Бесконечное дежурство. Глава Восемнадцатая

(начало см. http://proza.ru/2024/08/01/1674  )
(предыдущая глава см. http://proza.ru/2024/08/13/1399 )

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ,
в которой в отель вновь прибывает полиция, руководитель службы бронирования и размещения оказывается вице-королевой красоты, портье роется в мусоре, сменщица рыдает на груди у уборщицы, охранник делится новостями, а бронзовый сантехник подмигивает на прощанье

Впереди стремительной походкой шёл крупный седой мужчина в тёмно-сером костюме-двойке и каком-то блеклом галстуке. Судя по уверенной походке, он был главным в этой группе. За ним, еле поспевал Василий Коршунов. А за их спинами топали четыре безликих рядовых полицейских.
Седой бросил на Альберта краткий оценивающий взгляд и, очевидно, признал его субъектом, не заслуживающим дальнейшего внимания.
 
– Куда нам? Направо? – спросил он, повернув голову к Коршунову.
– Направо будет конференц-зал – там сейчас мероприятие. А кабинет директора налево, – ответил тот.
– За мной! – кратко скомандовал седой и свернул налево. Коршунов и полицейские последовали за ним.

«Интересно, зачем им сдался директор?» – задал сам себе вопрос Альберт и тут же сам себе ответил – «наверное, это по Валериному делу, тем более, что и Коршунов с ними. Может, хотят у Сан Саныча уточнить какие-то детали по ночному инциденту или расспросить про Валеру. А сам Валера, наверное, на посту остался, дожидается Лялечку». 

– Альберт, ты что здесь делаешь? – услышал портье голос догоняющего его бармена.  Иван катил перед собой пустую тележку, покрытую накрахмаленной белоснежной салфеткой с кофейными пятнами:
– Я думал ты уже дома, отсыпаешься, а ты ещё здесь. Тебя что, опять припахали? Мне вот Холодец поручил обслуживать участников Талдычевских чтений. Я им только что новую порцию маффинов отвёз и термосы с кофе. У них скоро снова кофе-брейк. Народу собралось, прорва. Никогда не думал, что в наше время осталось столько людей, которые ещё читают книги, тем более, этот Талдычевский пьяный бред.
 
– А, это ты, Ваня! Хочешь, эклер попробовать из кафе, что рядом с городской Администрацией? Мне Анжелика целую коробку притащила.
– Что это вдруг она тебя так балует? У Анжелики обычно и скрепки гнутой не выпросишь. Или у тебя и с ней это самое?.. Ну ты и ходок!
– Ну, ты скажешь, Ваня! У нас с ней чисто деловые отношения.

– Ладно, сделаю вид, что поверил. Пойдём ко мне, в бар, попробуем твои эклеры, а то всё маффины, да маффины. Я скоро от этих маффинов стану такой же круглый.
 
– Логично! Если от маффинов ты становишься круглее, тогда эклеры тебе – самое то, от них станешь длиннее, – ухмыльнулся Альберт и последовал за Иваном к бару. Там он уселся на высокий табурет напротив бармена, занявшего своё обычное место за стойкой.
– Угощайся, – Альберт открыл прозрачную коробку с эклерами, – я тут такое узнал, Ваня… Кстати, тебя касается…

– Да ну… И что же ты такого узнал?
– Только это, Ваня, большой секрет, и, если что, я тебе ничего не говорил. Но должен тебя предупредить, как друга. Но только ты, пожалуйста, когда тебя вызовут, сделай вид, что ничего не подозреваешь и первый раз об этом слышишь. Иначе меня вычислят, и тогда мне совсем кердык. Сан Саныч и без того меня наказать хочет за ночной погром в бассейне.
– Да говори уже, секретчик. Или заставишь меня землю есть и на крови клясться?

– Слушай, – Альберт на всякий случай перешёл на шёпот, – скоро в Екатеринбурге будет проводиться Всероссийский конкурс рестораторов и отельеров.

– Тоже мне новость! Это все знают. Даже по радио говорили.

– Так вот. Сан Саныч планирует отправить на этот конкрус нашу Ксюшу и… кого бы ты думал, брателло?
– Кого?..
– Тебя, братан!
– Вот это да! Ну, вааащее! – Иван покачал головой и зачем-то даже надул щеки, отчего его лицо стало совсем круглым.
 
