливе, ведущем к озеру Мелер. Северный и южный пригороды находились по обе стороны от него. Скеппсхольм, Кастельхольм и Юргарден — Олений Сад - были другими островами, лежащими ближе к Балтийскому морю. Самой красивой частью города, казалось, была в северных пригородах. Пока они изучали панораму местности, всех вызвали на лекцию, и они поспешили занять свои места в трюме. Профессор Маппс был на своём посту, с картой на фок-мачте.

«Швецию называют Sverige сами шведы; La Su;de — французы; Schweden — немцы; La Svezia — итальянцы; и Suecia — испанцы Испанией. Её площадь составляет сто шестьдесят восемь тысяч квадратных миль — территория, равная по площади шести штатам Новой Англии, Нью-Йорку, Нью-Джерси, Пенсильвании и Делавэру, вместе взятым. Её население составляет чуть более четырёх миллионов — примерно столько же, сколько в штате Нью-Йорк. Её протяжённость с севера на юг составляет почти тысячу миль, а средняя ширина — двести миль. Большая его часть очень мало заселена, поскольку простирается от 55-го градуса северной широты до арктических регионов. Здесь нет крупных рек, хотя есть большие озёра и морские заливы представляют ценность как пути для судоходства. Упоминается более восьмидесяти озёр».

Инструктор рассказал о Венерне и Веттерне озёрах и проходящем через них канале Гёта.

«Швеция — аграрная страна, и её основные отрасли промышленности — лесозаготовительная и металлургическая. В стране 638 миль железных дорог, а пароходы, которые вы видите у причала, в основном железные и построены в Швеции. Они курсируют по всем уголкам страны.

«Средняя температура в Стокгольме составляет сорок два градуса, или двадцать пять градусов зимой, и шестьдесят два градуса летом. Судя по тому, что вы уже видели в Швеции, я думаю, вы решите, что она очень похожа на Новую Англию. Внутреннее убранство примерно такое же, и вы увидите там похожие дома, амбары и заборы.

«Форма правления — ограниченная монархия, основанная на конституции 1809 года с последующими поправками. Король должен быть лютеранином. Он имеет право абсолютного вето на решения законодательного органа. Сенат, или парламент, состоит из двух палат, верхняя из которых насчитывает сто двадцать семь членов, или по одному на каждые тридцать тысяч жителей. Нижняя палата состоит из ста восьмидесяти восьми членов, пятьдесят пять из которых избираются городами, а остальные — сельскими округами, из расчёта один член на каждые сорок тысяч человек. Для избрания необходимо владеть собственностью Для работы в обеих палатах требуется определённое количество членов, и все они должны быть протестантами. Им выплачивается жалованье в размере трёхсот тридцати пяти долларов нашими деньгами, а также возмещаются дорожные расходы за четырёхмесячный период.

«Я вскользь упомянул об истории Швеции в связи с историей Норвегии и Дании. Королевство было основано Одином, и на протяжении долгого времени история страны была историей войн с Норвегией и Данией. В конце концов оно было завоёвано Маргаритой, а Кальмарской унией три королевства были объединены в 1397 году. В начале XI века страна стала христианской. Швеция, несомненно, была первой страной, выступившей против рабства. Во время правления Биргера II, примерно в 1300 году, был принят закон, запрещающий продажу рабов. заявление о том, что это было «в высшей степени для христиан преступно продавать людей, которых Христос искупил своей кровью».

«В 1520 году Густав Эрикссон поднял восстание против датского короля Кристиана II, который убил его отца и многих других шведов. Это восстание три года спустя увенчалось успехом, и его лидер стал королём под именем Густава I, которого часто называли Густав Васа или Васа. Ему наследовал его сын, и трон остался в его семье; но следующим выдающимся правителем был Густав II, или Густав Адольф. Его дед, Густав Васа, установил в Швеции протестантскую религию. Но его племянник Сигизмунд, избранный королём Польша стала католической и унаследовала трон. Пытаясь изменить установленную религию, он был свергнут, и порядок престолонаследия изменился. Это привело к войне между Швецией, Россией и Польшей. Густаву было всего восемнадцать, когда он взошёл на трон, и эта война стала его наследием. Он был полон энергии и побеждал своих врагов со всех сторон. Австрия была лидером католической партии в Европе, которая стремилась восстановить папское верховенство. Густав II Адольф придерживался аналогичных взглядов в отношении протестантской партии. Он был вовлечён в Тридцатилетняя война принесла ему множество решающих побед. Он захватил Мюнхен и вторгся в Баварию, но в конце концов был убит в битве при Лютцене в 1632 году. Своей доблестью и мастерством он возвысил Швецию до уровня одного из первых королевств Европы.

«Ему наследовала его дочь Кристина, которой тогда было всего шесть лет. Она правила всего семь лет. После того как она достигла совершеннолетия, она отреклась от престола в пользу своего кузен Карл X. Она умерла в Риме после распутной и позорной жизни и была похоронена в соборе Святого Петра в церкви. Во время своего недолгого правления Карл воевал с датчанами и совершил дерзкий военный подвиг, перейдя по льду Большой и Малый Бельт, что позволило ему диктовать датчанам свои условия мира. Шведы считают его одним из величайших своих королей. Ему наследовал его сын Карл XI, который правил тридцать семь лет. После непродолжительного периода мира началась новая война с Данией, в которой Швеция одержала окончательную победу. Это Король ухитрился добиться от сейма дарования ему абсолютной власти, которая в руках его сына и преемника Карла XII едва не погубила страну. Россия, Польша и Дания объединились, чтобы лишить его значительной части его королевства, и Карл XII. в возрасте шестнадцати лет проявил энергию и мастерство, далеко превосходящие его годы. Сначала он заключил мир с Данией, а затем обратил внимание на остальных своих врагов, которых он разгромил и подчинил. С девятью тысячами человек он одержал победу над русской армией численностью сорок тысяч человек под предводительством Петра Великого, в Нарве. Он разгромил армии Польши и Саксонии и попытался завоевать Россию, но потерпел сокрушительное поражение в битве при Пултуве и бежал на территорию Турции, где оставался в течение пяти лет. Здесь он спровоцировал войну между Турцией и Россией, и армия первой заперла армию Петра Великого в Крыму. Дама, впоследствии ставшая Екатериной I, подкупила великого визиря всеми своими драгоценностями, чтобы он позволил русским бежать. Это событие полностью разрушило надежды монарх Швеции. В конце концов турки изгнали его из своей страны, и после различных перипетий он вернулся на родину и был убит в 1718 году во Фредерихалле в Норвегии. Пока он был в отъезде, его враги присваивали себе его территории, и Швеция превратилась в державу второго сорта.

«Стокгольмский сейм избрал Ульрику Элеонору, сестру Карла, королевой, которая отреклась от престола в пользу своего мужа, Фредрика I. Последовала ещё одна война с Россией, и Швеция потеряла ещё больше территорий. В 1751 году на престол взошёл Адольф Фредрик, который был избран стокгольмским сеймом. Во время его правления была проведена ещё одна война с Россией. Его сын, Густав III, с помощью своих солдат расширил полномочия короны; но в 1792 году он был убит на балу, и на престол взошёл его сын, Густав Адольф IV. Его политика привела страну к войне с союзниками, и он потерял Финляндию и Померанию. Он был настолько непопулярен, что был вынужден отречься от престола, и в 1809 году на трон взошёл его дядя, Карл XIII. У него не было детей, и его преемником был избран принц Гольштейн-Августенбургский, но он был убит, и один из генералов Наполеона, Бернадот, был избран наследным принцем, а в 1818 году он взошёл на престол под именем Карла XIV. Его правление было успешным. Его усилия по присоединению Норвегии к его приемной стране сделали его популярным ещё до того, как он стал королём. Он поддержал союзников в их борьбе против Наполеон, о котором они хорошо заботились, когда дела в Европе были наконец улажены.

«Его сын Оскар был его наследником и взошёл на престол после смерти отца в 1844 году. За ним в 1859 году последовал его сын Карл XV, нынешний король.

