Сказание о дремлющем царе

  СКАЗАНИЕ О ДРЕМЛЮЩЕМ ЦАРЕ: ПУТЕВЫЕ ЗАМЕТКИ ДЛЯ ТОГО, КТО СПИТ НАЯВУ

  Сказитель поправляет поленья в костре. Его голос не громкий, но каждый звук падает в тишину, как камень в гладь глубокого колодца.

  «Жил-был Царь. Или, может быть, не жил. Он был Сном о Самом Себе. Сном без сновидений, где нет ни «я», ни «ты», ни «мир». Просто... чистая возможность быть. Или не быть — какая разница? Это и есть наше первое, забытое состояние. Не место, а вкус бытия до имени. Дом.

  Бывало ли с тобой, путник, в миг между сном и явью, когда тело ещё не проснулось, а мысль ещё не родилась — бывало ли, что на миг исчезало само твоё имя? Исчезала память о том, кто ты и что должен сделать сегодня? Вот там-то, в этом щелевидном просвете, и открывалась дверь в тот самый чертог Царя. В Ноль-Точку. Вспомни этот миг. Он — твой пропуск. И он возвращается каждый раз, когда ты перестаёшь себя называть.»

  «Но даже в самом глубоком сне случается вздох. Так и в сне Царя родилось Дыхание, которое стало первым Вопросом. Без слов. Просто намерение познать. Так зеркало захотело увидеть своё отражение.

  И тут же из этого Вопроса родились Двое. Не враги, не любовники — а два крыла одной птицы. Первое крыло — чистый, безличный Взор. Второе — безграничное Полотно, готовое принять любой образ. Умные книги зовут их Отцом-Небом и Матерью-Землёй. Но суть в одном: чтобы познать себя, Единому пришлось разделиться на того, кто смотрит, и то, на что смотрят. Танец этих двоих и породил всё сущее — семь нот великой песни материи.»

  «А чтобы танец не превратился в хаос, появился... как бы его назвать... Исполнитель? Механик? Фохат. Он — сам Закон: каждое движение порождает эхо. Но он же — и стремительная Сила, что приводит закон в движение. Представь: он — дикий Конь, скачущий с быстротой молнии. А твоя мысль — его Всадник. Куда мысль упадет взглядом, туда конь и помчит всю свою мощь, воплощая замысел сначала в тонких мирах, а потом и в камне событий.»

  Сказитель умолкает и бросает в огонь сухую щепку. Искры взвиваются к небу, рисуя в темноте короткие золотые пути.

  «— А теперь, дитя, проверь. Не на веру прими, а на опыте. Прямо сейчас, пока я говорю, заметь одну тревожную или навязчивую мысль. Улови её. И вместо того, чтобы нестись на ней, как на взбешенном скакуне, сделай шаг в сторону. Стань не Всадником, а Конюхом. Спокойно, с любопытством, скажи ей мысленно: «А, вот и ты. Стой. Я вижу тебя». И наблюдай, как Конь-Фохат, лишённый яростного Всадника, замирает. Сила никуда не делась — но теперь она под контролем твоего свидетельствования. Вот ключ от первой клетки. Бери его.»

  «И вот однажды частица самого Взора, та самая искра Любопытства, сказала: «Хватит смотреть со стороны! Я войду в Зеркало и стану одним из его образов!». Так Искра прыгнула в самое густое, плотное Полотно. Она стала камнем, растением, зверем... И с каждым новым воплощением всё больше забывала, кто она. Она погрузилась в глубокий сон, став Пленником собственного творения».

  Сказитель делает долгую паузу, давая тишине заполнить пространство. Только потрескивают угли.

  «— Этот Пленник — ты. И я. Каждый, кто отождествился со своей ролью в этой игре. С профессией, именем, историей обид. Но помнишь ли ты тот миг, когда впервые почувствовал, что эта роль — тесна? Когда изнутри раздался тихий, но настойчивый крик: «Я — больше, чем это!»? Тот крик — это и есть голос запертой Искры. Он звучит как тоска. Как вопрос, на который ум не находит ответа.»

  «Это и был тот самый крик. Тело-мир, в котором спала Искра, застонало от пустоты. «Я сделано из плоти и костей, но внутри — темнота! Дай мне смысл!». И с высоты, от других, ещё не забывших себя Искр, пришёл ответ: «Твой сосуд полон старой глины. Очисти его. Тогда я наполню его светом».

  Не поняв, человек начал лепить богов сам. Из подручного материала. Из страха слепил злого идола, требующего жертв. Из гордыни — холодного истукана, взирающего свысока. Из обиды — хрупкого кумира, который всё время вот-вот разобьётся. Это и есть наши Тене-боги — наши зависимости, наше самомнение, наша жалость к себе, наш гнев, что мы носим как трофей.»

