Заметки стряпчего без цензуры

"Профессия юриста столь замысловата, что невозможно точно предсказать, какие повороты, развилки и тупики встретятся на пути человека, выбравшего эту странную профессию."
Невыдающийся юрист рубежа ХХ и XXI веков И.И.М.

Глава 1
Выбор

Когда кто-то говорит, что выбрал профессию юриста "по призванию" или "по зову души", во мне возникают две сколь равновеликие, столь же и премерзкие мысли: недоверие к говорящему, а также зависть. И корень этих недоверия и зависти один - неспособность почувствовать в себе это призвание, зов души. Сколько себя помню с детства, хотел быть космонавтом, а угораздило юристом. Вот так! Прощай, Юрий Алексеевич, и здравствуй Фёдор Никифорович! Прощайте светлые небеса, здравствуй грешная хлябь!

Я учился в четырёх школах, в двух последних из них - в математических классах. Я был хорош в математике, побеждал на олимпиадах, тем не менее мои дорогие и уважаемые учителя смогли таки добиться своего - я возненавидел математику всей своей юной душой. Выбирая себе профессию, ориентировался на три свободных от экзамена по математике поприща: медицина, международные отношения, юриспруденция. Выбрал самое меньшее из трёх зол, поскольку плохой юрист может причинить гораздо меньше вреда, чем плохой дипломат, а тем более - плохой врач.

Инкубационный период заболевания "юриспруденция головного мозга" длилось от двух до пяти лет, в моё время. Сейчас пациенты проходят этот период за четыре и шесть лет соответственно. Я выбрал короткий путь, и мой первый подтверждённый документом диагноз звучал мягче: "правоведение" - после двух лет лечения на дневном стационаре юридического техникума. Юристы-правоведы после техникума - это пока ещё ненастоящие юристы. Они всё ещё способны стать нормальными людьми при должной терапии, воздержании и строгой поведенческой диете.
Однако, я свою болезнь запустил. Моё первое выигранное дело, ещё в студенчестве юридического техникума, похоронило всякие надежды не то, что на выздоровление, даже на стойкую ремиссию.

Глава 2
Первое дело

Я искренне, всем сердцем, с самого детства не уважал правила. Причём любые - школьные (сидел всегда вполоборота, чтобы можно было поговорить и с классом, и с учителем), правила приличия и общежития (по вечерам мы распевали на лавочке песни на гитаре до тех пор, пока нас сверху не обливали прокисшим борщом измученные русским роком старушки), а также правила дорожного движения. ПДД я стал нарушать ещё тогда, когда мне ещё даже не выдали право соблюдать эти правила, то есть водительское удостоверение. Водить автомобиль я научился в четырнадцать лет. Отец показал мне, как переключаются передачи, мы проехали полтора-два километра по просёлочной дороге, а потом папа дал мне ключи от его новенькой Вольвы и сказал:
- Покатайся по городу, сынок, привыкни. И осторожно, милиции не попадись.
Я кивнул и угукнул на родительское напутствие и с радостью прыгнул в объятия водительского сидения.

Навыки вождения автомобиля я осваивал сам. За четыре года стажа моего незаконного вождения я ни разу не попадал в поле зрения рыцарей свистка и жезла. Однако, за пару месяцев до экзамена на права я всё же попался за вождение без водительского удостоверения. Это административный штраф в сорок девять рублей по состоянию на 1998 год. Примерно столько тогда стоило 2,5 - 3 кг. говядины или 4 кг. свинины. Сумма небольшая, но и немаленькая: вполне можно было организовать пикник с шашлыками для друзей.

Итак, моё первое блестящее дело - это обжалование штрафа в 49 рублей. Конечно же, я был виноват. Мне нельзя было управлять автомобилем без водительского удостоверения. Тем не менее, сотрудникам ГАИ стоило позаботиться о том, чтобы вовремя вынести постановление о взыскании этого штрафа. О том, что государство требует с меня штраф, я узнал спустя шесть месяцев после нарушения, т.к. судебные приставы прислали мне постановление о принудительном взыскании с меня этой суммы. Откровенно говоря, меня порадовал этот срок. Дело в том, что у сотрудников милиции есть два месяца для того, чтобы вынести постановление о штрафе, и потом ещё три месяца, чтобы направить его для принудительного взыскания приставам. Итого пять месяцев. Дата спустя шесть месяцев на постановлении приставов говорила о том, что либо первый, либо второй срок был нарушен.
Писать жалобу в суд от руки несолидно, даже для студента. Поэтому я раздобыл старую пишущую машинку "Любава" с западающими буквами "ф", "г", "с" и принялся ваять жалобу в ...улькевич...кий районный ...уд Ро...ий..кой ...едерации.

