1. Предисловие

  Первая строчка раскрыла шелковисто-багряные с павлиньими глазками крылья и попала в марлевый плен рампетки. Продолжение вечернего саммита лежало не прикрыто. Далеко, за ширмой утренней дымки купался в лучах загараемый лес, деревья щебетали несметными листьями и обнаженное сизое небо разливалось над лугами. Теплый ветерок спокойно качал тростинки пушистого мятлика, зонтики ромашек, клевер и все покрывало травы двигалось волнами мурашек.

Спозаранку, лёжа в постели, он старательно перетаскивал довольно компактную, с перевязанным ажурной лентой взором пленную мысль от одной головной стенки к соседней, просеивая дурноперевариваемые зёрна будущих рассыпчатых воплощений тех привычных комбинаций, что откликаются короткому свисту пернатого порядка при первой сигарете, а затем купаниям; в некоторой медлительной суматохе пробуждения, он принял неслыханное решение - дать ещё напас.
 
Полежав еще, он на силу приподнялся, спустил босые ноги на паркет, потер кулаками остывающие глаза и переложил взор на сияющее светом окно. На подоконнике стоял просмоленный аппарат. Потянувшись до сладкой нежности хребтового хруста, он решил, что медлить нечего. Щепотка трыни по вкусу раскрошилась в крышку, подожглась, дала эфирный дым, который тут же ушел в лёгкие. Подержал укропный привкус секунд семь. Выдыхая, он прикидывал, видит ли его та кучерявая тетушка, что вышла из парадной дома напротив и направляется на прогулку или в магазин, с такой скоростью может и на рынок или на работу, а кем и где она работает, по сути своей, не его вовсе и дело. Но чем ему самому заняться в свой выходной?

Он вяло прилёг обратно, укрыл веками глаза и начал неспешно припоминать, как в былых абзацах тонкость строк струилась змейкой, нитями заматывалась где-то в затылке в ворсистый клубок, потом этот клубок, как адамово яблоко, созревал, рос, крепчал, затем набухал и добротно разражался уже синими капиллярами рек с их шумными волнами и плёночным узором пены. На ветреном берегу познания она омывала следы босоногих туземцев, шагавших в соломенных юбках; там где поодаль от песка расстилаются пригретые солнцем зелёные ковры с белой крапинкой качающих головками цветов. С их сердцевин слетает пыльца, удобряя благоухающую чем-то едва сладковатым, как плотные сливки, даже малость щекотным, как касание к эпителию ближнего, почву для мимолётного, но не блаженного упоения подчёрпнутым оттуда образом.

«Одуреть. Я топлю до бледного, но эта скорость меня греет сильнее. Они давно перекрытые жизнью» - сетовал крепкий, как кофе, смысл.