Гоголь в зеркале антропологии
Н. Гоголь
Наполняйте душу, а не мошну.
Сенека
Уже полтора века обращаются к анализу творчества Николая Васильевича Гоголя (1809-1852), великого русско-украинского писателя, автора бессмертных «Ревизора» и «Мертвых душ». На мой взгляд, художественное и идейное наследие классика литературы весьма актуально и заслуживает своего анализа с философско-антропологической точки зрения. Гоголь талантливо высмеивал и бичевал чиновничью и помещичью Россию XIX века. В то же время он не хотел революций и призывал к духовному обновлению, к христианскому братанию людей разных сословий. Думается, творчество Гоголя интересно и поучительно рассмотреть через призму реалий сегодняшнего дня.
Творения Гоголя глубоко несут в себе печать личности своего творца. Поэтому необходимо, прежде всего, обратиться к рассмотрению Гоголя как писателя и человека.
Гоголь как писатель и человек
Приведем мнения некоторых русских философов и писателей о Гоголе.
Начинать, конечно, надо с В.Г. Белинского, который одним из первых оценил Гоголя как великого национального писателя и в то же время затем резко отверг его религиозно-проповедническую публицистику. Но на точке зрения Белинского мы пока не останавливаемся, поскольку речь о ней еще пойдет впереди.
Л.Н. Толстой назвал Гоголя подвижником писательского цеха, великим мастером своего дела, «трогательное и значительное житие и поучения» которого должен знать народ [1, с. 366-367]. Автор «Войны и мира» призвал не смешивать имя и творчество Гоголя с грязью и не придавать их забвению. Величая Гоголя «нашим русским Паскалем», Толстой, по-видимому, имел в виду то, что подобно французскому мыслителю и ученому автор «Вия» сумел художественно изобразить щемящий сердце ужас перед потусторонним и демоническим и одновременно тайное желание заглянуть в бездну беспредельного и бесконечного.
В.В. Набоков сравнивал Гоголя с Н.И. Лобачевским, создателем неевклидовой геометрии и ректором Казанского университета в гоголевские времена, полагая, что в художественном мире Гоголя нарушаются привычные пространственно-временные отношения и причинно-следственные связи. По мнению Набокова, «проза Гоголя, по меньшей мере четырехмерна, и тем отличается от трехмерной прозы Пушкина» [1, с. 378]. Иначе говоря, иномиры присутствуют на страницах гоголевских произведений не только в виде чертей и ведьм, но и как бы в физическом плане.
Обратимся к «демонической» трактовке Гоголя и его творчества.
Н.А. Бердяев считал Гоголя одним из самых загадочных и трагических русских писателей, унесшим с собой в могилу какую-то неразгаданную тайну, заглянувшим в закулисье демонического иномирья и в своем художественном откровении раскрывшим метафизическую силу жуткого мирового зла [2, с. 252-253].
Крайне резко оценивал Гоголя В.В. Розанов, который, можно сказать, ненавидел писателя и в тоже время с ужасом восхищался им. «Перестаешь верить действительности, читая Гоголя, - пишет Розанов. – Свет искусства, льющийся из него, заливает все. Теряешь осязание, зрение, веришь только ему» [3, с. 442]. В другом месте того же произведения есть его такая запись: «Дьявол вдруг помешал палочкой дно: и со дня пошли токи мути, болотных пузырьков… Это пришел Гоголь. За Гоголем все. Тоска. Недоумение. Злоба, много злобы » [3, с. 358]. Розанов объявлял Гоголя дьяволом, «архиереем мертвечины», самым страшным человеком, но в конце жизни признал ценность гоголевского творчества. В письме к П.Б. Струве незадолго со своей смерти Розанов сделал горькое признание: «Ты победил, ужасный хохол», ты раскрыл «преисподнее содержание» русской души [4, с. 99].
Сходную позицию занимал Д.С. Мережковский, написавший книгу «Гоголь и черт», ставшую популярной в начале XX века. В этой книге Мережковский представлял жизнь и творчество писателя как непрекращающуюся борьбу с «нечистым», который находит многообразные воплощения в гоголевских произведениях и мучает душу Гоголя [4, с. 96-97].
Бердяев, Розанов и Мережковский рисовали облик, так сказать «темного» Гоголя как человека, пребывающего в плену демонических сил. Но были и есть сторонники «светлого» Гоголя как истинного христианина, всей душой обращенного к Богу и лелеявшего осуществить «апостольский проект» [1, с. 42-55]. Сторонники такого образа Гоголя, наоборот, видят в последнем человека необыкновенной нравственной чистоты, одержимого желанием общего добра и единой правды. В. Паперный и А. Ковальчук даже назвали Гоголя «русским Христом» [1, с. 42].
Каковы аргументы в пользу «светлого Гоголя?» Жизненно веселы многие украинские повести писателя, в которых нечистая сила высмеивается и нередко побеждается. Светлой является вера Гоголя в возможность преодоления всех человеческих пороков и грехов с помощью божественной любви и благодати. Сама его искренняя попытка стать проповедником христианства и желание откровенно излить свою душу людям говорят прямо в пользу того, что не было у писателя никаких связей с дьяволом. И вообще Гоголь мечтал стать монахом и вел праведный и даже аскетический образ жизни.