О том, что в этом здании находится именно суд, я узнал в тот день, когда понёс сдавать готовую жалобу. И для меня это был неприятный сюрприз. Дело в том, что во дворе этого здания росли самые красивые розы в городе, за ними очень аккуратно ухаживали. И именно эти розы раньше я воровал вечером, когда шёл на свидание с очередной девушкой, приглянувшейся моей жаркой, мятущейся, любвеобильной душе.
Как бы то ни было, подавив в себе угрызения остатков совести, я смело вошёл в суд, вооружившись твёрдым намерением отстоять свои права на пикник с шашлыками. Примерно через три-четыре дня на наш домашний телефон поступил звонок из суда, меня пригласили на беседу к судье. Судьёй оказалась элегантная, даже несколько импозантная дама, совмещавшая должность судьи и заместителя председателя этого суда. Опустив оправу стильных очков на кончик носа, судья спросила меня:
- Молодой человек! А собственно, чего вы хотите? Правила дорожного движения вы всё-таки нарушили? Может отзовёте жалобу?
- Да. Конечно нарушил! Но ведь и сотрудники милиции нарушили сроки. Я не хочу платить штраф.
- Вот, просто так? Не хотите, поэтому и жалоба?
- Ну да! - моя юношеская непосредственность явно позабавила умудрённую опытом судью.
- Хорошо! Приходите в среду в десять часов. Рассмотрим вашу жалобу.

В среду в десять я был чисто выбрит, одет в белый с отливом отглаженный выпускной костюм с чёрным блестящим галстуком и обут в белые же плетёные туфли-мокасины. Мои длинные до плеч волосы были зачёсаны назад с помощью геля - думаю любой сицилийский мафиозный клан мог бы гордиться столь ярким представителем. Жаль, что в нашем городе филиалы Коза Ностры, Камморы, Ндрангеты и Стидды отсутствовали.
Мои представления о судебном процессе, даже после полутора лет юридического техникума, пока ещё не оконченного, не совпали с тем, как это было на самом деле.
Во-первых, никаких молотков.
Во-вторых, никаких присяжных заседателей.
В-третьих, никому, кроме меня, судьи, девочки-секретаря и какого-то взъерошенного мужчины это дело было неинтересно. А где же зрители, публика?! Кто, в конце концов будет аплодировать?..
Всё было обыденно. Судья с лёгким едва скрываемым смешком продекламировала, что за дело она намерена рассмотреть, проверила, кто явился. Взъерошенный мужчина оказался начальник административной практики местного Отдела ГАИ - величина в масштабах района очень солидная, в кабинет к которому автомобилисты заходят лишь робко постучавшись и столь же робко спросив разрешения. Он попросил суд объявить перерыв для обсуждения мирового соглашения со мной. Суд согласился и дал нам полчаса.

Следует отметить, что навыки переговорщика у гаишника ограничивались двумя приёмами, которые он тут же, сходу продемонстрировал. Сначала был довольно жёсткий наезд:
- Ты чо! Охренел?! - едва выйдя из зала судебных заседаний, повёл переговоры мой визави, - Забирай нахрен свою жалобу и иди плати штраф!
- Товарищ майор! Вы точно уверены, что мировое соглашение должно быть на таких условиях? Я, пожалуй, попытаю счастья в суде. Пусть откажут.
- Слушай! - тут же перешёл ко второму методу переговоров майор милиции, - Меня за твои писульки со службы попрут или премии квартальной лишат. Пожалуйста, отзови жалобу! Чего ты хочешь?
- Я не хочу платить штраф.
- Хорошо, я сам заплачу его.
- И ещё...
- Что значит "ещё"?! - моему оппоненту явно не понравилось это "ещё".

Дело в том, что уважение к правилам дорожного движения не случайно проявилось во мне в столь малой степени. Дело в том, что мой отец и старший брат также проявляли мало рвения в соблюдении этих правил и, соответственно, заработали каждый лишение водительского удостоверения на несколько месяцев.
Так вот, в качестве дополнительного условия я назвал возвращение прав моим отцу и брату, причём бесплатно.
Онемев от такой неслыханной дерзости, начальник административной практики возмущённо цокнул языком, вздохнул, потом всхрапнул, но согласился:
- Хорошо! Иди пиши отказ!
- Сначала верните права!
На этот раз гаишник был небезмолвен, но передать суть его тирады можно только перейдя на нецензурную часть великого и могучего русского языка.

Через пятнадцать-двадцать минут в здание суда зашёл отец. На лице его была смесь гордости, самодовольства и ехидства. Мне понравилось это выражение. Тут же зашёл мой оппонент и при мне вручил отцу его водительское удостоверение, в также удостоверение брата.
Однозначно, это была полная и безоговорочная победа!
Я написал заявление об отзыве жалобы и понёс его судье. В кабинете судьи сидел также мой отец, они весело обсуждали что-то, практически в голос смеялись.
- Да, Иван Васильевич, - обращаясь к отцу, но рассматривая по-над оправой очков меня, сказала судья, - Смена у нас растёт! Палец в рот не клади...

Такое откровенное поощрение недуга, о котором я рассказывал выше, предрешило моё скатывание в пучину юриспруденции и похоронило надежды на нормальную жизнь. Лёгкая победа вредна неокрепшему разуму не меньше, чем жареный окорок страдающему лишним весом чревоугодцу. Диплом техникума я получил, красного цвета. Там значилось: специальность "правоведение", квалификация  "юрист". Следующий этап - университет. Об этом в следующих главах.

Глава 3
Университет. Юрфак.

