Перспектива. Глава 28

Ненастной ночью, моросящей мелким занудным дождем, на устланной опавшей листвой поляне стояла понурая Иволэйн. Зажатая в руке флейта безмолвствовала, как и остальные, висящие на ветках деревьев и мокнущие под холодной ноябрьской изморосью.  Когда, отчаявшись заснуть,  девушка покинула свою комнату и ушла в парк, замок спал. Лишь в окне Гилэстэла мерцал слабый отсвет – князь наверняка что-то читал.
Дождь нашептывал тихую скорбную мелодию увядающей природы, схожую с той, что звучала в душе Иволэйн. Она посмотрела на инструмент в своей руке, но настроения играть не было. Девушка оглянулась на высившиеся за деревьями башни замка. Там в одной из комнат находился тот, чьи распоряжения и прихоти ей было наказано исполнять. Но от желания, которое она выполнила бы с великой охотой и радостью, он отказался.  «Отказался, потому что любит её, - с обидой подумала Иволэйн. – Всё дело в ней, в Селии». 
Она раз за разом прокручивала в уме встречу князя и баронессы в замке Ауэрдаля. Вспоминала взгляды, которыми они обменивались, думала о том, что происходило ночью за дверями его покоев. Распаленное воображение повлекло Иволэйн туда, где ей хоть ненадолго, но посчастливилось стать желанной. На берег.
Презрев холод и дождь, она шла по размякшей, разбухшей от воды дороге с такой целеустремленностью, словно на пристани её кто-то ждал. Светоч плыл над её головой чуть впереди, освещая путь в полночном мраке.
Капли воды на бревнах пустых зданий поблескивали голубыми искорками под лучами светящейся сферы.  Иволэйн остановилась на пороге, осветив барак неярким светочем. В пустом холодном помещении было неуютно так же, как снаружи. Тюфяк и скомканное одеяло лежали на прежних местах. Если бы не было баронессы, Гилэстэл полюбил бы её. Иволэйн стиснула флейту так, словно это была рукоять клинка. Если бы её не было…
Девушка в сердцах захлопнула дверь барака и прислонилась к ней спиной,  устремив ревнивый  взгляд в сторону далекого материка.  Волны с едва уловимым шорохом перекатывали гальку у берега, шелестел дождь, стекая с капюшона за горловину плаща. Выбеленные соленой водой сваи причалов призраками проглядывали в чернильном сумраке. Над ними очертаниями  морских чудовищ  высились силуэты кораблей, сливающиеся с темнотой.
Светоч помигивал, иссякая. Тени ночи подступали всё ближе.  В голове навязчиво крутилась одна и та же мысль. «Если бы её не было…». 
- Замолчите! – крикнула Иволэйн окружающим её теням. – Замолчите… Она растила меня, дала мне всё, в чем я нуждалась.
«Но ты уже выросла. И сама в силах брать то, что хочешь».
- Она была добра ко мне.
«Но не сделала ничего, когда барон тебя отдал». 
- Я благодарна ей за это – я рядом с князем.
«Ты лжешь себе. И князь не твой».
- Придет время – и станет моим.
«Оно не придет. У тебя нет никаких шансов, Иволэйн. Разве сравнишься ты с прекрасной и утонченной баронессой? Ты служанка, горничная. Даже невоспитанный, пахнущий псиной оборотень посмеялся над тобой. Мягкотелая, робкая, никому не нужная сиротка. Что ты можешь, дурочка Иволэйн?».
Её демоны издевательски ухмылялись из темноты. Небо сыпало раздражающей изморосью. Иволэйн оттолкнулась от двери, сделала несколько шагов по скрипящей мокрой гальке.
- Я владею силой ветра. Я умею создавать дивную музыку. А могу сотворить ураган и разрушить всё, что стоит на моем пути. Я могу породить бурю и стереть с лица земли всех, кто помешает мне достичь цели.
Она сунула флейту за пояс и медленно подняла руки, устремив взгляд в непроглядный мрак над головой. Капли дождя орошали её лицо, решительное и серьезное. Подчиняясь плавным движениями девичьих рук и порожденному ими ветру, тучи стали размыкаться, расползаясь, будто старая истлевшая мешковина.  Показавшиеся в прорехах звезды осветили тихим боязливым светом девушку, стоящую на пустом пляже, с воздетыми, словно во вдохновенной молитве, руками.  Ветер обдул берег, стряхнул капли с плаща, высушил влагу на лице.
Иволэйн взглянула на силуэты кораблей, ставшие отчетливыми в слабом свете звезд, и двинулась к причалу, где было пришвартовано уросское судно. Слуги в замке упоминали, что оно сделает остановку в Сайеле, оставит груз для отправки в Собачий замок. Что ж, туда ей и нужно.  Она – ураган, она – буря, что сметёт все преграды между ней и тем, кого она хочет получить.
