Глава 1 Акаге льда Бай Линь

Штормовая воронка ревела под ними, как живая пасть. Огромный орёл тяжело работал крыльями, пробираясь сквозь ветер, который мог сорвать с седла даже опытного всадника. На его спине, привязавшись кожаными ремнями, сидели пятеро орков — разведгруппа. Их лидер — Увэха, дочь вождя, широкоплечая, с косой, перевязанной костяными кольцами.
Они шли на риск. Но Увэха была убеждена: кто не рискнёт — тот не узнает, как дышит враг. Недавно объявившаяся в их родных землях парящая крепость.
Ветер бил их в лица, забивая снег под меховые воротники. Шаман — старик Хрук — держал в руках осколок звезды, тёмный, с внутренним голубым свечением. Камень мерцал всё ярче по мере приближения к крепости.
— Он поёт, — прохрипел шаман. — Путь открыт.
— Или нас хотят заманить, — буркнула Увэха, сжимая рукоять топора.
— Это одно и то же, — спокойно ответил Хрук.
Орёл резко нырнул ниже, туда, где лапы шторма рвали воздух. Но именно здесь, внутри хаоса, было их окно: патрули Акаге в такую погоду не летают.
Сквозь снежную пелену наконец показалась чернота — массивное брюхо парящей крепости, огромной как луна. Металлические пластины нижнего уровня были изрезаны древними шрамами — старые механизмы, трубы, заклёпки, забытые веками.
— Видишь? — ткнул Хрук посохом. — Там.
Под ними — чёрная дыра вентиляционной шахты, заросшая инеем. Вокруг неё ветер почти не двигался — как будто сама крепость держала маленький карман тишины.
Увэха нахмурилась.
— Слишком удобное укрытие.
— Удобство — это тоже знак богов, — шаман пожал плечами.
Орёл подлетел ближе, почти касаясь лапами стальной арматуры. Разведчики спрыгнули, цепляясь за ржавые крепления, затем втягиваясь в шахту. Однако внутри было темно и тихо… слишком тихо.
Снег быстро исчезал — вместо него на стенах лежала чистая, хрустящая изморозь. Воздух был тяжёлым, пах металлом и чем-то… холодным, как будто мороз имел свой голос.
— Здесь давно никто не ходил, — пробормотал Крул, самый молодой из отряда.
— Должна быть охрана, ловушки, магические печати, — Увэха провела рукой по стене. Ничего. Заброшка?
Хрук поднял осколок звезды — тот продолжал светиться ровным голубым светом.
— Дорога свободна.
— Слишком свободна.
Они двигались вниз по шахте, по старым лестницам, по трубам, где металлические решётки звенели под сапогами. Звук отдавался глухо, будто стены слушали их шаги. И никто не откликался.
Увэха почувствовала, как под перчаткой стена стала гладкой — будто металл под ней перешёл в тонкий лёд.
— Здесь холоднее, — она остановилась. — Хотя мы выше облаков.
Шаман медленно кивнул:
— Это не просто мороз. Это отклик чьей-то магии.
---
Они вышли из шахты в старый технический коридор. Потолок низкий. Стены исписаны рунными линиями — часть из них погасла, часть треснула.
— Кто-то… снимал печати, — сказала Увэха, присев и проведя пальцем по сломанному символу.
Но трещина была не грубая. Она была… аккуратная, ровная, будто кто-то вырезал её тонким лезвием.
Шахта вывела их в старый технический тоннель. Потолок низкий, стены в трещинах, кое-где старая ржавчина съела металл, словно его грызли века. Воздух был сырой и настолько холодный, что дыхание сразу превращалось в белый пар.
— Не похоже на жилые уровни, — пробормотал Крул, оглядываясь. — Где все?
— Это нижние механические уровни, — ответила Увэха. — Здесь должны быть слуги, сторожа, механики… кто угодно.
Но никого не было. Только тишина — настолько плотная, будто её можно тронуть рукой.
Шаман поднёс осколок звезды; кристалл мерцал ровно, будто подталкивая их вперёд. Свет отражался на стенах странным образом — как будто под слоем металла скрывалось стекло.
Увэха прикоснулась к стене и вздрогнула:
— Здесь ледяная корка. Хотя мы внутри крепости… почему здесь холоднее, чем снаружи?
— Магия? — неуверенно спросил Крул.
— Или древность, — шаман поджал губы. — Такие места иногда… Живут по собственным правилам.
Коридор тянулся вперёд, уходя во мрак. Но в конце видно было слабое, ровное сияние — белое, приглушённое, будто свет, пробивающийся сквозь туман.
— Похоже на проход, — сказала Увэха, вновь проверяя топор. — Может, это выход в жилые уровни. Или склад.
— Или что-то ценное, — добавил Крул, что не скрывал надежду.
Они двинулись дальше. Шаги звенели, будто по стеклу, хотя под ногами был металл.
По мере приближения к свету становилось всё холоднее — так, что воздух резал горло при вдохе. Но они продолжали идти: разведка — есть разведка.
Чужие коридоры, чужая тишина, белый свет, которого не должно быть тут, в недрах крепости. И никто из них не знал, что впереди начиналось место, куда не заходил ни один живой разум много лет.
---
 Хрустальный Сад Тишины
Коридор внезапно закончился. Они вышли — и каждый остановился, будто упёрся грудью в невидимую стену.
Перед ними раскинулся сад, которого не могло быть внутри крепости. Не могло — но он был.
Сначала — снег. Белый, плотный, хрустящий. Но через пару шагов он изменился: стал гладким, как стекло, словно замёрзший под ударами молота.
На этой ледяной глади отражался мягкий белый свет, и непонятно было — откуда он идёт.
Деревья тянулись вверх тонкими изломанными ветвями, как хрупкие пальцы. Их стволы были полупрозрачны, внутри шли трещинки — голубые, серебристые, словно линии древних узоров. Каждое дерево выглядело так, будто его вырезали из цельного кристалла.
На ветвях висели крошечные колокольчики, выточенные из самого льда. Один из них чуть качнулся — и воздух дрогнул. Не звук, не звон. А будто тихий шёпот, молитва, донёсшаяся с другой конца сада.
Орки переглянулись.
— Это… магия? — прошептал Крул.
— Это ловушка, — хрипло произнесла Увэха, но её голос был сорванным. Потому что она сама в это не верила.
Поначалу они думали, что сад пуст. Но спустя несколько секунд разглядели… фигуры.
Сначала казалось, что это просто статуи. Ледяные люди. Ледяные дети. Женщины. Как будто сотни застывших теней.
Но некоторые вдруг чуть наклонились. Или повернули голову.
Движения были плавные, мягкие, как у танцующих кукол.
— Что это… — прошептал кто-то.
Из глубины сада донёсся тихий, высокий звук — трель на арфе.
Орки вздрогнули: на небольшом кристаллическом помосте сидела маленькая фигура — ростом едва по пояс человеку. Девочка? Или кукла? Лицо гладкое, прозрачное, как лёд. Волосы стеклянными прядями лежали на плечах.
Она играла на арфе из цельного кристалла — и каждый её жест оставлял в воздухе след голубого света, который таял, как пар.
Ещё двое — такие же, но с тонкими, изящными движениями — танцевали неподалёку. Их шаги не оставляли следов. Их пальцы казались так хрупки, что могли рассыпаться от дыхания.
Они не замечали орков — просто… выполняли свою роль. Как будто их мир закрыт, а всё остальное — не существует.
В центре огромной ледяной поляны, возвышался трон. Ледяной трон.
Не просто стул из льда — это была мраморная конструкция, гладкая, как зеркало, вытянутая вверх, с резьбой, похожей на осколки зимнего ветра.
Внутри трона текли голубые прожилки света — словно у него была кровь. Замёрзшая, но всё ещё сияющая.
На троне кто-то сидел. Фигура женщины. Или… сущности?
Тонкая, почти хрупкая, с руками, сложенными на коленях. На ней — плавное белое одеяние, переходящее в ледяную ткань, будто сама одежда была частью тронного холода.
Лицо — спокойное, закрытое глазами. Казалось, что она в медитации, или отдыхает, или слушает музыку.
Только едва заметная улыбка на губах выдаёт: она слышит игру; чувствует танец; на принимает их заботу, как хозяйка принимает ласку своих питомцев.
— Богиня…? — выдохнул Крул, не в силах отвести взгляд.
— Держим позицию, не подходить ближе, — прошипела Увэха, поднимая руку. — Это может быть…
Но слова застряли у неё в горле. Потому что вокруг трона стояли и другие. Десятки. Может, сотни.
Некоторые — неподвижные, будто вырубленные изо льда.
Другие — слегка шевелились, словно замораживались и оттаивали одновременно.
И складывалось ощущение, что все эти фигуры… смотрят на них. Даже те, у кого не было лиц.
Тишина давила. Холод впивался под кожу.
И только музыка звучала, тонкая, хрустальная, будто каждая нота была льдинкой, бьющейся о воздух.
Шаман прошептал:
— Это… не сад. Это могила.
И никто не решился сделать ещё ни шага.
Сад был тих. Слишком тих.