Учиться в университете легко, особенно на юридическом факультете. Преподавателям-женщинам достаточно приветливо улыбаться и иногда включать мягкий нижний регистр моего баритона, а если совмещать улыбку и баритон, то автомат по предмету обеспечен. С преподавателем истории отечественного и зарубежного государства и права труднее. На него баритон не действует, а дурацкая улыбка лишь раздражает. Здесь поможет лишь... Наполеон Бонапарт. Наш препод по истории отечественного и зарубежного государства и права - фанат Наполеона. Его прозвище Горец. Преподавателя, а не Наполеона разумеется. Был такой сериал американский на телевидении «Горец», его главный герой - Дункан Маклауд (не путать с Кристофером Ламбертом и Коннором Маклаудом) носил причёску «конский хвост» - точь-в-точь такую же причёску носил и наш Горец. О Наполеоне Горец знал всё. Я, конечно же, не мог знать о Наполеоне всё, но всё же те крупицы сведений, которые можно было найти, собирались и конспектировались мной с тщательностью моей будущей должности следователя. А представьте, что ни гугл, ни яндекс, ни тем паче чаты джи-пи-ти в то время ещё не были столь распространены, как сейчас. Я проштудировал толстые тома советского многотомника «Всеобщей истории», специализированные журналы по истории. А всё для чего?
Дело в том, что Горец становился одержим дискуссией о Наполеоне подобно кошке, почуявшей запах валерьянки, не оторвать за уши. И это был ключ, тайный код к этому человеку (Горцу, а не Наполеону). Стоило на семинаре, а зачастую и на экзамене, заговорить о Наполеоне, всё забывалось, примерно две пары жарких словесных баталий обеспечено. Ну, а по завершении этих баталий, все получали свой зачёт или хотя бы отсрочку.
Конечно же провоцировать Горца напрямую, в лоб, было глупо. Он всё прекрасно понимал и такие грубые попытки пресекал. И упаси вас ацтекский бог Кецалькоатль заявить такую несусветную глупость, что дескать Россия одержала победу в Бородинском сражении! Крайне опрометчиво иметь такую точку зрения. Быть терзаемым сомнениями относительно исхода Бородино можно, даже нужно. Например, задать вопрос «Как считаете? Неплохо русская армия начистила рыло Наполеону под Бородино, верно?» было глупо и опрометчиво. Можно было спросить что-то вроде: «Скажите, вот мне не совсем ясно - как это при больших в сравнении с французской армией потерях, потере инициативы, учитывая оставление поля боя и отступление к Москве, русская армия считается выигравшей эту битву?». Трёхчасовой разбор всех нюансов грандиозного Бородинского сражения обеспечен, а вместе с ним и зачёт. В общем моих разрозненных знаний и таких волшебных слов, как «Березино», «Тулон», «Мюрат», «Ней», «Даву», «100 дней», «Талейран», «Эльба», «Святая Елена» хватало для диалога, а точнее, увлекательного монолога с Горцем.
Кое-как дотянув до пятого курса университета, я обнаружил, что у меня ровно на одну четвёрку больше, чем требуется для красного диплома. Надо было пересдать один из предметов. Я выбрал психологию, пожалуй, самый лёгкий из предметов. Преподаватель по психологии оказалась совершенно безразличной к моему чарующему голосу, как впрочем, и к улыбке. Помог старый добрый дядька Зигмунд Фрейд. Психоанализ тогда был на подъёме. Я стал лихорадочно впихивать в себя содержимое трудов основателя психоанализа: «Толкование сновидений», «Психопатология обыденной жизни», «Три очерка о теории сексуальности», «Остроумие  и его отношение к бессознательному» и другие. Не вздумайте психиатрам или психоаналитикам сказать, что у Фрейда «всё про секс, благодаря сексу, для и по причине секса»! Это грубейшая ошибка. Хуже этого, только применить термин «подсознание» вместо «бессознательного». Как бы то ни было, моя долгая дружба и мучения с Зигмундом Фрейдом были вознаграждены успешной пересдачей психологии, чему также способствовали любимые конфеты преподавателя, которыми я угощал её в буфете универа, где принималась пересдача.
В итоге, благодаря блистательному первому консулу и императору Франции, а также отцу-основателю психоанализа я заслужил свой красный диплом, в котором значилось: специальность - «юриспруденция», квалификация - «юрист». Это вам не правоведение какое-то, а юриспруденция! Впрочем, эйфория от красного диплома длилась недолго, поскольку я поступил на службу в милицию следователем, где знания о Наполеоне и трудов Фрейда почему-то не котировались.