Вахтенных на судне не оставили – опасаться на острове было нечего. Иволэйн прокралась по палубе, спустилась вниз. Люк, ведущий в трюм, загроможденый бочками с водой, корзинами и  ящиками с припасами, был оставлен открытым для проветривания.  Здесь было темно и прохладно. Попискивающие корабельные крысы, потревоженные ею, не пугали - вдоволь насмотревшись на препарированных зверьков в лаборатории, девушка была рада видеть их живыми. Устроившись в укромном уголке за бочками на стопке пустых мешков, Иволэйн обняла колени и задумалась: для такого путешествия следовало разжиться деньгами и кое-какой провизией на первое время. И еще нужно сменить платье на более удобный и практичный дорожный костюм. Шансы не быть обнаруженной среди нагромождения тары были весьма обнадеживающими, а в Сайеле наверняка удастся незаметно сойти на берег в общей суете. Корабль должен был отплыть утром, времени для сборов было в обрез. Волны мерно покачивали корабль, успокаивая и убаюкивая сжавшуюся в тёмном закутке девушку. Размышляя о предстоящих планах, Иволэйн незаметно для себя заснула.
В борт ударила волна, и Иволэйн, скатившись с импровизированной постели, больно ударилась плечом о бочку. Охнув, она распахнула глаза, и в первую минуту не сразу осознала, где находится. Корабль переваливался на волнах, кренясь то на один, то на другой борт, и Иволэйно швырнуло обратно на мешки.  Испуганно вскрикнув, она зажала рот ладонью. Проспала отплытие! Корабль уже в море и чудо, что её до сих пор не обнаружили. Иволэйн опасливо выглянула из-за бочек. В трюме было темно, но сквозь щели трюмного люка пробивался тусклый свет. А еще тут стало очень холодно. Завернувшись в мешковину, Иволэйн лихорадочно принялась размышлать, как быть дальше. Если сейчас её обнаружат и вернут на остров, то другого шанса попасть на материк может не представиться. И Иволэйн приняла решение. Осторожно засветив неяркий светоч, она обследовала ближайшие бочки и корзины. Воды было вдоволь, а вот еда большого разнообразия не представляла  – одна из бочек наполовину была заполнена солониной,  в другой нашлись сухари. Запасы провианта, как видно, капитан намеревался пополнить в Сайеле.  Иволэйн съела несколько сухарей, напилась и спряталась в своем «гнезде» за бочками, прислушиваясь к звукам, доносящимся с верних палуб.
Плавание длилось три дня. За это время в трюм за провиантом и водой несколько раз  спускались матросы. В эти минуты Иволэйн затаивалась, накрывшись мешками с головой,  стараясь ничем не выдать своего присутствия, и опасаясь, как бы кто из команды не обнаружил и не открыл маленькую бадейку, в которую она справляла нужду.
Но всё обошлось благополучно. По звучным командам наверху и грохоту якорных цепей Иволэйн сделала вывод, что корабль пришвартовался в порту Сайеля. Вскоре люк в трюм открыли и матросы  принялись выгружать из него пустую тару. Воспользовавшись суетой, Иволэйн подвязала юбку на манер шаровар, накинула на голову мешок, схватила пустую корзину и,  прикрываясь ею от чужих глаз, вышмыгнула на палубу. Дневной свет ослепил, заставив  в растерянности остановиться.
- Чего встал, раззява! –  раздался грубый окрик, и чья-то жесткая рука толкнула её вперед. – Трап там, балда!   
Держа корзину обеими руками и часто моргая,  Иволэйн спустилась  по деревянному трапу на причал и быстро пошла вслед за матросами, тащившими бочки и ящики. Бросив   корзину у какого-то здания, она поправила юбку, отряхнула одежду и направилась в противоположную от моря сторону.   
Трактир привлек её внимание ароматами еды, заставив желудок сжаться. Три дня на сухарях и воде породили зверский аппетит. Только вот у неё не было ни монетки, чтобы заплатить за обед.  Зато имелась флейта. И Иволэйн, нерешительно помявшись у двери, вошла в трактир.
Народу было хоть отбавляй. За столами обосновались матросы со всех концов света и портовые девки. Гвалт, хохот, визги и брань создавали непередаваемую атмосферу шумного портового кабака. Иволэйн огляделась и направилась к трактирщику за стойкой.
- Простите, - сказала она.
- Чего тебе? – кинув на неё цепкий взгляд, ответил трактирщик.
- Можно я сыграю тут на флейте? – Иволэйн показала инструмент. – То, что заработаю, поделю с вами. А на остальное куплю еды.
Трактирщик, смягчив взгляд, с сомнением оглядел посетителей.
