Святой родник у большой дороги Часть 2 продолжение

. Сразу у лестницы, на площадке второго этажа стояли два шкафа забитые под завязку, книгами. Именно в субботу, после уроков, Лидия Васильевна расставляла нас по очереди на лестнице, и словно волшебный ларец открывала эти серые обшарпанные, наполненные тайной, шкафы. А мы покорно ожидали. Почему-то жутко манили меня те истёртые, даже истрепанные, часто без обложек книжки, выдаваемые как драгоценность, из этих серых фанерных хранилищ. Я много и с азартом читал эти тонюсенькие брошюрки, и моё воображение рисовало сказочные истории, иной мир.
Но вот однажды, мне в руки попала такая же, без обложек, истёртая ребячьими руками, но со всеми страницами, удивительная книга о лётчике! О нашем земляке Михаиле Васильевиче Водопьянове. Если раньше я набирал на неделю чтения до десятка тонюсеньких книжонок, то на этот раз мне хватило одной и надолго! «Полярный лётчик» стала моей настольной книгой. Даже когда я её прочитал и вернул в шкаф. Авиация влезла мне в душу, «заразив» собою всё моё нутро! Рассказы бывалого лётчика с первых страниц меня взбудоражили. Я наглядно представил его состояние, когда он только впервые увидел самолёт – этажерку и упал с крыши. Хотелось самому на этой крыше постоять рядом с ним, прочувствовать то удивление – как это здорово! Из его полётов на полюс, особо понравилось, как они заводили самолёт верёвкой, надев на винт валенок! Я смотрел на свой валенок и удивлялся – кажется, он и авиация – ничего общего! А оказывается – нет! Важна смекалка, и выручит, и спасёт! Видимо мои детские фантазии, пронесённые через долгую жизнь, навеянные ко всему книжными историями, и заложили во мне тягу к сочинительству, проявлявшуюся уже тогда, но воплотившуюся в книги через много лет спустя.
Несколько лет назад в липецкой военно-исторической библиотеке имени М. В. Водопьянова я увидел на стеллаже ту самую книгу «Полярный лётчик», но уже в чистой, красивой обложке, с шагающим, навстречу читателю, лётчиком. Так мне, до спазма в горле, захотелось подержать её в руках, я б даже расцеловал её – я встретился с детством! Теперь такая книга имеется в нашем Тербунском музее. Периодически её просматриваю, радуя душу.
Однако, моя детская самостоятельность и самодеятельность, чаще всего воспринимались взрослыми как непослушание и считались проступком. А это, как известно, всегда наказуемо.
 В школе мне очень нравилось, конечно, и учиться, с каждым уроком узнавать что-то новое. Первый класс я закончил с пятёрками, за что был награждён хорошей, познавательной книжкой о море с загадочным названием «Моревизор уходит в плавание», чем я очень гордился. Тогда награда книгой очень ценилась. Интересная книжка, но, почему-то в море меня так и не потянуло. Но теперь приходится слышать рассказы бывалых моряков - удивляюсь их бесстрашию, мужеству, и всегда стараюсь их рассказы переложить на бумагу. Когда- то в молодости пришлось побывать в порту Одессы, где я подолгу ходил возле причаливших кораблей. Удивляло всё: от толщины металла их корпусов, до размеров самого корабля - как такая махина лежит на воде и не тонет? Хотя, именно такие мощные корабли, совместно с крепкой командой могут себя противопоставить любым бурям в океане. Вот бы теперь удивился царь Пётр, когда не поверил простому мужику, подсказавшему, что и из железа, а не только из дерева можно строить корабли. Но, за что мужик, как известно,  поплатился жизнью, будучи утопленным, привязанным к якорю по приказу батюшки - царя! Тот в ответ изрёк: «Всплывёт якорь, будем делать из железа!»
Как часто нам приходится в жизни бороться с непониманием, и идти до победы, маленькой или большой, но без обиды на тех, кто тебя не понял, что особо важно. В надежде, что поймут потом. Обидно, что на это приходится тратить годы жизни, а кому- то и всю жизнь, когда она была дана для более полезного дела! Но есть слово - надежда! Она и должна заставить всплыть тот якорь! И ещё мне, в связи с этим, нравятся слова из песни: «…Но я верю - распогодится!»