«Организация армии схожа с датской, и около ста пятидесяти тысяч человек готовы к службе. Военно-морской флот состоит из четырёх мониторов американского типа, изобретённых шведом Джоном Эрикссоном, двух броненосных канонерских лодок, двадцати одного парохода и шестнадцати парусных судов, а также большого количества плавучих батарей и других стационарных судов. Хотя в военно-морском флоте служит всего около шести тысяч моряков, в случае войны можно будет призвать почти тридцать тысяч».

Профессор закончил лекцию, и студенты поспешили на палубу, чтобы осмотреть окрестности.


ГЛАВА XIX.

КРУИЗ НА МАЛЕНЬКОМ ПАРОМЕ.

— Какой в этом смысл, Стоквелл? — сказал Сэнфорд, когда отсутствующие сели в поезд, направлявшийся в Мальмё, под присмотром старшего стюарда. — Блейн получил телеграмму от директора вчера вечером, но до сегодняшнего утра не сказал нам ни слова. Он ведёт опасную игру.

— Так и есть, — ответил Стоквелл. — Он не собирается снова выпускать нас из виду.

«Никому ни слова, — прошептал рулевой. — Мы с тобой сами со всем разберёмся».

— Я понимаю. Совершенно очевидно, что Блейн считает нас беглецами, и я полагаю, что директор будет придерживаться того же мнения.

— Очень вероятно. А когда мы доберёмся до России, нам останется только пересчитывать пальцы на палубе, пока остальные ребята будут знакомиться с русскими, — продолжил Сэнфорд, который теперь, похоже, считал «независимую экскурсию без побега» провальной. — Мы даже Стокгольма больше не увидим. Мне не нравится эта идея.

— Ну и что ты собираешься с этим делать? — спросил Стоквелл.

«При первой же возможности мы сойдём с этого поезда и вернёмся в Стокгольм, — прошептал Сэнфорд. — Дважды в неделю ходит пароход до Санкт-Петербурга, и у нас достаточно денег, чтобы добраться туда».

— Верно, я с тобой.

«Если хотите, мы попросим Оле поговорить с вами от нашего имени».

— Я не возражаю.

Поезд остановился в Катеринхольме около половины десятого. Мальчики не взяли с собой ничего, кроме шведского завтрака, состоящего из кофе и печенья, и старший стюард разрешил им поесть чего-нибудь более сытного, за свой счёт. Они вошли в ресторан, где на большом столе в центре зала стояли огромные блюда с жареным лососем и телячьими котлетами, а рядом с ними — высокие стопки тарелок. Каждый пассажир сам накладывал себе еду из этих блюд, а затем садился за один из маленьких столиков. Когда он доел лосося, то взял себе телятину Официанты подали котлеты, пиво и кофе. Сэнфорд и Стоквелл быстро расправились с едой и подошли к стойке, где женщина принимала оплату. Она задала им какой-то вопрос, и им пришлось позвать Оле, чтобы узнать, что она сказала. Она спросила, пили ли они пиво или кофе, за которые нужно было доплачивать, поскольку обед стоил полтора риксдалера. Она дала им жестяной чек, потому что в этом заведении они оказались более сообразительными, чем обычно бывают шведы, и чек должен был помочь им выбраться из ресторана. Человек у двери получил его, и никому не разрешили пройти без этого; и поэтому никто не мог уйти, не заплатив за еду.

— Ты уже позавтракал, Оле? — небрежно спросил Сэнфорд.

— Да, и лосось был очень вкусным.

— Превосходно. Пойдём с нами, Оле, — добавил рулевой, выходя из ресторана.

Троица вошла на станцию, и, поскольку за ними никто не последовал, они вышли через главный вход. Пробравшись за здания, они вскоре покинули станцию. Выйдя на дорогу общего пользования, они быстрым шагом шли полчаса, а затем остановились, чтобы обдумать ситуацию. Поезд ушёл, они слышали, как он отъехал; но уехал ли мистер Блейн, оставалось под вопросом.

— Что дальше? — спросил Сэнфорд, усаживаясь на обочине.

— Возвращайтесь на поезде в Стокгольм, — ответил Стоквелл.

«Возможно, Блейн не поехал дальше после того, как пропустил нас».

— Конечно, он это сделал. Но сделал он это или нет, поезд ушёл, и он не может отвезти нас в Копенгаген. Если мы найдём его на вокзале, то скажем, что немного прогулялись и потеряли поезд, понимаете.

— Это уже было, — ответил Сэнфорд. — Мы уже слишком часто опаздывали на поезд. Во сколько следующий поезд возвращается в Стокгольм?

— Я не знаю. Давай вернёмся на станцию.

Они выбрали этот маршрут и по прибытии узнали, что могут вернуться в Стокгольм в половине третьего. Ответственный за маршрут человек сказал, что их ищет джентльмен с молодыми людьми. Сэнфорд ответил через Оле, что они опоздали на поезд, но вернутся в Стокгольм. и начать всё сначала на следующее утро. Пообедав в ресторане, беглецы — а теперь они определённо были беглецами, если не раньше, — отправились в путь и прибыли в пункт назначения примерно через три часа. Они сразу же пошли в контору на набережной и узнали, что пароход отправится в Санкт-Петербург в два часа ночи в пятницу.

— Мы можем забронировать места прямо сейчас? — спросил Сэнфорд, поскольку старший клерк говорил по-английски.

“Конечно”.

«Мы займем три места в одной комнате», — добавил рулевой.

«У вас есть паспорта?» — спросил сотрудник.

“Нет, сэр”.

«Тогда мы не сможем продать вам билеты».

— Без паспортов? — воскликнул Сэнфорд, потрясённый этой новой трудностью.

«Нет, и паспорта должны быть визированы российским консулом, прежде чем мы сможем выдать билет».

— Тогда мы в деле, — добавил рулевой. — Мой паспорт на борту.

— У меня тоже, — добавил Стоквелл.

— А у меня их никогда не было, — сказал Оле.

Компания вышла из пароходной конторы, так и не придумав, как преодолеть препятствие. Они снова отправились в отель «Ридберг» и обратились за помощью к портье, который был очень любезен с ними ранее. Этот сотрудник в европейских отелях совсем не такой, как в отелях с таким же названием в Соединённых Штатах. Он стоит у входа, обычно одетый в униформу, и отвечает на все вопросы гостей, а также выполняет все обязанности портье в американских отелях. Он заверил встревоженных слушателей, что даже если они попадут в Россию, у них сразу же потребуют паспорта и что без паспорта никто не сможет остаться в городе на ночь. Американский посол в Стокгольме выдаст им необходимые документы.

— Но Оле же норвежец, — предположил Сэнфорд.

«Неважно. Пусть он вписан в ваш паспорт как ваш курьер или слуга».

«Хорошо, мы увидимся с ним завтра», — ответил рулевой. Казалось, проблема решена.

На следующий день они отправились в американское посольство, но министр уехал в Уппсалу на неделю, а секретарь отказался выдать им паспорта, потому что мальчики не смогли доказать, что они граждане Соединённых Штатов. Разочарованные и подавленные, они бродили по городу до полудня пятницы, когда в порт вошёл английский пароход. Они стояли на причале и наблюдали за тем, как высаживаются пассажиры. Они уже почти решили сесть на пароход до Штеттина, Любека или какого-нибудь другого порта в Германии; но Россия была для них чужой страной, и они не хотели чтобы отказаться от идеи осмотреть достопримечательности.

«Интересно, зайдёт ли этот пароход ещё дальше», — сказал Стоквелл.

— Я не знаю, — добавил Сэнфорд.

«Возможно, она едет в Санкт-Петербург. Может быть, её офицеры не так придирчивы к этим чёртовым паспортам».

«Но ты не сможешь остаться в России на ночь без визы. Даже если ты туда доберёшься».

«Американский министр снабдит нас ими. Я рассчитываю найти в Санкт-Петербурге аккредитив, и это докажет, что я американец».

«Давайте поднимемся на борт парохода и выясним, куда он направляется», — продолжил Сэнфорд, направляясь к трапу, который был перекинут с палубы на каменный причал.

Мальчики вышли на штормовую палубу, где они увидели офицера, который, похоже, был капитаном.