- Да разве ж  твою пиликалку тут кто услышит? – хмыкнул он. – Вон, как разошлись-то. Ну, играй, коль охота.
- Услышат, - убедительно кивнула девушка, обрадованная согласием.
Она вышла на середину зала  и приложила флейту к губам. Первые ноты утонули во всеобщей какофонии голосов, но постепенно народ умолк – прекратились  разговоры,  утихли визги и  хохот. Все слушали прекрасную мелодию, лившуюся из хрупкого инструмента в руках  не менее хрупкой девушки. В становившейся всё громче мелодии слышался плеск морских волн, крики чаек, свист ветра и прощальные напутствия матерей и жен уходящим в рейс морякам. У портовых девок потекла краска с густо накрашенных глаз. Кое-кто из моряков украдкой отер огрубевшими узловатыми руками зачесавшийся нос. Когда мелодия окончилась, у ног Иволэйн  зазвенели многочисленные монеты. Растроганный трактирщик, взяв обещанную половину выручки и утирая нос передником, усадил Иволэйн поближе к очагу и сам принес ей  горячую похлебку и жареную рыбу.
- Послушай, дева, - сказал он, подсаживаясь  к ней. – Твоя музыка меня до самых печенок продрала. Остальные, как погляжу, тоже прониклись. Оставайся у меня, я комнату тебе сдам, недорого. Слава о такой флейтистке быстро разойдется, трактиру моему отбоя от посетителей не будет. И тебя не обижу, не половину от выручки  брать буду, а третью часть. Оставайся, а?   
- Я не могу, простите, - отдавая должное горячей похлебке, виновато взглянула на него Иволэйн. – Я тут проездом, меня ждут в… Неважно где.
- Жаль, - вздохнул трактирщик и поднялся. – А славно играешь, иланна. Славно.
Музыка привлекла к Иволэйн внимание. Теперь на неё смотрели с интересом. Особенно пристально поглядывала компания из трех крепких парней, судя по одежде – матросов с лиодийского корабля. Один их них поймал её взгляд и поднял вверх большой палец с улыбкой, сверкнув белыми зубами. Он был недурен собой, и польщенная Иволэйн отвела глаза. 
Внимание  парней раззадорило её. Ей вдруг захотелось доказать самой себе, что она вполне привлекательна и  способна возбудить интерес не только как музыкант. Иволэйн вспомнила, как это делала Селия – легкое движение бровей и губ, мимолетный красноречивый взор. Она одарила лиодийца подобным, как ей показалось, взглядом. И получила в ответ не менее красноречивый и откровенный.
Сердце Иволэйн забилось – прием сработал! Значит, дело вовсе не в ней, дело в Гилэстэле. Точнее, в его тяге к Селии. Следовало разобраться с этим как можно скорее. Иволэйн доела, поблагодарила трактирщика и покинула трактир. Следом за ней, переглянувшись, вышла лиодийская троица. 
Они настигли её на окраине, среди полуразвалившихся бедняцких лачуг. Появившись из проулка, обступили, ухмыляясь. У всех троих на поясах висели  длинные лиодийские  ножи в кривых  ножнах, а один нёс за  плечами арбалет.   
- Славно играешь, милая, - сказал тот, которому она улыбалась. – И сладко манишь. За такую улыбку и серебра не жаль.   
- Что вам нужно? – похолодев, пролепетала Иволэйн.
- То, что ты обещала, - усмехнулся матрос.
- Я ничего вам не обещала. 
- Ну как же. Глазки строила, улыбки расточала. Авансом? Может, полный расчет произведем?
- Оставьте меня, - нахмурилась  Иволэйн. – Я не та, за кого вы меня принимаете. Не какая-то девка.
- Неуж парень? – хохотнул другой. – Проверить надо, пощупать.   
Мужчины обступили её плотнее, и тот, что недурен, протянул  руку, намереваясь схватить Иволэйн за грудь. 
- Прочь пошли!  - девушка взмахнула руками,  и порыв ветра разметал матросов в стороны.
Иволэйн побежала по проулку. 
- Ах ты, ведьма! – возмущенно крикнул кто-то из них.
Раздался  щелчок, и  Иволэйн бросило вперед, ничком на траву –  арбалетный болт вонзился в спину, сковав тело и волю неимоверной болью. Ноги в грязных разношенных сапогах затоптались у самого лица.
- А ну, повертайся.
Её повернули вверх лицом, бросили на спину. Древко болта хрустнуло, сломавшись, а его наконечник вошел глубже. Иволэйн выгнулась, задохнулась криком. Кто-то зажал ей рот ладонью.   