– То-то же. Только учти, что он запланировал тебя из барменов в официанты перевести, потому что номинации «Лучший бармен» там не предусмотрено, а есть только «Лучший официант».
– Вот ещё! Не хочу я в официанты! Не желаю!

– А и не надо! Тебя только формально переведут, на бумаге. А вашему Холодцу Сан Саныч поручил с тобой после работы потренироваться, чтобы ты на конкурсе в грязь лицом не ударил. Так что, брателло, поздравляю! Это твой шанс!

Иван почесал в затылке:
– То, что меня от ресторана на конкурс посылают как лучшего, это понятно. Кого же ещё? А вот чего это вдруг Ксюшку выбрали, а не тебя? Прикинь, как было бы здорово, если бы мы с тобой вместе в Екатеринбург поехали. Прикинь, как мы бы там оторвались. Я там был в прошлом году, знаю один классный ресторанчик...

– Вот Ксюшу в него и сводишь. Ясный перец, со мной тебе, братан, было бы интересней: мы бы там чего-нибудь замутили с уральскими девчонками. Но делать нечего. Ксюша у нас вся из себя положительная, а я, как назло, сегодня опять проштрафился. И потом, не до конкурсов мне и не до уральских бимбочек: нужно срочно с личную жизнь устраивать. А наши, местные девчонки, ничуть не хуже.
– Я-то думал, у кого-кого, а у тебя с личной жизнью всё хорошо, даже слишком, – в голосе Ивана послышались нотки лёгкой зависти, – вон сколько у тебя их, этих девчонок!
 
– Слишком хорошо – тоже плохо, – глубокомысленно ответил Альберт. Его мысли были уже где-то вдалеке.
Бармен не мог этого не заметить и потому задавал только один дополнительный вопрос:
– И чего они все в тебе находят такого особенного?
– Кто?
– Ну, девчонки эти?
– Не знаю. У них спроси…

С минуту они посидели молча.
– Вот что я тебе скажу, Альберт, – многозначительно произнёс Иван, вытирая рот салфеткой, – эклеры эти, конечно, неплохие, но наши маффины гораздо вкуснее. Возьми домой три штуки. Бери, это бесплатно, спишем на участников форума. Маму угостишь, и сестрёнку свою. Напомни, как её зовут? Я же её только один раз видел. Кстати, она у тебя симпатичная.

– Элька-то? Ещё бы! 
– Познакомил бы, – Иван расплылся в улыбке, а Альберт, наоборот, тяжко вздохнул.

– Ты чего вздыхаешь? Знакомить не хочешь? – Иван посмотрел на Альберта, подозрительно прищурившись, – думаешь, я твое сестре не подхожу?
– Познакомлю, почему бы не познакомить? А подойдёшь или нет, это ей решать. Она уже взрослая, ей девятнадцать. Вы уж там сами между собой разбирайтесь. Только учти, если Эльку обидишь, башку оторву, не посмотрю на твой разряд по боксу! А мне бы со своими делами разобраться.
 
Вдруг у Альберта зазвонил мобильный. Он глянул на экран и ухмыльнулся.
– А вот и она, легка на помине, сама звонит. Словно почувствовала, что о ней говорят, – Альберт подмигнул Ивану, и показал ему мобильник, на котором во весь экран улыбалась его младшая сестра Эльвира.
Иван показал большой палец и растянул рот в белозубой улыбке. В том, что фото девушки ему понравилась, можно было не сомневаться.

– Алло, что-то случилось? – спросил Альберт, включив громкую связь.

– Это я тебя хотела спросить, что случилось. Мама мне с работы звонила, спрашивала, вернулся ли ты с дежурства или нет. Тебе она звонить не стала, чтобы не разбудить, вдруг ты сразу спать лёг. А что я ей могу ответить? Сказала, что зашла в твою комнату, что ты спишь, как сурок. А где ты на самом деле?

– Спасибо, что не выдала. Не нужно маму зря беспокоить. Слушай, я пока что ещё на работе, но скоро приду. Вот ещё одно дельце улажу и сразу домой. Кстати, тут тебе наш бармен, Иван, передаёт большой привет и ещё маффин. Он утверждает, что в нашем ресторане лучшие в городе шоколадные маффины.
 
