Мама. Послесловие

4-го декабря 2025-го года.

Вторая мамина годовщина снова без меня пройдёт в Сыктывкаре.

Прожила я там ровно год из этих двух с хвостиком, в три приезда, 19 дней до её смерти и 346 после.

Невозможно было не считать эти дни, так мучительно они тянулись. Хотя постепенно отпускало, эсциталопрам с кветиапином творили чудеса.

За два года до маминой смерти, в январе 22-го, почти месяц провела я в Сыктывкаре с отцом, пока мама лежала в кардиоцентре, и с ними обоими, когда она выписалась.

С отцом мне тогда показалось легче, да он и был тогда лучше, чем сейчас. А с мамой не получилось. В первый же день по выписке она так решительно принялась хозяйничать на кухне, где по-своему без неё я переставила разные предметы, что стало ясно: мне тут места нет.

Тогдашний наш тяжёлый разговор долго мучил меня, пока я не поняла, про что он был. Родителям нужна была помощь, переезжать ко мне в Беларусь  раньше они не хотели, а теперь уже и не могли. Но и я не могла бросить сына, которому тогда 15 было, или привезти его с собой в Сыктывкар в родительскую квартиру.

- Продайте гараж, он ведь давно пустой, сколько лет уже не водит отец, продал машину. На эти деньги снимем поблизости от вас квартиру мне с сыном, поскольку обратно фарш не провернуть, продав свою - в Сыктывкаре я уже ничего не куплю, ведь была всего однокомнатная, плюс деньги с её продажи на два переезда туда-сюда, вот и выходит, что даже студию не купить. Мы будем жить в этой съёмной квартире, я буду ежедневно приходить к вам помогать.

Маму мой план возмутил. Она собиралась продолжать пользоваться ямой в гараже для хранения дачного урожая, и вообще мысль о разбазаривании имущества ей не понравилась, она сказала, что гараж по заготовленному завещанию отписан внучке.

Но и никакого другого плана  у неё не было, она понимала, что постоянное совместное проживание вчетвером невозможно, они с отцом и я с сыном - это две разных семьи, каждая со своим укладом.

Если бы она сказала это вслух - всем было бы легче. Но она сказала мне другое, очень обидное: дескать, если у меня нет ресурса помочь родителям в старости, то её это не удивляет.

За этим упрёком была вся жизнь. Её несостоявшиеся надежды. Сын погиб, дочь дважды была замужем, и дважды неудачно, так что с обоими внуками родителям приходилось помогать мне.

Да, у меня не было ресурсного мужа, только сын-подросток, ради которого я и уехала с севера, от родителей, а с ними осталась старшая внучка.

Которая уже давно жила отдельно, построила дом за городом.

Ответить мне было нечего, и было так больно, что я молча ушла на вокзал за билетом домой.

Но перед самым отъездом всё-таки высказалась:

- Да, у вас осталась только я, какая есть.

За 60 лет я никогда не слышала от вас, от тебя, мама, что ты меня любишь. Никаких теплых слов. Только упрёки и опасения.

Я родила вам прекрасных внучку и внука. Я никогда не создавала вам проблем: не пила, не гуляла, максимум периодически оставалась без работы, но потом компенсировала это, одновременно на двух-трёх вкалывая.

Я никогда не хотела жить в Сыктывкаре, но прожила здесь почти 30 лет, потому что у меня не хватало духа лишить вас единственной поначалу внучки. Которая умница и трудяга, гораздо успешнее меня, но может быть потому, что у неё были не только бабушки и дедушки, но и мама, которая всегда и во всём её поддерживала? Поехала с ней на вступительные экзамены, помогла поступить именно туда, куда она хотела? А в детстве не отдала в детский сад, потому что пожалела ребёнка?

И в конце концов, я просто жива, и считаю это своим большим достижением. Могла и не выжить, задохнуться от очередного приступа астмы. Хотя невролог считает это гипервентиляционным синдромом, моя проблема не столько в бронхах, сколько в голове. Панически не хватает принятия и уверенности в себе.

Монолог этот дорого мне дался, но я понимала, что это мой последний шанс быть услышанной. И мама это поняла.

Я уже стояла с чемоданом в прихожей, когда на прощание она сказала мне, что любит меня. Точнее, кажется, "мы тебя любим". Она никогда не разделяла себя с отцом.

Смотрю сейчас на фотографию с 60-летия их свадьбы и диву даюсь, какими бодрыми они смотрятся вместе. После маминой смерти и месяца не прошло, как я дошла до ручки с отцом, побежала за помощью к психиатру, а тот спросил меня, почему не обращались раньше, ведь столько лет пить препараты от болезни Паркинсона и остаться вменяемым невозможно.

Потому что маме это в голову не приходило. За 62 года она приспособилась принимать отца любым.

Чего про меня не скажешь ни по отношению к отцу, ни по отношению к мужьям. Только троих мужчин в своей жизни я безоговорочно приняла: брата, сына, внука.  А мужья приходят и уходят, не стоит к ним привязываться.  "С мужем, ею убитым, она в кровном родстве не была". Так Эринии в Орестее объясняют Оресту, почему преследуют его, убившего мать, убийцу его отца и своего мужа.