 - Не хотела по-хорошему, будет по-хреновому, - она услышала приближающееся частое дыхание. -  Я тя всё одно поимею, ведьма. Держите её, чтоб не елозила. И глядите, чтоб никого не было.   
Её ухватили за запястья. Матрос навис над ней, руками упираясь в землю. Над лицом Иволэйн, выскользнув из-за ворота рубахи, ритмично закачалась подвеска из нескольких просверленных плоских камушков. Ладонь матроса скользнула по залитой кровью траве, и он, потеряв равновесие, резко навалился на Иволэйн, надавил на рану, заставив обломок болта полностью проникнуть в тело. Иволэйн  вскрикнула и вдруг перестала ощущать боль. Боль исчезла вместе с чувствительностью тела. Остались только слух, зрение и обоняние. Она душераздирающе застонала от осознания того, что случилось, от ужаса и невозможности сопротивляться.   
- Ишь, как дышит, - хохотнул тот, что держал её за  руки. - Нравится, видать, матросская удаль.
Через непродолжительное время тяжесть чужого тела перестала давить, и Иволэйн судорожно  вздохнула. Матрос встал, застегнул ремень и взглянул  над Иволэйн.   
- Держи, - сунул он ей в декольте монету. – Не задарма пласталась. Пойдем, парни, выпьем еще.
Все, что Иволэйн  смогла сделать – повернуть голову вслед неторопливо удаляющейся троице.
- Помогите, - всхлипнула Иволэйн. -   Помогите…
Вряд ли кто-то услышит её слабый голос на безлюдной окраине.   
Сломанная пополам флейта лежала рядом.  Иволэйн набрала в грудь как можно больше воздуха и выдохнула, вкладывая всю оставшуюся силу в этот выдох. Ветерок приподнял обломок инструмента, проник в отверстия, зазвучав переливчатыми тревожными нотами.


Астид сошел по сходням на причал и остановился в раздумье. Ни капитан, ни матросы на корабле понятия не имели о том, что три дня в трюме пряталась пассажирка. По приказу Астида обыскали весь корабль и в дальнем углу за бочками обнаружили груду мешков и бадейку. Когда найденное предъявили капитану, он побледнел и виновато уставился на Астида.
- Я даже предположить не мог…
- А должен был, - сквозь зубы ответил полукровка. – Виновного в недосмотре определишь и накажешь сам.
Обводя взглядом расстилающийся перед ним город, окрашенный алыми лучами заходящего солнца, Астид пытался предположить, как могла бы поступить беглянка, три дня проведшая в корабельном трюме. Сделав скидку на возраст и неопытность Иволэйн, полукровка решил обследовать портовые трактиры. Девушку, подходящую под его описание, видели утром в третьем по счету кабаке.
- Знатно она на флейте играла! – вздохнул трактирщик.
После этих слов у Астида не осталось сомнений - Иволэйн где-то недалеко, и, возможно, еще не успела покинуть Сайель.   
Он вышел из трактира и столкнулся с Селией, запыхавшейся, в запыленном дорожном костюме, съехавшем набок берете, из-под которого в беспорядке выбивались темные волосы, и вовсе не такой величественной и надменной, какой она казалась раньше. Как видно, безродная девчонка была ей дороже искалеченного мужа.
- Наконец-то! – воскликнула она, увидев полукровку. – Догнала! Я была в порту, капитан сказал, что ты ушел за Иволэйн.  Она нашлась? Нет? Что ты собираешься делать?
Астид внутренне поморщился. Отчитываться Селии он не собирался.
- Вы проделали длинный путь, ваша милость, отдохните. Поезжайте в «Черную медузу», там неплохо готовят и публика приличная. Как только я отыщу Иволэйн, немедленно сообщу вам.   
- Я сама решу, что мне делать, - спесиво возразила Селия, вздергивая подбородок.  – Я еду с тобой.   
Астид, пожав плечами, вскочил в седло. Они медленно ехали по направлению к восточным воротам, время от времени спешиваясь и спрашивая прохожих о девушке. Сумерки постепенно окутывали город, и полукровка поморщился – поиски затруднятся с наступлением темноты. 
Что-то на земле привлекло его внимание. Какой-то предмет, связанный с Иволэйн. Два обломка флейты смутно белели в стороне от дороги. Астид спрыгнул с лошади, подошел и  поднял их. Отполированое дерево инструмента было обильно испачкано кровью. Ею же была залита земля под его ногами.  Полукровка оцепенел. Неужели…
- Что там? – подъехав, спросила баронесса.
Астид подал ей обломки флейты, и Селия глухо вскрикнула, поняв, чем они запятнаны.
Краем глаза полукровка уловил движение невдалеке и увидел выглядывающего из-за покосившейся ограды старика. Тот настороженно смотрел на Астида.
- Ты не видел… - начал было Астид, но старик перебил его.
