Святой родник у большой дороги Часть 4 окончание
Когда я в такой график втянулся, стало увереннее получаться с учёбой, и хватать на всё время, вроде, стало обычным делом. Через полгода проживания коллектив наших комнат так сплотился, что не стало никаких вопросов в отношениях друг к другу. Теперь наша комната частенько признавалась студсоветом лучшей по этажу среди мужских комнат. Конечно, с девочками в этом соревноваться было сложно. У них блеск и чистота, отстиранные и чуть не накрахмаленные занавески, вышитые наволочки, и вообще во всём аккуратность. А мальчишки и есть мальчишки. Нет бардака и уже хорошо.
Но, конечно, учёба занимала большую часть времени, а главными предметами стали для меня, как и для большинства ребят, живопись и рисунок. Даже, придя с занятий в комнату общаги, по вечерам, мы часто устраивали сеансы набросков или живописи. Приглашали девчонок из соседних комнат, однажды позировал парень из Эфиопии. А когда привозили из дома провиант, который в тумбочках надолго не задерживался, сразу писали натюрморты. И после сеанса устраивали коллективные просмотры, а уж потом пир на весь мир. Но, как показало время, мне знаний, получаемых от преподавателей, именно по живописи и рисунку не хватало. Или чего-то у них я не понимал. Однажды преподаватель по декоративному искусству, уважаемый мной человек Нина Ивановна Уткина, сказала:
– Саша, с талантом у тебя, скажем, не совсем здорово, но ты вытянешь трудом.
Конечно, эти её слова меня не очень обрадовали, но показали путь, куда и как мне идти –
много и упорно работать. Хотя второй преподаватель Григорьев Виктор Фёдорович, участник изготовления образцов монет СССР 1961 года, который преподавал у нас резьбу по металлу, потом предлагал мне делать диплом у него, я отказался. Но герб СССР из меди, законченный наполовину на третьем курсе, хранится в Тербунском музее.
Для меня живопись была целью учёбы. И я старался своих преподавателей не подвести. На втором курсе познакомился с Андрюшей Тонких, студентом, младше на один курс, липчанином. У него в своё время папа, Виталий Борисович, работал в худфонде художником-оформителем. И с первого дня знакомства с ним, я увидел в нём и интересного, знающего человека, и у влечённого преподавателя, хотя он не имел ни художественного, ни педагогического образования. Просто, это был человек, очень одарённый художественным, и как оказалось, и педагогическим талантом . С этого времени я стал регулярно привозить ему свои этюды, которые он разбирал до мелочей, в отношении живописной грамоты, композиции и рисунка. И хотя он в это время был инвалидом, с удовольствием уделял мне время, хотя, наверное, это было ему не просто. Понемногу моя живопись стала улучшаться. Но спустя полгода, папа у Андрюши умер. Это было для меня большим ударом. Я продолжал активно писать этюды, но так внимательно их разобрать уже было некому. Мне казалось, у моих преподавателей это получалось уровнем ниже.
Учёбу я закончил без троек – из 22 предметов только 8 на хорошо, остальные на отлично, но живопись и рисунок на «отлично» всё же вытянуть не смог. Хотя дипломную работу по живописи «Пейзаж» я защищал у заслуженного художника РСФСР Сорокина Виктора Семёновича. Он какое-то время преподавал у нас. Но учёбой в институте моя живописная практика не закончилась. Уже работая в школе учителем, я продолжал писать этюды на пленэре, изучать скрупулёзно творчество живописцев по их работам в авторских альбомах. Тем самым добившись какого-то результата – мои работы стали участниками трёх областных выставок. И на первую областную выставку предложил отобрать мою работу «Весеннее марево» именно В. С. Сорокин. Мне, конечно, этот факт был очень приятен, словно я исправил свою дипломную оценку. К сожалению, в связи с пожаром, этот этюд не сохранился. Но сохранились два каталога, с упоминанием выставляемых картин.
Институт отложил самый большой отпечаток на мою последующую жизнь и дал направление – куда двигаться дальше. Хотелось поучиться ещё, но на третьем курсе женился, да и аспирантуры тогда при нашем институте не было. А впереди была работа, большая, разнообразная, в том числе и творческая, необходимая и самому, и семье, и моим ученикам. И вся последующая моя жизнь, со всеми достижениями и потерями, была связана со ставшим мне родным, Тербунским районом. Который для меня когда-то был далёк и незнаком, но с которым я познакомился ещё во время учёбы в институте.
К нам в комнату в общежитии заглядывали с других факультетов посмотреть, что творят художники, да и просто пообщаться. Уже на первом курсе часто ходил Вовка с биохима. Однажды он принёс нам показать свой альбом, как он сказал, «с картинками». Это были скопированные от руки образцы агитационные рисунки, в виде плакатов и заставок из разных периодических изданий, цветные или монохромные, чёрно-белые. Более-менее приличные по рисунку, конечно о живописи говорить не стоило – копировал, какие и были по цвету. Но труд был большой, мы его скромно похвалили. Как оказалось, эти картинки он копировал не случайно. В свободное от учёбы время, он занимался оформлением агитационных стендов в школах, других заведениях, используя эти «картинки», как эскизы. И однажды, после летней сессии он предложил мне совместную работу в дальнем районе оформить школу, где был директором его бывший однокурсник. Я, конечно, не мог от такого «подарка» отказаться, я ведь и сам искал, где можно подработать, чтоб прожить ещё год. Стипендии критически не хватало.
