Аня

В то туманное сентябрьское утро 1991 года я сидел на скамейке в парке за «Зеркальной струей» - одном из официальных символов Харькова. Здесь когда-то было кладбище, потом троллейбусный парк, а в 1946 году по личному распоряжению первого секретаря компартии Украины Никиты Хрущева, был заложен сквер «Победы» с беседкой и фонтаном.
    Так вот, в то туманное сентябрьское утро 1991 года я сидел на скамейке в парке за «Зеркальной струей» напротив здания харьковского обкома комсомола, любовался аллеями, усеянными желтыми листьями, вдыхал влажный осенний  воздух и вспоминал стихи моего давнишнего друга Сергея Потимкова:               
«В листопад сердце больше не падает и душа не летает во сне.               
И  не страшно, что жизнь не  разгадана и бессмертной не кажется мне...»
    После семимесячного фурора нашей «Студии +7» на первом в СССР независимом телевидении и последовавшим за ним резонансным увольнением, аккурат 19 августа 1991 года, времени на рассуждения о душе, жизни и бессмертии было более, чем достаточно. Изобилие времени нивелировалось дефицитом денег.  
    В тот неуютный период вселенского распада и всеобщей растерянности каждый выживал, как мог: мне, например, пришлось кропать статьи в местные желтые газеты, петь песни в переходах метро, продавать на базаре личные вещи, а моя женa Ира была вынуждена стать «челночницей» в Турцию. Поездки туда оформлялись через Бюро международного туризма «Спутник», размещавшимся под одной с обкомом крышей.
Ее-то я и ждал в то туманно-листопадное утро, сидя на скамейке в парке за «Зеркальной струей».
    Мои размышления о превратностях жизни и судьбы были прерваны возникшей из тумана молодой женщиной.
- Привет, Женя - сказала она, подойдя ко мне. Не узнаешь?
    Я, конечно, узнал ее. Это была Аня Рубина. С этой стройной, синеглазой брюнеткой я встречался я еще  в ранней юности.
    Аня трепетно относилась ко мне, была очень ответственной, заботливой и порой чрезмерно участливой. Благодаря ее личному присутствию и активной поддержке я выиграл свой первый бой на боксерском ринге. С ней я получил и первый опыт серьезных романтических отношений, которые были непростыми, прерывистыми и… так и не сложились.
     Я не видел ее лет пятнадцать, но знал от общих друзей и от моей мамы, с которой Аня время от времени перезванивалась, что после серии неудачных романов, она вышла замуж, однако по-прежнему «вздыхала» обо мне.
    Я не хотел, чтобы Ира встретилась с Аней, так как знал буйный и непредсказуемый характер своей бывшей подружки, поэтому после присущих такому роду встреч вопросов-ответов о житье-бытье, придумал легенду, оправдывавшую мое нахождение на скамейке в парке перед обкомом комсомола, что это я уезжаю в Турцию и в данный момент вынужден откланяться, так как мне назначено собеседование, после которого я отправляюсь на поиски дефицитного в то время (как впрочем и всего остального) растворимого кофе, так необходимого в многодневной автобусной поездке из Харькова в Стамбул.
    Аня улыбнулась мне свой жемчужной улыбкой и сказала: 
- Зачем тебе его искать? Приходи ко мне - поделюсь. Я же работаю в торговле, у меня этого добра в достатке.
    Отказываться было глупо, ведь кофе действительно был нужен. Я записал Анин номер телефона, и мы договорились, что встретимся завтра, после чего распрощались и разошлись.
    Аня растаяла в теплом осеннем тумане, а я нырнул в подъезд обкома комсомола, чтобы там встретить Иру.
     О встрече с Аней я ей ничего не сказал. Зачем будоражить прошлое?  Оно как колдовская паутина - коснешься и вибрации разбудят пауков-демонов, которые приползут в настоящее и, больно укусив, отравят его.
    На следующий день я позвонил по номеру, продиктованному Аней. Трубку взял мужчина. Я представился:
- Евгений Бобков, однокашник Ани, можно ее к телефону?               
    На том конце провода возникло долгое молчание. Потом мужчина хрипло выговорил:
- Женя, я знаю, кто ты… я много слышал о тебе... Я Саша, муж Ани… Аня умерла два месяца назад…   
- Саша, я не любитель черного юмора, – с досадой сказал я, полагая что ревнивый муж не хочет, чтобы его жена общалась со своим бывшим. - Я с ней только вчера разговаривал в сквере Победы у «Зеркальной струи». Мы договорились, что она достанет мне растворимый кофе…
-  Я не знаю, с кем ты разговаривал, но это была не Аня… Я сам все еще не верю… Все случилось так внезапно... Лопнул сосуд в головном мозге…  Если хочешь навестить ее, давай встретимся у центрального входа на Второе кладбище, что на Пушкинской…
    Отказаться от встречи было неуместно и неправильно. Кто-то из нас двоих либо врал, либо сошел сума. Я не врал и мне очень не хотелось верить во второе. Дабы разгадать эту энигму, я согласился на предложение Саши, и мы договорились встретиться через час.
    За этот час я успел позвонить маме и узнал, что последний раз она разговаривал с Аней еще в мае. До общих знакомых дозвониться, увы, не удалось, их телефоны молчали.
    Опасаясь подвоха и имея неприятный, порой боевой, опыт общения с неадекватными бывшими своих подруг, я положил в карман куртки телескопическую дубинку, которая не раз выручала меня в экстремальных ситуациях, и пошел на встречу.
    Но все обошлось без эксцессов. Саша, рослый и симпатичный парень моего возраста с посеревшим от печали лицом, встретил меня у ворот кладбища и молча провел по узким тропинкам к месту упокоения своей жены. Там под крестом с фотографией Ани на все еще свежем холмике могилы, покрытым засохшими цветами, стояла… банка «Nescafe»…
    Какого-либо вразумительного объяснения наваждению, произошедшему в то туманное сентябрьское утро 1991 года в парке за «Зеркальной струей», я так и не придумал, но с тех пор не пью растворимый кофе…