Гильотина. Развенчание мифа

     «Массовый разбор гильотин» после казни Робеспьера и соратников: это распространённый миф, который часто встречается в популярной литературе и даже в некоторых учебниках. Предлагаю вашему вниманию эссе, в котором пытаюсь объяснить, откуда этот миф взялся и почему он не соответствует действительности.

     Причина кроется в сочетании психологических, политических и нарративных факторов. Для современников окончание эпохи террора в июле 1794 года, когда был казнён Максимилиан Робеспьер и его ближайшие соратники, означало избавление от кошмара. Гильотина, ставшая главным символом кровопролития, в глазах общества превратилась в олицетворение зла. Людям было эмоционально необходимо верить: с падением Робеспьера это орудие смерти тут же уничтожили. Так сформировалась психологическая основа мифа — стремление провести чёткую границу между «страшным прошлым» и «новым началом».

     Политический контекст усилил этот образ. Термидорианцы, пришедшие к власти после переворота, активно продвигали идею о том, что «всё плохое позади». Они выстраивали нарратив о «чистом листе», о разрыве с мрачным прошлым. Легенда о демонтированных гильотинах идеально вписывалась в эту риторику: она визуально подтверждала заявленный отказ от методов якобинского террора. Власти подчёркивали отход от радикализма, хотя на практике лишь скорректировали механизмы репрессий, не ликвидируя их полностью.

     Кроме того, сокращение публичных казней в первые месяцы после переворота породило иллюзию полного исчезновения инструмента репрессий. Число экзекуций резко снизилось, и это укрепило веру в то, что гильотины больше не используют.

     Несмотря на распространённый миф, гильотины не демонтировали сразу после казни Робеспьера. Они продолжали храниться на складах и в тюрьмах как законное орудие казни. Дело в том, что французское законодательство не отменяло смертную казнь — оно лишь ограничило основания для её применения.

     Даже после ликвидации Революционного трибунала в мае 1795 года и отмены «Закона о подозрительных» в октябре того же года гильотина оставалась в правовом поле. В 1794–1795 годах её применяли для исполнения приговоров над бывшими якобинцами, а также по обычным уголовным делам — за убийства и разбой. Более того, устройства не просто сохранялись — их регулярно обслуживали, чинили и даже модернизировали. В 1800-х годах появились усовершенствованные модели с более эффективным механизмом лезвия. Это свидетельствует о том, что никто не планировал отказываться от гильотины в обозримом будущем.

     Массовый демонтаж гильотин начался лишь в XX веке — после отмены публичных казней в 1939 году. До этого момента устройства продолжали функционировать: их перевозили между городами для исполнения приговоров, они оставались на своих местах в тюрьмах и на площадях как «запасной вариант». Последняя казнь с использованием гильотины состоялась 10 сентября 1977 года в Марселе: был казнён Хамид Джандуби. Окончательная отмена смертной казни во Франции произошла только в 1981 году.

     Устойчивость мифа объясняется несколькими причинами. Во-первых, упрощение исторической картины: фраза «гильотины разобрали» создаёт чёткий, эмоционально насыщенный образ завершения террора. Такой нарратив удобен для краткого пересказа событий. Во-вторых, миф усиливает контраст между «до» и «после»: «до» — кровь и страх, «после» — свобода и обновление. Реальные факты о продолжающихся казнях размывают этот эффект. В-третьих, играет роль дефицит визуальных свидетельств: большинство сохранившихся изображений с гильотинами относится к 1793–1794 годам.   Это создаёт ложное впечатление, что в последующие десятилетия гильотин уже не было.

     Представление о массовом разборе гильотин сразу после казни Робеспьера не соответствует исторической действительности. Гильотина оставалась частью французской правовой системы почти два столетия после термидорианского переворота. Миф возник как результат сложного переплетения психологических ожиданий общества, политической пропаганды новых властей и особенностей исторического повествования. Он оказался настолько удобным и эмоционально убедительным, что закрепился в массовом сознании вопреки фактам.