- Девчушку? Видал. Полдень самый был. На дудке  дудела тут. Протяжно так, жалобно.
- Где она? – Астид подошел вплотную к изгороди.   
- Лежала тама, на пятачке-то, вся в крови, едва живая.
Баронесса, спрыгнув с лошади, кинулась к старику.
- Где она сейчас?  У тебя?
- Нет, откудова. Я ж внучонка в «Последнюю швартовку» посылал, сестры тамошние её и забрали.
- Куда? 
- В  лекарню то бишь. Тут недалече, через две улицы. Сперва направо повертайте, а потом опять направо, и до самых ворот и доберётеся.
Астид и Селия прыгнули в сёдла и помчались в указанном направлении. 
Дорога привела их к воротной арке из выщербленных кирпичей.  Деревянные покосившиеся створки были гостеприимно распахнуты. Три приземистых здания с давно не обновлявшимися крышами, расположенные за воротами, принадлежали  Сообществу арматоров  Сайеля - пансион для старых одиноких моряков, госпиталь и молельня Неутопимой Агапы.    
Астид толкнул дверь лечебницы, разбавив потоком ночной прохлады застоявшийся густой воздух.  Внутри барака царил полумрак, рассеиваемый несколькими свечами на подоконниках и небольшим очагом, расположенным у входа. У очага копошились две сиделки - кипятили воду и варили лекарства для больных.  Низкий закопченный потолок добавлял помещению мрачности, поглощая скудный свет. Внутреннее пространство разделялось на две половины: ближе к входу размещались больные, в глубине за задернутым пологом находились лекарская и операционная. Пациенты лежали на низких топчанах из грубых досок, покрытых соломенными тюфяками. Ночная тишина нарушалась хриплым дыханием больных, кашлем и тихими стонами. Запахи лекарственных растений, больной и старой плоти наполняли воздух, усиливая ощущение заброшенности и страдания.
-  Во имя света, - с гадливостью скривилась Селия, переступив порог вслед за полукровкой.
Сиделки с удивлением воззрились  на вошедших.
- Мы ишем девушку-полукровку шестнадцати лет, темноволосую, хорошо одетую, - громко сказал Астид.
- Тише, илан, - просяще сложила руки одна из сестер. – Не тревожьте спящих. Есть такая, сегодня бедняжку принесли.
- Где она? – воскликнула Селия, игнорируя просьбу сиделки. 
- Сюда, иланна, - поманила их сиделка и направилась меж топчанов со спящими людьми вглубь барака, попутно прихватив с подоконника свечу.
На койке в темном углу у самого полога, отделяющего операционную, кто-то лежал.  Сиделка подошла к топчану, подняла свечу выше, дав возможность рассмотреть пациента.
- Иволэйн…
Селия упала на колени у топчана, дотронулась дрожащей ладонью до белого лица девушки.  Иволэйн лежала на животе, повернув голову набок, укрытая своим кожушком. Почувствовав прикосновение, она медленно открыла глаза и несколько секунд смотрела на баронессу. 
- Иволэйн, - Селия отодвинула темные волосы девушки с её лба, попутно поразившись тому, как он холоден.
На тюфяк из глаз Иволэйн покатились слезы. Голос был едва слышен, словно шорох сухих листьев.
- Ва..ша…  ми..ло..сть…
Астид, настороженный странной неподвижностью Иволэйн, повернулся к сиделке.
- Что с ней? 
- Она ранена, илан. В спину, похоже, из арбалета.
Селия взглянула на сиделку с ужасом.
- Из арбалета?!  Кто мог сделать такое?
Полукровка осторожно снял кожушок, которым была укрыта Иволэйн. В прорехе разрезанной одежды виднелась пропитанная кровью повязка.
- Рану мы промыли и перевязали, - сокрушенно покачала головой сиделка. – Но с остальным справится не в силах. А доктор Путцир уехал, и будет только завтра к полудню.
- С чем именно? – хмуро спросил Астид, приподнимая повязку и осматривая рану. – Хотя я, кажется, понял…
- Она парализована.
Селия ахнула, сморщилась, и, не сдержавшись, зарыдала. 
- И ещё… - сиделка замялась, опустив глаза.
- Ещё? – переспросил Астид.
- Бедняжку опорочили. 
Лицо Селии вспыхнуло гневом.
- Он обещал! Клялся заботиться и беречь её! 
Астид, помрачнев, тяжело вздохнул. Немного подумав, указал сиделке на девушку.
- Поверни её. Осторожно. 
Сиделка поставила свечу на подоконник над топчаном, и  бережно повернула Иволэйн на бок. На пол, звякнув, упала серебряная монета.  Астид, полностью освободив рану от повязки, осмотрел её.