Упомянем еще и том, что Гоголя сопоставляли с Гомером, Мольером, Ф. Кафкой и другими писателями и драматургами, но эти сопоставления мало, что добавляют принципиально иного в представленные точки зрения.
Таким образом, констатируем, что существуют самые разные, даже противоположные оценки Гоголя и его творчества. Одна ясно: Гоголь – это чрезвычайно противоречивый, сложный и многомерный феномен, совсем не подходящий для выработки простых однозначных выводов о его сущности. На наш взгляд, писатель не был ни грешником, одержимым дьяволом, ни святым проповедником, т.е. образы «темного» и «светлого» Гоголя носят явно односторонний характер. Гоголь был уникальным человеком, тяжело несущим крест своей гениальности и своего призвания. Человеком, конечно, странным и противоречивым, с «темными» и «светлыми» сторонами своей души. Он жил как человек, выполняющий трудную миссию, предназначенную будто свыше, проявляя при этом свои необыкновенные способности и совершая поступки, явно свидетельствующие о напряженной противоречивости его натуры. Противоречивость Гоголя можно увидеть в происходящих с ним переменах и его способностях.
Используя все известные о нем материалы, о личности и жизни Гоголя, попытаемся дать обобщенный словесный портрет писателя в смысле его способностей, устремлений, черт характера, наклонностей и привычек.
Итак, во-первых, Гоголь – это гениальный художник слова, одновременно великий комик и трагик, человек, рассматривающий свое творчество как служение благу России и пользе общечеловеческой. Гоголь не сразу выбрал профессию писателя. С детства он был увлечен идеей поприща, на котором каждый должен трудиться и приносить максимальную пользу обществу и государству. Гоголь перепробовал профессии актера, художника, служащего, преподавателя, ученого, прежде чем пришел к выводу о том, что литературная деятельность – это главная стезя его жизни, идя по которой в полной мере можно реализовать себя.
Во-вторых, Гоголь – это мыслитель, стремившийся стать проповедником и пророком, намекающий на свою избранность, на владение великой истиной, желающий указать людям путь к спасению, всячески поучающий и дающий самые разнообразные советы. В то же время он – человек, неожиданно способный открыто говорить о своих грехах, слабостях и недостатках, утверждать, что он ученик, а не учитель и каяться в совершенных ошибках. Гоголь мог возвышать и унижать себя, напускать на себя многозначительную таинственность и быть нелицеприятно откровенным.
В-третьих, Гоголь – это романтик-мечтатель, склонный к фантазиям, мастер смешивать реальное и фантастическое, предположительно, визионер, имеющий собственный религиозно-мистический опыт. С другой стороны, он проявлял реализм и расчетливость, способность здраво мыслить и объективно оценивать существующее положение вещей.
В-четвертых, Гоголь был глубоко верующим человеком, соблюдающих всех христианские обряды и любившим читать религиозные книги. Но иногда вдруг в нем вспыхивали сомнения в истинности веры в Бога, от этого его охватывало отчаяние, наваливался страх перед будущим и неизбежностью смерти. Причина возникновения таких ситуаций непонятна. Что вносило смятение в религиозную душу писателя? Гордыня ума? Но против нее часто выступал сам Гоголь. Какие-то сны богоборческого содержания? Можно строить только догадки. Наверно, все-таки прав был Бердяев, утверждавший о том, что «в самом Гоголе был какой-то духовных вывих…» [2, с. 255]. Однако шизофреником он не был. Во всяком случае, для утверждения такого диагноза нет должных оснований. А ведь желающих приписать Гоголю сумасшествие, как при жизни его, так и после смерти, всегда, увы, хватало.
В-пятых, Гоголь – это беспощадный критик и высмеиватель пошлости, людских пороков и грехов, уродств и мерзостей. В то же время от него исходит призыв к смирению, прощению, любви и братству. Но здесь уж нет тайны, поскольку в этом отношении писатель объяснил свою позицию, и о ней речь пойдет дальше.
Каким был Гоголь в быту, в отношениях с окружающим его людьми? Он был любящим сыном и братом, заботящимся о матери и сестрах, об их душевном и материальном благополучии. С людьми легко переходил на приятельское общение, но предпочитал ни к чему не обязывающие отношения.
Гоголь проявлял целеустремленность и волю, способность в некоторой мере подчинять своим интересам окружающих людей. В то же время он иногда выглядел растерянным, желающим получить помощь, испытывая финансовые затруднения, просил у друзей денег. Большую помощь ему оказали В.А. Жуковский, П.А. Плетнев, М.П. Погодин, С.Т. Аксаков. Всячески поддерживал Гоголя и А.С. Пушкин.
Гоголь был вполне земным человеком с непростым характером, со своими достоинствами и недостатками, привычками, причудами и наклонностями. Современники считали его достаточно капризным, мнительным, скрытным и предпочитающим одиночество. В то же время в компании друзей Гоголь мог быть веселым балагуром и насмешником, любившим всякие розыгрыши и шутки. Ему нравилось слушать и петь украинские песни, самому готовить украинские блюда и угощать ими гостей. Он обожал есть итальянские макароны со всякими приправами, был сладкоежкой, постоянно ел конфеты, грыз крендельки и баранки, нося их нередко в карманах. Любовь к мучному и сладкому привела писателя к хроническому запору и геморрою, из-за которых он жестоко страдал. Иногда занимался кройкой и шитьем шейных платков и цветных жилетов (Гоголь любил одеваться пестро), вязанием шарфов и шерстяных шапочек. К причудам его относилось скатывание из хлеба шариков и незаметное подбрасывание их в тарелки супа или кружки с квасом сидящих за столом соседей.
