Родная река

Тупичок в конце перрона был оплетен по краям, как зона колючей проволокой, цветущей черемухой. Тухан с жадностью вдыхал этот аромат лета, этот ветерок, он, казалось, настолько привык к своему положению зэка, что совсем уже не обращал внимания на охрану, и, лишь когда серая овчарка протяжно скулила, косился на серого зверя, и то без опаски, а почти равнодушно. Те месяцы следствия в изоляторе, полные боли, отучили его бояться, - как привыкает к ветру дуб на косогоре, так и он привык уже к неволе, и потому приговор давал даже какое-то успокоение, как завершение мытарств. То, что впереди годы в колонии, - уже не трогало воображение, только вот когда воля была рядом, иной мир, уже привычный тюремный мир, - отходил в сторону, но это все ненадолго, до окрика конвойного, превращающего зэка в клубок нервов.
Может быть, только река за окном арестантского вагона как-то встряхнула чувства Тухана, - вспомнилась река, возле которой он рос, - тихая, добрая, задумчивая. Эти незваные воспоминания, как незваные гости, пришли, и заставили стиснуть зубы. А чужая река ушла куда-то вбок от железнодорожного пути, - и пропала, сгинула с глаз долой, точно и не было этой полоски чужой воды за вагонным окном с решетками.
Человек привыкает к страданиям, как река к течению воды в своем русле. Так и человек в судьбе своей сродни широкой спокойной реке.

###
,
В этапной комнате сквозило от неплотно закрытого окна с решеткой. Казалось, что мир замер. Тухан лежал на кровати, закрыв глаза, он точно собирался с мыслями. Ему было о чем подумать – впереди жизнь на новом месте.
Потом, будто очнувшись, он встал с кровати, подошел к письменному столу, стоявшему у входа в помещение, рядом с дверью. Перед этим он вытащил из-под подушки школьную тетрадь и ручку. Надо было написать родным новый адрес колонии. Первое письмо было коротким и отчетливым – не хотелось теребить раны отца и матери. Всё по делу. Второе письмо было девушке, сестре по несчастью. Когда его вывозили для суда в недалекий от зоны поселок на КПЗ после бунта, то познакомился он с интересным человеком – Валя явно была не от мира сего в этом помещении потерянных судеб. Потом вместе они ехали на этапе – его везли после суда уже в колонию, а ее на суд. Что-то очень родное показалось в ней ему. Вот ей и писал он сейчас, знал ее домашний адрес – успела ему она сообщить в своей записке.
Дверь этапной комнаты тихонько открылась.
Вошел шнырь – длинный и худой, в полинявшем зоновском костюме.
– С тобой поговорить хочет смотрящий, – пояснил шнырь. – После отбоя я подойду.
Заклеивая оба конверта, Тухан попросил:
– Письма эти в почтовый ящик брось.
– Сделаю.
Колония в полночный час особенно напомнила Тухану зоопарк – перегороженная на железные сектора, щелкали открываемые замки, когда проходил Тухан и его сопровождающий в нужный сектор, как по мановению волшебной палочки.
В спящем жилом помещении было тихо.
Они прошли к крайнему проходняку.
– Я покурю, в умывальнике, – сказал, шнырь и ушел.
– Присаживайся, – добродушно сказал седой высокий мужчина.
– Хорошо, – зачем-то сказал и Тухан.
Принесли свежезаваренный чифир в закопченном чифирбаке.

###

К кровати в жилом помещении подошли два прапорщика, один из них назвал фамилию Тухана.
– Я, – вставая с кровати, сказал Тухан, предчувствуя что-то нехорошее.
– В каптерке вещи есть?..
– Письма есть.
– Через полчаса, чтобы был на вахте.
– А что случилось?
– Много знать хочешь! – сказал один из прапорщиков.
Шнырь позвал его негромко в кабинет начальника отряда. Низенький лейтенант угрюмо сказал:
– Увозят тебя.
– Куда? – тихо спросил зэк.
– Указ вышел. В родные края поедешь.
– Возле дома сидеть легче.
– Выдержись.