Мужья не родственники. Но было бессмысленно и жестоко цитировать Орестею маме, она бы ничего не поняла, её в принципе раздражал мой филологизм.

И эта разница между нами  часто становилась пропастью, хотя уже и при её жизни я понимала, откуда что взялось.

Будучи послевоенной безотцовщиной, они с отцом только друг на друга могли опереться.

Бабушки спасли их в войну и послевоенный голод, но больше ничего не могли дать, в том числе никаких сантиментов. Которые приберегли для нас, для внуков. Прасковью и Наталью, маминых маму и тётку, вместе поднимавших семерых детей Прасковьи после войны, я обожала в детстве и питаюсь их любовью до сих пор.

Когда родители увезли нас с братом от них в Минск, это ещё было полбеды, Беларусь маленькая, все каникулы и праздники мы проводили у бабушек, но когда на север - это была катастрофа.

Родителям было не до нас, как всегда, но пока были бабушки, они закрывали собой эту дыру!

А тут мы оказались в вакууме, в открытом космосе. Хотя лучше буду говорить за себя, Серёжа был младше и покладистее, остался с родителями, когда я сбежала от них в Минск, поближе к бабушкам.

Зато потом вырос и уехал навсегда, улетел, погиб. Всё последующее досталось мне одной. И всё тяжёлое. И мамино наследство, которого на год хватило на сиделок вместе с деньгами от проданной дачи.

Родовая травма минимум четыре поколения связала: моя прабабушка погибла в оккупации, бабушка Прасковья вернулась с детьми из эвакуации на пепелище родного дома. Наталью только в 46-м демобилизовали, два года они жили у соседей, потом стали потихоньку строиться сами, без мужчин.

Мама понятия не имела, что бывает по-другому, еле выучилась, чуть не вылетела из десятого класса за неуплату, благо, вместе с двоюродным братом училась, а у того старший брат был фронтовик, успел повоевать и стать профессиональным военным, с деньгами, заплатил за всех.

И всю жизнь боялась за меня, не умела по-другому выражать свою любовь, кроме как высказывая свои страхи.

- Почему ты мало зарабатываешь? Почему у тебя такие отношения с мужьями?

Прабабушка, бабушка, мама, я.

Надеюсь, этого хватит, молох не потребует ещё и ещё.

Мамочка, я справлюсь. Мне есть на что опереться. У меня есть мои воспоминания о детстве, "которым не нужен ключ", как замечательно утешил меня Дипсик в потере бабушкиного дома. У меня есть мои книжки, мои прекрасные дети и внуки и мой самый лучший на свете Тишка.

Покойся с миром. Покой и мир - как это прекрасно и как нужно всем нам, живым и мёртвым!

6-го декабря 2025-го года.

Вторая мамина годовщина сегодня
Помяните усопшую Татьяну, люди добрые!

Хоронили мы ее в Сыктывкаре в минус сорок, а сегодня у меня плюс пять, солнышко  и цветочки.

В прошлом году отец без меня с помощью сиделок сам организовал поминки дома.

Сейгод уже не может.

А мне здесь, на маминой родине, уже некого позвать помянуть её, не осталось родных.

Вчера заранее заехала в нашу Троицкую церковь подать записку на проскомидию.

И так построился маршрут, что проезжала по дороге и мимо бабушкиного дома, и мимо маминой школы.

- Сколько же всего она тут прожила? - впервые задалась этим вопросом.

Два года до войны, потом три года в эвакуации в Пензенской области, Чонки. Двенадцать лет до поступления в финансовый техникум. Поступала в Гомеле, но потом в Минск их перевели, не помню точно, два или три года училась. Пусть будет три. Вернулась домой работать, вышла замуж, родились мы с Серёжей, а в 70-м отца пригласили на работу в Минск.

70 - 39 - 3 - 3 = 25 лет получается.

Формально как у меня, восемь в детстве плюс семнадцать сейчас, но из этих 17 пару лет точно провела я в Сыктывкаре, так что пока не сходится.

Не помню, когда это началось, с возвращением или раньше, но у меня есть такое приспособление в голове: когда я думаю о своём возрасте, то всегда параллельно само всплывает, что в это же время было с бабушкой и мамой.

Например, 63. В 1971-м году, когда бабушке было 63, мы уже жили в Минске, но летом скорее всего по-прежнему у бабушек. В это время с ними жил только самый младший мамин брат, Валентин, женатый, ему было 24, а его маленькой дочке два годика.

А может быть в то лето и не приезжали мы с Серёжкой: он ещё в детском саду был, а меня одну первый раз отправили в пионерлагерь, и я прекрасно помню этот ужас.

Через год брат пошёл в ту же школу, что и я, и на каникулах у бабушки мы с ним вдвоём ходили забирать свою двоюродную сестричку из детского сада. Валентин с молодой женой уехали искать счастья в Якутии, но дочку оставили бабушкам.