Гоголь не обладал привлекательной внешностью. Низкий рост, кривоватые ноги, длинный нос, полные губы под подстриженными усиками, длинные русые волосы, закрывающие уши, высокий покатый лоб – вот характерные черты его облика. Он стеснялся своей внешности и поэтому избегал новых знакомств. Своей осанкой и движениями Гоголь напоминал учителей гимназий того времени.
Гоголь ненавидел холод и сырость, все время рвался из Петербурга или Москвы в теплые края. У него была страсть к путешествиям, и он исколесил почти всю Западную Европу. Особенно ему нравились теплая Италия, «вечный» город Рим, где он подолгу проживал.
Гоголь был болезненной и весьма нервной натурой с быстрой сменой настроений, приводившей его то в великий восторг, то в бездонное отчаяние. Максимализм, впадения в крайности – существенная черта характера писателя. Он очень часто жаловался на свои болезни, боли в животе и груди, говорил о скором приближении смерти, написал несколько завещаний. С Гоголем иногда происходили некие припадки, он впал в оцепенелое бесчувственное состояние. Поэтому в одном из своих завещаний писатель даже просил не хоронить его сразу, полагая, что смерть может быть мнимой, т.е. за нее примут его летаргический сон. Боясь того, что его похоронят заживо, Гоголь очень часто спал сидя. А писал он всегда стоя.
Гоголь не женился, у него не было детей. Естественно встает вопрос о его взаимоотношениях с женщинами. Гоголь восторгался женской красотой и красочно описывал ее в своих произведениях. Но он проявлял женобоязнь, т.е. опасался сближения с представительницами прекрасного пола. У него не было любовных романов. В одном из писем к своему другу А.С. Данилевскому Гоголь писал о том, что боится влюбиться, так как любовная страсть его может испепелить [5, с. 132]. В своих отношениях с дамами и мадмуазелями он предпочитал роль опекуна и наставника, но отнюдь не любовника. Правда, была у него одна робкая попытка вступить в брак. Писатель сватался к графине А.М. Вьельгорской, но ему отказали ее родители. Эту историю Гоголь тщательно скрывал.
Существует множество измышлений относительно «половой загадки» Гоголя. Об этом неприятно писать, но приходится. Во-первых, Гоголь не был девственником и отнюдь не сошел с ума на почве своей половой слабости или полового воздержания, как это некоторые пытались представить. По свидетельству его лечащего врача А.Т. Тарасенкова, у Гоголя были короткие половые связи [4, с.106], а в молодости он даже посещал петербургские бордели. Но потребности в сексе не ощущал, что, по-видимому, было связано с его слабым здоровьем, которое он не слишком успешно лечил во время многочисленных поездок на западноевропейские курорты.
Во-вторых, не занимался Гоголь и онанизмом, о чем говорил тот же врач писателя. В-третьих, зря приписывает Гоголю гомосексуализм американский автор С. Карлинский. Наконец, в-четвертых, совершенно нелепым выглядит подозрения Розанова в некрофилии, якобы присущей Гоголю. Свое подозрение Розанов выстроил на том, что слишком прекрасными и живыми (читай: сексуальными) выглядят в гоголевских повестях мертвые красавицы [3, с.493]. Но это аргумент никакой.
Как известно, Гоголь боялся покойников и не ходил на похороны. Ничего себе некрофил, который не любит и боится покойников! Кроме того, мертвые красавицы Гоголя, оказываются в итоге ведьмами и превращаются в страшных старух. Писатель повторял словосочетание «страшная красота», сожалея о том, что красота не всегда соединена с добром и может быть прикрытием зла и толкать к гибели.
Итак, словесный портрет Гоголя дан. Теперь обратимся к творчеству великого писателя, имея в виду, прежде всего, его философско-антропологический аспект. Начнем с понятия «Мертвые души».
Мертвые души вчера и сегодня
В знаменитой неоконченной поэме Гоголя присутствуют три типа «мертвых душ». Во-первых, это – ревижские души, т.е. души умерших крепостных крестьян, пока числящихся живыми до будущей ревизии. Чичиков скупал их у помещиков для осуществления своей аферы: получения денег при отдаче этих душ в залог.
Ко второму типу «мертвых душ» относятся помещики, представленные в поэме. Это – слащавый и пустой бесхозяйственный мечтатель Манилов, тупая и глупая Коробочка, гуляка, забияка, игрок и враль Ноздрев, медведеподобный и грубый кулак Собакевич, считающий всех христопродавцами и разбойниками, наконец, деградировавший из-за своей патологической жадности скряга Плюшкин, которому мерещится, что все его обкрадывают.