###

Прошла ночь. Небо стало светать. Тухан лежал на верхней полке в отделении столыпинского вагона. Он был один. Уже давно позади колония. После грустных сопок заметно изменился пейзаж, пробегающий за окном вагона. Веселые перелески средней полосы радовали зэка. Перед отъездом он написал письмо Валентине и с тоской делился, как они далеки друг от друга. И вот теперь с радостью он думал, как обрадуется девушка – он будет в одной с нею области, правда, она дома, так как освободилась по амнистии, а он еще в колонии, но ведь можно уже приехать на краткосрочное свидание, да и родным поближе ездить. Эти монотонные мысли были понятны, и хотелось побыстрее доехать до колонии. И хотелось как-то изменить свою жизнь к лучшему.
У окна дремал солдатик конвойный, глядя на пробегающие дали.
Шло время, неумолимо неся свои перемены в людские судьбы.

###

Автозак въехал на территорию тюрьмы. Послышались голоса охранников, чей-то смех. Тухану показалось, что этот смех человека в той ситуации, в которой был он, измученный дорогой, напомнил о том, что иная жизнь совсем не связана с тем миром лишений, который окружает его, Тухана, и других арестантов. Открылась железная дверь автозака, привычная команда, и Тухан очутился на свежем воздухе. Тюрьма была старая. Огромные каменные корпуса угрюмо возвышались поодаль.
В один из таких мрачных корпусов провели и Тухана. В камере, именуемой среди зэков отстойником, ибо здесь дожидались идущие по этапу очередного отрезка своего тяжелого пути, было полно людей. И эта знакомая кутерьма сразу же все отвлеченные мысли, кроме настороженности и усталости, отодвинула от Тухана, как отодвигает с дорожки лопата свежевыпавший снег.
– Нас на Север везут, – пояснил один из этапников, чернявый, высокий человек еще в вольной, помятой одежде. – На зону.
–А я оттуда еду, – улыбнулся Тухан. – Ничего! Все будет хорошо! Выдержишь!

###

Было летнее утро. Ушла первая смена на работу, и в опустевшем жилом помещении стало непривычно тихо. Тухан вышел в умывальник, открыл кран с холодной водой и омыл ею лицо. Всю ночь он не спал. Чифирил с приятелями. Что-то обсуждал. Принимал просьбы, которые надо было исполнить на воле. И ждал утра.
Вызвали на контрольную вахту по селектору освобождающихся. Тухан вышел в локальный сектор, держа в руке пакет с письмами. Подождал возле железной двери. Вот звякнул открываемый с контрольной вахты замок на ней. Он пошел по центральному плацу, не чуя ног своих.
Дежурный по колонии седой майор прочитал документы, вручил зэку справку об освобождении и негромко сказал:
– Не возвращайся!
– Хорошо.
За КПП колонии была длинная дорога, по которой пошел седой Тухан, не оглядываясь назад.

###

Берег реки был обрывистым. Тропинка петляла между высокими зарослями репейника, и идти было непросто, но Тухан, казалось, не замечал прилипающих к рубашке и штанам репейных клубочков, он не отрывал взгляда от реки, от той самой реки, берега которой никак не изменились за те годы, которые прошли. И вот именно это давало какой то ребяческий азарт Тухану, он совсем не чувствовал свои годы, был совсем мальчишкой. И вот дошел, добежал до берега. И разделся на зеленой бархатистой траве, нежно ласкающей ступни. И вошел в студеную воду, и окунулся с головой в ее встряхивающую свежесть, и поплыл к другому берегу, наперегонки с течением, сносящим человека куда-то вниз реки, и сил было так много у человека, столько было у него сил переплыть реку, что такие силы может дать только река, на которой вырос.