Грехи города ангелов

ПРОЛОГ: ВЗГДЯД ПОД УГЛОМ

     Дождь заливал Лос-Анджелес так, будто у небесной канцелярии кончились синие чернила, и в ход пошли сплошные серые. Я сидел в своем офисе, рассматривая пятно на потолке, которое с каждым днем все больше мне напоминало профиль моего бывшего шефа. Внезапно дверь с треском распахнулась, впустив порыв влажного ветра и клиентку.
     Она была из тех, кого принято называть «блондинкой за тридцать» — с ногами до подбородка, в норковом манто, от которого пахло деньгами и дорогим парфюмом с нотками отчаяния.
— Вы Рик Варгас? — голос у нее был хрипловатым, как у джазовой певицы после бессонной ночи.
— А кто же еще? Санта-Клаус в отпуске, — брякнул я, указывая на стул. — Чем могу служить, мисс…?
— Флеминг. Моника Флеминг. Моего брата, Арчибальда, нашли мертвым в его студии. Полиция говорит — самоубийство. Чушь!
     Она выложила на стол пачку хрустящих банкнот. Они пахли лучше любого парфюма.
— Арчи был художником, — продолжила она, закуривая. — Эксцентричным. Его студия — это бункер сумасшедшего: зеркала повсюду. На стенах, на потолке… Он говорил, что ловит в них «истинные формы». Полиция нашла его сидящим перед огромным зеркалом, на котором он кровью нарисовал какой-то идиотский символ. Как будто бы прощальная записка.
— Звучит как дешевый трюк из фильма ужасов, — проворчал я.
— Именно! Но я знаю, его убила эта стерва, Анита, его модель и моя бывшая лучшая подруга. Она его обобрала, а теперь, боюсь, добила. Докажите это. И найдите последнюю картину Арчи, — Моника протянула мне снимок — Ему за нее предлагали пятьсот тысяч баксов.
    Студия Арчибальда Флеминга напоминала не то бальный зал, не то кабинет иллюзиониста. Зеркала искажали пространство, дробили его на тысячи безумных осколков. Посреди этого хаоса, на полу, мелом был очерчен контур тела. Напротив — пустое кресло и то самое зеркало, с засохшим коричневым рисунком, напоминающим клубок разъяренных змей.
     Ко мне подошел усатый детектив Брикский в помятом плаще.
— Варгас? Опять вляпался во что-то? — буркнул он. — Бросай, это самоубийство. Художник-неудачник, депрессия, театральный жест. Дело закрыто.
— Меня больше интересует, куда делась его последняя картина, — сказал я, оглядываясь. — Говорят, он писал нечто гениальное. А здесь — ни одного холста.
     Я подошел к зеркалу. Рисунок был хаотичным, бессмысленным. Я отступил на пару шагов, и мой взгляд упал на другое зеркало, висевшее сбоку под странным углом. И тут случилось это.
     В его отражении кровавый рисунок преобразился. Искаженные линии сложились в идеально четкий, узнаваемый образ. Это был чертеж. План подвала с потайной комнатой, помеченной крестиком.
— Ну что, Шерлок, нашел улику? — ехидно спросил усатый детектив.
— Улику? Нет, — отозвался я, уже направляясь к выходу. — Но, кажется, нашел кое-что поинтереснее. И передай своему начальству, что Анита Опаллин вышла на связь. Думаю, они помнят это имя.
     Брикский присвистнул.
— Та самая? Которая три года назад провела старика Ван Дер Била на полмиллиона? Так это ее новые художества?
— Похоже, она сменила профиль с мошенничества на убийства, — бросил я через плечо. — И повысила ставки.
     Подвал вонял сыростью, краской и страхом. Я отодвинул грязную холстину, прикрывавшую потайную дверь — идеально вписанную в стену, заметную только тому, кто знал, где искать. Дверь была не заперта. Я вошел.
     Комната была логовом алчности. Десятки картин, прислоненных к стенам, — шедевры, за которые могут убить. И в центре, залитая светом единственной настольной лампы, стояла та самая, последняя работа Арчибальда — ослепительная, яркая абстракция. А перед ней, как перед алтарем, металась Анита. Она лихорадочно срывала с картины упаковочную пленку, дрожащими пальцами. Рядом на полу лежал открытый деревянный ящик. Анита заметила меня, когда я уже почти дошел до стола.
— Знакомые всё лица, Анита, — сказал я тихо, останавливаясь. — В последний раз ты так же суетилась, пытаясь запихнуть в чемодан бриллианты Ван Дер Била, пока я ломился в дверь твоего номера в «Беверли-Хиллз».
     Она замерла. На ее лице не было удивления, только холодная, отточенная ненависть.
— Варгас, — произнесла она мое имя так, будто это было ругательство. — Рыцарь в сияющем пальто, нанятый обманутыми стариками. Я думала, ты уже сгнил в каком-нибудь дешевом пансионате. Ты опоздал на собственные похороны, Варгас. — ее голос был тонким, как лезвие бритвы. В ее руке, словно само собой, возник маленький, но смертоносный револьвер. — Любуешься?
— Признаю, зрелище завораживающее, — сказал я, медленно делая шаг вперед. — Особенно твоя паника. Бежишь? Усатый коп наверху наверняка уже вызвал подкрепление. Шум от того, как ты пытаешься запихнуть гениальность в ящик для посуды, слышен аж на улице.
— Он был гением! — выкрикнула она, и в ее глазах вспыхнула странная смесь ненависти и одержимости. — Но он не понимал, что такое его талант! Он прятал их, эти картины, как драгоценности, говоря, что мир еще не готов! Я его готовила, этот мир! Я находила покупателей. А он вдруг решил, что стал слишком коммерческим! Он хотел все вернуть, все уничтожить!
 — И для этого нужно было его убить? — спросил я, медленно приближаясь. Я кивнул в сторону невидимого этажа, где нашли тело. — С помощью какого-нибудь тяжелого и удобного предмета? А потом обставить все так, чтобы это выглядело как театральное самоубийство сумасшедшего художника? А рисунок на зеркале?
— Это был ключ! — она истерично рассмеялась. — Его последний, жалкий ребус! Он всегда так делал — прятал планы в искажениях, в отражениях! Думал, что только он один умеет смотреть под правильным углом! Я знала, что он оставил карту этой комнаты. Просто нужно было... правильно прочитать его послание.
— И ты прочитала, — констатировал я. — Поздравляю. Теперь ты и наследница, и беглянка.
     Она убийственно сверкнула глазами.
— Знаешь, Анита, — сказал я, ухмыляясь, — твоя подруга Моника платит щедро. Но, полагаю, награда за найденные картины будет куда существеннее. Так что, с точки зрения финансов, ты мне сейчас даже полезнее. Но вот усатый господин наверху, — я кивнул на ступеньки, — он со мной, пожалуй, не согласится.
     Она направила ствол прямо мне в грудь. Ее рука почти не дрожала.
— Сейчас я возьму эту картину, — она указала на нее подбородком. — и выйду через замаскированный чёрный ход к своей машине. А ты останешься здесь. Навсегда. Полиция решит, что частный детектив погиб в перестрелке с грабителями, которые и убили бедного Арчи.
— Отличный план, — я ухмыльнулся, медленно поднимая руки. — Почти как у твоего покойного друга. Театрально и с фатальным изъяном.
— Каким? — ее брови поползли вверх.
— Тот самый усатый коп, детектив Брикский — я сделал паузу для драматизма. — Он не наверху. Он прямо за этой дверью. И его слух, испорченный годами службы в шумных районах, все же достаточно хорош, чтобы расслышать слово «перестрелка».
     Ее глаза на мгновение метнулись к двери. Этого мне хватило. Я не стал бросаться на нее — с револьвером в трех шагах это самоубийство. Вместо этого я резко махнул рукой, и тяжелая настольная лампа с грохотом полетела на пол, погрузив комнату в кромешную тьму.
— Сука! — завизжала она.
     Выстрел ослепительно белым пламенем разорвал темноту, пуля со свистом врезалась в стену над моей головой. Я уже катился в сторону, к груде рам. Второй выстрел. Третий. Она палила наугад, ослепленная яростью и страхом.
     Внезапно дверь с грохотом распахнулась, выхватывая из мрака силуэт Аниты, застывшей в позе стреляющей дивы.
— Полиция! Бросай оружие! — прогремел знакомый голос усатого.
     Она обернулась, и я увидел ее лицо в полосе света — искаженное отчаянием, понимающее, что игра проиграна. Ее рука с револьвером медленно опустилась.
     Я поднялся с пола, отряхиваясь.
— Что, Брикский, — сказал я, подходя к нему. — Говорил же, что это не самоубийство. А ты не верил.
     Усач фыркнул, наблюдая, как полицейский заламывает Аните руки за спину.
— Повезло тебе, Варгас. Как всегда. Хотя, черт возьми, — он окинул взглядом картины, — ты, кажется, раскопал целую мумию в этом египетском захоронении.
     Я подошел к последней картине Арчибальда. В свете фонарей она играла новыми красками.
— Да, — тихо согласился я. — Только мумия оказалась очень даже живой. И очень, очень опасной.
     Я посмотрел на Аниту, которую уводили. Ее взгляд был пуст.