— Вы едете в Санкт-Петербург, капитан? — спросил рулевой.

«Нет, мы возвращаемся в Лондон, сделав остановку только в Копенгагене», — ответил офицер.

— Это очень плохо! — воскликнул Стоквелл.

— Так и есть, — сказал высокий мужчина, который поднялся по трапу вслед за беглецами. — Но ты же не собираешься в Санкт-Петербург без нас, не так ли?

Сэнфорд вздрогнул и резко обернулся. Он увидел Пикса, который вышел из каюты, когда мальчики поднялись на борт. Он последовал за ними на штормовую палубу и, заподозрив неладное, дождался, пока вопрос рулевого выдаст их намерения.

— Нет, мы не едем в Санкт-Петербург. Мы ждём корабль, — ответил Сэнфорд, мгновенно взяв себя в руки.

— О, так это ты? Тогда ладно. Но последнее, что я о тебе слышал, — это то, что вы все направляетесь в Копенгаген, чтобы присоединиться к кораблю, — добавил боцман.

— Так и было, мистер Пикс, но после того, как мы позавтракали на железнодорожной станции, мы решили немного прогуляться и посмотреть окрестности. Мы думали, что у нас достаточно времени, но поезд — чёрт бы его побрал! — ушёл без нас. Мы были ужасно раздосадованы, но ничего не могли с собой поделать, понимаете? Поэтому мы вернулись в этот город.

«Думаю, вас сильно спровоцировали», — сказал Пикс.

— О, мы были — блистательная честь.

— Но вы же собирались поехать в Санкт-Петербург до прибытия корабля?

— Конечно, нет; мы и не думали ехать в Санкт- Петербург.

— И поэтому ты спросил, идёт ли этот пароход туда, — потому что ты и не думал туда ехать.

«Мы прекрасно понимаем, что не можем поехать в Санкт-Петербург без наших паспортов, которые находятся на борту корабля», — возразил Сэнфорд.

— Да, я понимаю, но кто это? — спросил Пикс, взглянув на Оле.

— Это Оле Амундсен, ты его не помнишь? — Нет, не помню.

— Думаю, да. И он с тобой заодно.

«Мы не шутим. Мы изо всех сил пытаемся найти корабль последние две недели; и мы обязательно его найдём или погибнем в попытке», — сказал Стоквелл.

— И Оле всё это время был с тобой?

— Да, сэр, без него мы бы ничего не сделали. — Да, сэр, без него мы бы ничего не сделали.

— И давно был бы на борту корабля, если бы тебе не пришлось просить его перевести для тебя.

«Когда мы расскажем вам нашу историю, вы увидите, что мы сделали всё возможное, чтобы найти корабль».

— Не думаю, что мне захочется услышать продолжение вашей истории. Для меня это слишком запутанно, и вы можете рассказать всё мистеру Лоуингтону, который будет здесь завтра, как я думаю. Скорее всего, вы сможете поселить меня в хорошем отеле.

— Да, сэр. Мы остановились в отеле «Ридберг», который считается лучшим в Стокгольме.

— Тогда вперёд.

Беглецы повели за собой остальных.

— Ты говоришь на шведском жаргоне, Оле? — спросил боцман.

“Да, сэр”.

«Где ты спрятался, когда мы вошли в Кристиансанн?»

— Во втором катере, сэр, — смеясь, ответил беспризорник.

— Именно так; ты должен был отправиться с её командой, когда они уедут.

— Нет, сэр, я не знал ни одного из них.

— Тогда зачем ты прятался?

— Потому что я не хотел, чтобы пилот меня увидел.

— Почему бы и нет? — спросил боцман.

Но дальше этого Оле не пошёл. Ни мужчина, ни мальчик не смогли выведать у него тайну, которую он так упорно хранил. Короткая прогулка привела их к отелю «Ридберг».

«Этому джентльмену нужна комната», — сказал Сэнфорд привратнику.

— № 29, — сказал мужчина, подзывая слугу. — Вы получили свои паспорта, молодые люди?

Сэнфорд отступил и энергично жестами показал носильщику, чтобы тот не двигался. Но чиновник его не понял.

— Нет, они их ещё не получили, — ответил Пикс. — Дело в том, что все паспорта находятся на борту корабля.

«Но молодые джентльмены очень хотели получить новые, чтобы отправиться в Санкт-Петербург. Они собирались отплыть на утреннем пароходе, но без паспортов билеты не продают».

И Сэнфорд, и Стоквелл покачали головами в ответ на глупости носильщика, который во всех остальных вопросах был на удивление сообразительным. Но почему-то он их не замечал или не мог понять.

— Жаль, что с паспортами так вышло, не правда ли, ребята? — рассмеялся Пикс, поворачиваясь к беглецам. — Вот вам ещё одно доказательство того, что вы и не думали ехать в Санкт-Петербург.

«Мне было очень жаль молодых джентльменов, и я сделал для них всё, что мог», — добавил вежливый носильщик.

— Не сомневаюсь, что так и было, и я вам очень признателен за то, что вы взяли на себя эти хлопоты, — ответил добродушный боцман.

— № 29, сэр? — вмешался слуга с ключом в руке.

— Ай, ай, дружище. Но, молодые люди, я хочу уберечь вас от ещё более ужасных разочарований и досадных недоразумений, связанных с поиском корабля. Я иду спать, и если, спустившись, я не увижу вас здесь, я обращусь к американскому консулу и попрошу его натравить на вас полицию. На этот раз ты найдешь корабль или погибнешь при попытке, это точно.

— Ну вот и всё! — воскликнул Стоквелл, когда слуга проводил боцмана вверх по лестнице в его каюту.

— Ты что, сказал ему что-то о паспортах? — рявкнул Сэнфорд на носильщика.

К этому времени чиновник в форме разобрался в ситуации и извинился, пообещав уладить всё с высоким джентльменом и поклявшись, что ни ему, ни кому-либо другому не было сказано ни слова о паспортах. Он должен был угождать всем, и его привилегии зависели от того, насколько хорошо он с этим справлялся.

— Что Пикс имел в виду, говоря о полиции? — спросил Сэнфорд, когда троица устроилась у входной двери отеля.

«Он имеет в виду именно то, что говорит; чёрт бы его побрал, он всегда так делает!» — ответил Стоквелл. «Он намерен обращаться с нами как с беглыми матросами и прикажет арестовать нас, если мы попытаемся уйти».

— Мы в ловушке, — пробормотал Сэнфорд. — Что Пикс здесь делает?

— Я не знаю, может, он нас ищет.

«Теперь это не имеет значения. Нас поймали, и мы можем извлечь из этого максимум пользы».

«Нам конец, — добавил рулевой. — Пикс знает, что делает, и у нас мало шансов ускользнуть от него».

Боцман спустился довольно быстро. Он был хладнокровен и добродушен и точно знал, как вести себя с прибывшими.

— А теперь, молодые люди, если вы собираетесь в Россию, не позволяйте мне вас задерживать. Если вы хотите отправиться куда-то ещё, я не буду вмешиваться. Я поручу это дело американскому консулу. У меня здесь дела, и я не могу за вами присматривать. Но если вы хотите поступить честно и не разбивать себе сердце из-за того, что не можете найти корабль, просто будьте на виду, когда я захочу узнать, где вы находитесь.

«Мы будем следовать за вами по пятам, мистер Пикс. Если вы не возражаете, мы поедем с вами. Мы знаем, как ориентироваться в Стокгольме, и поможем вам, чем сможем», — сказал Стоквелл.

— Это разумно.

«Мы покажем вам Юргорден», — добавил Сэнфорд.

«Не обращай внимания на представления. Я хочу, чтобы Оле говорил за меня, и я не против твоей компании», — ответил боцман.

— Прошу прощения, сэр, — сказал носильщик, подходя в этот момент к Пиксу. — Я совершил большую ошибку. Эти молодые джентльмены не хотели получить паспорта. Это была другая группа.

— Именно. Я понимаю, — ответил боцман, повернувшись к мальчикам с многозначительной улыбкой на загорелом лице.

«Они ждали тебя и очень хотели, чтобы ты присоединился к их команде».