– Спасибо! А это какой Иван? Это такой низенький, беленький?
– Нет, не беленький, наоборот, чёрненький. И ростом выше среднего. В целом, симпатичный. Как-нибудь при случае обязательно вас познакомлю. Ну ладно, Эля, мне пора… – Альберт повесил трубку.
 
Иван ещё раз улыбнулся и показал большой палец, а потом повернулся к подошедшим к стойке гостям. А Альберт слез с табурета и направился в рецепцию. За то время, что он беседовал с Иваном в голове портье прояснилось.
 
«Этот самый пространственно-временной континуум мог нарушиться вовсе не из-за того, что Сонька засыпалась по возвращению из нашего ноября в свой февраль. И почему мне в голову всегда в первую очередь лезут самые худшие варианты? – спросил сам себя Альберт – ведь вполне может быть, что не всё так плохо. Может быть, всё дело не в Соне и не в её неприятном начальнике, а во мне. Я ведь так замотался с этим дежурством, что совсем позабыл о газете. Чуть было домой не ушёл без неё. А ведь без газеты никак нельзя. Именно эта самая газета – ключ ко всему. Если в кармане моей куртки не будет этой газеты, Соня в январе не сможет её там найти. Тогда ей не придёт в голову вернуться в прошлое и позвать меня в будущее. Хотя… в этой газете было напечатано, что я выиграл конкурс, а как же я смогу его выиграть, если вместо меня на конкурс пошлют Ксюшу? Да уж… Тут, как говорит, Константин Матвеич, без бутылки не разберёшься».

«Впрочем, разве в этом деле главное, кто поедет и победит на конкурсе? - продолжил свои размышления Альберт - предположим, победит Ксюша, которая поедет на конкурс вместо меня. Тогда в газете моё фото должно исчезнуть, а на его месте должно появиться Ксюшино. Или вообще какого-нибудь другого портье из другого отеля, ведь у Ксюши шансов на победу не много, она не умеет локтями толкаться и по трупам ходить. В результате фото и фамилия победителя поменяется. Ну и пусть! Для нас с Соней главное не фото, а дата выхода газеты. Главное, чтобы Соня увидела газету, дата выхода которой ещё не наступила. Тогда она сообразит, что газета попала к ней из прошлого, в которое она попала из будущего. И тогда временная петля замкнётся, и всё будет хорошо. Стоп… А как же тогда быть с премией за конкурс? Если премию получу не я, а Ксюша или кто-то другой, то на какие деньги мы купим Соне пальто-трапецию в которой она сегодня приходила?».

Так и не успев до конца разобраться в сложившейся ситуации, Альберт подошёл к стойке рецепции и увидел, что Ксюши за ней нет. «Ну, может это и к лучшему» – подумал он – «не придётся объяснять ей, почему я ещё здесь, а не дома. Хорошо бы было, если бы и Алиса ещё не вернулась с совещания. Тогда бы я потихоньку забрал бы свою газету и наконец пошёл бы домой». Он открыл дверь кабинета.

За столом, откинувшись в кресле, сидела Алиса Витальевна и, как веером обмахивалась каким-то свёрнутым пополам листочком, хотя в кабинете было совсем не жарко. Похоже, она в момент появления Альберта о чём-то напряжённо размышляла, но его неожиданный приход отвлёк её. И похоже, она этому даже немного обрадовалась.
 
– Альберт? Ты чего тут? Я была уверена, что ты уже дома, отсыпаешься. Чего тебе? – спросила начальница.
– Я тут у вас кое-какие бумажки оставил, забрать хотел.
 
– Бумажки? Случайно, не этот листочек? – Алиса, лукаво улыбнувшись, развернула бумажку, которой обмахивалась, и Альберт почувствовал, что его лицо заливается краской. Это был листочек с начерченной им номограммой женской красоты.

– Любопытный график. Судя по почерку, это ты составлял. И чего только вам, мужчинам, в голову не взбредёт на дежурстве! Я вот на дежурстве обычно думаю, что бы мне завтра на обед приготовить, ну или, когда настроение есть, куда летом в отпуск поехать. А тут, поглядите-ка, рейтинг красоты. Надо думать, женской? – спросила Алиса.