     На следующий день Моника Флеминг сидела в моем кабинете, ее глаза сияли.
— Вы были великолепны, Рик! Как вы догадались?
— Элементарно, мисс Флеминг, — протянул я, наливая виски. — Ваш брат был не сумасшедшим, а талантливым художником. Он не писал прощальную записку. Он оставил карту. Но карту, которую мог прочитать только тот, кто смотрит на мир под правильным углом. Как и он. Как, впрочем, и я.
— И что же было на этой карте?
— Путь к его настоящему сокровищу. Которое, кстати, теперь все Ваше. А что до Аниты… — я сделал глоток. — Ей теперь предстоит долго смотреть на мир через решетку. Думаю, это отличная возможность поразмышлять над своими ошибками. Особенно над той, когда она связалась с частным детективом, у которого счет за аренду офиса просрочен на месяц.
     Она рассмеялась, положив на стол новый, еще более толстый конверт.
— Знаете, Рик, Вы — единственное зеркало, в котором я вижу правду.
     Я проводил ее взглядом, поднял бокал к пятну на потолке, все больше и больше напоминающему мне моего бывшего шефа. — За Зазеркалье, — провозгласил я в пустой комнате. — И за то, чтобы оно, предпочтительно, оставалось на моей стороне.

ГЛАВА 1: ОБЛАВА НА ПРОШЛОЕ

Дождь заливал Лос-Анджелес с таким упорством, будто хотел, чтобы у города не осталось ни одного не промокшего греха. Я сидел в своем офисе, совершая утренний ритуал — цедил кофе, который был настолько безвкусным, что мог сойти за слезы бухгалтера, подсчитавшего мои долги. Пятно на потолке моего офиса, смутно напоминавшее мне профиль бывшего шефа, сегодня казалось особенно зловещим, будто старик, наконец, решил сплюнуть на меня с того света.
Внезапно дверь скрипнула, и на пол бесшумно упал конверт. Без марки, из плотной, дорогой бумаги. Такие используют адвокаты, когда хотят, чтобы ты понял: дело пахнет не только трупом, но и деньгами. Я выглянул за дверь. Кроме дождя, никого. Кому я мог понадобиться в такую погоду? Я вскрыл конверт кортиком — подарком от одной благодарной клиентки, чьего мужа я нашел в обществе двух стриптизерш.
Внутри лежала одна-единственная потрёпанная фотография. Два молодых парня в дешёвых костюмах, ухмылялись у стены, исписанной граффити в портовом районе. Моя рука непроизвольно потянулась к ящику с антацидами — верными спутниками моей работы. На снимке были я и Джек Гаррисон. Мой первый напарник. Его убили десять лет назад. Официально — случайная пуля в перестрелке с контрабандистами. Неофициально — день, когда моя полицейская карьера отправилась на свалку.
К фото была приколота записка, напечатанная на машинке: «Его смерть не случайна. Ищите того, кто смотрит со стороны». Анонимки — моя слабость. Особенно когда бумага пахнет деньгами, а текст — большими проблемами.
Мой «Роллс-Ройс» — а точнее, потрёпанный «Шеви», который скрипел всеми болтами, — привез меня к дому Леона Дюваля. Его квартира напоминала лабиринт из картонных коробок, сдобренных ароматом фотобумаги и старого одиночества. Леон был хроническим пакрэтом — он скупал фотоархивы умерших коллег, делающих фото из окон своей квартиры или дома, на улице, везде, где и когда возможно. Он коллекционировал чужие моменты, как маньяк.
— Леон, мне нужно взглянуть на твою коллекцию портовых зарисовок, — сказал я, кладя на стол несколько зелёных банкнот, от которых у старика загорелись глаза.
— О, месье Варгас! Для вас — всё! — он засуетился, и через полчаса я уже рассматривал серию снимков той роковой ночи.
И один из них, несколько размытый, был тем самым. На снимке был капитан Фрэнк Робертс. Он стоял в тени, вполоборота к месту, где только что убили его офицера. Но его поза не выражала ни шока, ни скорби. Он был сгорблен над телефонной трубкой, его костюмный пиджак натянут так, что вот-вот лопнут швы. Он смотрел не на горящий склад, а куда-то в сторону, с таким животным страхом и злобой, будто видел там призрак, который вот-вот материализуется и назовёт его по имени.
Время: Согласно времени, отпечатанному на краю снимка, это было через три минуты после начала выстрелов. Робертс по официальному отчёту прибыл с подкреплением через десять. Значит, он уже был рядом. Очень близко. И ждал.
И главное — он говорил по личному, дорогому мобильному телефону, а не по служебной рации. Капитан на месте перестрелки делает личный звонок в ту самую минуту, когда его подчинённый мёртв?
    Это был портрет не командира на месте трагедии, а преступника, понимающего, что контроль ускользает.
Выйдя от Леона, я почувствовал на спине знакомый зуд. Старая привычка, которая редко подводила. Хвост. Я сделал пару лишних поворотов, но тень отстала не сразу. Кто-то очень не хотел, чтобы я копал это прошлое.
Следующая остановка — портовый бар «Треска», место, где пахло дешёвым виски и разбитыми надеждами. Мой свидетель, бывший боцман по кличке Барсук, оказался на удивление разговорчивым после того, как я пригрозил рассказать его новой подружке о его былых подвигах в контрабанде антиквариата.
Барсук в ту ночь был ночным сторожем на соседнем причале — распространённая подработка для мелких жуликов, чтобы быть в курсе всех перемещений в порту. Он не был главным игроком, но видел и слышал всё.
— Варгас, не втягивай меня в это! — он залпом выпил. — Я же мелкая сошка был! Ну да, я видел... Видел, как твой напарник, Гаррисон, перед самой заварушкой встретился с какой-то женщиной. Быстро, в тени склада №4.
— Почему же ты не рассказал полиции? — едко спросил я.
— Кому я нужен? Кто мне поверит? Но я запомнил. Потом я шмыгнул в свою будку. И оттуда видел, как капитан Робертс подъехал ещё до того, как началась вся эта канонада. Он вышел из машины, поговорил с двумя парнями из своей команды, и они пошли не на склад, а куда-то в обход. Будто знали, откуда будет удар. А потом... потом уже стрельба. И они все, как по команде выскочили из-за угла, якобы на помощь.
Барсук был свидетелем не самого убийства, а свидетелем подготовки к нему. Он видел, что Робертс и его группа находились на месте заранее и заняли позиции, не соответствующие стандартному протоколу операции. Они не пошли на помощь, они ждали сигнала. А его показания про встречу стали последним пазлом. Гаррисон не просто шёл на встречу. Он успел что-то кому-то сообщить. Он готовился к предательству и подстраховался.
— Гаррисон накопал на Робертса! Капитан крышевал все нелегальные схемы в порту! Джек нашёл тетрадь с чёрной бухгалтерией. Шёл на склад, чтобы вывести Робертса на чистую воду, но это была ловушка.
— А тетрадь? — прищурился я. — Её же так и не нашли.
— Потому что он её не брал с собой! — Барсук понизил голос до шепота. — Я видел, как он перед самой операцией встретился с той рыжей прокуроршей, Шоу. Он ей ничего не передавал. Он что-то сказал ей на ухо. Она кивнула, и они разошлись.
И тут до меня дошло. Это было гениально. Гаррисон и Шоу использовали систему «ключ-пароль». Джек мне намеками пытался рассказать, но я тогда не понял. Он, как умный человек, поместил тетрадь в одну из сотен автоматических камер хранения «ЛокерПоинт». Для доступа нужны были не физические ключи, а всего две вещи: номер ячейки и шестизначный код. Номер ячейки Шоу могла знать заранее. А код — это то, что он ей продиктовал на ухо в последний момент. Гаррисон шёл на встречу с этой комбинацией цифр в голове. Его обыскивали, но как найти то, что спрятано в памяти мертвеца?
Возможно, план Гаррисона был такой: Он идет на склад, чтобы провести обыск и, возможно, найти дополнительные улики на месте. Если операция пройдет успешно и Робертс не сможет ему помешать, он потом, с помощью Шоу, использует найденные улики и оригинал тетради как главное доказательство против капитана. Если же с ним что-то случится — у Шоу есть ключ и тетрадь, чтобы продолжить дело.
Наверное, Гаррисон сделал копии. Самые важные, компрометирующие страницы он фотографировал или ксерокопировал. Оригинал тетради он прятал в надежном месте — например, в автоматической камере хранения «ЛокерПоинт». Ключ-код от этого места — вот, что было его главным козырем.
Перед основной операцией он тайно встречается с Шоу, единственным человеком в прокуратуре, кому он пока может доверять.
Робертс был старомоден. Он даже не подумал, что всё доказательство его вины годами лежало в пластиковой ячейке, доступ к которой стоил пару долларов.
Теперь была ясна и роль Шоу. Она знала номер ячейки, но не могла сама пойти за тетрадью. Ей была дорога жизнь. Нужен был тот, кто сможет достать тетрадь и обрушить всю мощь этого доказательства на капитана в нужный момент. Ей был нужен я. Почему сейчас через десяток лет? Ответ пришел сразу. Робертс закончил службу и собирался баллотироваться в шерифы.
И тут снова щёлкнуло в голове. Именно Шоу прислала конверт.
Во-первых, кто ещё мог иметь доступ к таким старым уликам и был напрямую связан с делом?
Во-вторых, элегантная бумага и намёк «смотрит со стороны» — это почерк юриста, умного и осторожного.
В-третьих, она исчезла, испугавшись Робертса, но сейчас он собирается в шерифы. Её тихая жизнь под чужим именем повисла на волоске. Она решила действовать, используя меня как таран, но пока сама оставалась в тени.
Я снова поехал к Леону, но его квартира была уже разгромлена, а сам он лежал в луже крови. Быстро и профессионально. Значит, моя «тень» доложила, что я был здесь, и они решили подчистить следы.
Леон еще дышал.
— Они... забрали не всё... — прохрипел он, суя мне в руку ключ от камеры хранения. — Для дочери... снимок...
Камера хранения на вокзале пахла пылью и чужими путешествиями. В папке лежали нежные, почти лиричные фото. Среди них был тот самый, последний кадр — Джек Гаррисон, уходящий в темноту складских построек. И еще — маленький, ничем не примечательный листок бумаги, на котором твердой рукой было написано: «ЛокерПоинт. 118. бульвар Сансет, 1654. Для Рика».
 Это был номер ячейки. Не хватало кода.
Я нашел свой старый, потрёпанный блокнот десятилетней давности и пролистал его до дня гибели Джека. И там, в углу страницы, рядом с пометкой «Встреча с Робертсом в 22:00», стояло шесть цифр, которые я всегда считал номером дела. 478231.
Почему я их запомнил? Потому что Джек, выходя из машины перед складом, хлопнул меня по плечу и сказал с какой-то странной улыбкой: «Запомни цифры, партнёр. Пригодится в будущем.». А потом зашёл в темноту, из которой не вышел.
Я всегда думал, что это была шутка. Оказалось — это было завещание.
Выйдя на улицу, я зажёг сигарету. Где-то в городе была Эвелин Шоу. Где-то разгуливал капитан Робертс, готовящийся к выборам в шерифы. И был я — Рик Варгас, частный детектив с щемящим чувством под ложечкой и цифровым ключом, который десять лет ждал своего часа.
«Ну что ж, капитан, — подумал я, затягиваясь. — Посмотрим, кто кого переиграет в этой игре. Вы боретесь за кресло шерифа, а я — за то, чтобы офис с пятном на потолке не стал моим последним пристанищем».
     Я сел в свою тачку и направился к отделению «ЛокерПоинт». Игра началась. И на кону была не только правда о погибшем напарнике, но и будущее этого проклятого города, который я, чёрт побери, всё-таки любил.