«С их стороны было очень любезно ждать меня, хотя они понятия не имели, что я приеду. Ну ладно, дружище, не стоит утруждаться и сглаживать ситуацию. Сколько ты ему заплатил за эту ложь, Сэнфорд?»

— Ни цента, сэр!

«Не берите в голову, не забивайте себе этим голову. Теперь я понимаю суть дела так же хорошо, как и после того, как вы объясняли мне его целую неделю», — ответил Пикс, выходя из отеля в сопровождении смущённого трио.

Боцман не счёл нужным объяснять им, по какому делу он находится в Стокгольме. Он нашёл людей, которые говорили по-английски, так что смог обойтись без услуг Оле в качестве переводчика. Он выяснил, что судно под названием «Ренсдир» ещё не прибыло, и, удовлетворившись этой информацией, отправился со своей ношей в Юргорден, пообедал в Хассельбакене и устроился поудобнее.

На следующее утро после завтрака с помощью Оле он зафрахтовал один из маленьких пароходов, который был размером примерно со второй катер на корабле, и, взяв с собой эту троицу, отправился в сторону Балтийского моря.

— Куда вы идёте, мистер Пикс? — спросил Сэнфорд, глубоко озадаченный действиями боцмана.

«Я собираюсь съездить на Балтику, посмотреть, что там можно увидеть», — ответил Пикс.

«Ты идёшь туда ради развлечения?»

— Ну, это зависит от того, как ты на это смотришь. Полагаю, ты идёшь туда ради забавы, независимо от того, иду я или нет.

«Но мы бы хотели знать, в чём дело», — добавил Сэнфорд.

«Юным джентльменам не следует проявлять излишнее любопытство», — рассмеялся старик.

«Потому что, если вы собираетесь встретить корабль, чтобы посадить нас на борт...»

— Я иду туда не с этой целью, — вмешался боцман. — Я не должен брать на себя все эти хлопоты из-за тебя.

— Но куда ты идёшь?

— Это моё дело, дружище.

«Мы не хотим доставлять вам неприятности из-за нас», — сказал Сэнфорд. Он не мог так просто отказаться от мысли, что экспедиция должна была взять его группу на борт корабля, когда тот появится в поле зрения.

— Конечно, нет, мои нежные овечки. Вы так стремились найти корабль и попасть на борт, что было бы жестоко подозревать вас в каких-то проделках, — рассмеялся Пикс.

— Но, ваша честь, мистер Пикс, что бы мы ни замышляли, теперь мы готовы сделать то, о чём вы говорите, и вернуться на корабль как можно скорее.

«Вы все молодцы. Вы хорошо провели время, и я думаю, что вы должны быть довольны».

«Мы довольны, но, полагаю, после того, как мы поднимемся на борт, у нас снова не будет свободы».

— Может, и так; директор не строг с мальчиками, когда они показывают хорошие результаты; но его не проведёшь.

— Но, честно говоря, мистер Пикс, мы пытались найти корабль, и...

— Ну-ну, ребята, — вмешался боцман. — Не думаю, что вам будет позволено.

“Почему бы и нет?”

— Потому что ты хочешь обмануть директора; и меня тоже — но это не считается. Если хочешь выжать из этого максимум, следуй правилам. Не лги ни сердцем, ни языком. Говори правду, и ты добьёшься большего; но говори правду, независимо от того, добьёшься ты чего-то или нет.

«Вы не поверите ни единому нашему слову», — возразил Сэнфорд.

— Конечно, не буду, ведь ты лжёшь. Я называю вещи своими именами.

«Мы не стали оставлять лодку в Кристиансанде».

— Да, так и было, — ответил Пикс, пыхтя.

«Если ты так думаешь, то говорить бесполезно».

— Конечно, нет; тогда молчите.

Сэнфорд не был готов к такому серьёзному обвинению, как причинение вреда второму катеру; и если капитан был того же мнения, что и боцман, то беглецам придётся несладко. Рулевой и Стоквелл пошли на нос маленького парохода, чтобы обсудить своё положение, что они и делали очень серьёзно в течение пары часов.

— Вон корабль! — воскликнул Сэнфорд, увидев «Молодую Америку» в полумиле от них. Корабль вёл эскадру в гавань Стокгольма.

«Так и есть; теперь нам не поздоровится. Пикс приехал сюда, чтобы убедиться, что мы от него не ускользнём», — добавил Стоквелл.

“Если бы я знал прошлой ночью столько, сколько знаю сейчас,, Я бы смылся, несмотря на консула и полицию. Если нас обвинят в крушении второго катера, этим летом мы больше не сойдем на берег.

— Это так. Но эта лодка не направляется к кораблю. Пикс её не видит.

«Да, видит. В радиусе пяти миль от нас нет ни одного судна, которое бы он не заметил».

— Вот и корабль, мистер Пикс, — крикнул Стоквелл.

“Я вижу ее”.

Но боцман продолжал идти своим курсом, не обращая внимания на корабль. Эскадра исчезла среди островов, а пароход вышел в Балтийское море, держась ближе к берегу. Когда появлялась какая-нибудь небольшая шхуна, он подходил к ней и очень тщательно её осматривал. Таким образом он осмотрел три шхуны за утро. В полдень боцман объявил общий сбор на обед, так как он запасся провизией в гостинице. Хотя он и зафрахтовал пароход, а Оле выступал в роли переводчика, он ни словом не обмолвился о своих планах или намерениях. Он подал знак штурман указывал, куда идти, и время от времени давал указания через Оле.

Четвёртой небольшой шхуной, которую он осмотрел, оказался «Ренсдир». Пикс узнал её по Клайду Блэклоку, который стоял на баке и высматривал подступы к Стокгольму. Возможно, он заметил «Юную Америку», которая прошла мимо шхуны на расстоянии мили.

«Причали к тому маленькому судну», — сказал Пикс Оле.

— Вот он! — воскликнул Оле, и его смуглое лицо, казалось, побледнело.

— Вот что я тебе скажу, дружище.

Скиталец действительно дрожал, но он заговорил с рулевым, который тут же развернул лодку и направил её в сторону Стокгольма.

— Нет, — строго сказал Пикс. — Это судно.

Он указал на неё, и Оле снова заговорил с рулевым, но безрезультатно. Боцману было не привыкать. Пройдя вперёд, он взял штурвал в свои руки и направил пароход к Ренсдиру. Жестами он показал, чего хочет, и рулевой, похоже, был готов выполнять приказы, когда понимал, чего от него хотят.

— Не подходите к этому судну, мистер Пикс, — в ужасе закричал Оле.

— Да что с тобой такое, дружище?

— Это «Ренсдир»!

“Я знаю это”.

— Он меня убьёт, — простонал Оле.

“Кто это сделает?”

“ Капитан Олаф.

— Ну и кто он такой?

«Он капитан «Ренсдира». Он убьёт меня».

— Нет, не будет, дружище. Ты будешь играть по правилам. Кто он такой?

«Мой отчим, Олаф Петерсен. Он бил меня и морил голодом, и я сбежал из Ренсдира на лодке».

— О, хо! История вышла наружу, не так ли?

— Это чистая правда, сэр, чистая правда, мистер Пикс, — возразил Оле. — Не ходи к ней!

«Не волнуйтесь. Вы получите по заслугам», — добавил коренастый боцман, когда пароход поравнялся со шхуной и человек на носу закрепил швартовы.

Посадка на «Ренсдир». Страница 344.
Пикс в мгновение ока оказался на палубе и схватил Клайда за шиворот.

— Ты мне нужен, парень, — сказал он.

— Оставь меня в покое! — воскликнул британец, который не узнал своего тирана, пока тот не схватил его. Причина была проста: он не ожидал увидеть его в этом месте и в это время.

«Бесполезно пинаться или кричать, мой весёлый британец. Я никогда не отпущу тебя», — добавил боцман.

В этот момент с парохода донёсся крик. Капитан Олаф, едва обнаружив своего пропавшего пасынка, набросился на него, как тигр. Оле в ужасе завопил. Пикс затащил Клайда на борт парохода и, швырнув его на скамью на корме, переключил своё внимание на шкипера шхуны.