Глава 4
Служба

Я точно не помню, что случилось раньше в 2001 году: рухнули башни-близнецы Всемирного торгового центра в Нью-Йорке или я поступил на службу в МВД на должность следователя. Однако, я точно знаю, что по своим разрушительным последствиям оба этих события примерно сопоставимы.
Первым моим достижением на должности стажёра следователя стало то, что я упустил задержанного и находившегося в федеральном розыске мошенника. Я так увлёкся составлением плана совместных оперативно-розыскных мероприятий и следственных действий, что прошляпил этого жулика. Он отлучился по своим естественным потребностям, залез на крышу туалета и перепрыгнул забор с колючей проволокой, окружавший территорию отдела. Ах! Какая цветастая, насыщенная и образная речь была у товарища полковника - начальника отдела! Причём, хитрая он бестия, весь свой ораторский талант он почему-то употребил в адрес опытных сотрудников уголовного розыска и следствия, а мне досталось лишь: «Иван!.. Ну что ж ты так?..». Я тогда не понимал, что этим он мне буквально добавил недоброжелателей в лице тех самых опытных сотрудников.

Нас молодых неоперившихся ещё стажёров в следствии было двое, я и Оксана, кубанская деваха кровь с молоком. Такие не только коня, табуны на скаку останавливают. Чтобы мы не мешали старикам работать, нам с Оксаной выделили кабинет. Я занимался бумажными делами - печатал на машинке документы. Оксана, как поступившая на службу раньше (аж на два месяца), допускалась на выезды на место происшествия. Что чаще всего случалось в плане криминала в провинции? Кражи, грабежи, драки. Поскольку местность сельская, то воришки предпочитали промышлять крупный рогатый скот.
Я чуть не стал вегетарианцем, ненавидящим ананасы...
Случилось так, что в одном из колхозов украли корову. Скотокрадуны редко заказывают для украденной бурёнки такси, да и вести через поля, леса и горы корову нежелательно - найдут по следу. Чаще всего в ближайшей лесополосе от коровы остаются лишь рожки да ножки. Причём буквально - рога и копыта.
Вот, Оксана и привезла с осмотра места происшествия в качестве вещественных доказательств рога и копыта о украденной коровы. Зачем, правда, непонятно. Ведь копыта не дактилоскопируешь (отпечатки не снимешь), рога тоже не могут ничем помочь следствию. Всё бы ничего, но всё это "добро", упакованное в полиэтиленовый пакет, в жаркую июльскую пору быстро стало разлагаться. В угловом кабинете, на солнечной стороне, на пятнадцати квадратах замкнутого пространства этот процесс протекал быстро и со специфическим запахом. Через пару дней в кабинете было невозможно находиться.
Оксана нашла блестящий выход. Точнее, это она так думала, что выход оригинален. Она купила освежитель воздуха с ананасовым ароматом...
Когда я зашёл в свой кабинет, я почувствовал густой, тяжёлый запах ананаса вперемешку с не менее въедливым трупным запахом. Оказывается, Оксана использовала почти весь баллончик ананасовый освежитель воздуха на пятнадцатиметровый кабинет.
Мне срочно понадобилось на свежий воздух! Находиться в кабинете было невозможно. Определённо.
Как ликвидаторы аварии на Чернобыльской АЭС, мы с Оксаной короткими двухминутными забегами очистили кабинет от "фонивших" вещдоков, потом такими же короткими рывками открыли окна. Не помогло! Казалось запах ананасов и трупов проник везде и глубоко, даже под обои и штукатурку. Стоило мне или Оксане пройти мимо кого-то, не замешанного в нашей афере с рогами и копытами, люди начинали сначала с интересом принюхиваться, а потом - отходили на почтительное расстояние.
С тех пор я ненавижу запах ананасового освежителя воздуха.

Глава 5
Будни следователя

К слову тот человек, которого я упустил в начале службы, побегал на свободе недолго, меньше полугода. Он получил причитающийся ему приговор. А вот отношение начальства ко мне не изменилось. Как в той истории, когда столовое серебро нашлось, а осадочек неприятный остался. И дабы я и Оксана больше не дискредитировали славный районный отдел милиции своими рогами, копытами и беспечностью, нас, как нашкодивших школьников, рассадили по разным партам, то бишь по разным кабинетам. При этом над нами закрепили шефство опытные сотрудники следствия - мастодонты, мамонты и даже динозавры следствия. Мне досталась, точнее будет сказать я достался старшему следователю по имени Любовь Анатольевна. Хоть она прослужила всего-навсего тридцать лет, складывалось полное ощущение, что она на страже закона ещё со времён сталинского НКВД. Гранитный монумент, а не женщина!
Бравые оперативники, бравшие с ПМ (пистолетом Макарова) и двумя обоймами к нему банды матёрых уголовников с обрезами, робели, стоило им зайти в кабинет "бабы Любы". Она была настолько, как сейчас говорят "токсичная", что заходить к ней решались по долгу службы только три человека: начальник следствия, начальник уголовного розыска и начальник финчасти, и то, в день зарплаты.
В общем я попал в надёжные руки. Я бы даже короче сказал: я попал.

