Раздел II. 14

В связи с необычным визитом в Клуинд гостя из Танзании, никто совсем не ожидал, что вслед за Чаком пожалует сам Морс Денис. Этот сюрприз «африканцы» готовили со всей тщательностью великих конспираторов.

Док никогда не числился в штатном составе команды, но никому не нужно было объяснять кто такой Морс Денис. Каждый из нас мог с уверенностью заявить: «О, док — это удивительный человек! Поезжайте в Танзанию, и он вам покажет настоящие чудеса!»

Само имя Дениса вызывало в нас бурю экзальтированного восторга. Его сын Чак очень скоро привык к нашей взрослой компании. Впрочем, в Амари для него тоже невозможно было отыскать сверстников по играм, в связи с чем, наш Дом оказался для него тем местом, где ему разрешалось устраивать всевозможные ребячьи шалости.

Чак без труда освоил наш разговорный сленг, мог даже легко строить целые фразы на языке собеседника. Кроме того, мальчуган увлекся танцами, очень хорошо пел, но, что самое удивительное, сочинял короткие песенки на мотив африканских мелодий. Иногда, музицируя на гитаре, он вдруг начинал исполнять большие и сложные вещи.

Глядя на Чака, я с грустью вспоминала себя. Кажется совсем недавно я была такой же беззаботной, а как выросла — даже не заметила.

Приезд Морса был отмечен пышно и торжественно. Чак весь день висел на шее у отца, а вся команда ролеров хором пела гимн Амари:

О, славное место, обитель добра,
Овеяно лаской и снами!
Чудесному доку кричим мы — ура!
Пусть будет доволен он нами.
У маленьких братьев есть строгий закон,
Мы слов понапрасну не тратим,
Для доков во благо окажется он:
Им преданным чувством заплатим.

Морс гостил в Клуинде чуть больше двух недель. Все это время мы развлекали его верховыми прогулками, знакомили с нашей природой, с местными деревенскими жителями.

- И все-таки у вас прохладно, - жаловался Денис на наш климат, особенно на вечера, которые вдруг действительно стали намного прохладней обычного. И даже мне, урожденной сибирячке, такие капризы погоды были не очень приятны.

В один из вечеров, мы танцевали в баре до упаду.

- Уф, ну и жара! - вымолвил тогда док.

- Как?! - воскликнула хором чуть ли не половина команды. - Ты же уверял нас, что тебе холодно!

Морс только рассмеялся в ответ.

Незадолго до возвращения Денисов назад, в Африку, я возила Чака к пасечнику. Старик угощал  нас медом, показывал борти с пчелами, давал пробовать соты. В обратный путь он снабдил нас большим бидоном со свежим, душистым медом. Мы приторочили соблазнительный груз к седлу одной лошади, а на другую я села вместе с Чаком — у него было с собой банджо и всю дорогу он что-то напевал.

Смеркалось. Как только солнце село за горизонт, сразу похолодало. Мы пустили лошадь быстрым шагом. В такт этому шагу, Чак стал мурлыкать себе под нос какую-то мелодию.

- Что ты поешь? - спросила я его.

- «Хафанану», - ответил он. - Ты ее знаешь?

- О, еще бы!..

- Давай споем!?

Чак запел «хафанану», а я ему подпевала. Потом как-то само-собой, под эту же музыку. Стали появляться слова другой песни, нашей — дорожной:

Вечером холодным мы в седле вдвоем
Песню «хафанану» весело поем.
Вот стучат копыта — хафа-на-на,
И ветер подпевает: «Ша-ла-ла-ла!»
Эй, громче музыка, звени и пой струна!
С другом милым дорога дальняя
Кажется не так длинна.
И вновь стучат копыта — хафа-на-на,
И ветер подпевает: «Ша-ла-ла-ла!»

Как не счастливо мы проводили время в обществе Денисов, но подошло время для расставания. Кто знает, увидимся ли мы еще с Морсом… Да и забавный Чак покорил почти всю мужскую компанию ролеров. Возможно, его полюбили за то, что он напомнил нам дни наших первых встреч, когда зародился наш небольшой союз, а может и от того, что этот мальчуган был наделен каким-то особым обаянием, присущим и нашему Рэму. Во всяком случае, Майкл плакал, прощаясь с ним, и я тоже уткнулась подбородком в плечо Беляева, чтобы не разреветься.

- Ты-то чего плачешь? - пробовал утешить Макулу док. - Вот чудак! Столько лет ты знаешь моего сына, а тут вздумал мочить ему одежду слезами. Ведь я тебя пока не уволил…

- О, это была бы твоя самая большая ошибка, Морс! - вдруг улыбнулся Майкл, вытирая влажные щеки ладонями. - Кто знает, о чем я плачу… Даже мое сердце не желает мне этого сказать!

Итак, Денисы вернулись домой, в Танзанию. Будет ли помнить Чак Клуинд? Захочет ли очутиться здесь снова? Кто знает? Быть может когда-нибудь, когда «старшие» станут глубокими стариками (мне бы не хотелось думать, что к тому времени кого-то из них уже не будет рядом), наши «середняки» просто состарятся, а я обрету, наконец, свое долгожданное взрослое счастье, вот тогда в Клуинд приедет красивый молодой африканец и скажет: «Друзья, все это время я жил мечтой увидеться с вами снова. Я так и не смог забыть дни, проведенные в этом доме; ваши добрые, горячие сердца, светлые улыбки, веселые нравы. Я хочу продолжить ваш путь и сделать вашу дружбу еще более прекрасной, сохраненной на века!»

Обо всем этом я написала Дону Райдеру, который не мог пока приехать в Клуинд по ряду уважительных причин. В своем ответном письме он написал много восторженных, чувственных слов, отмеченных восклицательными знаками и многоточиями.  Похоже, Райдер, как и прежде, жил мыслями о Клуинде, рвался в него душой и телом. И это были чувства и мысли по-настоящему страстного ролера.