Таким ветром меня занесло в Тербунский район. Школа эта была Берёзовская средняя. Нас поселили напротив школы в бывшем клубе, довольно просторном зале. Выдали материалы, инструмент, определили фронт работ. Всё, надо начинать. И тут неожиданно в школу позвонили с родины Вовки – у него умер отец. Вовка в шоке. Собирает вещи и говорит мне:
– Оформляй один, я не приеду.
Конечно, было печально – у друга умер отец – какая ж тут радость. Но к такому повороту событий мне не привыкать – один, так один.
Работа длилась более месяца. Было много нового и в познании оформительской работы, да и в познании истории школы, и села. Было приятно находиться хоть в чужой, но в деревне. Приходилось работать допоздна, не хотелось затягивать работу. А по темноте в окна заглядывала молодёжь –
что там приезжий художник делает? Я понимал, интересно – пусть смотрят, плохого в этом ничего нет, и мне не мешают.
Село было старинное, тогда густозаселённое, во время Отечественной войны оккупировалось фашистами. Так, школьный огород располагался прямо на немецком кладбище, отчего немного коробило. Ещё были живы многие жители, которые хорошо помнили то время, потом мне с некоторыми даже пришлось общаться. А самый шоковый случай произошел, когда я однажды шёл по селу. Тропинка поворачивает за палисадник, и вдруг перед своими ногами я вижу… настоящий артиллерийский снаряд! Только поржавевший. Я стал, как вкопанный! Меня пробил пот. Оглядываюсь, а люди проходят, и их эта железяка не интересует. Лежит, себе и пусть лежит. Я посмотрел внимательнее, а снаряд оказался без боеголовки и пустой. Успокоившись, откинул его в сторону и пошёл дальше. Потом приходилось видеть возле фермы болтающуюся на колу немецкую каску, и которую все обходили, не обращая на неё внимания. У соседа-старика угловой кол загородки заменял ствол пушки-сорокопятки. Люди ко всему привыкают. Потом и та каска, и этот ствол стали экспонатами музея.
Оформление в Берёзовской школе я закончил, удачно, без замечаний сдал, но оплату пообещали только через полгода, о чём специально известят телеграммой. Шло время, и уже после Новогодних праздников пришла телеграмма, приглашающая получить оплату. Я беру билет, приезжаю в Тербуны на автовокзал, и теперь встаёт в памяти: я стою на посадочной площадке в ожидании автобуса на Берёзовку, и в голове возникает мысль: вот стою здесь – чужой, никому незнакомый человек. Приехал, поработал, и забыли меня, словно я здесь и не был. И вот так пролетит вся жизнь, и может быть тут, на этом месте я никогда больше не появлюсь. Только всё оказалось напротив, по-другому.
Когда я приехал в Берёзовку, к директору школы, он попросил меня подождать ещё пару дней. И пока согласовываются документы, эти дни пожить в соседней деревне Ивановке, у его тёщи. Согласился. В доме тёщи директора школы успел только переночевать, а на второй день тёща, она же учитель начальных классов школы в селе Ивановка, излагает мне просьбу их завуча:
– Не мог бы ты помочь школе, подписать какой- то стенд, наша завуч очень просила!
Что ж не помочь, когда всё равно сижу без дела. Пришёл в школу к завучу и познакомился… со своей будущей женой. Оплату за оформление школы я, конечно же, получил, и уехал в Липецк, чтоб вернуться в Тербунский район теперь надолго. Здесь, даже до окончания института, начиналась моя новая, деревенская жизнь, где мне пришлось и воплощать свои мечты и принципы, и идти на поводу у сложностей судьбы, и учиться отдавать и помогать близким и дальним в том, чему научился сам.
Когда пишешь воспоминания о прожитом, словно заново переживаешь свою жизнь. Приятные моменты- с радостью, неудачные- порой, после того, ночью заснуть не можешь. Но ничего нельзя выкинуть. Как говорила одна очень умная старушка: «Бывает вспомнишь какой- то случай, где сама была неправа- закраснеешься, станет стыдно!» Даже прожив жизнь. А за многое берёт гордость- ты преодолел и трудности и себя! И хотелось бы пожелать молодёжи об этом думать заранее, когда хочется расслабиться и понадеяться, что времени впереди- целая жизнь и «ещё успеется»! Но есть слово «лень»- ошибка природы, которая так и заглядывает тебе в глазки, и шепчет обо всём этом так ласково тебе на ушко. Не верь ей- тебе на ухо шепчет предатель и первый твой враг. Научись любить труд и он не подведёт тебя в самую тяжёлую минуту, из, кажется, безвыходной ситуации покажет и найдёт выход. И ещё- делай для людей без боязни и корысти, тогда и люди то же сделают для тебя. Хочешь стать счастливым человеком- пусть это станет в твоей начинающей жизни непреложным законом, и ты увидишь, что люди в этом правы. В своё время и я им поверил и нисколько не пожалел.
19. 11.-02. 12. 2025 г. Колесник А. В.
Свидетельство о публикации №225120501808