Как я не умер благодаря Высоцкому

В самом начале моей морской карьеры случилась со мной история, которая до сих пор кажется мне странной, почти мистической — и в ней, как ни смешно звучит, настоящая роль досталась сборнику стихов Высоцкого.

Было это в африканском рейсе. Накрыл меня приступ аппендицита — внезапно, сильно, так что согнуться выпрямиться не мог. Доложили капитану, связались по радиосвязи с судовым медиком другого судна, которое шло неподалёку. Тот посоветовал колоть антибиотики каждые три часа.

Так я и лежал в судовой амбулатории — согнутый как знак вопроса — и колол пенициллин сам себе. Моряк — он универсальное существо: шить ботинки, лечить себя, чинить двигатель — умеешь всё, иначе пропадёшь.

На третий день стало легче. Но капитан — человек старой школы — решил не рисковать:

— На ходу людей не теряем. Дакар возьмём, там разберутся.

Меня переправили в африканский госпиталь. Белые стены, вентилятор под потолком, запах йода и керосина — смешанный, навязчивый. Смотрели меня трое чернокожих врачей, покачали головами и операцию отменили:

— Показаний нет. Подождём.

Они ждали месяц.
А я застрял в Дакаре.

Когда меня наконец забрали обратно, судно давно прошло экватор. Вернулся домой — там посмотрели — и тоже отказались резать:

— Раз боли прошли — чего лезть?

Так аппендикс и ушёл в хроническую форму. Приступы случались внезапно, и как назло — в рейсах. Возможности оперировать себя самому не имел — учёба у меня фельдшерская, не хирургическая.

И вот я так и ходил — как мина замедленного действия, точно зная, что рванёт обязательно в самый неподходящий момент.

А помог случай.

Амстердам, последний доллар и Высоцкий

В одном рейсе оказались мы в Амстердаме. У меня была припрятана последняя небольшая валютная заначка. И вместо того чтобы купить джинсы, магнитофон или ещё что-то нужное и практичное — я купил тоненькую книжку:

сборник стихов В.С. Высоцкого, напечатанный там, в Голландии.

На судне эта книжка пошла по рукам. Читал её весь экипаж — от боцмана до комиссара. Иногда находил её в машинном отделении, иногда — на камбузе, иногда — у рулевого на подушке. Кажется, мы знали наизусть половину текстов.

А потом пришли в Вентспилс. Таможня заглянула в мои вещи и вытащила эту книжицу — вместе с сумкой с американской символикой.

— Это что? — спросили.

— Книга, — сказал я честно.

— Запрещённая. Изъять.

И изъяли.

Кадровая комиссия

Меня вызвали «на ковёр».
Спросили всего одно:

— Почему вы не купили себе нормальные вещи — джинсы, рубашку, что-то полезное? Почему потратили валюту на книгу Высоцкого?

Что я мог сказать?
Сказал правду:

— Потому что люблю его стихи.

Взяли паузу.
Посмотрели.
И в итоге — отправили на «сушу» на полгода. Формулировка была простая: нарушение режима ввоза печатной продукции.

На берегу — как водится — началось.

Как раз тогда случился мой самый сильный приступ.
Такой, когда ты понимаешь: вот сейчас может быть конец.

Помню только начало операции. Женщина-хирург, молодой голос, холодные руки. Делала под местным наркозом. Пока наркоз держал — мы даже успели сказать друг другу пару смешных фраз. А когда резануло по-настоящему — меня просто выключило.

Очнулся уже после.

Она показала мне аппендикс:

— Видишь? Ещё чуть-чуть — и был бы перитонит.

И сказала очень спокойно:

— Вам повезло, что было это на берегу. В море вы бы не успели.

И она была права.

Там, в рейсе, я бы просто не дожил.

Развязка

Спустя полгода меня снова пропустили через кадровую комиссию. В итоге дали добро на выход в море, хотя обычно за такие проступки «возвращение» не гарантировали.

И только потом я узнал, что в той комиссии сидели люди, которые тайком слушали того же Высоцкого. Им, оказывается, была понятна моя покупка.

Книга, которую я привёз — хоть и изъятая — стала формальным поводом снять меня на берег.

А если бы не сняли?

То тот самый приступ случился бы в рейсе.
И всё.

Поэтому могу сказать честно и серьёзно:

любовь к творчеству Высоцкого — спасла мне жизнь. Совершенно буквально.

И ещё — странность

В ночь перед самым сильным приступом я увидел во сне покойного отца. Он стоял, не говорил ни слова, только жестами звал — будто предупреждал. Проснулся в холодном поту.

На следующий день случилось всё.

Такой вот финал.
Без мистики — никуда.