– Женской, – подтвердил Альберт, – какой же ещё? Разве бывает другая красота?
– Почему-то мне кажется, что это у тебя рейтинг не красоты, а сексапильности. Судя по графику, ты, Альберт, успел провести большую исследовательскую работу. Имена субъектов твоего рейтинга зашифрованы, но, поскольку некоторые твои знакомые мне хорошо известны, полагаю, я смогла определить, кто есть кто. Например, вот эта фигурка, надо полагать, я? – Алиса Витальевна, лукаво улыбаясь, посмотрела на Альберта, – вот эта, подписанная «АВ»?
 
– Вы… – признался Альберт, покраснев и опустив глаза в пол, отпираться было бесполезно. «Угораздило же меня так подставиться! – подумал он – разве можно показывать женщине, что считаешь её не самой красивой. Женщины таких вещей не прощают».

– Алиса Витальевна, я не… – начал мямлить Альберт, ещё не зная, как бы ему половчее выкрутиться из щекотливого положения.
– Да ты не конфузься, Альберт! Ты думаешь, я обиделась? Да я, наоборот, польщена. Ты же меня поставил на пятое место из двенадцати, а ведь это, с учётом нашей разницы в возрасте, своего рода рекорд. Спасибо тебе, дорогой, раз ты, несмотря на свою социальную незрелость и на то, что я немного старше тебя, так считаешь! – сказала Алиса, улыбаясь и вздохнула, – эх, Альбертик, Альбертик, жаль ты меня не видел, когда мне было столько же, сколько твоим нынешним подружкам! Я ведь, к твоему сведению, была финалисткой областного конкурса красоты. Что смотришь? Трудно поверить, что я была вице-королевой красоты Замозжайска?

– Почему трудно? Очень даже легко! Вы и сейчас замечательно выглядите! Алиса Витальевна, а у вас нет фото с того конкурса? Можете показать, очень любопытно?
– Что, захотелось увидеть начальницу в купальнике? Так вот, на столе есть такая фотка, – рассмеялась начальница.

– Ну, почему именно в купальнике… Наоборот, без купальника, – Альберт запнулся, смутившись, что ляпнул нечто двусмысленное, но тут же продолжил, – то есть, в каком-нибудь шикарном платье….
Он обрадовался, что начальница совсем на него не сердится. В её глазах прыгали озорные чертята.

– На, погляди, раз интересуешься, – Алиса Витальевна полезла в ящик стола и вытащила плотной жёлтой бумаги конверт, из которого достала верхнюю фотографию, – вот эта, слева, с голубой лентой, я, а вот эта, справа, с красной лентой, Нина, победительница конкурса. Правда, красотки? И, что примечательно, обе из нашего «Ориона».

Обе девушки на фото, одетые в кружевные платья, расшитые блёстками, были похожи на сказочных принцесс. Обе были обворожительны, только одна была блондинкой, а другая – шатенкой.   

– Правда! – искренне признал Альберт. – Только я бы на месте жюри первое место присудил бы вам.

– Ну ты и льстец! Спасибо, конечно, но даже я считаю, что Нина в ту пору была красивее и победила вполне заслужено, – ответила Алиса, – да вот только не зря говорят: «Не родись красивой, а родись счастливой».
– А что так?

– Да то… Жизнь у Нины не сложилась. Поначалу всё было лучше не придумаешь: победа на конкурсе красоты, престижная работа ведущей на областном телевидении вместо заурядной рутины в гостинице, популярность, кавалеры разные. Могла выбирать кого хочешь, хоть олигарха. Один олигарх даже замуж её звал. А она, дурочка, влюбилась до беспамятства в женатого мужика. А потом залетела, родила… Девочка у неё болезненная была… Работу на телевидении пришлось бросить, нужно было с дочкой по врачам мотаться, а свою жизнь устраивать некогда было.
Начальница, задумавшись, замолчала.