Третий тип «мертвых душ» олицетворяет главный герой – Чичиков, обходительный плут и хитрый мошенник, несущий в себе новый для того времени дух предпринимательства. Если же иметь в виду и II том поэмы, то там намечен и четвертый тип «мертвых душ». Это – безымянный юрисконсульт, которого Чичиков в делах плутовства считает гением и магом. Данного отрицательного персонажа можно рассматривать как носителя дьявольской души, выражающей собой мировое зло. Но образ юрисконсульта все-таки остался, на мой взгляд, не до конца разработанным в силу незавершенности поэмы. Вообще мне кажется, что в самом акте продажи и покупки душ мертвых крестьян, представленном в гоголевском произведении, есть нечто аморально-демоническое, порожденное не потусторонними силами, а рыночными товарно-денежными отношениями между людьми.
Итак, мертвые души живых героев Гоголя – это мелкие, ничтожные, глупые, тупые и в то же время хитрые, лживые, подлые, злые души. Это души, тянущие человечество к вырождению и гибели. В последствии понятие «мертвые души» стали распространять и на персонажей других гоголевских произведений, в частности, «Ревизора».
В 1918 году Н.А. Бердяев писал: «Мертвые души не имеют обязательной и неразрывной связи с крепостным бытом и ревизор – с дореформенным чиновничеством. И сейчас, после всех реформ и революций, Россия полна «мертвыми душами» и ревизорами, и гоголевские образы не умерли, не отошли в прошлое. Нет уже самодержавия, но по-прежнему Хлестаков разыгрывает из себя важного чиновника, по-прежнему все трепещут перед ним… революционные Чичиковы… превращают в фикцию всю хозяйственно-экономическую жизнь России… В стихии революции обнаруживается колоссальное мошенничество, бесчестность как болезнь русской души» [2,с. 254,256,258].
Сейчас, конечно, другое время, но слова Бердяева отнюдь не устарели, поскольку аналогии некоторых гоголевских персонажей живут и здравствуют. Морально-психологическая обстановка в современной России оставляет желать лучшего, и остро ощущается дефицит честности, доверия и справедливости. Об этом говорит то, что, например, наша страна в мире занимает одно из первых мест по самоубийствам среди подростков (как известно, дети очень чувствительны к отсутствию внимания, добра и справедливости), а по благотворительности прибывает во второй сотне среди всех стран.
Что же мы имеем? С одной стороны, процветают миллиардеры – мошенники, присвоившие с помощью жульнической приватизации и других махинаций народное достояние, чиновники – коррупционеры, превратившие власть в кормушку для обогащения себя и своих родственников, действуют оборотни в полицейских и прокурорских погонах, финансовые, торговые и иные аферисты разных мастей, с трибун разглагольствуют беспринципные политиканы – хамелеоны, обманывают и манипулируют общественным мнением лживые политтехнологи и продажные журналисты, бахвалятся роскошью и ведут себя аморально многие звезды шоу-бизнеса. Народ продолжает жить бедно, и совести явно не хватит тем, кто строит замки, покупает яхты и виллы в Майами. В сумме создаются условия, разрушающие нравственное здоровье российской нации. С другой стороны, этому способствуют опустившиеся пьяницы, наркоманы, люмпены-тунеядцы, бомжи и, наконец, всевозможные уголовники. Словом, много в нашей стране людей, которые не хотят жить и трудиться честно и по справедливости и игнорируют нормы морали. Всех их, по моему мнению, можно отнести в той или иной мере к носителям «мертвых душ».
Что есть «мертвая душа»? Мертвая душа – это не только та, которой нет на этом свете, но и душа, живущая только без «искры божий», без желания добра и правды для других, а иногда и для себя. Мертвая душа – это душа безнравственная, не имеющая или утратившая идеалы, в которой молчит голос совести и нет моральных опор. Это душа, оказывающая негативное воздействие на живые души и открывающая путь к омертвению, застою и деградации всей человеческой жизни. Очевидно, при таком понимании «мертвой души» к числу ее представителей могут быть отнесены самые разные субъекты.
К счастью для России в ней всегда были ответственные люди с активной гражданской позицией – живые нравственные души, которые, несмотря на преграды и трудности, поражения и неудачи, двигали страну вперед.
Хотелось, чтобы гоголевский нравственный завет потомкам, взятый в качестве эпиграфа данной статьи, был услышан. Прав был Гоголь в том, что рано или поздно наступает время, когда человек обращается к своей душе, к своей совести и оценивает праведность или не праведность линии своей жизни, характер и последствия свершённых деяний и поступков. Проблема нравственного оздоровления жизни нашего общества стоит на повестке дня.
Антропологический подход
Существует огромная гоголиана как отечественная, так и зарубежная. Много написано о языке, стиле, художественных методах Гоголя, его поэтике, этике и еще каких-то иных особенностях гоголевских творений. Затрагиваются и религиозно-философские искания Гоголя. Однако, мало говориться об антропологии Гоголя, которая имеет место, и на ней мы остановим свое внимание. Разумеется, речь не идет о том, что Гоголь создал свою антропологию как целостное учение о человеке. Писатель такой задачи не ставил. Я имею ввиду, что в гоголевском творчестве присутствует антропологический подход, причем религиозно-философского характера. В чем же он проявляется? Приведем несколько цитат из гоголевских произведений.