— Стой! Держись, дружище, — сказал он, оттаскивая старого норвежца от его добычи.

«Мой мальчик! Мой сын! Он украл мою лодку и бросил меня», — в ярости воскликнул Олаф.

«Он говорит, что ты плохо с ним обращался, что ты морил его голодом и бил».

— Готов поспорить, Оле сказал правду, — вмешался Клайд, который, казалось, внезапно забыл о своём гневе. — Капитан Олаф — грубиян.

— Как так, дружище? Ты что-нибудь об этом знаешь? — спросил Пикс.

«Я знаю, что шкипер — самый уродливый человек, которого я когда-либо встречал в своей жизни», — ответил Клайд.

— Неужели ты не пригласишь меня, мой отважный британец?

— Нет, я заплатил за проезд и не голодал. Кроме того, он пытался заставить меня работать, и я кое-что сделал. Если бы мне пришлось остаться на борту ещё на один день, я бы прыгнул за борт, — продолжил Клайд. — Я начинаю думать, что был дураком, когда покинул корабль.

«Я начал думать так с самого начала», — добавил Пикс.

«Оле — мой сын, он должен быть со мной», — прорычал шкипер.

«Я не имею никакого отношения к Оле, он может идти куда хочет», — сказал боцман.

Олаф заговорил с пасынком на его родном языке, и несколько мгновений они яростно спорили.

— Отваливай, вперёд, туда; покажи им, на что способен швед, Оле, — крикнул Пикс.

— Я должен подняться на борт «Ренсдира»? — спросил дрожащий беспризорник.

— Поступай, как считаешь нужным.

— Тогда я останусь и пойду на корабль.

— Нет, не пойдёт; он пойдёт со мной, — сказал Олаф, бросаясь на Оле.

Но Пикс, который обещал следить за честной игрой, вмешался и с помощью не большей силы, чем была необходима, заставил шкипера вернуться на шхуну. Пароход отчалил и под яростные крики Олафа направился в сторону Стокгольма. По пути Оле рассказал свою историю. После смерти отца, который был капитаном небольшого судна, он отправился в Англию с одним джентльменом, которому он понравился. Там он проработал год. Следующим летом он сопровождал своего работодателя в поездке по Норвегии и узнал, что его мать вышла замуж за Олафа Петерсена. Она уговорила его бросить хозяина, и он отправился в море с её мужем. Тогда его мать умер, и шкипер так жестоко с ним обращался, что он решил покинуть судно. Олаф дважды возвращал его, а затем следил за ним так пристально, что он не мог найти возможности повторить попытку, пока «Ренсдир» был в порту.

За день до того, как корабль подобрал его, Олаф хорошенько его отшлёпал и не дал ему поужинать. В ту ночь Олаф и его матрос выпили слишком много финкеля и оставили Оле за штурвалом. Рано утром он отвязал румпель и, взявшись за вёсла, поплыл к побережью Норвегии, ориентируясь по Полярной звезде. К утру он совсем выбился из сил от голода и усталости. Пока он спал, он потерял одно весло, а другое было сломано. На рассвете он не увидел никого из ренсдиров и, почувствовав себя в относительной безопасности, снова заснул. Но его разбудил Привет с корабля.

— Но почему ты покинул корабль? — спросил Пикс.

«Потому что я боялась пилота. Я думала, что он и другие люди заставят меня вернуться к Олафу».

«Олаф не имеет на тебя никаких прав. Он тебе не отец и не опекун».

“Я испугался”.

— Куда направлялось ваше судно?

“ В Бремен, где она рассчитывала получить груз для Копенгагена. Полагаю, она нашла там другой груз для Стокгольма.

«Я не виню тебя, Оле, за то, что ты его бросил, — сказал Клайд. — Олаф — худший человек из всех, кого я видел. Когда он напивался, то оскорблял меня и других мужчин. Мне приходилось держаться от него подальше, иначе, я думаю, он бы убил меня, хотя я был пассажиром и заплатил за проезд».

В три часа дня маленький пароход пришвартовался к кораблю, и группа поднялась на борт, хотя капитан и все офицеры с командой были на берегу.


ГЛАВА XX.

СТОКГОЛЬМ И ЕГО ОКРЕСТНОСТИ.

После лекции профессора на борту корабля студентов пригласили на ужин. Согласно своему обыкновению, Пол Кендалл со своей дамой сняли номера в отеле, и в этот раз его примеру последовал Шаффлс. Доктор Уинсток и капитан Линкольн уже приняли приглашение Пола провести с ним день, катаясь по городу. Как только лодки причалили к берегу, они поспешили на встречу, а студенты разбрелись по городу, чтобы осмотреться.

— Ну что, Пол, как тебе отель? — спросил доктор, когда все сели в карету. — Неплохо, — ответил Пол.

«Очень хорошо; это один из лучших отелей, которые я видел в Европе».

«У него отличное расположение, но, думаю, когда я был здесь в прошлый раз, такого отеля не было. Я останавливался в отеле H;tel Kung Carl».

«Это баня», — сказал комиссар, когда карета свернула за угол у гостиницы. Он указал на большое квадратное здание с внутренним двором посередине.

«Это говорит о чистоплотности людей, если они поддерживают такие прекрасные заведения».

“Три класса ванн, сэр”, - добавил Меллер, гид. “В первом классе у вас есть раздевалка, и санитар, который вытирает вас, и душ, обливания, и все в этом роде. Это Дроттнинггатан, главная улица города, ” добавил мужчина, когда экипаж свернул на другую улицу.

«Другими словами, Квин-стрит», — объяснил хирург.

«Для главной улицы она довольно узкая», — сказал Пол.

«Все улицы Стокгольма узкие или почти все. И лишь на немногих из них есть тротуары».

«Эта улица очень похожа на улицы у нас дома. В магазинах примерно то же самое. Там женщина в странном платье», — добавил капитан Линкольн.

«Это женщина из Далекарлии. Раньше они плавали на лодках по городским водам, приезжая из Далекарлии, чтобы провести здесь лето; но маленькие пароходы отняли у них весь бизнес. Они арендовали лодку на сезон и платили владельцу половину стоимости проезда».

«Их костюм довольно живописен», — добавил Пол.

«Но эта женщина далеко не красавица», — рассмеялась миссис Кендалл.

«Ни один из них не красив», — ответил доктор.

Платье представляло собой довольно короткую нижнюю юбку с причудливым лифом, в котором преобладал красный цвет. За время пребывания в Стокгольме группа видела немало таких платьев, но все они были с грубыми чертами и неуклюжими формами.

Карета вернулась в центр города по другой улице, проходящей через Карл XIII. Торг, или площадь, где стоит статуя этого короля.

“Здесь есть Caf; Blanche, где играет музыка летом каждый день после обеда подают пиво, кофе и другие прохладительные напитки. Шведы очень любят эти сады”, - сказал Меллер. “Вот отель Рюдберг. Это Густав Адольф Торгет, а это его памятник". статуя.

Переехав по мосту на маленький остров посреди реки, карета остановилась, чтобы пассажиры могли полюбоваться садом, который называется Стрёмпартеррен, где по тёплым летним вечерам играет оркестр и подают прохладительные напитки. Проехав мимо огромного дворца, туристы направились к Скеппсброн, или набережной, которая является главным причалом для пароходов. Перейдя по другому мосту через южный ручей, или исток озера Мелер, они вошли в южный пригород города, называемый Сёдермальм. Поднявшись на самую высокую точку, группа Его провели на крышу дома, откуда открывался великолепный вид на город и его окрестности.

«Мы присядем здесь и немного отдохнём», — сказал доктор, подкрепляя слова действиями. «Этот мыс или какой-то другой рядом с ним раньше назывался Скалой Агне, и с ним связана одна история. Агне был королём Швеции около 220 года до н. э. В войне с финнами он убил их короля и взял в плен его дочь Скиолфу. Принцесса, согласно обычаю того времени, стала женой, но фактически рабыней своего похитителя. Её привезли в Швецию, где Агне и его вассалы напились до беспамятства по случаю поминовения её отца. Скиольфа с помощью своих финских товарищей пропустила верёвку через массивную золотую цепь на шее короля и подвесила его к дереву, под которым была разбита их палатка. Отомстив за смерть отца, принцесса и её друзья сели в свои лодки и бежали в Финляндию.