– Вот оно как бывает в жизни, Альбертик. Кто-то говорит, судьба её наказала за то, что чужого мужа соблазнила. А с другой стороны, судьба её дочкой наградила. Доченька у неё замечательная: и лицом милая, и фигуркой ладная, и приветливая - в маму. И умом не обижена, видно в отца. Если подумать, может это и есть счастье – иметь такую дочку, а всё остальное – так, суетность. А красота, что красота… Красота не вечна. Сам видишь: вот раньше я была второй по красоте, а теперь откатилась на пятое место, – Алиса Витальевна усмехнулась и лукаво подмигнула Альберту, – ладно, на, забирай свою бумажку, раз за ней пришёл.

– Я, вообще-то не за этой бумажкой, – сказал Альберт, – тут у меня газетка была. Не видели?
– Газетка? Ну да, была тут какая-то старая газета. А зачем она тебе?
– Там у меня… Там у меня кроссворд неразгаданный. Всего три слова осталось разгадать.

– Кроссворд? Так ведь у нас кроссворд в каждом выпуске «Вечернего Замозжайска». Купи себе новую газету, да и разгадывай, раз такой умный.

– Я так не люблю, чтобы оставлять кроссворд неразгаданным. Одно-два слова в кроссворде любой дурак может, а вот чтобы все слова разгадались, и чтобы всё сошлось, такое не каждому под силу. Я бы, Алиса Витальевна, хотел довести это дело до конца.
– Доводить начатое до конца, это, конечно, очень похвально. А я, понимаешь ли, гляжу, лежит на моём столе старая, пожелтевшая газета… Подумала, может ты в неё что-нибудь заворачивал. Помнишь, как поётся: «Who wants yesterday’s papers?»*.

– «Who wants yesterday’s girl?»** – продолжил Альберт словами песни Роллинг Стоунз, – «Nobody in the world»***. А вот мне эта старая газета очень нужна.

– Ну, извини, дорогой, не знала! Я твою газетку в урну выкинула. Мне тут чужого мусора не нужно, от своего бы избавиться, – посетовала Алиса Витальевна. Она явно преувеличивала, желала покрасоваться перед подчиненным: в кабинете у неё всегда был идеальный порядок, и никакого мусора не водилось.

– А можно, я тогда в вашей урне тихонечко пороюсь? Я только свою газету возьму, больше мне ничего не надо.
– А там больше ничего и нет. Да и газеты твоей там тоже нет.

– Как нет? А куда же она делась?
– Так Нина с утра приходила, убиралась, вместе с другим мусором и газету твою забрала.

– Какая ещё Нина?
– Да наша Нина. Та самая, Нина Семёновна.
 
Брякнул лежащий на столе айфон Алисы Витальевны. Она подняла его, длинным пальчиком с идеальным маникюром нажала на виджет, пробежала глазами текст сообщения и положила телефон экраном вниз. Лукавая улыбка покинула её лицо, вновь принявшее обычное для начальницы сосредоточенное выражение бизнесс-леди.
 
– Извини, Альберт, но больше ничем помочь тебе не могу, – сказала она Альберту, – иди домой, отсыпайся. Ночка тут у вас, как я поняла, та ещё была. Да и у нас утречко тоже выдалось на удивление… Сначала экстренное совещание, потом полиция… А ты иди, отсыпайся. А завтра утром выйдешь, мы с тобой поговорим. Мне с тобой многое нужно будет обсудить.
 
– Так, может, прямо сейчас и обсудим, чего уж тянуть, – обречённо предложил Альберт.
– Сейчас мне некогда. Разговор у нас будет серьёзный и потому длинный, но сейчас есть дела поважнее и посрочнее. На меня тут столько всего свалилось, что сейчас не до длинных разговоров. Я и так много времени потратила на праздную болтовню с тобой… Думаешь, легко мне вот так вот взять и заставить себя за дела браться после всего, что тут случилось…
 
– А что случилось то? – недоумённо спросил Альберт.
– Что случилось, то случилось… Завтра всё узнаешь. А сейчас иди домой, не мешай руководить, – Алиса Витальевна встала, показывая, что разговор закончен. Подтянутая, собранная, решительная. Похожая на львицу, которую окружила стая гиен, но которая ни одной из них не позволит себя укусить.