Гоголь изначально понимал то, что хорошим писателем и мудрым подвижником добра и правды, каковыми он хотел быть, нельзя без глубокого и всестороннего знания человеческой жизни и души. Он подчеркивал в «Выбранных небах из переписки с друзьями»: «Дело мое – душа и прочное дело жизни» [6, с.140] и далее в «Авторской исповеди»: «Я обратил внимание на у знание тех вечных законов, которыми движется человек и человечество вообще. Книги законодателей, душеведцев и наблюдателей за природой человека стали моим чтением. Все, где только выражалось познание людей и души человека… меня занимало, и на той дороге… я пришел ко Христу, увидевши, что в нем ключ к душе человека и что еще никто из душезнателей не всходил на ту высоту познания душевного, на которой, стоял он» [6,с. 211].Гоголь отмечал и важность самопознания: «Я наблюдал над собой, как учитель над учеником, не в книжном учении, но и в простом нравственном, глядя на себя самого, как на школьника» [6, там же]. Писатель вопрошал о смысле человеческого бытия и пытался уяснить его в общей форме.
Много путешествуя, Гоголь любил общаться с жителями разных мест, представителями разных национальностей и профессий, людьми из простого народа и высших слоев общества. Собирая материал для своих будущих произведений, писатель стремился глубже понять внутренний мир людей, мотивы и стимулы их поведения. Короче говоря, Гоголь ставил перед собой антропологическую задачу и пытался ее по-своему решать. Он хорошо понимал сложность и противоречивость человеческой натуры и в своих произведениях представлял ее недостатки, грехи, пороки в преувеличенном виде с целью их осмеяния, осуждения и деятельного преодоления. Четко звучит и гоголевский призыв: в деле борьбы с пороками и грехами людям надо начинать с себя самих.
Как известно, сборный труд Гоголь «Выбранные места из переписки с друзьями», в которой писатель выступил как религиозно-нравственной проповедник и пророк, не был принят российской читающей публикой и был подвергнут сокрушительной критике. После ознакомления с этим трудом В.Г. Белинский послал ставшим знаменитым гневное письмо Гоголю, в котором он назвал последнего «проповедником кнута, апостолом невежества, поборником обскурантизма и мракобесия»[7,с. 616]. Белинский заложил сомнительную традицию противопоставления Гоголя как гениального художника и как слабого мыслителя, с которым трудно согласиться. Не принимая ярлыков, навешанных на писателя, все же следует признать, что критика Белинского была во многом справедлива. Прав был «пламенный Виссарион» в том, что России того времени нужны не столько проповеди и молитвы, сколько пробуждение в народе человеческого достоинства, права и законы, отменяющие самодержавно-крепостнический строй. Но неправ был Белинский в своем утверждении атеистического характера русского народа и в том, что религия не играет сколь-нибудь заметной положительной роли в культурной жизни. Собственно говоря, Белинский подразумевал, что обращение с религиозно-нравственной проповедью к народу такого великого писателя, как Гоголь, ничего, кроме вреда, не принесет.
Резкие слова по поводу христианских призывов и предложений Гоголя, высказывал и Бердяев: «Гоголь в своем рвении религиозно-нравственного учительства предложил теократическую утопию, патриархальную идиллию. Он хочет преобразовать Россию посредствам добродетельных генерал-губернаторов и генерал-губернаторш. Сверху донизу сохраняется авторитарный строй, сохраняется и крепостное право… Утопия Гоголя низменная и рабья» [8,с. 108].
Действительно Гоголь в указанном труде предлагал патриархальный идеальный домострой, который не мог воплотиться в жизнь. Но оценка утопии Гоголя как низменной и рабьей представляется не совсем справедливой. Можно спросить Бердяева (что, конечно, невозможно): А что революции, реформы сверху невозможны? Ни Белинский, ни Бердяев, ни какие-то другие критики Гоголя не обратили внимания на антропологическую подоснову религиозно-нравственных соображений писателя, которая имеет вневременной и надисторический характер. А учет этой подосновы освещает гоголевское творчество в ином свете. Фактически в своих произведениях Гоголь обращается к человеку как родовому существу, к его душе, в глубине которой присутствует божественное начало. Гоголь хочет, чтобы каждый человек повернулся внутрь своей души и через веру в Христа занялся собственным самовоспитанием и самосовершенствованием. Призыв к религиозно-нравственному очищению и преображению касается всех, и здесь неважно кто ты есть: губернатор или чиновник, помещик или мужик, мастеровой или слуга, губернаторша или крестьянка, швея или домработница. По мнению Гоголя, «… на всяком месте можно сделать много добра» [6, с. 229], и главное – захотеть этого и стремиться стать лучше и сознательнее. В то же время Гоголь дает советы определенным адресатам, прежде всего, представителям правящих сословий: помещику, губернатору, судье, прокурору, наконец, даже царю. Это понравилось далеко не всем. Писателя обвинили в высокомерии, в том, что он слишком многое на себя берет. Рассуждения были типа, кто такой Гоголь, позволивший себе свысока вещать всем о том, как себя вести. Некоторые даже предположили, что писатель сошел с ума, что, конечно, не соответствовало действительности.
Разница между Белинским и Гоголем заключалось в том, что первый хотел усовершенствовать общественный строй, а второй – человеческую личность.