Помню, если ко мне в руки попадала любая книжка, сначала я в ней подробно, с пристрастием просматривал иллюстрации. Большинство рисунков из учебников помню и по сей день. Жаль, что эти первые учебники не сохранились. Теперь ищу их для нашего музея, но в музейной коллекции есть пока только обложка от моей «Арифметики» для 1 класса и два учебника 3 и 4 класса «Родной Речи». С особым чувством просматриваю и перечитываю тексты и стихи из них. И опять возвращаюсь в детство.
 А самым любимым уроком был, конечно, урок рисования. Справедливости ради, надо сказать, в родстве по маминой линии у нас много одарённых к этому делу. Дядя Миша – мамин младший брат, он тогда жил в Ельце, копировал картины художников масляными красками на холсте. Их он раздаривал своим родственникам. Одна из таких картин, была и у нас дома. Замечательная копия с шикарными кавалером и дамой, которые восседают на лоснящихся конях и о чём- то беседуют. И хотя картина была небольшого размера, но разглядывать её можно было часами. Копия была сделана очень качественно, с грамотным рисунком.  Дядя Миша мне представлялся почти Брюлловым. Я тогда ещё не отличал копию от оригинала – где мне их можно было увидеть?
С удовольствием вспоминаю, что мы тогда рисовали на уроках. Теперь, по прошествии лет, не могу вспомнить всё, но помню, что я рисовал из окна с натуры недальний весенний лес. А на другом уроке нужно было по памяти, нарисовать цветными карандашами молоток. Вот этот урок я хорошо запомнил. Мне показалось скучным нарисовать просто молоток, и я изобразил помещение кузницы, куда я с друзьями уже часто наведывался – с мехом, горном, стоящими в углу колёсами, кузнечным инструментом и на наковальне…лежащий молоток. И меня удивило, почему учительница за работу всегда ставила пятёрки, а в этот раз «пожадничала», поставила мне трояк – рисунок-то всем одноклассникам понравился. А оказалось – я не справился с заданием – нужно было рисовать не кузню, а просто молоток!
А самым близким моим авторитетом, конечно после папы и мамы, почти богом, был двоюродный брат Петька. Их семья жила на самом краю нашей улицы, но к ним я наведывался часто. Брат был на шесть лет старше меня, и я для него,«салапет», за его делами мог наблюдать только со стороны. Но если, хоть одним глазком я мог их видеть, это было для этого самого «салапета» высшим счастьем. Представить себе и сегодня трудно, как Петька, ученик, примерно 5-6 класса мог без чьей-либо подсказки со стороны, практически не имея инструмента, чертежей и надлежащего материала изготавливать такие сложные изделия. Например, модель корабля, корпус корабельной шлюпки, длиною, с полметра, модель работающей жатки комбайна. Для своего рисования из простых жёрдочек сконструировал столик, совмещенный с креслом, и я с завистью любовался, как он забирался на эту конструкцию и восседая там, рисовал красками! Это было что- то из мира фантастики!
Из простых, оструганных ножом, веточек куста, газеты, с помощью ниток и клея делал летающий воздушный змей. От чего моему удивлению, не было предела. Но его младшие братья, почему-то к его занятиям относились более спокойно и только для меня даже до сегодняшнего дня, его дела остаются предметом восхищения. У него в распоряжении были всего-навсего газеты, прочитанные отцом, за непрочитанные могло крупно влететь, обыкновенный столовый нож из косы, жесть от консервных банок, мука для клейстера, а за использование муки было тоже много шума, и «канавка»- ряд кустарника за огородом. Все. Но из этого он творил чудеса, волшебство! А как Петька рисовал – это целая эпопея! Простым карандашом прекрасно изображал людей, вставших на дыбы коней, катера, парусные корабли и крейсеры, рассекающие морские волны, танки, несущиеся по пыльному полю – выдумывал по представлению целые баталии. И все фигурки выходили у него в рисунках словно живые – и с перспективой, и с пропорциями, в движении. На мой и сегодняшний взгляд это был юный гений. Ещё у него были акварельные медовые краски! И беличья кисть! Как и за какие шиши, ему их купили, я и сейчас не могу понять: их семья жила очень бедно, почти на хлебе и молоке, а их, детей в семье, пережившей пожар, было пятеро, к тому же это были шестидесятые годы, когда в доме не хватало всего.
Вспоминать об их пожаре и теперь тяжело, потому, что на пожаре огонь пожирает всё без разбора, и он был у близких мне людей. Раньше эта трагедия в деревне затрагивала не один дом, а летом выгорали целые улицы. И у них пожар случился в середине лета, но спасло деревню то, что их дом стоял в отдалении от остальных.