Альберт понял, что больше он от начальницы ничего сегодня не добьётся. Уходя из кабинета, он ещё раз бросил мимолётный взгляд на её пустую мусорную корзину. Алиса Витальевна вышла вслед за ним и встала за стойку рецепции. На отсутствие Ксюши за стойкой она не обратила внимания, мысли её, казалось, были где-то далеко.

«У всех свои проблемы» – подумал Альберт. – «Талдычеведы бузят. Сан Саныч экстренные совещания проводит. Анжелика ему какие-то важные бумаги из Администрации притащила. Алиса вся в делах. Полиция к нам зачастила, зачем-то в третий раз за дежурство припёрлись. Ксюша, и та куда-то запропала. А у меня – пропала газета. Та самая газета, без которой, считай не будет нашего с Сонькой будущего. А я уже размечтался, как мы с ней вдвоём заживём. А почему вдвоём? Втроём! Интересно, кто у нас родится, мальчик или девочка? Какая же она всё-таки, Сонька! Могла же ведь сказать, кто у нас будет, а вот не сказала! Стоп!.. О чём это я! Мне газету искать нужно, без этой газеты вообще ничего не будет. Пусть тут хоть весь отель перевернётся вверх тормашками, мне всё равно! Мне главное эту газету найти!».

Он быстрым шагом вышел через чёрный ход на задний двор отеля, где в металлических контейнерах и вокруг них лежали огромные пластиковые мешки, набитые мусором. Мешков было слишком много, больше тридцати. «Что ж, если потребуется, я готов хоть пять часов в них рыться, лишь бы найти ту самую газету» – решил Альберт – «правда никто мне этих пяти часов не даст. Того гляди приедет мусоровоз и заберёт все эти мешки на полигон. И тогда – пиши пропало!».
 
Он поставил коробку с эклерами и маффинами на пустой деревянный ящик, подпирающий дверь чёрного хода.
 
«Чтобы успеть, нужно как-то оптимизировать процесс» – лихорадочно соображал Альберт. «Мешки тут двух цветов: чёрные и синие. От синих мешков несёт тухлятиной, значит в них очистки или объедки из ресторана. Вот будет номер, если кто-то из коллег или, того хуже, из гостей увидит, как портье роется в отбросах! Подумает, что нам, персоналу отеля в «Орионе» совсем зарплаты не платят. Плевать! Итак, искать следует в чёрных мешках. Конечно, проще всего было бы порезать все мешки, чтобы из них вывалилось всё содержимое. Но если я такое сделаю, меня точно уволят. Отправят не на конкурс профмастерства, а в службу занятости. Значит, придётся один за другим развязывать каждый чёрный мешок и рыться внутри аккуратненько, не давая мусору просыпаться. Эх, была бы хорошая погода, можно было бы снять куртку, чтобы не перепачкать. Но, как назло, сегодня холодно и моросит дождик. Ноябрь… Что ж, начнём…».

Альберт снял крайний мешок с самого верха кучи, аккуратно развязал его и вскрикнул от радости: прямо сверху кома мятых бумаг лежал тот самый пожелтевший от старости выпуск «Вечернего Замозжайска». Альберт узнал бы её из тысячи других газет.

«Дуракам везёт!» – подумал Альберт. Он достал из мешка сложенную в восемь раз газету и бережно засунул её во внутренний карман куртки. Потом аккуратно завязал мешок и зашвырнул его на самый верх. И только вернувшись в тамбур чёрного хода, где на него не попадали капли моросящего дождя, вынул газету из-за пазухи.
«Чьё фото там будет: моё или Ксюшино?» – вот какой вопрос больше всего волновал его, когда он разворачивал газету.
С фото на третьей полосе на него нагло глядела его собственная физиономия, улыбающаяся во все тридцать два зуба.

«Уж не знаю, каким образом всё устроится, но видно я и действительно стану победителем конкурса. А это значит, Соня была права! Как говорила моя бабушка: «Газета врать не будет!». Ну вот и всё… Можно идти домой!» – подумал Альберт и направил в сторону парадного выхода.

Около гардероба он неожиданно для себя наткнулся на Ксюшу. Девушка сидела на банкетке, уткнувшись лицом в плечо уборщицы Нины Семёновны и тихо всхлипывала.

– Мама, ну как же так! За что они так с папой? За что они его? Он же такой хороший, заботливый…
– Ксюшенька, это всё конкуренты воду мутят, бизнес хотят у него отжать. Ты не плачь, доченька. Я уверена, суд во всём разберётся. Ты только не раскисай. Сейчас нам нельзя раскисать. Нужно только папиному адвокату позвонить. Михаил Абрамыч обязательно что-нибудь придумает.

Ксюша ничего не ответила, а только всхлипывая, прижалась к груди Нины Семёновны.
Альберт, стараясь не попадаться им на глаза, тихой тенью проскользнул в фойе.
За стойкой рецепции всё также стояла Алиса Витальевна со сосредоточенным выражением на лице.

– Альберт, ты до сих пор не ушёл? – спросила она, подняв бровь.
– Алиса Витальевна, там, в гардеробе, наша Ксюша плачет. У неё, наверно, что-то случилось.
– Случилось…

– Может помочь чем-то нужно?
– Чем же ты тут ей поможешь? Иди уже домой…
– Если надо, я, Алиса Витальевна, могу за неё отдежурить.
 
– Ну, нет. Спасибо, конечно, за предложение, но тогда, боюсь, тебе самому помощь понадобится. Скорая. Человеку нужно хоть иногда хоть немножечко поспать. Иди домой.  Я пока сама за Ксюшу постою, а она скоро успокоится и вернётся к работе. Она только на вид такая хрупкая, а так она сильная. Ты главное завтра утром не опаздывай, сменишь её в девять утра. Иди, Альберт, иди.

– А что случилось-то, Алиса Витальевна?
– Иди домой! Завтра придёшь, всё расскажу, обещаю. А сейчас дуй домой и выспись как следует.
Альберт понял, что спорить с начальницей бесполезно, и что ничего нового она ему не скажет. Он кивнул ей и вышел через вращающиеся двери.

На крыльце отеля Альберт наткнулся на стоящего под козырьком Валерия. Тот жадно курил.
– Ты чего куришь у самых дверей? – спросил портье, – ближе пятнадцати метров от входа курить запрещается.

– Ага, так я тебе и разбежался на пятнадцать метров под самый дождь. Ищи дурака мокнуть. Тут у нас, Альберт, такие дела, что не захочешь – закуришь! – ответил охранник.

– Хоть ты мне скажи, что случилось? Все всё знают, один я не в курсе. Вроде ещё сорок минут назад всё нормально было. А теперь: Алиса сама не своя, Ксюша рыдает, ты куришь на посту.
– Где ты был, Альберт, что ничего не знаешь? Тут опять наряд полиции подъехал. Я даже перепугался, что они опять за мной пришли. Думаю, сейчас второй глаз подобьют и опять в обезьянник посадят. А у них оказывается дела посерьёзнее. Оказывается, менты приехали вашего Традескантова арестовывать.

– Сан Саныча?
– Его, голубчика. Взяли под белы рученьки в его собственном кабинете прямо во время совещания.
 
– А его-то  за что? – удивился Альберт, – у него вроде бы с властями всё чики-пыки, никогда никаких проблем не было.

– Кто знает! Коршунов предполагает, что за растрату, нецелевое использование средств и какие-то махинации с акциями отеля. А, может быть, это рейдерский захват. Кто знает! Я так думаю, что поделом ему, ворюге. А нам-то с тобой что, мы с тобой люди маленькие. Мы с тобой, как эти… как пролетарии. Нам с тобой, как говориться, нечего терять, кроме своих цепей.

– А с отелем-то что будет, если директора арестовали?
– А кто знает! Наверное, нового назначат, честного, если такой найдётся. А пока Алиса твоя командовать будет.
– А как думаешь, Алису могут и директором поставить?
– А что? Запросто. Она у вас баба хваткая, дело своё знает.

– Я тоже так думаю, что Алиса справится. Если её назначат, конечно.
– Поживём, увидим, – сказал Валерий, затушив окурок и бросив его в урну, – а ты иди домой, тебе давно пора. Не пойму, чего ты тут торчишь. Я вот сразу домой пойду, как только сменщик приедет.

– Бывай, – сказал Альберт и с чувством пожал Валерию руку. Тот вернулся в отель, а Альберт достал сотовый и набрал номер, по которому уже давно не звонил.

– Соня, привет!
– Альберт… А я уж думала, ты больше мне не позвонишь.
– А я вот взял и позвонил.
– Ну и молодец! И правильно! На самом деле, я с утра загадала, чтоб ты позвонил.
 
– А что же ты раньше трубку не брала? Что сама не позвонила?
– Что ты всё время чтокаешь?
– Прости, Сонька, не буду чтокать. Проехали… Слушай, я очень хочу тебя увидеть. Тут у меня столько всякого случилось, я столько всего понял… Я так скучал… Давай вечером встретимся, пойдём в какую-нибудь кафешку…

– Алик, у меня тоже столько всего случилось, я тоже соскучилась и тоже хочу встретиться. Но только я сейчас не в той форме, чтобы по кафешкам ходить.
– Заболела, что-ли?
– Нет, не то, чтобы заболела… Просто… не хочу в кафе. Но… давай, ты ко мне домой придёшь, ладно? Чаю попьём. Мои все разъехались, я одна.
 
– Давай. Только, если можно, я к тебе не прямо сейчас, а попозже вечером зайду, скажем к девяти. Просто, я только что со смены, отдежурил сорок часов подряд, нужно хоть чуток поспать, иначе я прямо тут, под дождём засну. Прямо стоя, как лошадь, ну или прямо лёжа в луже как…
 
– Как крокодил!
– Как памятник Митрофану Талдычеву, что на центральной площади.
– Ты всё такой же хохмач! Можно, Алик, конечно, можно. Приходи в любое время. А хочешь, можешь прямо сейчас прийти. Я тебе постель приготовлю, спи сколько хочешь. А мы с тобой ещё успеем наговориться, когда проснёшься.
 
– Ну, ты скажешь, Сонька! Разве с тобой уснёшь? А мне завтра к девяти утра опять на смену. Да и переодеться мне нужно, я на чёрта похож. И мама с Элькой беспокоятся. Давай, я всё-таки немножко дома посплю, а вечером, часов в девять приду к тебе выспавшийся, умытый и чисто выбритый.
 
– Ладно, Алик, приходи умытый. А ты не проспишь?
– Ни за что на свете!
– Буду ждать… – Соня повесила трубку, а в ушах Альберта ещё долго звучали её последние слова «Буду ждать».

«Она будет меня ждать! Значит, надо не проспать, хотя это совсем не мудрено после такого бесконечного дежурства. Придётся завести сразу два будильника! А ещё нужно будет обязательно купить Соне цветов, она их так любит! Тем более, она ведь что-то говорила про цветы. Могла бы и не говорить, я бы и сам догадался. Вечером зайду в цветочный салон на Большой Митрофановской в новой части города, возле её дома, и куплю самый лучший букет, какой у них будет!» – решил Альберт.
 
Он с удивлением, словно впервые, оглядел площадь перед отелем. По мокрым тротуарам спешили прохожие, укрывшись зонтами от моросящего дождя. У светофора в ожидании зелёного света стояли насквозь проржавевшие бежевые «Жигули» без переднего бампера, которым давно пора было на металлолом, а за ними во втором ряду чадил чёрным дымом хлебный фургон. Потом свет светофора сменился, машины рыкнули и тронулись, и в глаза Альберта ударил косой солнечный луч, вырвавшийся из-за тучи, нависающей над новой частью города, застроенной высотками.

«Вот как бывает!» – удивился Альберт, оглянувшись на вертящиеся двери «Ориона» – «в старом городе – дождь, а в новом – солнышко! А мне как раз и нужно в новый…».

Он поднял воротник куртки, вышел под моросящий дождь и, больше не оглядываясь на отель, пошёл через мокрую площадь к остановке своего трамвая. По дороге он подмигнул мокнущему под дождём в центре площади памятнику Митрофану Талдычеву, после смерти так неожиданно для всех ставшего классиком, и ему показалось, что бронзовый сантехник, наполовину вылезший из канализационного люка,  подмигнул ему в ответ.
А может быть, это просто солнечный лучик, пробившийся из-за туч, блеснул на мокрой от дождя бронзе.

(КОНЕЦ ПОВЕСТИ)