Кабинет любого следователя в те времена, представлял собой печальное зрелище. Два железных, покрашенных грязно-зеленоватой краской, сейфа всем своим видом красноречиво приглашали окунуться в атмосферу пересылок, ГУЛАГа и криминальной романтики. Дощатый пол был окрашен в весёленький тёмно-коричневый, как старое хозяйственное мыло, цвет. По рассказу Любови Анатольевны примерно месяца три назад тут был даже линолеум, однако мой предшественник, молодой следак по фамилии не то Орлов, не то Соколов, уволился со скандалом (но без уголовного дела на себя, что уже хорошо), и при уборке кабинета под линолеумом в дальнем углу нашли целое уголовное дело, считавшееся год как утраченным. С тех пор линолеум в кабинетах следствия был запрещён специальным предписанием надзирающего прокурора района. Стены кабинета были оклеены обоями, и, о чудо! Это были обычные тогда обои с цветочками - видимо та часть души бабы Любы, в которой теплилась женственность и мягкость, самовыразилась, даже выплеснулась (в последний раз) на эти обои. Правда в окружении сейфов, уголовных дел, тяжёлых пишущих машинок времён Феликса Эдмундовича Дзержинского, коричневого дощатого пола и тяжёлого взгляда бабы Любы всё это цветочное великолепие смотрелось ещё более депрессивно. К слову о Железном Феликсе, цветочки на обоях были разбавлены фразой, приписываемой самому Феликсу: "Отсутствие у вас судимости - не ваша заслуга, а наша недоработка". Эту фразу, распечатанную на струйном принтере (тогда это редкость была), моя напарница хранила как зеницу ока и файлик с листом бумаги кочевал с нею из кабинета в кабинет при продвижении по службе.
В общем даже я на своё рабочее место мог зайти только после пары психологических приёмов аутотренинга.
Любовь Анатольевну называли "бабой Любой" только за глаза и только трусливые сотрудники отдела. Потому в дальнейшем будем обращаться к ней по имени-отчеству, и не из страха, а из уважения.
Так вот, с Любовью Анатольевной у меня установились настоящие товарищеские отношения. Сначала был инструктаж: "За мой стол в моё отсутствие чтобы никто не садился! Ящики письменного стола и дверцы шкафа с бланками документов чтобы никто не открывал! Вот, тебе ключи от второго сейфа и чтобы с этого момента даже я что не видела его содержимого! Уголовное дело должно быть в запертом сейфе! На столе оно может лежать только в твоём присутствии и только один том! Если ты выходишь из кабинета даже на тридцать секунд "спросить", дверь запирай на ключ! О том, что слышал здесь в кабинете, об уголовных делах и о телефонных разговорах не говорить никому! Пистолет должен находиться либо при тебе в кобуре на портупее, либо в Дежурной части - не на столе, не в столе и не в сейфе! Документы из уголовного дела переворачивай, когда заходит посторонний! Посторонние - это все кроме тебя и меня!"... Да! Попал я, иначе не скажешь.
Несмотря на столь строгий режим, я был рад. Во-первых, здесь не пахло ананасами. Во-вторых, временами, когда утреннее солнышко пробивалось сквозь решётки, грязные стёкла и жёлтый тюль занавесок, находиться в кабинете было даже интересно и загадочно.

Любовь Анатольевна расследовала в основном так называемые "телесняки": причинение тяжкого вреда здоровью. А значит и я, как стажёр, занимался телесняками тоже. Следователь, занимающийся телесняками, по долгу службы часто общается с судмедэкспертами. Моё знакомство с судебными медиками прошло удачно. Я приехал к ним аккурат в день судебного медика - первого марта. Это было опрометчиво с моей стороны. Бюро Судебно-медицинской экспертизы (СМЭ) вместе с моргом располагалось на территории горбольницы соседнего города. Поездка за экспертизами являлась уважительной причиной не приходить на службу до конца дня. Я же пропал на два дня...
Заведующий Бюро СМЭ по кличке "Борода" был очень приветливый человек и радушный, даже хлебосольный хозяин. Думаю, двигающиеся и говорящие люди вызывали в нём живейший научный интерес и отклик, поскольку та публика, с которой общался он, была, мягко говоря, иная. Когда я зашёл к нему в кабинет, там было буйное застолье: алкоголь и богатые закуски.
Борода с порога узнал во мне сотрудника следствия, хотя я был не по форме:
- Следак?! - почему-то радостно спросил он, - С какого отдела?
- С Гулькевичского.
- Наливайте ему штрафную!
В принципе, это было последнее, что я помнил осмысленного. Помню, что мы ездили на Кубань, а некоторые даже окунулись в холодную воду, помню, что отмазывал судебных медиков от гаишников, трезвые водители в этой компании закончились ровно после моей "штрафной"...
Проснулся я дома, но не у себя. В моей папке лежали несколько готовых экспертиз. Я пошёл на службу.
О том, что это не следующий день, а день, идущий за следующим, я узнал уже в Отделе. Начальник следствия, Елена Петровна, дама интеллигентная, утончённая и истеричная, накричала на меня матом при всех, грозила всеми карами небесным и земными. Под конец своей тирады она выгнала из кабинета весь коллектив следователей и, конечно же меня, а потом расплакалась - это я узнал, когда вернулся в кабинет забрать оставленные в спешке документы. Душевная женщина!
Сотрудники уголовного розыска, поднятые вчера практически по тревоге (сотрудник, стажёр пропал!) сегодня пребывали в благодушном расположении. Смеялись и подтрунивали надо мной: "Ты явно ошибся службой, айда к нам в розыск!"
Принцип "победителей не судят" работает везде. Меня не уволили, ведь я вернулся живым, здоровым и с экспертизами.
Как я потом узнал, идея отправить меня 1 марта к судебным медикам принадлежала Любови Анатольевне - она тёртый калач, много прошла и знала, как быстро, легко и безболезненно адаптировать молодого сотрудника к тяготам службы. Однако, с тех пор я к экспертам-медикам 1 марта ни за что не сунусь.

Глава 6.
Опыт приходит постепенно

Влияние на меня старшего товарища майора, Любови Анатольевны, оказалось полезным, даже благодатным. Серьёзные залёты прекратились, а моя коллекция приказов о дисциплинарном взыскании, которые я вешал в рамочки на стенку позади меня, прочно остановилась на строгом выговоре. Дисциплинарные взыскания в органах внутренних дел не такие, как на гражданке. Начинаются и заканчиваются они предупреждением: предупреждение, замечание, выговор, строгий выговор, понижение в звании или в должности, предупреждение о неполном служебном соответствии, после этого предупреждения о неполном служебном только увольнение. Моё демонстративное пренебрежение мерами взыскания сильно раздражало начальство. На вопрос, зачем я вешаю на стенку эти приказы, я отвечал, что для воспитательного воздействия. А поскольку тогда слово "троллинг" не было массово известно, то и возразить на это было нечего. Это был именно троллинг.

Чтобы сотрудник милиции стал полноценным сотрудником, а не стажёром, ему нужно пройти первоначальную подготовку. Только после этого ему вправе выдать оружие. Учебных центров в Краснодарском крае было два: собственно в Краснодаре и его филиал в Армавире. Молодых следователей направили для учёбы в Краснодар на два месяца. По сути это был отпуск.
Мы были на казарменном положении. Подъём в 6 утра. По внутреннему радио включали бодрую музыку. Мелодий было всего две, в зависимости от того, какая смена дежурит: первая композиция Андрея Алексина "Ну что ж ты страшная такая", а вторая - утренний намаз саудовского муэдзина, подрезанный нашими бойцами у ваххабитов на второй чеченской войне. Обе композиции настраивали личный состав на правильный лад и усвоение знаний шло продуктивнее.
Занятия представляли собой всего три дисциплины: стрельба и правила обращения с огнестрельным оружием, приёмы самообороны и методы задержания, правовая подготовка. Причём последний предмет представлял собой зазубривание наизусть статей с 12 по 15 закона о милиции - права и обязанности милиции, применение физической силы, специальных средств и огнестрельного оружия.
Я сразу же заскучал, т.к. выучил эти правила на второй день, а впереди было ещё пятьдесят восемь. Я воспользовался опытом моего отца, мне прислали телеграмму о болезни отца же и я укатил на две недели с девушкой на море.
После первоначалки и нескольких расследованных уголовных дел я был уже не желторотиком-стажёром, а опытным серьёзным сотрудником в звании аж лейтенанта юстиции. Мне стали доверять не только серьёзные дела, но и молодое пополнение.
Одно из таких пополнений была девушка-блондинка с длинными ресницами, двумя-тремя килограммами "штукатурки" на лице, красными губами и красными длинными ногтями и постоянно открытым декольте. За глаза сотрудники уголовного розыска называли её "Барби", но более меткое прозвище ей дал председатель районного суда - "Болонка". Звали её Света. Заниматься воспитанием новичка поручили мне. Моя напарница и бывший наставник Любовь Анатольевна сочувственно, с нескрываемым злорадством посмеялась. И было отчего. Эта фурия-Света носилась по городу на Ладе-Калине на бешеной скорости, бесила гаишников, запросто заходила в высокие генеральские кабинеты - так она и устроилась на службу, а также напрочь игнорировала законы и правила. Мечта поэта, а не девушка! На вопрос, зачем ей милиция, она просто отвечала - "хочу носить форму и погоны, мне это к лицу".
Воспитанием подрастающей смены я занялся сразу - сначала взял её на выезд на место происшествия. Затем отправил её на происшествие самостоятельно.
Это было в четыре утра. Я только что приехал с места происшествия, с кражи в каком-то магазине, после допросов свидетелей, следы пальцев рук, вещдоки. Света поехала на вызов в связи с телесными повреждениями. Только я прикорнул немного поспать после тяжёлой ночи, мне звонят: дежурный по отделу, посмеиваясь сообщает, что Света в истерике на месте происшествия, не знает, что делать, просит приехать помочь. Что ж, пришлось ехать.
Бабушку-самогонщицу, которая нелегально торговала алкоголем сильно побил её же клиент-алкоголик за то, что не налила ему в долг. И вот я захожу в эту злополучную квартиру, а там картина в стиле американских триллеров или даже хорроров: "кубанская резня бензопилой". Посреди квартиры, стены и пол, и даже потолок которой все в крови, сидит Света, дрожит и мигает густо накрашенными ресницами:
- Ваня! Помоги! Я не знаю, что делать...
Ребята из следственно-оперативной группы тщательно прятали свои ухмылки.
Для начала я попросил коллег налить мне крепкого-крепкого чаю, чтобы хоть как-то прийти в себя. Потом, прямо как Глеб Жеглов Шарапову в квартире Груздевой, стал диктовать Свете протокол осмотра места происшествия. Она была рада, что от неё требовалось только это. И вот, с чашкой чаю я диктую протокол:
-... на полу прихожей комнаты обнаружено влажное пятно красно-бурой жидкости с... (дайте мне что-нибудь! - мне дали ручку и я подцепил "это")... с лоскутом скальпированной кожи волосистой части головы...
В этот момент я услышал, как что-то мягко упало на пол. Сотрудники милиции отнесли Свету на воздух, где привели в чувство. Протокол заканчивал я.

Однако негативные эмоции испытывала не только Светлана. Раз в полугодие приезжала проверка из Краснодара, которая проверяла уровень подготовки: физические упражнения, стрельба. Оружие выдавалось не всем, только опытным, аттестованным сотрудникам, прошедшим первоначалку. Задача Отдела была, чтобы как можно больше сотрудников отстрелялись. Начальство нам сказало, чтобы аттестованные сотрудники передали оружие неаттестованным и те тоже отстрелялись. Делать так было категорически запрещено правилами обращения с оружием! К правилам я тогда относился легкомысленно.

Процесс стрельбы на стрельбище жёстко регламентирован: как подойти к огневому рубежу, как доложить проверяющему, как получить патроны, как зарядить, как доложить о готовности к стрельбе, как отстреляться и доложить об этом - всё чётко прописано, заменить одно слово на другое нельзя. Не знаю почему, так принято!
И вот я отстрелялся на отлично. Отошёл на сто метров от огневого рубежа и за милицейским УАЗиком-"Таблеткой" передал свой ПМ вместе с портупеей Свете. Она выглядела комично в брючном костюме с глубоким декольте, на каблуках-шпильках и с огромной портупеей и кобурой на боку. Примерно также выглядит автомобиль малолитражка, если его обуть в резину от БМВ Х6.
Это был звёздный час Светланы! Походкой от бедра с кобурой на этом же бедре она продефилировала к огневому рубежу. Экзамен по стрельбе принимал сотрудник кадровой службы Главка - двухметровый инструктор по рукопашный бою, спецподготовке и стрельбе, краповик (имеющий право ношения крапового берета). Они о чём-то поговорили, не было слышно из-за дальности. Света вытащила мой пистолет и держа его в руке подефилировала обратно. Все окружающие сотрудники милиции стали потихоньку прятаться за машины и складки местности - блондинка со стволом в руке, с пальцем на спусковом крючке идёт и размахивает на ходу оружием в разные стороны!

Я не прятался. В этом не было необходимости. Независимо от того, в кого попадёт пуля, мне конец! Ствол-то мой, я за него отвечаю! Даже лучше, если в меня попадёт - это всего лишь дисциплинарка, а не уголовное дело. Я стал кричать Свете: "Пистолет в кобуру!!!" Не помогло. Она так и донесла пистолет в руках до меня и передала в мои мелко дрожащие руки.
Патронов в магазине не было. Оказалось, инструктор забрал у неё патроны от греха подальше. А разговор там был следующий:
- Девушка, вы кто?
- Я следователь.
- А вы прошли первоначальную подготовку?
- Нет.
- Сдайте мне патроны, верните сотруднику пистолет и скажите ему, что на первый раз я его прощаю.
Значительная часть седых волос на моих висках образовалась именно тогда. Тем не менее, Света дослужилась до капитана юстиции и сделала бы неплохую карьеру, если бы не... взятки. Но это другая история, адвокатская, а не следственная.

Глава 7.
Дурная голова ногам покоя не даёт

Ко всему можно привыкнуть: к трудностям, хамству, отсутствию перспективы, даже к похмелью. И только к человеческой глупости невозможно привыкнуть, в особенности к своей собственной глупости.
Следователей выводят на полную проектную мощность постепенно. Сначала они просто нумеруют листы уголовного дела и составляют опись документов в деле. Этим часто занимаются практиканты с юрфака, стажёры или молодые следователи, если в отделе нет кадрового голода. Впрочем, голод всегда есть. Затем следователей подпускают к составлению документов, как правило, самых незначительных. И вот тут важно соблюсти баланс: не слишком умничать, то есть не слишком грамотно составлять документы, ибо попадёшь в полугодовую кабалу, но и не составлять их безграмотно, а то зашлют в дальний кабинет на нераскрытые дела на всю жизнь. Я допустил первую ошибку, моя нарциссическая часть психики очень любит внимание, лесть и награждения. Примерно полгода я ваял отказные материалы, постановления о прекращении уголовных дел, ответы в главк и прокурору. Разумеется, обращавшиеся сотрудники приходили ко мне через "Бон-Бон" - так назывался торговый киоск близ отдела милиции, где приобретался гонорар, в народе называемый могарыч. Эта лавочка работала недолго. Надзирающий прокурор быстро вычислил по стилю изложения авторство тех отказных материалов и прекращёнок, которые ему приносили на проверку и сказал, что будет отменять операм и участковым все материалы, если в них будут выражения типа "двусторонняя реституция", "пролонгация дебиторских каникул", "стокгольмская арбитражная оговорка" и предполагаемый номинальный автор постановления не сможет объяснить эти термины. Моему начальству он порекомендовал нагрузить меня сильнее, чтобы не умничал.
И я перешёл в следующую стадию - расследование нераскрытых уголовных дел. Чаще всего это сугубо бумажная работа, основная цель которой - сделать как можно толще материалы уголовного дела и всё.
Затем следователю дают простые уголовные дела "с лицами", т.е. где известно лицо, человек, которому надо предъявлять обвинение. И в последнюю очередь следователь, зарекомендовавший себя сносным сотрудником, который может направлять дела в суд, получает специализацию по расследуемым делам: телесные, дорожки (ДТП), экономические, наркотики.
С дорожками у меня как-то не вышло. И вот почему. На дорожки выезжают все следователи, которые заступают на дежурство в суточный наряд следственно-оперативной группы. А вот расследуют их потом опытные следователи со стажем.
Однажды выехал на ДТП и я. Это случилось на свадьбе. Жених и двое его друзей поехали прокатиться за горячительным (видимо всё выпили подружки невесты), и на большой скорости не вписались в затяжной поворот, затормозили о тополя вдоль трассы. К моменту приезда нашей следственно-оперативной группы скорая помощь увезла в больницу двух пострадавших, но выживших. В машине остался труп пассажира и оторванная нога водителя, которого увезли в больницу. Я сделал свою работу, описал место происшествия, изъял вещдоки, опросил очевидцев, составил схему, направил труп на судебно-медицинскую экспертизу. С чувством исполненного долга я вернулся в родной Отдел милиции и сдал материалы в Дежурную часть на регистрацию.

Буквально через полчаса ко мне в кабинет врывается участковый инспектор той местности, куда я выезжал на ДТП, и кладёт мне на стол... человеческую ногу, обутую в модную тогда мужскую туфлю с остатками брючной штанины.
- Забирай свою ногу! - говорит участковый и для большей уверенности двигает ногу ко мне ближе.
- Это не моя нога! - отвечаю я и, чтобы добавить веса своим словам, также двигаю ногу, но обратно, в сторону участкового.
- Ты выезжал на происшествие, значит нога твоя!
[Звучит как разговор двух умалишённых. Абсурд!]
- Я уже закончил оформлять и сдал материалы на регистрацию.
- Я ничего не знаю! Ты на месте происшествия главный, значит тебе принимать решение!
По сути участковый, конечно же прав. Всем этим должен был заниматься я. Видимо, когда гаишники стали разбирать обломки автомобиля, они и обнаружили забытую мною ногу.
Я стал обзванивать тех, кто по моему разумению сможет забрать эту конечность. Сначала позвонил в городскую больницу соседнего города Кропоткина (ДТП произошло ближе к нему) куда увезли пострадавших. Там мне ответили, что ногу они забрать не смогут, прошло слишком много времени, пришить её невозможно, обращайтесь в Бюро СМЭ.
Судмедэкспертиза, тот самый Борода, на моё предложение привезти им ногу попросил повисеть немного на проводе, потом он сказал:
- Иваныч! У меня труп, который ты направил после ДТП, имеет все конечности, ампутированных нет. Извини, мы по запчастям не берём. Обратись в больницу, если это от живого человека нога.
- Да обращался уже! Тоже не берут!
- Ну, тогда не знаю! Извиняй!

Вот так-так... Вырисовывалась неудобная ситуация, конфуз можно сказать. Я пошёл спрашивать совета у старших товарищей, наших "мастодонтов" ДТП, прослуживших по двадцать лет в следствии. Один в звании майора, другой - подполковника. Они не насмехались и не издевались, даже сочувствовали, но помочь не смогли. За их общий сорокалетний стаж такого не происходило. Я начинал медленно паниковать.

Обратился к начальнице следствия, той самой утончённой леди, Елене Петровне. Она, конечно же, сначала наорала на меня благим матом для профилактики. Потом стала искать выход из такой щекотливой процессуальной ситуации. Не найдя выхода, она снова наорала на меня и сказала:
- Не знаю. Крутись как хочешь! Не хрен было оставлять ногу на месте ДТП. Утром доложишь по делу...

Паника овладел мной. "Это провал!", практически как Штирлиц, подумал я. Вернувшись к себе в кабинет, я застал там участкового, нервно курящего в форточку.
- Ну что?! - с надеждой спросил он.
- Щас! - только и смог произнести я.
По какому-то наитию я набрал номер главного врача районной больницы, с которым у меня были неплохие товарищеские отношения. Моя история позабавила его, он долго ржал прямо в трубку. Потом сказал:
- Привози ко мне эту ногу. Мы в больничном морге кремируем её и выдадим тебе справку. Но только с тебя чур копия постановления по материалу о ДТП!
Так мы и сделали.
Как это ни странно, несмотря на мою блестящую находчивость, к дорожкам меня в дальнейшем не допустили. Дабы не гневить провидение, мне поручили сначала телесные расследовать, а потом поручили экономику и налоги - однако, вот тут они просчитались! Впрочем об этом позже...