— Значит, они его прикончили, — рассмеялся капитан Линкольн. — Но что это были за лодки?

— Я не знаю, — ответил доктор Уинсток.

— Могли ли они пересечь Балтийское море на лодках?

«Да. Отправляясь в Финляндию, вы обнаружите, что почти весь путь пролегает через острова. Пересечь их на открытой лодке не составит труда».

«Какова численность населения Стокгольма?» — спросил Пол.

— Сто тридцать пять тысяч, — ответил Мёллер. — Он был основан королём Биргером в 1250 году.

«Там монитор», — сказал Пол, указывая на воды возле Кастельхольмена, недалеко от якорной стоянки эскадры.

«У нас в шведском флоте их четыре, а у России их много. Эрикссон, который их изобрёл, был шведом, знаете ли».

После того как туристы вдоволь налюбовались панорамой, они спустились и, сев в карету, отправились в Риддархольм, где гид показал им церковь, статую Густава Васы, дворянскую усадьбу и другие достопримечательности. Вернувшись на набережную, они остановились, чтобы посмотреть на маленькие пароходы, снующие во всех направлениях.

«Это Национальный музей», — сказал Мёллер, указывая на большое элегантное здание на другом берегу реки.

«Я бы хотела поплавать на одной из этих маленьких лодок», — сказала миссис Кендалл.

«Мы можем сходить туда и обратно за десять минут, если хотите», — добавил гид.

“Отпустите нас”.

Компания вышла из кареты и села в маленькую лодку.

— Сколько ты заплатил, Пол? — спросила Грейс.

«Плата за проезд не превышает стоимости лодки. Это три ;re с человека».

— Сколько это стоит?

— Дайте-ка посмотреть: восемь десятых цента, или меньше полупенни по-английски.

Экскурсанты вернулись, не высадившись на берег.

— Я бы хотела поехать ещё раз, — сказала Грейс. — Это восхитительное путешествие на таких милых маленьких пароходиках.

«Если вам будет угодно, мы можем съездить в Юргорден и вернуться на пароходе, который доставит нас в Стрёмпаркен», — сказал гид.

Это предложение было принято, и они отправились в указанное место кружным путём. Это место называется Олений сад. Оно находится на острове, отделённом от материка проливом. Южная часть острова представляет собой густонаселённую деревню, но основная часть острова отведена под парк, которым жители Стокгольма по праву гордятся. Изначально это был бесплодный участок земли. Первые улучшения превратили его в королевский олений парк. Но Густав III и Карл (XIV.) Иоанн, как называли Бернадота, превратили его в общественный парк. Это Он разбит на аллеи и дорожки, красиво затенённые дубами и другими деревьями. Местность холмистая, и с некоторых участков открывается великолепный вид на острова и водоёмы в окрестностях. На окраине находится приют для слепых и глухонемых. Розендаль, загородный дом, построенный Чарльзом Джоном в 1830 году и часто посещаемый им, находится совсем рядом с парком.

Компания проехала по главным аллеям парка и остановилась у бюста Беллмана, великого шведского поэта, чей день рождения ежегодно отмечается здесь музыкой и празднествами. Вокруг парка расположены различные чайные сады, кафе и другие места для развлечений, в том числе театр, цирк и летний оперный театр. Здесь есть Альгамбра с рестораном, Тиволи с концертным залом, Новилла с зимним садом и летним концертным залом. Туристы остановились в Хассельбаккене, который славится хорошими ужинами по умеренным ценам. Посетители расположились на широкой веранде с видом на сад, в котором стояли маленькие столики, а в центре располагался павильон для музыкантов. Блюда, особенно лосось, были очень вкусными, а кофе, как обычно, превосходным. После ужина компания прогулялась до причала, где стояли маленькие пароходы, и, заплатив по восемь эре, или около двух центов, поднялась на борт. Лодка летела на огромной для такого маленького судна скорости, пронеслась под мостом Скеппсхольм и через несколько мгновений высадила туристов на круглом каменном причале, окружающем Стрёмпартер. Поль и его спутница направились к отелю, а доктор и капитан пошли к Скеппсброн, где их вскоре подобрала лодка и доставила на корабль.

Сэнфорд и Стоквелл пробыли на борту несколько часов и успели принять решение относительно своего дальнейшего курса. Они обдумали совет боцмана и в конце концов решили последовать ему. Клайд Блэклок был ручным, как комнатный пудель. Его опыт побега, особенно после трёх дней, проведённых на борту «Ренсдира», был далёк от удовлетворительного.

«Полагаю, мне снова придётся забраться в эту клетку», — сказал он, поднявшись на борт.

— Это зависит от тебя, — ответил Пикс. — Если ты скажешь, что больше не собираешься сбегать, мы не посадим тебя на гауптвахту. — А если я скажу, что снова собираюсь сбежать, вы посадите меня на гауптвахту?

— Думаю, что нет, — добавил Клайд.

“Ты думаешь?”

— Ну, я знаю, что не буду. Я постараюсь сделать всё, что в моих силах.

— Это всё, о чём мы просим, — сказал Пикс. — Вы можете сказать всё это директору.

Мистер Лоуингтон вернулся раньше, чем большинство членов экипажа. Пикс немедленно доложил ему об этом. Сначала вызвали рулевого и его помощника.

— Мы поднялись на борт, сэр, — сказал Сэнфорд, коснувшись фуражки.

— Я вижу, что да. Вас долго не было, и мне сказали, что вам было непросто найти корабль, — добавил директор.

«Мы решили рассказать всю правду, сэр», — сказал Сэнфорд, опустив голову.

— Я очень рад это слышать.

«Мы не хотели находить корабль».

«Можете ли вы объяснить, как произошёл несчастный случай, в результате которого второй катер затонул в Кристиансанде?»

«Я сделал это нарочно, но никто другой не был в этом виноват и ничего об этом не знал».

«Я поражён тем, что вы подвергли опасности жизни членов своей команды, направив свою лодку прямо на пароход».

«Я не делал этого, сэр, пока пароход не остановился. Я хотел подняться на борт и покинуть судно. В Норвегии я обманул остальных членов группы и увёл их с пути».

— Как ты мог так поступить?

«Я сказал Оле, что говорить».

— Значит, вы хотели путешествовать в одиночку?

“Да, сэр”.

Сэнфорд и Стоквелл во всём признались. Они рассказали, как потеряли поезда и пароходы и таким образом избежали возвращения на корабль.

— Значит, Оле такой же мошенник, как и все вы, похоже.

«Он сделал то, что я ему сказал, и получил за это деньги», — ответил Сэнфорд.

— Он тоже беглец, — вмешался боцман, который продолжил рассказывать историю беспризорника. — Мальчик много натерпелся от жестокого обращения своего отчима.

«Мне его жаль, но его характер, похоже, не дотягивает до среднего уровня его соотечественников. Не думаю, что мы хотим видеть его на борту», — ответил мистер Лоуингтон. «Поскольку, как вы говорите, этот Олаф не претендует на наши услуги, мы подумаем, что с ним делать».

К этому времени «Ренсдир» уже пришвартовался у причала. и никто не верил, что капитан Олаф позволит своему пасынку, чьи услуги, казалось, были так важны для него, сбежать, не попытавшись его вернуть. После того как вся команда вернулась с берега, он появился на палубе и, увидев Пикса на баке, направился к нему. Изобилие красивой униформы, порядок и дисциплина, царившие на палубе, а также величественный вид инструкторов, расхаживавших взад и вперёд, похоже, произвели впечатление на грубоватого шкипера. Он снял шляпу и, казалось, был Он был робок, как будто предстал перед самим королём.

— Добрый вечер, капитан Олаф, — сказал боцман.

— Мне нужен мальчик Оле, — ответил шкипер, кланяясь и отвечая на приветствие.

— Вам нужно поговорить об этом с директором.

— Я не понимаю.

Пикс проводил Олафа на квартердек, где мистер Лоуингтон беседовал с мистером и миссис Кендалл, которые поднялись на борт, чтобы навестить своих старых друзей.