- Вы извлекли наконечник? – спросил сиделку.
- Нет, илан. Глубоко засел.
Астид вздохнул, отер лицо ладонью.
- Принеси теплой воды и чистое полотно.
Через несколько минут всё требуемое было в распоряжении полукровки.
- Не смотрите на это, баронесса, - сказал Астид, поднес ладонь к ране и потянул наружу засевший в теле Иволэйн обломок, стараясь, чтобы он двигался по каналу раны.
Иволэйн, поддерживаемая Селией, лежала безучастно, не издавая ни звука, ни стона. Сначала выползо толстое древко, за ним показался грубый безобразный железный наконечник. 
- Бедная моя девочка! – страдальчески всхлипнула Селия. 
- Святая Агапа, помоги, - выдохнула потрясенная сиделка.
Повинуясь знаку полукровки, она омыла края раны, приложила к ней чистую тряпицу. Иволэйн снова уложили на живот. Астид прикоснулся ладонями к спине девушки, закрыл глаза, концентрируя внутреннюю силу, направляя её к ране. Но энергия проходила сквозь тело, пропадая втуне, не оказывая никакого воздействия. Полукровка понял, что помочь не в силах.  Удрученно покачал головой.
- Моих усилий недостаточно. Позвоночник поврежден, поток энергия прерван. Она потеряла много крови. И умирает. Если только…
- Что? – вскинула на него жадный умоляющий взгляд баронесса. 
- Если только Гилэстэл успеет добраться сюда до того, как...
Астид наклонился над девушкой, осторожно коснулся пальцами её щеки, прося открыть глаза.
- Иволэйн.
Веки дрогнули, и на полукровку глянули полные муки глаза.
- Кто это сделал?
- Матросы… из таверны… - с усилием прошептала девушка. 
- Как они выглядели? Можешь описать?
- Я помню… только бусы…из камней.   
Полукровка поднял с пола выпавшую из одежды Иволэйн лиодийскую монету. Серебряный кружочек источал запах металла, её духов и крови. 
- Астид, - тихо позвала Селия.
Впервые она обратилась к нему по имени.
- Благодарю тебя. Прошу, найди тех, кто сделал это. Я буду с ней, буду ждать Гилэстэла.
Просьба Селии полностью совпадала с намерениями Астида. Полукровка молча склонил голову и вышел из барака.
Покинув лечебницу, Астид остановился в темном переулке и вызвал Гилэстэла. За спиной князя виднелись корабельные мачты – «Серый странник» входил в порт.
- Я нашел Иволэйн, - хмуро сообщил Астид.
- Отлично! – улыбнулся Гилэстэл. – Жду вас обоих на корабле, и вернемся домой.
- Она умирает. Какая-то сволочь стреляла в неё из арбалета и повредила позвоночник. Я не смог помочь – всё слишком серьезно.
С лица князя сползла улыбка.
- Где вы?
- Иволэйн в арматорской лечебнице на Якорной улице. С ней Селия, ждёт вас. А я иду искать ублюдков, навредивших Иволэйн. 
- Скоро буду там.
Облако рассеялось, и Астид направил лошадь вниз по улице.
В кабаке, где утром Иволэйн развлекала публику, было очень людно и шумно - ночное время не убавило количество посетителей. Астид, расположившись у стойки, скользил глазами по залу, внимательно рассматривая людей за столами, провожая взглядом всех входящих и выходящих из таверны. Рядом с его локтем стояла кружка с пивом, из которой он не сделал ни глотка. Уже не первый раз его глаза задерживались на компании из трех лиодийских матросов, кутивших   в окружении вигливых портовых девах. Одна из девок прильнула к матросу, и тот, освобождая ей место на скамье, переложил на стол незаряженный арбалет. Астид впился в него глазами. Другая молодка, сидя на коленях у мускулистого парня, с игривой улыбкой развязала шнуровку на вороте его рубахи. На обнажившейся груди обнаружился шнурок с тремя просверленными гладышами – охранный амулет моряка.
Полукровка оттолкнулся от стойки и неторопливо направился к лиодийцам. Остановившись возле них, еще раз окинул взглядом всё сборище. От парня с амулетом отчетливо несло кровью. Кровью и духами Иволэйн.
- Вам не хватило портовых шлюх? Вы покусились на леди, мерзавцы. 
Полукровка кинул на стол лиодийскую монету. Матросы переглянулись, а девки прыснули пьяным смехом.
- А ты ещё кто такой? – пренебрежительно оглядел Астида тот, от которого пахло кровью. - Её ледский кавалер что ль? Тогда тебе стоило получше её запирать.
- Я объясню вам, кто я. Но не здесь, - Астид кивнул в сторону выхода.
Все трое оценивающе уставились на полукровку, косясь на меч.