ГЛАВА 2: НАЧАЛО ОХОТЫ

Дождь заливал Лос-Анджелес с таким упорством, будто хотел смыть город в канализацию, чтобы хоть там навести порядок. Я сидел в своей «консервной банке» — потрёпанном «Шеви», который скрипел всеми болтами в унисон моим мыслям. На пассажирском сиденье лежала она. Не дама сердца, а папка с грязно-коричневой обложкой, от которой пахло деньгами, проблемами и моей былой глупостью. Тетрадь Робертса.
Я уже пролистал её. Цифры, имена, схемы. Портовый оборот в миллионы, из которых нескромный процент оседал в карманах доблестного капитана. И вот я долистал до раздела «Активы». Мой палец, привыкший листать отчёты о разбитых сердцах и пропавших кошках, замер на знакомом имени. «Варгас, Рик. Наёмный транспорт. Регулярные выплаты, сопровождение грузов. Код: "курьер".»
Мой желудок, верный спутник всех моих неприятностей, подавил сигнал тревоги. Я сунул в рот две таблетки антацидов, разгрыз их с хрустом, напоминающим перелом собственной самооценки, и резко дернул ручник. «Шеви», протестуя,  взвыл и замер у входа в порт, у того самого проклятого склада №4.
«Курьер». Вот оно как. Десять лет я считал себя борцом за правду в мире, где её нет, а оказался всего лишь идеально замаскированным ослом, возившим товар мафии под видом разбитного частного детектива. Мой «Шеви» — не символ упрямства, а каморка на колёсах для перевозки грязного белья мафии.
Мне нужен был виски. Или пуля. Или то и другое сразу. Я направился в «Треску». Бар не изменился: всё тот же запах дешёвого виски, пота и разбитых надежд.
— Рик, — бармен, толстяк Луи, смахнул со стойки невидимые крошки. — Вижу, у тебя лицо, как у бухгалтера, обнаружившего, что его счета ведёт шестилетний ребёнок. Как обычно?
— Сделай двойное, Луи. Сегодня я не просто пью, а провожу аудит собственной жизни. И, кажется, я банкрот.
— А ты что думал? Что честность в нашем городе — это валюта?
— Я думал, что хоть в своём дерьме я буду честен, — мрачно буркнул я. — Ан нет. Оказалось, я и в нём всего лишь логистическая единица.
Я залпом осушил первую порцию. Огонь в глотке был приятнее, чем огонь стыда в душе.
— Слушай, Луи, а помнишь, почему меня поперли из копов? — спросил я, глядя на пятно на стойке.
Луи вздохнул, как бык, вспоминающий о бойне. Он потер стаканом по стойке, будто стирая моё прошлое.
— Как же, Рик. Все помнят. Но не все знают, что именно произошло в тот день.
Он налил себе стопку, решив, что эта история требует сопровождения.
— Ты пришёл на разборку по тому делу, по Гаррисону. Весь в отчаянии, злой, как голодный пёс. А капитан Робертс — весь такой благостный, с официальным заключением: «Трагическая случайность, героическая гибель».
— Он назвал это «героической гибелью», — мой голос прозвучал хрипло. — Моего напарника, который шёл на встречу, чтобы развалить его схему, он назвал героем. А потом начал рассказывать, как мы все должны гордиться и «не пятнать память Джека беспочвенными подозрениями».
Луи кивнул, осушил стопку.
— А ты встал посреди этого цирка и указал на Робертса. Прямо пальцем. И сказал... что ты сказал-то? Я уже забыл.
— Я сказал: «Капитан, вы либо идиот, который не видит, что его операция была подставой, либо подлец, который эту подставу и организовал. Вам какой вариант для отчёта удобнее?»
Луи фыркнул.
— Да, вот так. А потом ты подошёл к нему вплотную, и все слышали, как ты шипел что-то ему на ухо. И после этого он тебя и вышвырнул.
Я помолчал, глядя на золотистую жидкость в стакане.
— Я сказал ему: «Я знаю, что ты был там, Фрэнк. Я знаю. И я докопаюсь до правды. А потом приду и за тобой».
— Вот это да! — Луи снова вздохнул. — И что он?
— Он побледнел. Потом, конечно, нахмурился и закричал о «неподчинении приказу и оскорблении старшего по званию». Но в его глазах был чистый, животный ужас. Меня выкинули не за истерику, Луи. Меня выкинули за то, что я был слишком близко к правде. День гибели Джека стал последним днём моей карьеры, потому что в тот день я поклялся его тени, что найду убийцу. А Робертс это понял. И решил, что уволить меня — безопаснее, чем оставить в рядах и иметь у себя за спиной того, кто знает слишком много.
Я думал, что ушёл сам, не вынеся лицемерия. Но на самом деле меня вытолкали в дверь, потому что я начал раскачивать лодку, в которой капитан был главным гребецом. И эта лодка плыла прямиком в тёплые, коррумпированные воды.
— Ну, а теперь-то ты что? — спросил Луи. — Докапываешься?
— Луи, — я отпил свой виски. — Я уже не копаю. Я докопался до гроба. И сейчас пытаюсь понять, что делать с тем, кто в этом гробу лежит.
Я вернулся в машину и зачем-то снова взял в руки тетрадь. Цифры, имена, схемы. И тут мои пальцы наткнулись на нечто особенное. Вшитый в корешок потайной кармашек из тонкой кожи. Внутри лежал маленький, старомодный ключ от почтового ящика с выцарапанной цифрой «7» и буквами «СВ».
Последняя страница тетради была с детскими рисунками. Подпись: «Для папы. Любимый порт». Капитан-кровопийца хранил рисунки дочки в одном фолианте с отчетами о контрабанде. Ирония была
в гуще моего утреннего кофе.
Внезапно знакомый зуд между лопаток дал о себе знать. В зеркале заднего вида — чёрный «Форд». Хвост.
«Прекрасно. Робертс ждал, когда я достану тетрадь».
Я рванул с места, начав петлять по городу.
Я сделал пару неожиданных поворотов, проверяя реакцию. «Форд» повторял все мои манёвры с профессиональной, почти полицейской точностью. Эти ребята были не из дворовой шпаны. Они были дисциплинированы. И опасны.
Мне нужно было время и место. Таким местом оказалась сеть круглосуточных прачечных «Супер-Вош» со старыми железными шкафчиками, которые запирались на тот самый ключ из тетради.
Только в третьей прачечной ключ подошел к дверке. Сам шкафчик был пуст. Я быстрым движением вырвал несколько ключевых тетрадных страниц, предварительно сделав фото на телефон. И сунул их в шкафчик №7. Теперь у меня были копии, а оригинал нужно убрать в безопасное место.
Выйдя на улицу, я увидел, что чёрный «Форд» припарковался в полусотне метров, глухо работая на холостых. Я направился к своей машине, делая вид, что ничего не заметил и прошёл мимо грязного фургона с разбитой фарой, припаркованного между нами.
И тут они пошли в атаку.
Дверь «Форда» распахнулась, и двое крепких парней в тёмных куртках быстрым, решительным шагом двинулись ко мне. Они шли не как бандиты, а как оперативники — без лишней суеты, чётко перекрывая пути отхода. Руки у обоих были свободны, но я не сомневался, что под куртками припрятано что-то серьёзное.
Мой «Шеви» был ещё в десяти шагах. Бежать — значило подставить спину. Оставаться — означало получить пулю или удар током и быть бесшумно упакованным в багажник.
Расчёт был на секунды. Я рванулся не к своей машине, а обратно к входу в прачечную, сделав вид, что что-то забыл. Это был обманный манёвр. Как только я скрылся из их прямого поля зрения за тем самым грязным фургоном, я резко опустился на корточки и, пригнувшись, бросился обратно, но теперь на другую сторону фургона.
Они потеряли меня из виду. Этой секунды мне хватило.
Я вскочил в свой «Шеви». Двигатель, верный своей привычке капризничать в самый неподходящий момент, лишь надрывно кашлянул. В зеркале я увидел, как двое уже оправились и бегут ко мне.
— Заводись, проклятая железяка! — прошипел я, снова выжимая сцепление и бросая взгляд на бардачок, где лежал мой «Кольт». Он был бесполезен — перестрелка на людной улице была билетом в камеру или на тот свет.
Двигатель с рыком ожил. Я вдавил газ в пол, и мой «Шеви» рванул с места, визжа изношенными шинами. Я не стал сразу скрываться. Вместо этого я резко вывернул руль и направил свой автомобиль прямо на «Форд», намеренно проехав по касательной так, чтобы снести его боковое зеркало с характерным хрустом.
Это не было вандализмом. Это был месседж. «Я вас вижу. И я не собираюсь просто так бежать».
Пока они отпрыгивали в сторону, я рванул в узкий переулок, куда их широкая машина вряд ли бы протиснулась. Мой «Шеви», узкий и юркий, пролетел там, задевая зеркалами и боками мусорные баки. В зеркале я увидел, как «Форд» попытался сунуться за мной, но не рискнул, почти уткнувшись бампером в кирпичную стену.
Я выехал на следующую улицу и растворился в потоке машин. Сердце колотилось, но на лице была ухмылка. Я их обвел вокруг пальца. Но теперь я знал наверняка — Робертс перешёл от наблюдения к активным действиям. Игра в кошки-мышки закончилась. Началась охота.