Куколки — маленькие, хрупкие, каждая на вид ещё ребенок — продолжали делать своё: одна играла на арфе; две танцевали тонкими шагами; другая стояла у подножия трона, будто охраняя его.
Они не смотрели на орков. Не дрожали. Не вставали на защиту.
Но чувствовалось: они знают; они всё время знают, что хозяйка не любит ошибок; и они просто делают свою работу — идеально, без слёз, без лишнего взгляда в сторону.
Орки стояли неподвижно, не смея дышать.
Они понимали: что-то сейчас произойдёт, и то, что произойдёт — хуже любой битвы.
Увэха подняла руку, будто пытаясь подать жест отступления. Дочь вождя стояла рядом, сжимая топор так, будто тот мог спасти хоть как-то.
— Медленно… назад… — шепнула Увэха. — Сейчас же…
Но не успели.
Первое движение. На троне, на белом ледяном сиденье, почти незаметно дрогнула рука. Очень медленно, даже слишком, словно статуя, которой вдруг вернули жизнь.
Увэха почувствовала, как её сердце пропустило удар.
Шаман сглотнул.
Крул поклялся бы, что земля под ногами стала тоньше.
Но это было только начало.
Лёд вокруг трона слабо зазвенел — тонко, как крошечный мороз по стеклу.
И глаза женщины на троне открылись. Не резко. Не хищно. Просто… распахнулись. И внутри них не было зрачков, ни цвета, ни тепла. Только чистый, идеально прозрачный лёд. Глубокий, как дно замёрзшего озера.
Они не смотрели на кого-то конкретного, но в них отражалось всё.
И в тот же миг температура в саду рухнула. Не упала — рухнула.
Воздух стал слишком холодным, чтобы его можно было вдыхать.
Пар перестал выходить изо рта — он тут же замерзал на губах.
Снег под ногами потрескался, будто у него появились сотни новых ран.
— Бежать! — прохрипела Увэха, но голос звучал так тихо, будто его проглотил мороз.
Они попробовали отступить. Но ноги не слушались. Колени дрожали, как у детей. Кто-то уронил оружие — металл звякнул, и звук стал резким, как удар по стеклу.
Дочь вождя попыталась сделать шаг назад, но пожалела: Сад будто сам оттолкнул её. Холод впился в мышцы, лишая ощущений.
Она открыла рот, чтобы позвать остальных, но выдох превратился в крошечный облачко инея — и рассыпался.
Орки пытались закрыть её собой — инстинкт, родовой долг. Они поднимали руки, пытались оттеснить её назад.
Но уже было поздно.
Женщина на троне — Бай Линь — улыбнулась. Тихо. Тонко.
Как будто увидела давно ожидаемое. Исчезновение
Ни крика. Ни движения. Ни вспышки магии. Просто — тишина.
Туман вздрогнул, как плёнка воды. Едва заметный порыв ледяного ветра прошёл по саду. И через одно мгновение орков уже не было. Ни следов. Ни звука. Ни тени. Ни их дыхания.
Только несколько новых ледяных фигур, появившихся среди остальных — таких же прозрачных, таких же идеально застывших, словно стояли здесь всегда.
Арфа всё ещё играла. Две девочки продолжали танец, слегка дрожа от холода — не от страха, а от желания не ошибиться. Нельзя ошибаться. Нельзя мешать хозяйке.
Куколка у подножия трона замерла на секунду — ужас мелькнул у неё в глазах, но она тут же подавила его, выпрямилась, сложила руки и приняла прежнюю позу.
Только одна — играющая на арфе — позволила себе короткий взгляд в сторону… туда, где стояли новые ледяные статуи в саду. И её пальцы дрогнули. Только один раз.
Бай Линь медленно повернула голову к девочке. И та сразу выровняла движение — идеально, безошибочно, затихая в послушной дрожи.
Ведь если куколка ошибётся… она станет частью сада.
---
Поляна перед скальным перевалом.
Небо низкое, серое. Снег тихо идёт стеной, приглушая звуки.
На широкой поляне — вытоптанной ветрами, окружённой белыми скалами — ждущее напряжение висит в воздухе.
Именно здесь орки назначили встречу. Они пришли первыми. Вождь и пятеро лучших воинов стояли, кутаясь в шкуры. Их дыхание оборачивалось дымом. Все были тяжёлыми, мрачными, с глазами, в которых читалась и ярость, и отчаяние.
Но главное — страдание.
Потеря свою кровь — дочь — была для вождя раной, которую он не скрывал.
Он ходил по поляне, как зверь, загнанный в угол, всё озираясь — будто надеялся увидеть знакомый силуэт. Его кулаки были в крови — он сжал их так сильно, что ломал собственные ногти.
Кель пришёл первым, сопровождаемый двумя акаге ветра.
Он выглядел собранным, хотя его плащ дрожал от холодного порыва, будто ветер предупреждал его: будь осторожен
Орки сразу двинулись к нему.
— Где она? Где моя дочь? — рыкнул вождь.
— Скажи мне, живы ли хоть кто-нибудь из моих разведчиков?!
Кель поднял руку, утихомиривая.
— Мы принесли то, что нашли. Бай Линь скоро придёт.
— Почему не сейчас? — вождь был едва ли не в истерике.
Кель не ответил. Только посмотрел на горизонт.
И тогда всё изменилось.
Поле ветров внезапно стихло. Не резко — скорее так, будто кто-то аккуратно выключил шум мира. Снег перестал шипеть, воздух замер. Даже дыхание стало тяжёлым.
Акаге обменялись тревожными взглядами:
— Она проснулась…
— Кель, ты уверен, что это… хорошая идея?
Кель лишь кивнул. Одна попытка — иначе война будет неминуемой. Даже сейчас он не горел желания проливать кровь понапрасну, особенно не зная своего врага.
Бай Линь шла медленно, с высоко поднятой головой. Позади неё виднелся туман, а на её лице ехидная ухмылка. Она всегда делала, что хотела.
Статуарная фигура в бело-синем, прозрачном, как тонкий лёд. Волосы — как иней, кожа — бледная, больше напоминающая такую же ледяную скульптуру, которой были её жертвы.
Орки напряглись, схватились за рукояти.
— Это кто?
— Маг льда? Жрица? Призрак?
Никто не ответил. Но холод рванулся по поляне. Снег заболел стеклянным хрустом. Воздух стал тяжёлым, словно его можно разбить. Шкура на плечах вождя покрылась инеем.
Даже Кель вздрогнул — он знал, как это бывает. И знал, что сейчас она в состоянии, в котором лучше бы никому не стоять близко.
Двое стражей акаге, пришедших со своей ледяной госпожой, поставили на снег большие, укрытые полотнищами формы.
Орки шагнули вперёд — и тотчас отшатнулись, когда снег под статуями начал медленно стекленеть.
Кель поднял руку:
— Это… всё, что осталось.
Он убрал покрывала, демонстрирую ледяные статуи орков.
Они выглядели так, словно время остановилось на миг до смерти: у одного широко раскрытый рот, как будто он кричал, пытаясь предупредить; у второго — попытка закрыть дочери вождя собой; а у неё самой — взгляд животного ужаса, зрачки расширены, губы изогнуты в безмолвном вопле.
И это было самое страшное — ледяной крик. Настолько настоящий, что казалось: если прислушаться, можно услышать эхо.
Орки ахнули.
Кто-то опустился на одно колено. Кто-то закрыл лицо рукой. Один воин разрыдался — впервые в жизни, выбитый из равновесия не болью, а тем, что прочёл в этих лицах.
Вождь медленно опустился перед статуей дочери, прикоснулся к её щеке — и тут же отдёрнул руку. Мороз обжёг кожу.
— Нет… нет… нет… — бормотал он. — Почему… так?..
Бай Линь подошла ближе — плавно, легко, словно ступала по льду, созданному собой.
Её голос был тихим, мягким, почти ласковым.
— Они вошли туда, где хранились мои куколки. Где спят мои голоса. Где мои они танцуют под моим снегом.
Она наклонила голову:
— Они нарушили тишину. Очень громко, -- выказывая неприязнь, её лицо стало серьезнее, словно рассказывая об этом она делилась своей проблемой.
Ветер закружился вокруг неё и сразу замёрз, рассыпавшись инеем.
— Мне пришлось их успокоить, -- улыбаясь, её нравился этот способ решения проблем: заморозить все.
Они не решались даже поднять оружие — страх был слишком глубокой тенью.
Вождь, давясь слезами:
— Верни…
Бай Линь посмотрела на него так, будто он просил невозможное.
— Они стали частью моего сада. Ты ведь хотел забрать? Забирай.
Она протянула руку, спокойно касаясь рукой красивого орочьего личика. Если отец одернул руку, для Бай Линь этот холод не был проблемой.
— Но вернуть…? — лёгкая улыбка, — Увы.
Другие акаге стояли позади Келя и дрожали:
— Даже снежная буря боится её…
— Пусть Кель говорит, только Кель.
— Она… она сегодня не в духе…
Сам же Кель стоял прямо, но сердце билось быстрее.
Он понимал: если бы не его присутствие — эта поляна была бы уже кладбищем. Но он не вмешался.