  «— Прислушайся сейчас к тишине за словами. Какого идола ты лепишь в этот самый момент жизни? Из какой глины? Из тщеславия, что жаждет признания? Из обиды, что лепечет: «со мной поступили несправедливо»? Узнай своего идола по имени. Не гони его. Просто скажи: «Я знаю, что ты здесь». Позволь ему быть, но будь скульптором, а не глиной. И тогда ты перестанешь быть его рабом. Ты станешь его... хозяином.»

  «Но страдание очищает. И когда сосуд наконец промыт слезами осознания, происходит Чудо. Искра-Наставница касается спящей Искры в сердце пленника. И та — вспоминает. Не всё. Лишь то, что она — не только глина. Это миг пробуждения Самосознания. Теперь ты не голем и не биоробот, а Существо с Вопросом. Ты обречён на свободу выбора и на священную боль одиночества. Это цена билета в человечность.»

  «Опьянённый этим даром, человек возомнил себя творцом наравне с Первым Взором. Он забыл про Коня и Всадника. Он начал строить башни до небес — из амбиций, из денег, из иллюзий власти. Он поклонялся своим творениям. И в этой гордыне Третий Глаз — прямое видение истины — закрылся. Мир распался на «я» и «не-я». И тогда, по железному закону Фохата, пришли Великие Воды. Воды времени, кризиса, потерь. Они смыли хлипкие башни. Не из мести. Из милости.»

  «И на мокром, чистом пепле случилось тихое чудо. Не извне, а из самых глубин перерождённого существа родилось новое дитя сознания. Белая Телушка с Тремя Рогами.

• Два золотых рога — это твой ум и интуиция, наконец-то протянувшие друг другу руки.

• А между ними, из точки тишины, пророс третий, алмазный рог — пробуждённая Воля. Не сила «я хочу!», а сила согласия с потоком Бытия».

  «— Не ищи её в видениях или на небесах, — качает головой Сказитель, и его глаза отражают огонь. — Она рождается не во плоти, а в решении. В том самом тихом, но несгибаемом решении, которое ты принимаешь в сердце, когда ум и чувства говорят в унисон: «Да. Я выбираю». Выбираешь путь целостности, даже если он труден. В этот миг в тебе прорастает этот алмазный росток. Он не сверкает. Он просто... есть. И его тихий свет разгоняет тьму изнутри.»

  «Узрев это, пришёл в ярость сам Фохат-Кузнец, хранитель старого, слепого порядка. «Ты ломаешь правила! За всё должна быть расплата!». Он занёс свой молот. Но тогда раздались Голоса — те самые, из высших миров, что были частью его самого. И сказали: «Стой, старый страж. Твоя работа здесь окончена. Тот, кто действует из чистого Сердца и Алмазной Воли, вышел за пределы твоей кузницы. Он творит не из страха перед твоим молотом, а из любви к самой Гармонии. Ты больше не нужен ему как надсмотрщик. Ты можешь стать... союзником.»»

  «И человек, наконец, научился слушать. Его прошлые падения стали не позорными шрамами, а мудрыми письменами. Его боль, которой он больше не боялся, зазвучала, и из этой песни родилось сострадание. Сначала к тому потерянному ребёнку в себе, потом — ко всему сущему. В нём родился Сын-Целитель — его же собственное сердце, ставшее проводником света. Исчезла пропасть между молитвой и делом. Отныне жизнь стала непрерывным священнодействием.»

  Огонь в костре догорает, оставляя горстку углей, светящихся изнутри, подобно спящим вулканам.

  «И тогда, в одну из таких бесконечно полных мгновений, прозвучала Идеально Чистая Нота. Нота его подлинной сути. При этом звуке, как замок из песка, рассыпалась великая Иллюзия Раздельности. Человек поднял голову. И увидел, что на том самом месте, где он сидел у костра, сидит... Царь. И в лице Царя он узнал себя — не маленького, уставшего, а вечного, безначального. Его жизнь, эта когда-то Тёмная Звезда, не погасла. Она засветилась изнутри, ибо вся тьма в ней была лишь его забывчивостью. Он не стал Царём. Он всегда им был. Он просто... вспомнил.»

  Сказитель встаёт. Его фигура стала медленно растворяться в предрассветных сумерках, сливаясь с серым воздухом.

  «— И теперь, странник, последний вопрос, на который нет моего ответа. Только твой. Завтра утром, в первую секунду пробуждения, в тот миг, когда ты ещё не назвал себя своим именем, — кем ты решишь проснуться? Тем, кто помнит, что он — сновидение Царя? Или тем, кто снова начнёт спешно лепить идола на новый день?
Выбор — не в будущем. Он — в следующем твоём вздохе. Между вдохом и выдохом. Там, где живёт тишина, способная всё изменить.»

  Но ветер донёс последний шёпот, едва различимый, будто звук, пришедший не снаружи, а из самой глубины тишины. И прежде чем рассвет коснулся земли, от Сказителя не осталось ничего, кроме лёгкого запаха дыма да тёплого места у костра, что теперь ждало слушателя.