Гоголь применил антропологический, а не социологический, не конкретно-исторический подход к человеку. Пусть он абстрактен и всеобщ, но, думается, имеет право на существование. Важность этого подхода подтверждается тем обстоятельством, что смена культурно-исторических условий и социального положения людей отнюдь не меняет их внутренний сути, не ведет автоматически к преодолению их пороков и недостатков. О воспроизводстве Хлестаковых и Чичиковых как типов личности в разные эпохи уже говорилось выше.
Нельзя представлять дело так, что Гоголь не учитывал особенностей своего времени и не хотел каких-то политических и социально-экономических перемен в России. Нет, он хотел перемен и в свое время считал переходным, когда нравственные вопросы берут перевес над политическими, научными и другими вопросами [6, с. 223]. В такое время быстрее происходит внутренняя перестройка душ людей, которую просвещённые деятели, в том числе и писатель, должны направлять в духовное русло.
Гоголь стремился к диалогу с читателем и обоснованно опасался того, что его произведения не так поймут. Он очень не хотел, чтобы его считали только комическим и сатирическим писателем, и люди не замечали идейной сути и направленности его «Мертвых душ» и других повестей и пьес. Гоголь полагал, что надо писать увлекательно, интересно, но главное – поучительно и воспитательно. Последнее особенно явно проявилось в зрелый период его творчества. Потребность объясниться с читателем привела Гоголя к публикации «Выбранных мест из переписки с друзьями» и написанию «Авторской исповеди», которая появилась в печати только после смерти писателя. В этих произведениях Гоголь приоткрывал, говоря современным языком, стратегическую цель своего литературного творчества: его произведения должны служить преображению человеческой жизни в духе христианских идеалов.
Магический идеализм
Гоголь верил в преобразующую мощь слова, литературы, искусства вообще. Ему был присущ своего рода магический идеализм. Гоголь допускал или даже мистически ощущал присутствие тайных светлых и темных, добрых и злых сил, способных активно влиять на все происходящее в мире. Исходя из этого, писатель делал вывод о том, что искусство обладает магией и своей художественно-духовной силой направляет людские души к просветлению и преображению, и изменяет мир. Судя по гоголевским произведениям, в творческой духовной «лаборатории» автора активно действовали древние архетипы коллективного бессознательного («мать – земля», «душа», «нечистая сила» и др.), направляя его воображение в соответствующее русло. По моему мнению, в сознании Гоголя проявлялось его мифологическая подоснова, и не случайно страшные и уродливые персонажи потустороннего мира часто врываются на страницы его произведения, и разыгрывается фантасмагория с ужасными превращениями и приключениями, нашедшая концентрированное выражение в повести «Вий». Впрочем, истории с носом майора Ковалева и шинелью мелкого чиновника Башмачкина тоже можно отнести к числу странных фантастических произведений. Чертовщина стала атрибутом гоголевского творчества, придав ему мистико-фантастический характер. Можно утверждать, что в душе Гоголя наряду с христианскими идеями и установками жили и соседствовали языческие образы и представления.
Следует упоминать украинский фольклор и литературные источники, повлиявшие на сюжеты и образы гоголевских сочинений. Это – произведения западно - европейских писателей Вальтера Скотта, Э.-Т.-А. Гофмана, А. Радклиф, Ч.Р. Метьюрина и др., а также отечественных – М.Д. Чулкова, А.Л. Бестужева, О.М. Сомова, Антония Погорельского и др.
Встает вопрос: почему в гоголевских произведениях сильно преобладают отрицательные персонажи? Бердяев объяснил это тем, что Гоголь будто был не способен увидеть положительное начало в человеке и изобразить в нем Божий образ. «У Гоголя нет человеческих образов, а есть лишь морды и рожи, лишь чудовища…» [2, с. 225]. С такой точкой зрения Бердяева трудно согласиться. Разве можно к числу «морд и рож» отнести художника Пискарева из Невского проспекта», Пульхерию Ивановну и Афанасия Ивановича из «Старосветских помещиков», некоторых персонажей других гоголевских творений. Судя по сохранившимся главам II тома «Мертвых душ», там появляется достаточное количество лиц, которых можно отнести к положительным героям: Уленька, Тентетников, Бетрищев, Муразов, князь и др. Как известно, Гоголь планировал показать воскрешение «мертвых душ» во II и ненаписанном III томах этого произведения даже таких отрицательных героев, как Чичиков и Плюшкин. Увы, к сожалению, эти планы не осуществились.
Смех, страх, вера
По свидетельству П.В. Анненкова, «Гоголь ненавидел идеальничанье в искусстве» [9, с. 50] и считал, что полностью положительные герои тех или иных сочинений очень часто получаются ходульными, плоскими, нежизненными и неинтересными для читателя. Сосредотачивая свои творческие усилия на создании отрицательных уродливых и страшных персонажей, Гоголь стремился через них активно воздействовать на читателя и реализовать свою стратегическую цель, о которой я говорил выше. Этим и объясняется большое количество таких «героев» в гоголевских произведениях. А что они, в первую очередь, вызывают у читателя или зрителя, если речь идет о театральной постановке и пьесы, прежде всего, «Ревизор»? Смех и страх. Эти две ситуативные эмоции, одна из которых со знаком «плюс», а другая со знаком «минус», как полагал Гоголь, могут потрясать человеческую душу и вести к ее перестройке. Страх и смех могут быть разными. Бывает смех радостный, легкий, связанный с юмором и смех осуждающий, очистительный, связанный с сатирой, смех сквозь слезы человека над самим собой. Вспомним и реплике Городничего из финальной сцены «Ревизор»: «Чему смеетесь? Над собой смеетесь!..» Гоголь устами одного из героев пьесы « Развязка Ревизора» объявляет такой смех силой, способной изгнать злые и греховные устремления из души человека: «Есть средство, есть бич, которым можно выгнать их. Смехом, мои благородные соотечественники! Смехом, которого так боятся все низкие наши страсти!» [1, с. 151-152]. Смех развеивает скуку и тоску.