- Всё равно собирался до ветру выйти, - усмехнувшись, поднялся лиодиец, попутно поправляя длинные кривые ножны.
Его приятели тоже встали, не забыв захватиь арбалет.
- Я скоро вернусь, - подигнул арбалетчик девке, ущипнув её за выпирающее из лифа грудяное богатство.
Покинув трактирный двор, освещенный светом из окон, троица остановилась.  Положив руку на рукоять ножа, носитель амулета прищурился.
- Ну, и кто ты?
- Я ваша смерть, - ответил Астид, не делая никакой попытки взяться за оружие.
Матрос ухмыльнулся и стремительно выхватил нож. Опоздал – нож приятеля, вынырнув из ножен, вонзился ему в живот по самую рукоять. Выронив свой клинок, матрос схватился за торчащий из тела нож и свалился на землю. Астид сделал шаг вперед. Лишившийся оружия матрос попятился, и, споткнувшись, упал. Арбалетчик, отступив за корчившегося на земле товарища, дрожащими руками пытался зарядить арбалет. Астид дал ему такую возможность.
- Получи, гад! –  спустив тетиву, крикнул матрос.
Летящий в его сторону болт полукровка остановил на лету и сграбастал в кулак.
- А ты, выходит, стрелок… Стрелял в беззащитную одинокую девушку.
Астид раскрыл ладонь и болт, сорвавшись с неё, со свистом распорол воздух и вонзился арбалетчику в левый глаз. Тот свалился наземь без единого звука.
- Я не стрелял в неё! Я её только держал! Только держал! – завизжал третий, отползая в канаву.
- Плохой поступок, - сказал полукровка, вынимая меч. 
Проходя мимо, он размахнулся и обрубил матросу обе руки выше локтей. Визг перерос в протяжный вопль, прервавшийся через непродолжительное время.
Астид убрал меч в ножны и присел над обладателем амулета. Тот судорожно дергался в дорожной грязи, обильно смоченной кровью.
- Ей было очень больно. Вот так, - Астид взялся за рукоять и провернул лезвие в ране, потом еще раз. – А возможно, и вот так.
Матрос выпучил глаза и широко разинул рот, как задыхающаяся на берегу рыба. 


Гилэстэл спрыгнул с коня, и, не озаботившись привязать его, вбежал в лечебницу.
- Селия! Селия!
Громкий встревоженный голос разбудил некоторых пациентов. Кто-то недовольно заворчал, кто-то застонал, вновь ощутив сглаженную сном боль. Сиделка у очага испуганно вскочила.
- Я здесь, - расслышал Гилэстэл негромкий женский голос из глубины помещения.   
Глиэстэл устремился на голос, попутно срывая с себя плащ. Селия полулежала на краю топчана, обеими руками обнимая укрытую кожушком Иволэйн. У топчана на табурете, сочувственно глядя на баронессу, сидела женщина в сестринской одежде. Увидев князя, она поднялась, и, поклонившись, ушла. Гилэстэл на мгновение замер, глядя на бледное лицо девушки с закрытыми глазами, на котором мерцали отсветы свечного огонька. Затем наклонился, положил руки на плечи Селии, пытаясь поднять её.
- Дай мне её осмотреть.
Баронесса покачала головой, не разжимая рук.
- Селия, прошу.
- Ты опоздал. Опоздал, Гил. 
Князь побледнел, всмотрелся в лицо Иволэйн и протянул руку, коснувшись её шеи. Пальцы ощутили мертвенный холод. Гилэстэл опустил голову, тяжело вздохнул, не зная, что сказать. Слова казались неуместными, и он едва выдавил:
- Селия… Прости… Мне тоже горько и больно. 
- Больно? – она подняла мокрое лицо, обожгла его негодующим взором. – Тебе больно?! Но разве это ты вынашивал её девять месяцев, таясь от глаз сплетников и перетягивая растущий живот? Ты рожал её в муках в халупе бабки-повитухи в лесной глуши? Ты заботился о ней, скрывая её происхождение от всех, даже от неё самой? Ты обещал беречь её! Защищать!
Последние слова Селия почти выкрикнула. Люди в бараке зароптали, возмущаясь. 
- Так она… - у Гилэстэла перехватило дыхание. – Она твоя дочь?
Селия, обняв бездыханное тело, вновь разрыдалась. Сквозь всхлипы Гилэстэл различил её слова.
- Моя? Наша, Гил. Наша. Моя и твоя. Сайель, праздник сбора винограда, семнадцать лет назад…
У Гилэстэла подкосились колени. Он вынужден был сесть на край табурета, неловко подогнув онемевшие ноги. Горло сковал спазм, а сердце, замерев, внезапно разбухло до размеров грудной клетки, едва её не разорвав. Маг, задыхаясь, рванул ворот камзола. Ткань затрещала, на пол, звякнув, упали застежки.