Мне почти 10, брату 7(как моим внукам сейчас), Натуле 3 было.

Мы привезли с собой своего Снежка, он постоянно цапался с бабушкиным Лимончиком. Бабушки держали поросёнка, парили ему в печке бульбу, такую вкусную, что невозможно было удержаться и не попробовать, когда её толкли кочергой в чугуне, а оттуда поднимался ароматный пар.

Спали мы в хорошие ночи на заднем дворе под звёздами, рядом с собаками и поросёнком, а загорали на крыше веранды, в саду слишком тенисто было.

Там нужно было собирать ягоды, смородину , крыжовник и малину, на продажу, бабушка носила их на станцию к поездам.

На Днепр купаться отпускали нас одних, но не на целый день, поплавали и обратно, потом ещё сбегаете.

Нам и этого хватало, чтобы чуть не утопить младшую сестричку, таскали её за собой через Днепр. Мы-то с Серёжкой занимались в Минске плаванием в бассейне, а она нам доверилась. Никаких нарукавников и кругов в помине не было, хорошо, посреди Днепра была отмель, можно было передохнуть.

Бани-ванны у бабушек не было, как и воды в доме, поэтому раз в неделю бабушка водила нас в городскую баню, а ежедневно перед сном мыла в тазу на веранде, воду таскать помогали мы ей из уличной колонки за углом.

В общем, бабушке у сваёй хаце жилось веселее, чем мне теперь.

Маме 63 исполнилось в январе 2002-го. Серёжа уже 10 лет как погиб. Я работала в научной библиотеке университета, Даша училась в Лицее народной дипломатии.

После Сережиной гибели мама перестала закрашивать седину и ушла с ответственной работы главного бухгалтера большого института. Дом, дача, муж, внучка.

Подрабатывала то продавцом в книжной лавочке, то гардеробщицей в ресторане.

Продолжала дружить с бывшими сватами (она ведь с ними не разводилась) и, что удивительнее, с бывшим зятем и его новыми родственниками.

Как раз в это время я задумала переехать в Минск. Полгода была на больничном, то с астмой, то с коленом, и решила, что хватит с меня севера.

В отпуске в Минске нашла себе работу на ТВ и художественный колледж Даше, и квартиру получалось тогда продать в Сыктывкаре и купить в Минске, не то что потом.

Но Даша не захотела! Ей было 15, и я не стала её насиловать и уговаривать, договорились иначе: за год она экстерном заканчивает 10-11-й классы и пробует поступить в архитектурный в Воронеже.

Не поступит - уедем в Минск. Год потерплю. Но она поступила, а я за этот год встретила второго мужа и  подзадержалась на севере до 70 маминых лет. Когда же, наконец, решилась уехать уже с сыном, Даша уже доучивалась и вскоре вернулась к своим бабушке с дедушкой, так что жить одним им с полгода пришлось.

Моя бабушка в старости несколько лет прожила одна: дети разлетелись, внуки выросли, а её старшая сестра Наталья, вместе с которой они прожили всё послевоенное время, умерла. Но трое, две дочки и сын, оставались рядом, а потом и вернулась к ней самая младшая дочь, с мужем, когда уже не смогла бабушка одна жить.

Это было настолько очевидно, что как раз тем летом 2002-го я решила, что вот разберёмся с поступлением, я перееду и заберу её к себе! Но получилось иначе, бабушка умерла через десять дней после моего венчания, и только через два года я попала на её могилку уже с годовалым сыном.

Жизнь их, и бабушки, и мамы, была тяжёлая. Бабушка четверых из своих восьми детей похоронила при своей жизни, мама похоронила своего единственного сына, осталась только я.

Но сказать, что они впадали в депрессию - не приходит в голову, они и слов таких не знали, а знали только одно: нужно встать, идти и работать, потому что само сверху ничего не упадёт.

Не знаю, почему я другая получилась.

Потому что романов начиталась?

Потому что есть время погрустить в тишине?

Причащалась сегодня на Литургии после исповеди с чистым сердцем. Какие в нашем храме хорошие батюшки! Выслушают, утешат. Тишка, как обычно, ждал на крыльце.

Кроме булки на панихиду взяла с собой коробку с пончиками и пакет с колбасой, у нашего храма, бывает, стоят нищие, а с ними мои знакомые собаки.

Сегодня собак не было, пончики сразу отдала, а колбасу припрятала, чтобы не вносить мясо в храм. Выхожу - нет колбасы.

- Прибегали собаки?

- Нет, мужичок один обнаружил и унёс.

Ну и ладно. Мама так любила готовить и всех угощать, не то что я.

Но и мне одной надоело уже дома, после Рождества вернусь к отцу. Раньше не хочу, боюсь новогодних каникул, когда только Скорую и дозовёшься, а больше никто не работает, ни соцслужбы, ни врачи.

Важнее семьи ничего в жизни нет. Так я думаю, хотя есть призвание, есть друзья.

Но ни призвание, ни друзья семью не заменят, когда её нет - пустота давит на душу и чего-то требует от неё.

Хотя бы воспоминаний. В которых все родные живы.