Главный враг Гоголя – это пошлость, скрывающая ничтожность и фальшивость человека. Ее надо разоблачать, высмеивать, осуждать. Пошлость должна вызывать чувства стыда, угрызения совести, и даже, наконец, страх. Последний варьирует в широком смысле диапазоне своих представлений: опасение, боязнь, тревога, испуг, паника, ужас. Гоголь хотел, чтобы финал «Ревизора», когда все действующие лица замирают в страхе из-за сообщения о том, что едет настоящий ревизор, действовал на зрителей в двух аспектах. Во-первых, зрители должны были прозревать, как в зеркале узнавать себя в осмеянных ими персонажах и переживая некое потрясение. Во-вторых, они должны ощущать страх, идущий со сцены и в какой-то мере осознать приезд таинственного ревизора как грозное вмешательство высшей силы, несущей неизбежное возмездие за царящее в мире зло [1, с. 150]. И здесь религиозные чувства и соображения Гоголя выступали на передний план.
Как глубоко и искренне верующий человек, Гоголь был убежден в том, что без религии, без церкви невозможно очищение и преображение человеческой души. Вера – вот главное средство борьба с человеческими грехами и пороками и спасение душ. То, что трагикомические и сатирические художественные произведения Гоголь дополнил страстными христианскими произведениями и поучениями в своих религиозно-публистических, это становится вполне понятным. Мысленно вырисовывается треугольник, в который Гоголь помещал душу. Его верхний угол образует вера, а нижние – смех и страх.
вера
страх смех
Именно в площадь этого треугольника Гоголь главным образом и пытался оказать свое воспитательное воздействие на человека, его чувства и ум.
Страх нередко наполнял душу самого писателя. Он опасался приступов болезни, (у Гоголя были серьезные проблемы со здоровьем), боялся смерти, утери творческих способностей, испытывал тревогу перед будущим и еще чем-то для него непонятным и таинственным. Но главный страх Гоголя – это «Страшный Суд», посмертное воздаяние за земные грехи. Подлинный ревизор – это тот, кто ждет каждого человека у гроба и спросит у него за все содеянное в жизни. Этот потусторонний ревизор может отвратить человека от свершения дурных поступков и поставить его на путь их исправления.
Таким образом, в треугольнике Гоголя смех облегчает, очищает душу, делает ее самокритичной, страх божий кары удерживает душу от греховных желаний и страстей, а вера в Бога спасает душу, делает ее целомудренной и прекрасной, наполняет ее любовью и милосердием.
Очевидно, неправомерной стала давняя традиция противопоставления художественного творчества Гоголя и его проповедничества. На самом деле одно дополняет другое, и вместе они образуют единое целое. Хотя сам Гоголь признал критику «Выбранных мест из переписки с друзьями» в целом справедливой. В письме к В.А. Жуковскому он писал: «В самом деле. Не мое дело поучать проповедью. Искусство и без того уже поучение. Мое дело говорить живыми образами, а не рассуждениями. Я должен выставить жизнь лицом, а не трактовать о жизни» [6, с.381]. В то же время Гоголь робко возражал против огульной критики этой книги и высказывал мнение о том, что для ее адекватной оценки время еще не наступило. В XX веке оно пришло, и, в частности, в одном их философских словарей говорится: «В действительности «Выбранные места…» - одна из лучших книг, неписанных Гоголем… Благодаря этой книге в равной степени, как и «Авторской исповеди», мы можем глубже понять художественный мир Гоголя, почувствовать основной – проповеднический пафос всего его творчества» [10, с. 132].
Трагедия сверхзадачи
Очертим образ бытия Гоголя в культуре в следующих словах: творец и труженик, писатель и мыслитель, проповедник и пророк, мученик и жертва собственной сверхзадачи.
Что же касается последней характеристики, то следует сказать, что Гоголь часто мучился несоответствием написанных сочинений своим авторским замыслом, переделывал тексты, но нередко и сжигал их. В своем стремлении к совершенству писатель не мог остановиться и впадал в крайнее нервное напряжение. Незадолго до своей смерти Гоголь пришел к трагическому выводу о том, что сверхзадачу жизни – завершение поэмы «Мертвые души» – он решить уже не сможет. Нервное потрясение у него вызвало кончина жены друга писателя А.С. Хомякова, цветущей молодой женщины, ждущей ребенка. Гоголь решил то, что теперь его очередь умереть.
Он сжег рукопись II тома «Мертвых душ», впал в прострацию, и непрерывно читал молитвы и в плену религиозно-мистических ведений заморил себя голодом. Гоголь видел умерших родственников и друзей. Слышал их голоса. Ему представлялась лестница, будто спущенная с небес ангелами для его восхождения в рай. Писатель захотел умереть, хотя очень боялся смерти. Врачи не смогли установить болезнь, от которой он умер.
Гоголь как новатор
Трудно было Гоголю и потому, что он был первопроходцем и новатором в русской литературе и религиозной философии. Новое, как известно, нередко воспринимается враждебно и его не встречают должным образом.
Во-первых, Гоголь стоял у истоков той особенности литературы XIX века, которая заключалась в стремлении вырваться за пределы искусства и сделаться жизнетворческой (теургической) силой, способной практически изменить действительность. Эта особенность затем проявилась в творчестве Достоевского, Чернышевского, Толстого и других русских писателей. В области сатирической прозы Салтыков-Щедрин, а Островский – в драматургии продолжили дело гоголевских достижений.
Во-вторых, Гоголь первым в русской литературе поднял голос против «гордыни ума», т.е. против голого рационализма, игнорирующего нравственные критерии оценки человеческих деяний, когда разум не слышит «велений сердца».
В-третьих, Гоголь выступил с проповедью активного христианства. Для него важной была «идея обновления христианской веры через покаяние и введения Христа во все сферы общественной жизни, возрождения на основе Евангелия» [6, с.46]. В.В. Зеньковский назвал Гоголя «пророком православной культуры» [11, с. 210-211], поскольку тот призывал к перестройке всей культуры в духе Православия и к соединению светской и церковной сферы жизни общества. Идеи активного христианства Гоголь выдвинул раньше В. Соловьева, Н. Федорова и других русских религиозных философов. Правда, следует признать, что Гоголь слишком уповал на церковь, считая, «…что инстанция всего есть церковь, и разрешение вопросов жизни – в ней» [6, с. 235]. Проект оцерковливания общественной жизни носил, конечно, утопический характер, а возможность разрушения всех жизненных вопросов с помощью церкви была лишь мечтой. Как показывает история, церковь может вполне становиться органом поддержки жестокой и не справедливой власти или, говоря современным языком, превращаться в «бизнес - проект» священнослужителей.
В-четвертых, Гоголь еще до Достоевского сумел заглянуть в темные уголки человеческой души и художественно показать сложность и противоречивость человеческой натуры. И еще до Чехова призывал искать причину своих неудач не в других людях, а, в первую очередь, в самом себе.
В-пятых, раньше других Гоголь заговорил о том, что никаким социально-политическими революциями и реформами извне не изменить человеческой натуры, а можно это сделать только изнутри с помощью нравственно-духовного самовоспитания и самосовершенствования.
В целом Гоголя можно считать предтечей нового религиозного создания, о котором во весь голос заговорили только в начале XX века, и отнести его к родоначальникам русской религиозно-философской и литературно-художественной антропологии.
Галерея литературных героев, созданных Гоголем, давно и прочно вошла в сокровищницу русской художественной культуры. Но вот значение Гоголя как мыслителя, на мой взгляд, до сих пор не нашли достойного философского отражения. Не случайно, что Гоголь так и не занял своего места на страницах современных учебных пособий по русской философии, причем даже самых объемных и полных [см., например, 12].
В заключении еще раз подчеркнем, что гоголевский призыв к нравственному очищению и возрождению чрезвычайно актуален сейчас в условиях необходимости решения задачи морального оздоровления всей нашей жизни. Да, не будет никогда справедливо и оптимально устроенной общественной жизни пока будут преобладать в политике, экономике и других сферах люди с «мертвыми душами».
Литература
1. Гоголь как явление мировой литературы. По материалам международной научной конференции – М.: ИМЛИ РАН, 2003. – 400 с.
2. Бердяев Н.А. Духи русской революции //Вехи. Из глубины – М.: Правда 1991. – с. 205-289.
3. Розанов В.В. Уединённое. Т. 2. – М.: Правда, 1990. – 712 с.
4. Паламарчук П.Г. «Ключ» к Гоголю. – СПб.: Астрель – СПб., 2009. – 320 с.
5. Золотусский И.П. Гоголь (ЖЗЛ). – М.: Молодая гвардия, 2009. – 486 с.
6. Гоголь Н.В. Собр.соч. в 6 т. – Т. Избранные статьи и письма. – М.: ГИХЛ, 1953. – 486 с.
7. Белинский В.Г. Избранные сочинения. – М.: ГИХЛ, 1947. – 672 с.
8. Бердяев Н.А. Русская идея // Мыслители русского зарубежья: Бердяев, Федотов. – СПб: Наука, 1992. – с. 35-258.
9. Анненков П.В. Литературные воспоминания. – М.: Правда , 1989. – 688 с.
10.Русская философия. Малый энциклопедический словарь. – М.: Наука, 1995. – 624 с.
11. Зеньковский В.В. История русской философии. В 2-х т. – Ростов-на-Дону: Феникс, 1999. – Т.1. – 544 с.
12.История русской философии: учебник /под ред. М.А. Маслина – М.: КДУ, 2008. – 640 с.
Это - расширенный вариант статьи Антропологический подход в творчестве Гоголя
2011 год
Свидетельство о публикации №225120400945