«Это тот человек, который требует Оле», — сказал боцман.

— Мне нужен мальчик, сэр, — добавил капитан Олаф, поклонившись так изящно, как только мог.

«Если Оле решит пойти с вами, он может пойти», — ответил директор.

«Он не хочет уходить».

«Я, конечно, не стану заставлять его ехать», — продолжил мистер Лоуингтон.

«Я заставлю его уйти».

«Я не допущу насилия на борту этого корабля».

— Но он мой сын, сын моей покойной жены.

«Он не твой сын, и у тебя на него не больше прав, чем у меня. Мальчик сирота. Тебя назначили его опекуном?»

Этот вопрос был не по зубам Олафу, который плохо знал английский. Но профессор Бадуа перевёл его на датский, и шкипер не стал притворяться, что у него есть какие-то законные права на мальчика.

«Но я накормил и одел его, и он должен работать на меня», — сказал он.

«Оле говорит, что ты его не кормил, и на нём не было ничего, кроме нескольких грязных тряпок, когда мы его подобрали. Я не имею к этому никакого отношения. Оле волен уйти или остаться, как ему заблагорассудится», — ответил директор, отвернувшись от шкипера, чтобы дать понять, что он не хочет больше говорить об этом.

«Мальчик здесь, и я заставлю его пойти со мной», — сказал Олаф. Он выглядел настолько устрашающе, что мог заставить кого угодно пойти с ним куда угодно.

Мистер Лоуингтон взглянул на Пикса и, похоже, успокоился, решив, что с Оле ничего не случится. Олаф вернулся на палубу, а затем на бак, оглядываясь на каждого встречного студента, чтобы узнать своего мальчика.

— Смотри, Норвегия, вот и твой гений-хранитель, — сказал Скотт, который вместе с дюжиной других матросов собрался вокруг дрожащего беспризорника, полный решимости защитить его, если понадобится. — Держись за руку и прыгай за борт. Герр Скиппенбоггин идёт за тобой.

Оле прислушался к этому доброму совету и в сопровождении своих сторонников спустился в трюм. Олаф увидел его и уже собирался спуститься по трапу, когда вмешался Пикс.

— Ты не можешь туда спуститься, — решительно сказал он.

«Мне нужен мальчик», — ответил Олаф.

«В третий класс без приглашения не допускаются».

— Я возьму Оле, — и шкипер начал спускаться.

— Берегись, дружище, — вмешался боцман, крепко схватив Олафа и потащив его на палубу.

Биттс, плотник, и Лич, парусный мастер, встали рядом с боцманом, когда норвежец поднялся на ноги.

— Теперь вы можете покинуть корабль, — сказал Пикс, указывая на лестницу, ведущую в жилые помещения.

Олаф посмотрел на трёх крепких мужчин, стоявших перед ним, и благоразумие взяло верх над его гневом.

«Я ещё доберусь до этого мальчишки», — сказал он, направляясь к лестнице в сопровождении трёх передовых офицеров.

Он спустился в свою лодку, заявив, что схватит Оле, как только тот покажется на берегу.

— Где Клайд? — спросил мистер Лоуингтон, как только дикий шкипер ушёл.

«Он настроен решительно, сэр; он ведёт себя как новый человек и говорит, что не сбежит», — ответил Пикс.

— Отправьте его на корму.

— Да, да, сэр.

Клайд отправился на корму. Он был импульсивным мальчиком с буйным нравом. Он привык делать всё по-своему, и это ещё больше избаловало его. больше, чем что-либо другое. Ему пришлось усвоить, что есть сила, превосходящая его самого, которой он должен подчиняться. Он дважды убегал и оба раза потерпел неудачу. Три дня страха и абсолютного отчаяния на борту «Ренсдира» дали ему время подумать. Он решил, что, когда доберётся до Стокгольма, вернётся к матери и постарается стать лучше. Пикс на маленьком пароходе появился перед ним как призрак. Он ожидал, что больше никогда не увидит ни корабль, ни своего мучителя, и то, что последний явился ему в столь необычном обличье, произвело на него сильное впечатление. мягко говоря. Он понял, что должен подчиниться; но эта мысль, как и мысль о сопротивлении до этого, была всего лишь побуждением.

Клайд подчинился и даже был достаточно откровенен, чтобы сказать об этом директору, который очень мягко и доброжелательно разговаривал с ним в течение часа, указывая на ту пропасть, в которую он стремился.

— Мы попробуем ещё раз, Клайд, — сказал мистер Лоуингтон. — Мы забудем прошлое и начнём сначала. Можешь идти вперёд.

На следующий день было воскресенье, и для разнообразия офицерам и матросам с нескольких кораблей разрешили сойти на берег и отправиться в английскую церковь в Стокгольме. Аккуратная и уютная маленькая церковь была переполнена из-за большого количества прихожан. Мистер Агню, капеллан, был приглашён принять участие в службе, и миссис Кендалл, миссис Шаффлз и многие члены экипажа были хорошими певцами. Вокальная музыка звучала лучше, чем обычно.

В понедельник утром мы приступили к серьёзному делу — осмотру достопримечательностей Стокгольма. Королевский дворец, Это одно из самых больших и красивых зданий в Европе, а также самое выдающееся здание в городе. Это первое место, которое мы посетили. Его длина составляет 408 футов, ширина — 309 футов 1 дюйм, а в центре находится большой двор, через который проходят главные входы. Нижний этаж выполнен из гранита, а остальные — из кирпича, покрытого штукатуркой. Студенты прошлись по огромному количеству квартир, которые здесь есть. через красные, зелёные, синие и жёлтые покои, как они называются, через королевскую часовню, которая размером с приличную Через церковь и тронный зал, где король открывает заседания риксдага. Несколько залов были посвящены шведским рыцарским орденам. Потолки и стены парадных залов украшены аллегорическими и мифологическими картинами.

Комната Бернадота, или Карла Юхана, осталась такой же, какой была во время его последней болезни. На кровати лежит его военный плащ, который он надевал во время своих великих походов. В комнате стоит его трость, подаренная Карлом XIII. Стены обиты зелёным шёлком и украшены портретами королевской семьи. Апартаменты, в которых на самом деле жил нынешний король, оказались гораздо менее элегантными, чем многие республиканские комнаты. В его комнате был сосновый пол без ковра; но она выглядела более по-домашнему, чем огромные парадные залы, похожие на амбары. В череде маленьких и довольно низких комнат Здесь хранится несколько коллекций любопытных и старинных предметов, таких как коллекция оружия, в том числе пара пистолетов, подаренных королю президентом Линкольном; и коллекция курительных трубок всех видов, которые когда-либо использовались. курительная комната. Королевская библиотека выглядит солидно, поскольку её тома, похоже, предназначены для использования, а не для украшения. Бильярдная довольно уютная, а в его покоях есть фотографии различных королевских особ, таких как принц Уэльский, королева Англии и другие, которые выглядят так, будто у короля были друзья, и он ценил их, как простых людей. Его величество очень хорошо рисует для короля, и в красном шкафу хранятся его картины и картины Оскара I. Апартаменты королевы, как и королевские покои, показались мальчикам насмешкой над королевской властью, потому что они были довольно простыми и уютными. Во всём дворце пятьсот восемьдесят три комнаты.

Всё утро ушло на осмотр дворца, а затем студенты отправились на корабли, чтобы поужинать. Поскольку день выдался погожим, была запланирована прогулка на лодках до Дроттнингхольма, и вскоре четырнадцать лодок эскадры выстроились в ряд. В барже командора находился лоцман, который указывал курс. Пройдя под Северным мостом, экскурсия вошла в воды озера Мелер. Два часа пути среди прекрасных островов, покрытых свежей весенней зеленью, по узким и романтичным проливам привели их к месту назначения. В некоторых местах они были в пяти В милях от Стокгольма царила такая тишина, а природа была такой первозданной, что экскурсанты могли бы поверить, что находятся в сотнях миль от центров цивилизации. На двух или трёх островах стояли один или два дома, но в целом острова казались необитаемыми. Лодки сменяли друг друга по команде коммодора Камберленда, и если среди зрителей были люди, то ничто не могло превзойти их изумление от увиденного.