ГЛАВА 3: ПРАВИЛО ДЕТЕКТИВА

Но как сделать так, чтобы эти копии сработали? Как заставить кого-то в них поверить?
Я направился к офису старого Макса «Типографа» Кормана, криминального репортёра-параноика. Его привычка — никогда не брать информацию из рук. Только через анонимные каналы. И он знал один секрет о Робертсе, о котором мало кто догадывался.
В соседнем кафе я воспользовался бесплатным wi-fi. Но не стал отправлять просто копии страниц. Вместо этого я написал короткое сообщение:
«Макс. Проверь счета в порту. Столбцы 4B, 7C, 7D и 11F. Строки 13M, 14М и 21N. Сравни с отчётами о поставках за последние 10 лет. Ищи "Зонтик". Тот самый.»
«Зонтик» — это был старый, ещё наш с Джеком, оперативный псевдоним Робертса. Мы называли его так за привычку прятаться от ответственности. Макс это знал — я сам продал ему эту информацию за бутылку дорогого виски лет пять назад.
Фото самих страниц я не отправлял, отправил только намёк. Путеводную нить. Такой опытный журналист, как Макс, увидев код «Зонтик», понял бы, что это серьёзно. А цифры и буквы — это координаты в финансовых документах порта, которые он мог проверить самостоятельно. Если он найдёт нестыковки — а он найдёт, я в этом не сомневался — у него появятся вопросы. И тогда он начнёт копать. Уже без меня.
Выйдя на улицу, я набрал номер Робертса, предварительно скрыв свой номер телефона.
— Капитан, — сказал я. — Макс Корман скоро получит интересную информацию. Анонимно. И у него уже есть ниточка, чтобы распутать весь клубок. Оригинал тетради в надёжном месте. Тронешь меня — и он станет достоянием общественности. Ты в клетке, Фрэнк.
Я положил трубку. Теперь Робертс не мог просто уничтожить тетрадь. Потому что угроза исходила не от физического предмета, а от информации, которая уже начала утекать. И остановить эту утечку он мог, только убрав меня, но это лишь ускорило бы развязку. Ему было хорошо известно Правило детектива: «Страховка и еще раз страховка» или «Убей Рика — и завтра эту информацию напечатают все газеты». Робертс не может рисковать. Мое убийство не уничтожит тетрадь, а, наоборот, станет спусковым крючком для её обнародования. Мёртвый Рик становится для него гораздо большей угрозой, чем живой.
Робертс не знает наверняка, где оригинал. Активные поиски тетради с обысками и пытками создают много шума. Это привлекает внимание других копов, ФБР, прессы. Робертс готовится к выборам в шерифы, ему нужна тишина.
Пока я жив, есть хоть какой-то шанс выведать, где спрятан оригинал, или хотя бы понять, кому я его передал. Убив меня, Робертс навсегда потеряет эту нить и остаётся в подвешенном состоянии, в страхе, что в любой день может грянуть гром.
Я сел в свою тачку и поехал прочь. Важная часть тетради была в шкафчике в прачечной. Ключ — у меня в кармане. А семя сомнения о «Зонтике» было посеяно в голове у самого опасного журналиста города. Игра шла на моём поле.
Звонок раздался как раз в тот момент, когда я собирался залить в себя третью за день порцию кофе, по консистенции и вкусу напоминавшего жижу из радиатора моего «Шеви». Я посмотрел на номер. Неизвестный. Но кто же ещё?
— Варгас, — я не стал представляться полностью. Пусть гадают, застали они меня врасплох или я уже успел надеть чистые носки в ожидании их звонка.
— Наивный трюк, Рик, — голос Робертса был холодным и ровным, как лезвие гильотины. — Думаешь, какой-то алкоголик-журналист напугает меня? У Макса Кормана завтра утром не останется ни работы, ни зубов.
— О, Фрэнк, — я с наслаждением прихлёбывал свою бурду. — Я и не надеялся, что он тебя напугает. Он — просто дымовая завеса. Настоящий фокус в том, чтобы лев смотрел в другую сторону.
На другом конце провода повисла пауза. Я почти слышал, как шестерёнки в его голове, привыкшие к прямолинейному полицейскому насилию, скрипят, пытаясь понять, куда же ему надо смотреть.
— Что ты хочешь? — наконец выдавил он. В его голосе впервые зазвучала не злоба, а усталость. И это было музыкой.
— Я хочу сыграть с тобой в одну игру, капитан. Она называется «Правда или последствия». Я задаю тебе вопрос, а ты отвечаешь честно. За каждый честный ответ я не отправляю в редакцию очередной кусочек нашего с тобой общего пазла. Начинаем с лёгкого. Кто настоящий заказчик убийства Джека? Ты — исполнитель. Кто стоял за тобой?
Я мог поклясться, что услышал, как он сглотнул. Тишина затянулась. Я уже собрался положить трубку, решив, что он выбрал «последствия», когда он прошипел одно имя:
— Мэтр Доменик.
У меня в ушах зазвенело. Судья Лоренцо Доменик. Человек с лицом святого и репутацией белее белого. Он председательствовал на десятках процессов против портовой мафии. Он же и был её настоящим боссом. Вот это поворот. Джек накопал не на коррумпированного копа, а на самого святого-грешника в судебной системе города.
— Вот видишь, как просто, — сказал я, чувствуя, как у меня под ложечкой замирает знакомое щемящее чувство, предвещающее большие проблемы. — Спасибо за сотрудничество. Твоя тайна в безопасности. Пока что.
Я положил трубку и задумался. Шкафчик в прачечной был надёжным укрытием, но ненадолго. Робертс уже кинул все силы на его поиск. Нужно было переместить оригинал. Но куда? Все мои «надёжные» места были известны. Все, кроме одного.
Я сел в «Шеви» и поехал на старое кладбище «Эвергрин». Я поехал туда не для сентиментальностей. Я поехал по делу.
Ещё год назад я помог одному гробовщику, которого шантажировали. В благодарность он показал мне один из старых склепов семьи Вандербилтов, который не использовался с пятидесятых годов. Заброшенный, пыльный, с гробом, в котором уже давно никто не лежал. И с потайной нишей в полу, куда скорбящие родственники когда-то прятали фамильные драгоценности от мародёров.
Дождь лил как из ведра, когда я, озираясь, скользнул внутрь. Через десять минут тетрадь, завёрнутая в непромокаемый брезент и упакованная еще для надежности в полиэтиленовый пакет, лежала в той самой нише, придавленная парой кирпичей. Идеально. Кто станет искать доказательства против судьи в гробу его давно умершего тестя? Ирония ситуации была бы оценена по достоинству самим Джеком.
Выйдя на улицу, я почувствовал себя увереннее. Теперь у меня была настоящая страховка. Но этого было мало. Мне нужен был союзник. Не журналист, а кто-то внутри системы. Кто-то, кому Доменик перешёл дорогу.
И тут я вспомнил. Молодой, амбициозный помощник прокурора, которого Доменик публично унизил и «сослал» в отдел по мелким правонарушениям за то, что тот посмел задавать очень неудобные вопросы по одному из дел. Итанель «Эл» Торрес. Парень с горящими глазами и стальными кулаками.
Я нашёл его поздним вечером в спортзале, где он вымещал свою злость на боксёрской груше.
— Торрес, — окликнул я его. — Хочешь получить шанс расколоть орех, который ты даже не мечтал достать?
Он обернулся, неторопливо снял перчатки. Его взгляд был острым, как бритва.
— Варгас? Слышал, ты копаешься в старом дерьме с Гаррисоном.
— Не просто копаюсь. Я уже почти докопался до золотого слитка. И он пахнет судейской мантией.
Я не стал рассказывать ему о тетради, а показал ему ключ от шкафчика №7.
— В прачечной на 5-й авеню лежит конфетка. Возьми её, и у тебя будет достаточно фактов, чтобы отправить Доменика в камеру к тем, кого он сажал.
Торрес посмотрел на ключ, потом на меня. В его глазах загорелся тот самый огонь, который когда-то был и в моих. Огонь, который либо освещает путь, либо сжигает всё дотла.
— Почему я? — спросил он.
— Потому что ты единственный, кого он боится, — соврал я. — Он боится тех, кому нечего терять. А у тебя, Эл, карьера уже в дерьме. Тебе осталось только отомстить.
Торрес, молча, взял ключ. Я развернулся и пошёл прочь. Теперь у Доменика и Робертса было две проблемы: я, который постоянно ускользал от слежки, и Торрес, которого они не воспринимали всерьёз. Идеальная комбинация.
Через полчаса мой телефон снова завибрировал. Сообщение с незнакомого номера: «Шкафчик пуст. Играем дальше?»
Сообщение повисло в воздухе, словно запах дорогих духов после ухода незнакомки – маняще и опасно. Я посмотрел на телефон, потом мысленно на Торреса, который в этот момент должен был уже подъезжать к прачечной.
Мой собственный «Шеви» в этот момент издал особенно жалобный скрип, будто предупреждая: «Рик, друг, тут пахнет жареным, и это не твой вкусный тост с сыром» и по моему требованию притормозил у тротуара.
Я набрал номер Торреса.
– Эл, не суйся внутрь, – бросил я в трубку, не здороваясь.
– Слишком поздно, Варгас, – его голос был сдавленным. – Я уже здесь. И здесь пусто. Взломано.
Вот чёрт. Значит, сообщение было не блефом.
– Осмотрись, – приказал я. – Ищи хоть что-то. Окурок, пуговицу, жвачку наконец.
Я слышал, как он ходит по кафельному полу.
– Ничего... Стой. На полу возле шкафчика есть что-то.
– Что?
– Фантик. «Мятная прохлада». Обёртка лежит на полу.
У меня в груди что-то ёкнуло. Леон Дюваль... Его дочь, Лиза...
– Всё понятно, – проворчал я. – Возвращайся. Наша птичка улетела, и у неё наш червячок в клюве.
Я уже собирался положить трубку, как услышал в ней резкий, отрывистый вскрик Торреса:
– Черт! Варгас! - И еще пару непечатных выражений.
Звон разбитого стекла, и затем – неприкрытый, утробный рёв автоматной очереди. Не пистолет-пулемёта, а именно автомата. Калаш. Звук, который не спутать ни с чем. Профессионалы. Доменик не стал экономить.
– Торрес! – закричал я в трубку.
В ответ – лишь короткие, хлёсткие хлопки выстрелов. Ответный огонь. Эл не растерялся.
Я рванул с места, выжимая из «Шеви» все соки. Он визжал, как подстреленный кабан, но нёсся в сторону прачечной. Потерять Торреса сейчас – значит потерять всё или почти все. И, что важнее, похоронить последнюю каплю чести, которая во мне ещё оставалась.
– Держись, я уже близко! – крикнул я в телефон, бросив его на пассажирское сиденье.
Подъезжая, я увидел адскую картину. Чёрный фургон с затушенными фарами стоял наискосок, перекрывая выезд с парковки. Двое в чёрных балаклавах, пригнувшись, вели шквальный огонь по окнам и двери прачечной. Стеклянная витрина давно превратилась в кружево. Из-за груды развороченных стиральных машин изредка отвечал Торрес – видимо экономя патроны.
Мой «Шеви» врезался в их стройную операцию, как пуля в стену патоки. Я не стал останавливаться и резко вывернув руль, протаранил бампером открытую дверцу фургона, прижав одного из стрелков. Второй отпрыгнул, развернув ствол в мою сторону.
Окно моего автомобиля разлетелось осколками. Свинцовый шквал прошил боковину, разворотил приборную панель. Я рухнул на сиденье, чувствуя, как осколки стекла впиваются в щёку. Из динамиков послышался треск – пуля угодила в магнитолу. Она исполнила последнюю в её жизни песню.
– Варгас! – услышал я голос Торреса. Он воспользовался заминкой, чтобы сменить позицию.
Я распахнул дверь и вывалился на асфальт, достав из-за пояса свой «Кольт». Бежать было некуда. Позади – глухая стена. Впереди – два профессионала с автоматами. Лучшие условия для самоубийства.
Один из них, тот, что отскочил от фургона, двинулся ко мне, прицеливаясь. Его напарник, придавленный дверью, пытался выбраться. Я приподнялся и послал две пули в сторону идущего. Промах. Но он залёг.
В этот момент Торрес проявил себя. Он не стрелял. Он метнул что-то блестящее. Зажигалку. Она, описав дугу, угодила прямо в лужу бензина, растёкшуюся из пробитого бака фургона.
Огненный смерч с грохотом взметнулся к небу. Фургон окутало пламенем. Тот, что был придавлен, закричал – коротко, пронзительно, и потом умолк. Второй, швырнув в меня на мгновение взгляд, полный чистой ненависти, отступил в дымную завесу. Секунда – и его не стало.
Я поднялся, отряхиваясь. Торрес уже стоял рядом, его лицо было бледным, но руки не дрожали. Он смотрел на горящий фургон.
– Доменик не шутит, – произнёс он хрипло.
– Это была не шутка, Эл. Это – объявление войны.
Вдалеке уже завывала сирена. Мы посмотрели друг на друга. Двое банкротов у костра, который сами и разожгли.
– Поехали, – сказал я. – Пока копы не начали задавать глупые вопросы.
Мы втиснулись в изрешечённый, но всё ещё живой «Шеви». Он, к моему удивлению, завёлся. Видимо, смерть ему была не по карману. Впрочем, как и мне. Ночь обещала быть томной.

ГЛАВА 4: КУКЛА С ГВОЗДЯМИ

«Шеви», пыхтя и стреляя в потусторонний мир клубами сизого дыма, отъехал от места бойни на пару кварталов и вполз в тёмную подворотню за закусочной «Джимми». Запах гари, пороха и страха прочно въелся в салон, вытеснив привычные ароматы старых сидений.
Я заглушил двигатель. Наступила тишина, которую резало лишь наше тяжёлое дыхание и шипение дождевых капель на раскалённом капоте.
– Ну что, Эл, – я вытер с виска смесь пота, крови и дождевой воды. – Весело?
Торрес сидел, все еще сжимая с силой свой пистолет. Он смотрел прямо перед собой, но видел, вероятно, то пламя, что поглотило одного из нападавших.
– Они знали, Варгас. Они пришли именно за мной.
– Не льсти себе, – я достал из бардачка сплюснутую пачку «Тетон» и сунул одну уцелевшую сигарету в рот. Рука дрожала ровно настолько, чтобы это было заметно только мне. – Они пришли за тем, кто полезет в тот шкафчик. Ты был на крючке с той секунды, как взял ключ.
– Но как они узнали? – Торрес повернул ко мне взгляд, в котором бушевала смесь ярости и непонимания. – Мы встретились в спортзале, я никому не звонил... Это невозможно!
– Возможно, – я резко выдохнул дым. – Доменик – не уличный бандит. У него свои люди в прокуратуре, в полиции, черт возьми, может, даже в кафе на углу. Ты для него – гвоздь, который начал торчать не с той стороны. Он просто вбил его обратно. Молотком из плоти и крови.
– Значит, я был приманкой? – в голосе Торреса зазвенела сталь.
– Похоже на то, – кашлянул я. – Они надеялись, что я приду тебя выручать, и прихватят нас обоих. Но ключ... ключ был не билетом к правде, а пропуском на свою же похоронную церемонию. И его у нас кто-то вытащил из кармана.
Я показал ему на своём телефоне то самое сообщение: «Шкафчик пуст. Играем дальше?»
– Видишь? Человек не хвастается. Это не их стиль. Сообщение прислал кто-то другой. Тот, кто оказался умнее нас всех.
– Кто? – уставился на меня Торрес.
– Девушка. Лиза Дюваль. Дочь того фотографа, которого убили из-за этих чёртовых снимков.
– И как она...?
– Догадалась? – я горько усмехнулся. – Да очень просто. Она следила за мной. С того самого момента, как я пришёл к ним в квартиру. Она увидела во мне причину смерти отца. И когда ты, такой весь из себя решительный, понёсся к прачечной, она уже была там. Наверняка пристроилась где-нибудь в тени, с биноклем. Ждала.
– Ждала чего?
– Ждала, когда появится тот, кому этот шкафчик нужен больше жизни. Она не знала, что там внутри. Но она знала, что это как-то связано с отцом. И она просто... опередила тебя. Вошла, вскрыла замок – её отец был параноиком, наверняка научил её каким-то фокусам – и забрала всё. А потом оставила нам записку. Эту самую мятную обёртку. Она знала, что я пойму. Она играет с нами, Эл. Дочь старого фотографа, который пасся за всеми нами с телеобъективом, научилась кое-чему.
Торрес молча переваривал эту информацию.
– Значит... теперь у неё тетрадь? Или то, что от неё осталось?
– У неё – власть, – поправил я. – У неё – козырь, о котором никто не знает. И она, в отличие от нас, не связана никакими правилами. Она мстит всем сразу: и Доменику, и Робертсу, и мне. Она сталкивает нас лбами, как расшалившийся мышонок, который подложил свинью дерущимся котам.
– И что мы будем делать? Бежать?
– Бежать? – я фыркнул и завёл двигатель. «Шеви» вздрогнул, кашлянул, но подчинился. – Нет. Мы уже прошли точку невозврата, когда ты поджёг тот фургон. Теперь мы не бежим. Мы наносим ответный удар. Но сначала нам нужно найти её. Быстрее, чем это сделают Доменик или Робертс. Потому что, если они найдут её первой, эта история закончится ещё одним "несчастным случаем".
– И как мы её найдём?
– Её отец был фотографом-параноиком. У него должны были быть тайные убежища, лаборатория. Ты, – я слегка хлопнул Торреса по плечу — копни в своих архивах. Все старые дела, связанные с Леоном Дювалем. Все его адреса, все контакты. А я... я поговорю с людьми, которые знали его в те времена, когда он снимал не преступления, а свадьбы. Кто-то да должен знать, куда могла податься его дочь. А Доменику мы нанесем ответный удар.
– С чего? – он развёл руками. – У нас нет тетради. Нет оригинала. Есть только дыры в твоей машине и моя испорченная репутация.
– Ошибаешься, – я потушил окурок в переполненной пепельнице. – У нас есть кое-что поважнее. У нас есть имя. «Мэтр Доменик». И у нас есть понимание, что он нас боится. Достаточно, чтобы прислать отряд ликвидаторов. Мы тронули его за живое.
– И что мы будем делать с этим именем? Пойти и спросить у него?
– Именно так, – я встретил его изумлённый взгляд. – Только не спросить. Мы пойдём и предъявим счёт. Но не напрямую. Мы ударим по его репутации. Это для таких, как он, страшнее пули. У Доменика есть слабость. Он не бог. Он – федеральный судья. И его сила в том, что все думают, будто он безупречен. Мы должны показать всем, что это не так.
– Как? – Торрес смотрел на меня с новым интересом.
– Ты же помощник прокурора, черт возьми! – я ткнул пальцем в его грудь. – Вспомни! У него были дела, которые он замял. Подозрительные решения, которые все списали на его «безупречную логику». Найди их. Копни в архивах. Ищи всё, что связано с портом, с Робертсом, с делами десятилетней давности. Он не мог всё замести идеально. Должно же что-то остаться.
– А ты? – спросил Торрес.
– Я, – я вывел машину из подворотни и направился в сторону центра, – найду ту, кто сейчас держит в руках нашу бывшую страховку. Найду Лизу Дюваль. Потому что если Доменик боится нас, то её он, наверное, тоже боится, как чёрт ладана. И, возможно, именно она сейчас – самый опасный игрок за этим столом.
Мы ехали молча, каждый обдумывая свой путь в аду. Двое банкротов, один на колёсах, другой – с разряженным пистолетом и горьким прошлым, оба с пустыми карманами и призраком девушки с мятной конфетой в качестве проводника. Но впервые за долгое время у меня не было желания выпить. Ум был холодный, ясный.  И было странное чувство – не надежды, нет. Но предвкушения финального раунда.
Охота продолжалась. Охота на самого опасного зверя в нашем мире – на призрака из прошлого, который решил, что теперь его очередь диктовать правила. Но сейчас охотники и жертвы поменялись ролями.
****
Тем временем, в заброшенной фотолаборатории на окраине города, куда отец когда-то водил её ребёнком, Лиза Дюваль при свете красной лампы листала те самые листы тетради. Её лицо, освещённое снизу, было серьёзным. Она не была ни на чьей стороне. Она была на стороне своего отца.
Она видела, как Рик Варгас пришёл к ним, и вскоре после этого её отца убили. Она видела, как тот же Варгас привёл к их разгромленной квартире полицию. Для неё цепочка была простой: Варгас -> смерть отца. И теперь у неё в руках было то, что так важно Варгасу и тем, кто за ним охотится. Это была её валюта. Её месть. Её способ заставить всех этих больших шишек плясать под её дудку.
Она достала и вставила одноразовую симку в телефон и отправила ещё одно сообщение, но на этот раз не Рику. Она отправила его на номер, который за большие деньги выудил для неё один ушлый хакер. На номер судьи Лоренцо Доменика.
«У меня есть то, что Вам нужно. Если хотите, чтобы Ваши друзья в порту не стали главными героями вечерних новостей, жду звонка. Цена – имя человека, который отдал приказ убить Леона Дюваля.»
Она сталкивала лбами всех: и Рика, и Робертса, и Доменика. Она была мышью, которая решила устроить бой между котами.
***
В своём роскошном кабинете Доменик получил сообщение. Его лицо, обычно бесстрастное, исказилось гримасой гнева. Он понял, что тетрадь не у Робертса и не у Варгаса. Появился новый игрок. Анонимный. И поэтому самый опасный.
Он набрал номер Робертса.
– Капитан, – голос его был тихим и шелковистым, как шепоток маньяка. – Похоже, на то, что кто-то новый и очень наглый пытается стащить главное блюдо с нашего стола. Найдите его. И убедитесь, что у этого «кого-то» не останется аппетита на всю оставшуюся короткую жизнь.
***
Предрассветный сумрак застал меня пьющим кофе в своём офисе и разглядывающим пятно на потолке. Теперь оно напоминало мне не бывшего шефа, а силуэт девушки с мятной конфетой в руке. Игра действительно продолжалась. Но правила изменились. Игроки поменялись местами. И теперь я, капитан Робертс и всесильный судья Доменик были всего лишь пешками в игре той, которая мстила за своего отца.
Я достал свою записную книжку и написал на чистой странице: «Леон и Лиза Дюваль. Привычка: мятные конфеты». И обвёл это в кружок.
Охотиться приходится за призраком. А призраки, как известно, самые опасные противники. Их нельзя пристрелить, нельзя посадить в тюрьму. Их можно только попытаться понять. Или присоединиться к ним.

ГЛАВА 5: ЧИСТИЛЬЩИК

Дождь, наконец-то, стих, оставив после себя город, вымытый до грязного блеска, но не способный отмыть ощущение, что я загнан в ловушку. «Шеви», припаркованный в тёмной подворотне, дымился, как загнанный зверь. Я сидел за рулём, а Торрес — на пассажирском сиденье, и между нами зияла целая пропасть невысказанных подозрений.
Наши поиски шли параллельно, как мы и договорились. Я искал Лизу, прочёсывая старые связи её отца среди гиков, фотографов и параноиков. Торрес, используя свой служебный доступ, поднимал архивы с информацией на Доменика и Дюваля. Мы назначили эту встречу, чтобы поделиться результатами. Место выбрал я — промышленная зона у заброшенного элеватора. Казалось, безопасно.
— Ничего, — мрачно сказал я, разминая онемевшие пальцы. — Старая лаборатория отца разгромлена. Но пара её знакомых говорит, что Лиза появлялась в городской библиотеке, штудировала микрофильмы и оцифрованные таможенные архивы. Не фотографии. Она ищет не людей. Девушка ищет схемы.
Торрес кивнул, не отрываясь от экрана своего защищённого планшета.
— По Доменику... есть интересное. За последние десять лет он трижды закрывал дела о контрабанде, которые курировал Робертс. Формально — за недостатком улик. Но в одном деле сгорел склад с вещественными доказательствами. В другом — пропал ключевой свидетель. Слишком много «совпадений» для одного судьи. И ещё... — он сделал паузу, как бы колеблясь. — Есть намёки на его связи не с местными боссами, а с лоббистами из Вашингтона. Один фонд, «Американский вектор», фигурирует и в финансировании его избирательной кампании, и в отмывке портовых денег по схемам из тетради.
Это было уже слишком масштабно для простой мести. Это пахло системой.
— Значит, мы тронули не просто коррумпированного судью, а винтик в большой машине, — пробормотал я.
— Машина не любит, когда её винтики начинают скрипеть, — холодно констатировал Торрес.
Именно в этот момент я почувствовал старый, знакомый зуд между лопаток. Инстинкт. Я бросил взгляд в зеркало заднего вида. Подворотня была пуста. Но на противоположной стороне улицы, в тени вывески сгоревшего магазина, стоял тёмный седан. Без огней. Его точно не было здесь, когда мы приехали.
Почему я его не заметил раньше? И я не слышал, как он подъехал!
— Эл, — тихо сказал я, не меняя позы. — Ты никому не говорил, куда мы едем?
Он на мгновение оторвался от планшета, встретил мой взгляд.
— Нет. А что?
— У нас компания. Чёрный седан, в сорока метрах, в тени вывески «Луис Авто».
Торрес, не оборачиваясь, поправил зеркало на своей стороне. Его лицо стало каменным.
— Вижу. Один в машине?
— Похоже, что да. Но почему он здесь?
Ответ пришёл мгновенно и неприятно. Возможностей было две:
1. Меня выследили.
2. Нас выследили через Торреса. Через его планшет, телефон или... потому что он сам привёл их сюда.
Я посмотрел на его планшет. Светящийся экран в темноте салона был как маяк.
— Выключи это, — резко сказал я.
Он нажал кнопку. Но было поздно. Дверь седана со стороны водителя тихо открылась. Вышел человек в тёмном плаще, движения собранные, профессиональные. Он сделал два шага в нашу сторону и замер, поднеся руку к уху. Он докладывал!
В этот момент из-за угла выехал ещё один автомобиль, перекрыв единственный видимый выезд из подворотни.
— Врёшь ты, Торрес, — выдохнул я, и моя рука уже сама потянулась к «Кольту» в кобуре под мышкой. — Ты их привёл.
В его глазах не было ни удивления, ни страха. Была лишь холодная концентрация. Он не стал отрицать.
— Это не личное, Рик. Ты полез не в своё дело. Ты вскрыл гнойник, из которого течёт не гной, а радиация. Меня наняли, чтобы локализовать заражение.
— Чистильщик, — прошипел я. Всё встало на свои места. Его идеальная выдержка в перестрелке, его доступ к архивам, его слишком удобное появление именно тогда, когда всё пошло под откос.
— Сдавайся, — сказал Торрес, и его рука тоже исчезла из виду, наверняка сжимая рукоять пистолета. — Отдашь тетрадь и девочку — можешь уйти. С новым лицом и в новую жизнь.
— Как Дюваль? — я фыркнул. — Нет уж. Я уже видел, как ваша «новая жизнь» выглядит со стороны.
— Выхода нет, — констатировал Торрес, но в его голосе я уловил странную нотку. Не триумфа, а... усталости? Или это был приём?
Я бросил взгляд в зеркало заднего вида. Человек в плаще уже был в нескольких шагах от нас. Вторая машина развернулась в нашу сторону ослепляя фарами. Игра в кошки-мышки закончилась.
Внезапно, откуда ни возьмись, в лобовое стекло первого седана ударил ослепительный луч мощного фонаря. Откуда-то сверху, с крыши соседнего здания. Затем свет ударил прямо в лицо вышедшему оперативнику, ослепляя его. Одновременно с крыши в сторону новоприбывшей машины полетела дымовая шашка, с шипением разбрасывая едкое облако.
Кто бы это ни был. Я мысленно поблагодарил бога о его своевременном появлении.
Хаос был моим единственным шансом.
— А вот и нет! — я рванул рычаг КПП и, включив заднюю передачу, вдавил газ в пол.
«Шеви» взвыл и рванул назад, в глубь тупиковой подворотни, прямо на забор из сетки-рабицы. Старая, ржавая конструкция с треском поддалась под напором бампера. Мы выкатились на небольшой пустырь, усеянный хламом.
— Держись! — крикнул я Торресу, разворачиваясь, хотя сейчас меньше всего хотел, чтобы он держался. Но он был в моей машине, и его пуля в спину мне была не нужна.
Мы мчались по пустырю, подпрыгивая на кочках. В зеркале я видел, как из подворотни выскакивает седан, объезжая дымовую завесу. Погоня началась.
Я нырнул в лабиринт узких проездов между складами, где у моего юркого «Шеви» было преимущество перед их более крупными машинами. Пули щёлкнули по металлу крыши, разбили боковое стекло с пассажирской стороны. Торрес, пригнувшись, достал свой пистолет, но выстрелил не в меня. Он выстрелил в преследующий седан, пытаясь попасть в шину. Или делая вид.
— Поворачивай налево на следующем перекрёстке! — скомандовал он неожиданно.
— Что?!
— Я знаю этот район! Там старая пожарная лестница на крышу. Они не проедут! ДОВЕРЯЙ МНЕ!
В его голосе была такая отчаянная убедительность, что я, проклиная себя, повернул. Он мог вести нас в ловушку. Но альтернатива — быть расстрелянным в тупике — была хуже.
Мы вылетели на более-менее освещённый проезд и резко свернули в очередной — и тут упёрлись в высокий забор. Тупик. Предатель!
Я повернулся, чтобы всадить ему пулю между глаз, но Торрес уже распахивал дверь и выскакивал наружу.
— На крышу! Быстро!
Он побежал к забору, где и правда висела полу-оторванная пожарная лестница. Это не было похоже на бегство. Это был... план? Секунду я колебался, слыша за спиной рёв двигателей преследователей. Потом вывалился вслед за ним.
Мы вскарабкались по шатающейся лестнице на плоскую крышу одноэтажного склада. Снизу уже раздавались крики, хлопали двери машин. Торрес, как только мы оказались на крыше, развернулся и выстрелил, отстрелив верхние крепления. Конструкция с грохотом рухнула вниз, отрезая нас от погони на несколько драгоценных минут.
Мы стояли на крыше, каждый в своей игре, глядя друг на друга и тяжело дыша. Со всех сторон нас окружали складские здания. Мы были, как на ладони.
— Зачем? — спросил я, не опуская пистолет.
— Потому что я не чистильщик для таких, как ты, — выдохнул Торрес, и в его глазах впервые мелькнуло что-то человеческое. Раздражение? Усталость? — Я — спец по утечкам. Моя задача была наблюдать за Домеником. Он наш актив, который вышел из-под контроля. Твоё расследование вскрыло его, и это было на руку моим работодателям. Но теперь... — он махнул рукой в сторону улицы, где мелькали огни. — Теперь они хотят зачистить всё. Включая тебя, девочку и меня, если я не справлюсь. Я не веду их к тебе, Варгас. Я пытаюсь выжить. И для этого мне нужна тетрадь и девочка как козырь.
Он говорил правду? Или это была идеальная ложь, чтобы завладеть и тем, и другим? В его глазах читалась искренность загнанного в угол профессионала.
Снизу донёсся звук выстрелов и звук разбитой двери, что вела в склад и на крышу изнутри здания. Они не стали ждать.
— Бежим, — сказал я. — Разберёмся потом.
Мы перебежали на соседнюю крышу по импровизированному мосту из старой железной балки. А потом на следующую. Мы были двумя крысами в каменных джунглях, а за нами охотились кошки с тепловизорами и автоматическим оружием.
Наш побег прервало рычание мотороллера, внезапно вынырнувшего из-за угла здания внизу. На нём, в чёрном капюшоне, сидела девушка. Она скинула его, и в свете луны я увидел её лицо — не испуганное, а яростно-сосредоточенное. Лиза!
— Прыгайте! На балкон! И за мной! — крикнула она, указывая на старый аварийный балкончик в двух метрах ниже нас.
Это было безумие. Но безумие было нашим единственным союзником. Мы прыгнули, с грохотом обрушившись на прогнившие доски. Лиза, не теряя ни секунды, рванула вперёд. Мы бежали за ней по тротуару, пока она не заглушила мотороллер в тёмном проёме, ведущем в систему ливнёвок.
Спустившись в сырой, пахнущий плесенью коллектор, мы остановились, чтобы перевести дух. Грязные, в синяках, но живые. Теперь нас было трое: детектив-неудачник, мстительная дочь и перебежчик из системы, в правдивости слов которого нельзя было быть уверенным ни на грош.
Лиза смотрела на Торреса с таким ледяным презрением, что, казалось, воздух покроется инеем.
— Он с ними, — сказала она сухо.
— Возможно, — согласился я. — Но сейчас он с нами. И у него есть информация. И, кажется, общие враги.
Торрес вытер с лица грязь.
— У нас нет времени выяснять отношения. Они используют все ресурсы. Это не полиция. Это контрактники из частной военной компании, которые работают на моих бывших хозяев. Они не остановятся. Нам нужно не просто прятаться. Нам нужно нанести ответный ощутимый удар. И для этого нужна ваша информация, — он посмотрел на Лизу. — И ваши отцовские архивы.
Мы стояли в темноте, трое самых неожиданных союзников, которых только мог породить этот проклятый город. Доверять было нельзя никому. Но и выбора не было. Охота вступила в новую фазу — не просто за правдой, а за выживанием против машины, которая только что показала свои истинные масштабы и беспощадность.

ГЛАВА 6: НЕВОЛЬНЫЕ СОЮЗНИКИ

Мы выбрались из коллектора через полуразрушенный дренажный люк на окраине промзоны.
 — Мне нужно срочно проверить одну догадку — соврал я, прощаясь — буду осторожен, чего и вам желаю, раз уж мы волею судьбы оказались в одной подводной лодке.  Встречаемся завтра в пансионате для престарелых актёров «Сансет Виста» в 10 утра. Там и обсудим план нашей орлиной атаки.
Это было место, где прошлое всегда ярче настоящего, а странности списывались на возраст. Старая подруга моей бабушки, миссис Элси, всё ещё жившая там, за небольшую плату и пару бутылок хорошего бренди всегда была готова предоставить мне пустующую комнату покойного супруга.
На самом деле мне было нужно поскрипеть своими уставшими извилинами без помех со стороны. В мой офис было идти опасно.
Моим новым временным убежищем стал заброшенный мотель «Сан Палмс», чьи вывески давно потухли, а бассейн зарос тиной. Я занял номер на втором этаже, с выбитым окном, занавешенным грязным брезентом.
Итак, что же делать дальше?
Это был не вопрос. Это был вызов. И ключ от ответа лежал не в прошлом, а в цифрах, которые я до сих пор игнорировал, считая бухгалтерской мутью. Присев на полуразвалившуюся кровать, я снова раскрыл фотографии страниц тетради на телефоне. Не суммы и не списки контрабандного товара. Колонки с датами, номерами судов, контейнеров. И странные, ни к чему не привязанные пометки на полях: «Гроза», «Патриот», «Феникс-2», «Восход-17». Слишком поэтично для Робертса. Системно для обычного отката. Я чувствовал, что разгадка очень близка, но она меня пугала еще больше.
После сумасшедшей ночи скрипучая кровать показалась мне периной, я и не заметил, как уснул.
Звонок телефона заставил меня вздрогнуть. Неизвестный номер, но с кодом 202. Вашингтон.
— Варгас, — сказал я, отключая всякие эмоции.
— Мистер Варгас, — голос был вежливым, гладким, без единой шероховатости. Голос человека, который привык, чтобы его слушали. — Меня зовут Эдриан Фостер. Я представляю интересы одной группы лиц, весьма заинтересованных в сохранении... общественного спокойствия.
— Поздравляю, — проворчал я. — А я представляю интересы своего желудка, и ему сейчас очень неспокойно.
Лёгкий, почти искусственный смешок в трубке.
— Остроумно. Я ценю прямоту. Поэтому буду прям: вы и ваша юная подруга заполучили некий предмет. Дневник капитана Робертса. В нём содержится информация, которая в неверных руках может быть истолкована превратно и причинить вред национальной безопасности.
— Национальной безопасности? — я не сдержал саркастического фырканья. — Вы хотите сказать, что контрабанда сигар и китайских подделок в порту Лос-Анджелеса — это дело ФБР и ЦРУ?
— Я хочу сказать, что некоторые операции под прикрытием, связанные с контролем над цепочками поставок, могут иметь широкий контекст, — его голос не дрогнул. — Контекст, который вам, мистер Варгас, не нужно понимать. Нужно лишь принять решение.
— Какое? — хотя я уже знал ответ.
— Передать оригинал дневника и все копии. В обмен вам и мисс Дюваль будет предоставлена новая идентичность, переезд в другой город или даже страну и сумма, достаточная для комфортной жизни вдали от... всего этого.
— А Доменик? Робертс? — спросил я, уже играя роль простака.
— Правосудие найдёт свой путь. Но оно должно идти своим, зачастую закрытым, курсом. Вы же не хотите помешать правосудию?
Угроза повисла в воздухе, сладкая, как сироп, и удушающая, как петля. Они предлагали не сделку. Они предлагали капитуляцию. Стирание.
— Мне нужно подумать, — сказал я.
— Конечно. У вас есть двадцать четыре часа. После чего предложение теряет актуальность, а ваши проблемы могут... умножиться.
Кстати, ваше упрямство уже привело к печальным последствиям, мистер Варгас. Капитан Робертс, к сожалению, не смог жить с грузом своей вины. Его вчера нашли в кабинете с пистолетом в руке и предсмертной запиской о признании в коррупции. Надеюсь, вы и мисс Дюваль окажетесь благоразумнее. Ожидаю звонка на этот номер.
Связь прервалась. Я сидел, глядя на телефон. «Операции под прикрытием». «Контроль над цепочками поставок». Ложь. Хорошо сшитый, дорогой костюм лжи. Но под ним проглядывал ужасающий силуэт правды: Робертс уже мертв. Доменик - всего лишь пешка. Может, и важная, но пешка. А тетрадь была ключом не к его падению, а к чему-то большему. И я со все большей тревогой начал догадываться к чему.
Мне нужна была Лиза. Не как союзник, а как расшифровщик. Её отец был параноиком-архивариусом. Если, где и была ниточка, то у неё.
Найти её оказалось проще, чем я думал. Я пошёл от противного. Куда сбежит умная девушка, которую все ищут? Туда, где её искать не будут. Город уже накрывал настырный вечер, когда я поехал в самую престижную библиотеку города, в тихий зал редких книг и микрофильмов. И нашёл её там, за терминалом в дальнем углу, в очках и парике, из-под которого выбивалась знакомая рыжая прядь. Она изучала оцифрованные архивы таможенных деклараций за последние пятнадцать лет.
— «Мятная прохлада» вредит зубам, — сказал я тихо, садясь рядом.
Она не вздрогнула. Лишь медленно повернула голову. В её глазах была усталая решимость.
— Вы медлительны, мистер Варгас. Я думала, вы придёте раньше.
— Меня отвлекли. Звонили из Вашингтона. Предлагали турпоездку с пожизненным обеспечением «Все включено».
Она слабо улыбнулась и, словно отвечая на мой немой вопрос, продолжила:
— «Феникс-2». Кодовое название для серии контейнеров, которые проходили таможню без досмотра с 2008 по 2012 год. «Восход-17» — это не судно, это маршрут через порт Окленда. Отец не просто снимал преступления. Он вел свое расследование. Он подозревал, что Робертс и Доменик — лишь клапаны. Насос работает где-то в столице.
Она передала мне листок. На нём были распечатаны строки из тетради, связанные стрелками с именами компаний-однодневок, политтехнологов из Вашингтона и номерами предвыборных фондов.
— Они не просто воровали, — прошептала Лиза. — Они финансировали. Избирательные кампании, лоббистов. Это машина, Варгас. И мы с вами пытаемся остановить её, сунув ногу между шестерёнок.
В этот момент в дальнем конце зала появились двое в деловых костюмах. Слишком подтянутые, слишком внимательные. Они не походили на бандитов Доменика. Они походили на аудиторов из ада.
Одним движением я схватил Лизу за локоть, не давая ей обернуться и привлечь внимание.
 — Не смотри. Иди спокойно к выходу через отдел картографии, — прошептал я, делая вид, что изучаю корешок старого фолианта. Моя спина горела от воображаемого прицела. — За нами прислали эскорт.
«Аудиторы из ада» двинулись к нам. Их шаги были беззвучны на толстом ковре, но я чувствовал их ритм — ровный, неспешный, неумолимый. Они не ускорялись. Они сокращали дистанцию, просто выбирая оптимальную траекторию между стеллажами.
Мы свернули в лабиринт узких проходов между стеллажами с географическими атласами. Здесь пахло пылью и старым переплётом. Я рискнул бросить взгляд назад. Один из них, с лицом бухгалтера, подсчитывающего чужие долги, говорил что-то в манжет. Вызывал подмогу к другим выходам.
 — План “Б”?  — выдохнула Лиза, и её глаза метнулись к красной табличке «ЗАПАСНОЙ ВЫХОД» в конце ряда. Но там нас наверняка уже ждали.
 — Нет. Наверх, — я толкнул её к чугунной винтовой лестнице, ведущей на антресольный ярус с кабинками для микрофильмов. Лестница зазвенела под нашими ногами. Снизу донёсся сдавленный крик:
 — Они на втором уровне!
Антресоль была полутемной, заставленной старыми проекторами и стеллажами с архивами прессы. Идеальное место для засады. Для нас.
 — Тележка! — Лиза указала на ржавую металлическую тележку с папками. Мы толкнули её к единственному проходу между стеллажами, создав временную баррикаду. Раздался звук быстрых шагов по лестнице.
Время кончилось.
И тут Лиза сделала то, чего от неё я не ждал. Она разбила защитное стекло щитка аварийного освещения, находящийся в углу, и дернула рычаг. Основной свет погас. Включилось тусклое пульсирующее аккумуляторное аварийное освещение, что используется при пожарной эвакуации. А затем по антресоли поползли струйки едкого белого дыма. Дымовая шашка. Одна из «игрушек» её отца, всегда лежавшая у неё в рюкзаке на такой случай. Сирена промолчала — только визуальный хаос.
В наступившей темноте, разорванной только мигающими аварийными лампами и ядовитым дымом, я услышал её голос прямо у уха: «В окно!»
Она уже отодвигала тяжёлую старую штору. За ней было огромное арочное окно, а за окном — покатая крыша над входной группой библиотеки, а с неё напрашивался прыжок на тент остановки общественного транспорта.
Это было безумием. Но позади, в дыму, уже звучал сдержанный кашель и осторожные шаги профессионалов, не теряющих голову.
 — Пошли! — я снял с ноги тяжёлый башмак и ударил им в угол окна. Стекло, старое и толстое, треснуло паутиной, но не рассыпалось. Лиза, не колеблясь, обернув руку курткой чтобы не пораниться, ударила локтем. С треском окно поддалось.
Холодный ночной воздух ворвался в дымное пекло. Я пропустил Лизу вперёд. Она скользнула на крышу, как тень. Бросив последний взгляд в дымную тьму зала — там мелькнули два нечётких силуэта — я вывалился следом.
Крыша была скользкой от вечерней росы. Мы скатились по ней, цепляясь руками за водосток, и прыгнули на натянутый над остановкой синий брезентовый тент. Он прогнулся, жалобно заскрипел, но к счастью, выдержал.
Внизу на освещённой улице, стоял автобус. Двери только что закрылись, и он начал медленное, тягучее движение, набирая скорость.
Не было времени думать. Мы сползли с тента на асфальт и сделали несколько бешеных шагов вдогонку с криками «Стой!» Водитель, увидев в зеркале две неистовые фигуры, жестикулировавшие в ночи, нажал на тормоз. Двери с шипением открылись.
Мы ввалились внутрь, запыхавшиеся, с дикими глазами. Двери захлопнулись. Автобус тронулся.
Я пробежал в конец салона и через грязное заднее стекло увидел, как из парадных дверей библиотеки выбегают те двое. Они остановились, смотря на уезжающий автобус. Один из них поднёс руку к уху. Они не побежали за нами и даже не выглядели взволнованными, просто отметили наш вектор. И от этого стало ещё холоднее.
Лиза, тяжело дыша, уткнулась лбом в холодное стекло.
 — Они вызовут машину. Перехватят на следующей остановке, — прошептала она.
Я кивнул, опускаясь на свободное сиденье. Автобус был нашим ковчегом на десять, может, пятнадцать минут. Потом охота продолжится. Но пока мы двигались. И этого было достаточно.

ГЛАВА 7: ИГРА С ОГНЁМ

Автобус, кряхтя, набирал скорость, увозя нас от библиотеки — этого хрустального гроба, ставшего ловушкой. Ледяное спокойствие тех двоих в деловых костюмах было страшнее любой погони. Они уже вычисляли наш следующий шаг.

По дороге в двух словах я рассказал Лизе о телефонном звонке, прозвучавшей угрозе и удобном самоубийстве Робертса. Она в ответ пояснила, как оказалась на старой промзоне. Лиза, с детства наученная отцом приемам слежки и скрытности, следила за мной через GPS-трекер. Услышав (через прослушку моего телефона) отрывок разговора с Торресом о «старом элеваторе», она не полезла в интернет. Она открыла цифровой архив отца, где нашла папку «Локации — промзона». Среди сотен снимков был и тот самый элеватор, с пометкой отца: «Слепая зона камер, подход с крыш, два выхода». Она знала не только КУДА мы поедем, но и КАК лучше всего за нами наблюдать. Но увидев, что на нас готовится облава спецов, решила помочь нам. И в первую очередь мне, так как уже поняла, что в смерти ее отца моей прямой вины нет и что рано или поздно к отцу-таки придут «Алфавитные мальчики» из-за его расследования.

Прошло минут семь. Лиза, не отрываясь от запотевшего стекла, говорила быстро и отрывисто и внезапно сменила тему:
— Следующая остановка — Пятая и Гранд. Там пересадочный узел. Будет три автобуса, такси на стоянке и вход в метро. Они это знают. Значит, перехватят там.

Я смотрел на отражение уличных фонарей на мокром асфальте.
— Значит, не выходим на остановке. — Я взглянул на водителя — пожилого человека в поношенной кепке, который уже пялился на нас в зеркало. — Водитель!

Я поднялся и, покачиваясь на ходу, подошёл к кабине, доставая из кармана последнюю, мятую двадцатку.
— Парень, — голос мой звучал устало, без угрозы. — У тебя сломалась задняя дверь. Не открывается. Не доезжая до Пятой и Гранд остановишься у строительного забора на Четвёртой. Я дверь с силой дерну, якобы проверить, и мы выйдем. Никто не заметит. Проблем не будет.

Он посмотрел на купюру, потом на моё лицо, в котором было написано больше, чем в любом протоколе. Он видел таких, как я. Усталых, загнанных, опасных.
— Задняя дверь и правда заедает, — буркнул он, забирая деньги. — Только быстро.

Автобус проехал ещё квартал и, с недовольным шипением пневматики, прижался к тротуару у длинного синего строительного забора. Мигалка «аварийки» вспыхнула оранжевым. Мы с Лизой рванули к задней двери. Водитель нажал кнопку, створки со скрипом разошлись. