Фордо. Дилемма заключённого

23 Хордада 1404 г. (13 июня 2025 г.)

Машина рванула с места, оставляя позади облако пыли и две фигурки, уменьшающиеся в зеркале заднего вида, как прошлое, которое мы пытаемся забыть, но которое всегда бежит следом. Захра не обернулась. Не посмотрела в зеркало заднего вида. Она сидела прямо, глядя на ленту дороги, уходящую в рыжее пекло. Её профиль был чётким и холодным, как профиль монеты, вышедшей из обращения.

Они проехали метров шестьдесят, когда Амирхан резко ударил по тормозам. Dena клюнула носом, словно споткнувшись о невидимую преграду.

— Что случилось? — спросила Захра, не меняя позы. В её голосе не было страха, только усталое раздражение.

Амирхан не ответил. Он наклонился и достал из-под сиденья плотный пластиковый файл. Внутри лежали бумаги — неровная стопка, скреплённая скрепкой, на которой уже проступила ржавчина.

— Я давно должен был тебе это показать, — сказал он, протягивая файл. Его рука дрожала, но голос был твёрдым. — Думаю, время пришло. Если мы едем в ад, то ехать туда лучше без багажа.

Захра взяла файл. Она открыла его медленно, как открывают завещание.

Первый лист. Отчёт наружного наблюдения. Объект: Р. Йезди. Дата: апрель 2023 года. Исполнитель: Служба безопасности муниципалитета.

Второй лист. Протокол допроса А. Мусави. Подозрение в организации убийства. Заключение: «Прямых доказательств нет. Действия квалифицированы как превышение полномочий».

Третий лист. Самый страшный. Докладная записка на имя начальника Управления контрразведки КСИР. Фрагмент. «Гражданин А. Мусави добровольно сообщил о попытке вербовки неустановленными лицами (предположительно, агентура Моссад). В ходе оперативной игры согласился на роль «пассивного источника» под контролем Управления. Цель: дезинформация противника и выявление каналов связи».

Захра читала. Её глаза бегали по строчкам, выхватывая суть из канцелярского бреда. Слежка. Ревность. Убийство? Вербовка. Двойная игра.

Когда они проезжали мимо блокпоста, Захир, тот самый молодой солдат, встал с раскладного стула и отдал честь. Захра, не отрываясь от бумаг, едва заметно улыбнулась — уголком губ, рефлекторно, как улыбаются дети во сне. Это была улыбка не ему, а какой-то своей, внутренней мысли.

Она закрыла файл. Положила его на колени. Посмотрела на мужа. В её взгляде не было ни гнева, ни презрения. Только бесконечное, глубокое удивление.

— Почему ты раньше этого не сказал? — спросила она тихо.
— Я не знал, как начать, — Амирхан смотрел на дорогу. — Страх — плохой рассказчик. Алави давно советовал поговорить с тобой. Сказал: «Правда — это горькое лекарство, но ложь — это яд».
— Алави… — она покачала головой. — Какой же ты дурак, Амирхан.

Она подвинулась к нему и положила голову ему на плечо.

И в этот момент, посреди пустыни, под вой далёких сирен, время совершило петлю. Амирхан почувствовал запах её волос — тот самый запах речной воды и жасмина, который сводил его с ума двадцать лет назад. Она снова стала той девушкой-второкурсницей, с которой он сбегал с лекций, чтобы пить чай под арками моста Аллахверди-хана, слушая, как Зайендеруд шепчет свои вечные истории. Стена, которую они строили два года, рухнула.

Но идиллия длилась недолго. Нежность в Захре всегда была лишь прелюдией к действию. Как потенциальная энергия перед кинетическим взрывом.

Она выпрямилась. Её глаза снова стали глазами физика, решающего задачу.

— Откуда Резаи узнал о бомбардировках? — спросил она.
— Я не знаю. Он сказал, что у него свои источники.
— Свои источники… — она нахмурилась. — Он утверждает, что вслед за Израилем ударят американцы? По подземным бункерам?
— Да. Он говорил о противобункерных бомбах. GBU-57. Они пробивают шестьдесят метров бетона.
— Так может, он работает на них? — спросила она прямо. — Может, он и есть тот самый источник, который сливает координаты?
— Не знаю, Захра. В этом мире никто ничего не знает наверняка. Мы все — слепые в пещере.
— Ты понимаешь, насколько это опасно? — её голос стал жёстким. — Если они ударят по Фордо, когда там будет полная загрузка… Это не просто взрыв. Это дисперсия. Облако пойдёт на юг. На Кум. На Исфахан. Это будет новый Чернобыль. Или Фукусима, только в пустыне.

Она достала из сумки старый ноутбук. Тот самый, на котором она когда-то искала танкиста. Открыла крышку. Экран засветился холодным синим светом.

— Мне надо поговорить с Алави, — сказал Амирхан. — Он должен знать.
— Нет, — отрезала Захра. — С ним поговорю я. Он знал моего отца. Он знал моего дядю. Он поймёт. Я сама с ним поговорю.

Она начала печатать. Быстро, яростно. Она делала расчёты. Роза ветров. Периоды полураспада. Критическая масса. Зоны поражения.

Амирхан вёл машину, иногда бросая взгляд на жену. В отблесках палящего солнца её лицо казалось маской античной героини, решившей поспорить с богами. Он думал о том, что будет дальше. О том, что будет с их детьми, оставшимися в глиняном доме с матерью убитого человека.

Думал о том, что они — семья Мусави — стали заложниками уравнения, в котором слишком много переменных и нет ни одного правильного решения.

Но теперь они хотя бы были в этом уравнении вместе. И это давало призрачную, иррациональную надежду.