В Дроттнингхольме, или на Королевском острове, находится прекрасный дворец, построенный вдовой Карла X, а затем улучшенный и украшенный шведскими королями. К нему примыкает красивый сад, украшенный фонтанами и статуями. Гости прошлись по дворцу, в котором хранится множество исторических картин, а некоторые комнаты оформлены в китайском стиле. Когда студенты уже собирались сесть в карету, к дворцу подъехал чар-а-банк, разновидность открытого омнибуса, запряжённого четвёркой лошадей. Из него вышла скромно одетая дама. Она стояла на портике и смотрела на студентов; и Пилот сказал, что это вдовствующая королева, жена Оскара I. Конечно, мальчики смотрели на неё с таким же интересом, как и она на них. Коммодор приказал трижды прокричать «ура» в честь королевской особы, которая была дочерью Эжена Богарне и внучкой императрицы Жозефины. Она помахала платком в ответ на приветствие, и вскоре студенты поплыли по озеру в сторону Стокгольма.

Следующее утро было посвящено Королевскому музею, который был открыт совсем недавно. В нём хранится огромное количество шведских древностей и диковинок, а также иллюстрации, посвящённые национальным нравам и обычаям. В нём представлены образцы различных инструментов, использовавшихся в разные эпохи: из дерева, камня, бронзы и железа, коллекции монет и медалей, доспехи, гравюры, скульптуры и картины, в том числе несколько работ великих мастеров всех европейских школ. Студентов особенно заинтересовало то, что Скотт непочтительно назвал «Комнатой старой одежды», где хранились в стеклянных витринах одежда и другие предметы принадлежавшие шведским королям и королевам, такие как колыбель и игрушки Карла XII, а также огромный меч, которым он защищался от турок в Бендерах; меч Густава Васы; костюм Густава III, в котором он был, когда его подстрелил в оперном театре Анкарстрём; жезл Густава Адольфа и часы королевы Кристины.

Во второй половине дня студенты отправились на экскурсию на пароходе в Ульриксдаль, летнюю резиденцию Бернадота, Оскара I и нынешнего короля. Это прекрасное место, в котором много предметов, представляющих исторический интерес. Мебель аккуратная, красивая и удобная. Королевские покои самые простые, но этой кроватью пользовался Густав II. в Германии. У каждого стула, стола и зеркала есть своя история. В одной комнате хранится коллекция пивных кружек, а в другой — курительных трубок. Это место представляет большой интерес для любознательных. В воде перед дворцом плавало несколько позолоченные прогулочные катера и роскошный пароход для королевской семьи.

Пароход, на котором группа отправилась в Ульриксдаль, был одним из самых больших в своём классе, но компания была единственной, которую он мог вместить. Пароход пробирался через несколько морских заливов между островами, проходя через два разводных моста. Для обратного пути были наняты четыре небольших парохода, каждый из которых мог вместить около пятидесяти мальчиков. Недалеко от дворца лодки свернули в узкий канал, проходящий под мостами. В некоторых местах канал был настолько узким, что приходилось останавливать двигатель, а берега были сильно размыты. Затем они вошли в лагуну, окружённую с виллами и в окружении живописных пейзажей. Высадившись в северной части пригорода, большинство студентов пошли через город к набережной, хотя между этим местом и центром города курсирует несколько омнибусов.

Следующий день начался с посещения Риддархольма. Церковь, или Риддархольмская церковь, на этом острове раньше была монастырём, а теперь является мавзолеем самых прославленных королей Швеции. Когда-то это было готическое сооружение, но пристройка нескольких часовен по бокам для размещения памятников полностью изменила его внешний вид. Оно примечательно только своими гробницами. Раньше здесь было несколько конных статуй в доспехах, которые ценились как реликвии древних времён, в том числе статуя Биргера Ярла, основателя города. и Карла IX.; но все они были перенесены в Национальный музей, который, безусловно, является для них более подходящим местом. По обеим сторонам церкви расположены усыпальницы Густава Адольфа, Карла XII., Бернадота и Оскара I. Королева Дезире, жена Бернадота и невестка Жозефа Бонапарта, а также другие члены королевской семьи и некоторые из великих полководцев Тридцати Здесь похоронены участники войны. В часовнях Густава и Карла XII. выставлено множество трофеев, добытых в ходе их побед, таких как флаги, барабаны, мечи и ключи.

Затем группа посетила Рыцарский дом, где собираются дворяне. Это место стало ареной нескольких великих исторических событий. Здесь хранятся гербы трёх тысяч шведских дворян. Отсюда туристы отправились в Мосебакке, знаменитый чайный сад, на возвышенности в южном пригороде, где они поднялись на крышу театра, чтобы полюбоваться видом на город и его окрестности.

В четверг студенты отправились на экскурсию в Уппсалу, древнюю столицу Швеции, где находится прекрасный старинный собор, в котором похоронены Густав Васа и две его жены. Его могила вряд ли представляла больший интерес для американцев, чем могила Линнея, великого ботаника, который родился в Уппсале и похоронен в этой церкви. Здесь также похоронены другие шведские короли. Группа посетила университет, в котором хранятся любопытные старинные книги и рукописи, такие как древняя исландская «Эдда», Библия с пометками Лютера и Меланхтона, «Журнал Линнея» и первая в истории напечатанная книга в Швеции, в 1483 году. Дом великого ботаника и ботанический сад не были заброшены. Туристы вернулись в Стокгольм на специальном пароходе, пройдя по рукаву озера Мелер, и высадились в Риддархольме. В пятницу некоторые студенты отправились на военно-морскую верфь и поднялись на борт монитора, в то время как другие бродили по городу и его пригородам.

Проведя неделю в гавани, путешественники решили, что уже достаточно насмотрелись на Швецию. Рано утром в субботу, с лоцманом на борту каждого судна, эскадра отправилась к Аландским островам в Балтийском море, где директор решил провести неделю. Суда стояли в проливах между островами, а студенты занимались по расписанию, изучая морское дело. Время от времени они совершали вылазки на берег, в основном на необитаемые острова. Были составлены отчёты о том, что было увидено в Норвегии, Дании и Швеции, но студенты очень хотели попасть в Россию.

Оле Амундсен старался избегать своего отчима, пока оставался в Стокгольме. Он почти не выходил на берег, так сильно боялся жестокого капитана «Ренсдира». И никто не радовался так искренне, как он, тому, что покидает шведские воды. Лоуингтон не хотел оставлять его на борту, но беспризорник так умолял оставить его, а студенты так хорошо к нему относились, что в конце концов его взяли помощником стюарда в третий класс за двенадцать долларов в месяц. Но он зарабатывал вдвое больше на мальчиках, проявляя свой талант в починке стирка, чистка обуви и другие подобные услуги, за которые студенты предпочитали платить, а не делать сами.

Клайд Блэклок сдержал своё обещание, насколько это было в его силах, и вскоре освоил обязанности матроса. Хотя он, безусловно, стал лучше, его вспыльчивый характер и высокомерные манеры постоянно доставляли ему неприятности. Он не мог забыть свою давнюю обиду на Бёрчмора и во время экскурсии на один из Аландских островов напал на него, но был жестоко избит за свои проделки и наказан на борту, когда его выдал синяк под глазом. Пока его состояние улучшается, есть надежда на выздоровление.

Беглецы так много обещали и так хорошо себя вели, что никто из них пока не был наказан, хотя Сэнфорд был лишён должности рулевого второго катера. Но им не сообщили, будут ли они освобождены в России.

В конце недели, проведённой среди островов, эскадра направилась в Або, в Финляндию, которая сейчас является провинцией России. О том, что они увидели и сделали там, а также в других частях огромной империи, будет рассказано в «Северных землях», или «Молодой Америке» в России и Пруссии.

*** КОНЕЦ ЭЛЕКТРОННОЙ КНИГИ ПРОЕКТА «ГУТЕНБЕРГ» «В БАЛТИИ, ИЛИ МОЛОДАЯ АМЕРИКА В НОРВЕГИИ, ШВЕЦИИ И ДАН