Мы, малышня, как обычно, вместе с более старшей молодёжью плескались в Барымовском пруду - день был очень жаркий. Вдруг все увидели, как в отдалении берега поднимается клубами чёрный дым. Спустя секунду, кто - то-крикнул:
-Пожар!- тут же добавили - Козины горят!
Мне в это время было лет восемь, Колька был на год младше, но от нас не отставал, был на пруду с нами. Он один из первых сорвался с места и что было сил, помчался домой, в сторону пожара. Мы только успели штаны натянуть и тоже побежали. Уже издали было видно не только дым, а внизу во всю бушевало яркое пламя и стоял зловещий треск. Горела соломенная крыша дома и занимался сарай, что стоял поодаль. Взрослых возле дома суетилось много, но не было воды - пруд далеко, колодец ещё дальше, а от огня несло жаром - не подойти. Вдруг из горящего сарая показался Колька - тащил за собой испуганного младшего братика Пашку! Как потом оказалось, он остался в доме один, спал. Проснувшись, стало скучно, нашёл спички и развел возле кучи соломы костёр. Пламя вмах захватив солому и всё кругом, взвилось к крыше, а он с испуга забился в угол сарая. Колька вовремя в дыму его еле отыскал. Пожар натворил много- слизал крыши на доме и сарае, спалил дубовые сенцы, но не затронул ничего внутри дома- успела приехать «пожарка» и потолок был усыпан золой и обмазан глиной. Хорошо запомнилось, как визжала и кидалась в огонь прибежавшая с недальнего свёкольного поля мать ребят тётя Наташа. Отец прибежал уже к погасшему огню.
И их, непривычно почерневший дом, остался надолго без крыши, словно обезглавлен, и издалека наводя тоску. К поздней осени его успели покрыть свежей соломой, но запах гари, и чёрные потёки по стенам, словно следы от чумазых слёз оставались ещё долго.
Я продолжал ходить к ним играть с Колькой, но весёлое настроение на какое- то время покинуло их дом. Хотя беда от пожара больше затронула судьбу родителей, усложнив их заботы. Детишек это коснулось меньше. Идя в школу, я заходил попутно за Колькой, строили планы назавтра. Приходил к ним после школы, Петька продолжал рисовать. Мне врезалось в память как в это время Петька нарисовал копию «Богатырей» В. Васнецова, той самой акварелью. Пожалуй, это лучшее, что из его дел запомнилось больше всего. Просто мечта! И его никто не заставлял это делать, только некому было поправить. Но печальна дальнейшая судьба этой копии. Дело в том, что такого размера бумаги для этой копии у него не нашлось, и он попросил кусок обоев у мамы, ими был у нас оклеен потолок. Со временем, часть обоев, где висела керосиновая лампа, закоптилась, а заменить этот участок новых обоев у мамы не нашлось. И она попросила почему- то у Петьки «Богатырей», и приклеила их обратной стороной на то место! По рисунку совпадало. Я не мог маме сказать против, но так было жаль эту картинку. И всегда смотрел на этот приклеенный кусок обоев с сожалением, как на загубленный шедевр. До сих пор не знаю, почему мама поступила так безжалостно.
Петька, даже выходил на природу и делал этюды с натуры. Сидел с альбомом на коленях на обрывистом берегу пруда. Эта картинка сейчас стоит в глазах. Но, теперь, вспоминая это, понимаю, что он и здесь копировал. Надо бы кому-то подсказать, как работать цветом, но кому? Рядом из грамотных живописцев – никого. А сам он что мог, то и делал. Вот так у нас часто теряются таланты. И очень жаль, что его прекрасные способности так и не развились во что-то серьёзное именно из-за вовремя не оказавшейся нужной для него поддержки и подсказки. Но, Петька, видимо, понимал, что не всё у него правильно получается. Он выведал адрес газеты «Пионерская правда» и несколько раз посылал туда свои рисунки. Ему из редакции приходили ответы. Что отвечали – не помню. Но для нас, малышей, тогда важно было другое – какой заслуженный человек Петька, ему из самой «Пионерской правды», на печатном бланке печатными буквами отвечают! В четвёртом классе, и я пробовал посылать в газету свои рисунки, и мне отвечали, советуя правильно работать акварелью. И я с гордостью показывал ответы из газеты друзьям. А они разъясняли мне: «Тебе ж пишут, ты неправильно рисуешь!»