В памяти всплыл норхетский вечер на побережье, мерцание одинокой свечи в матросском бараке, тепло маленьких рук, тесным кольцом обхвативших его шею и настойчивые мягкие губы.
- Нет… - выдохнул Гилэстэл. – Селия…
Несколько минут он широко распахнутыми глазами буравил согбенную, вздрагивающую спину баронессы.
- Ты ведь лжешь сейчас, Селия, - тихо и неуверенно вымолвил маг. – Лжешь по какой-то непонятной причине. 
Эльфка, не отрываясь от тела дочери, истово замотала головой, перемежая слова всхлипываниями.
- Нет, Гил. Нет. Клянусь.
Она плакала. На шее чуть ниже уха в такт всхлипам пульсировала тонкая синяя жилка. Маг уставился на неё неподвижным, немигающим взглядом.  Глубоко внутри него задрожала и натянулась невидимая струна, с каждым ударом сердца все сильнее наматываясь на невидимые колки. 
- У меня… был ребенок… была дочь…
С последним словом истонченная, натянутая до предела струна в глубинах его души лопнула.      
Селия почувствовала его взгляд и подняла голову.  Непонятно, что разглядела она в его светлых, ставших почти прозрачными, зрачках, но её лицо побледнело.
- Неужели ты никогда не думал, что, родив трех сыновей от мужа, я могу зачать от тебя? -  торопливо, с укором, зачастила она. –  Ты был равнодушен, безразличен к моей жизни. К нашей любви. Я сделала для неё всё, что могла. Всё, что должна была сделать.
- Всё, что должна… - в тихом голосе зазвучали ноты приближающейся бури. – Ты должна была отдать её мне. Сразу же, как только она появилась на свет.
- Отдать? Но я так любила её! Тебя в ней… Разве ты любил бы её так, как я? 
Она умоляюще протянула к нему руки. Гилэстэл не отстранился, но окинул Селию таким ледяным и колючим взглядом, что она отшатнулась сама. На неё неприязненно смотрели чужие глаза. Его голос, когда он заговорил, показался ей незнакомым. 
- Основную часть своей жизни я считал, что самому большому унижению меня подверг Менэлгил. Но ты, Селия… Ты переплюнула короля. 
- Что? – Селия непонимающе смотрела на полуэльфа. 
 - Ты сделала мою дочь, дитя королевской крови, обладательницу магического дара - своей горничной? Служанкой, выносящей твой ночной горшок, застилающей твою постель, стирающей твое грязное белье и караулящей твою дверь. Ты предала меня, надругалась над моим достоинством и втоптала в грязь мои чувства. Ты нанесла мне тяжелейшее оскорбление.
Селия внезапно захлебнулась дыханием, схватилась за горло, заскребла пальцами по груди. Гилэстэл сжал кулак, и эльфка рухнула к его ногам с посиневшим лицом, выгибаясь в агонии. Обернувшись на звук падения и ахнув, к ней кинулась сиделка. Но Гилэстэл, махнув рукой, отшвырнул её далеко в сторону. Ударившись головой о ножку топчана, сиделка осталась лежать в неподвижности. Кто-то испуганно ойкнул, взвизгнула женщина, и в следующий миг лечебница наполнилась шумом и криками.
- Замолчите, - прошипел Гилэстэл и поднялся. – Заткнитесь все.
 Он воздел руки, резко опустил их и наступила тишина. Ни звука, ни вздоха. Мертвенное безмолвие воцарилось в бараке. Маг машинально подобрал брошенный плащ, и, волоча его и невидяще уставившись перед собой, нетвердой походкой двинулся к выходу мимо рядов бездыханных тел, неразборчиво бормоча: «За всё приходится платить… за всё… надо платить».   
Астид ждал во дворе. Вид князя поразил его. Полукровка вытянул из его стиснутых пальцев плащ, стряхнул и накинул на плечи Гилэстэла.
- Как Иволэйн? – спросил осторожно.
- Умерла, - ровным голосом ответил тот. - Я не смог ей помочь.
Полукровка печально опустил голову.
- Мне жаль, ваша светлость. Девочка была талантлива. 
Гилэстэл молча перекинул повод на спину лошади, намереваясь сесть в седло. 
- А леди Селия? - Астид оглянулся на барак. – Она осталась там?
Гилэстэл придержал коня, хотел посмотреть в том же направлении, но передумал.
- Я приказываю. Отныне и впредь. Не упоминать при мне ни Селию, ни Иволэйн. 
Лёд в голосе полуэльфа удивил Астида. Он кинул проницательный взгляд на князя, но от вопроса удержался. Лишь покорно склонил голову.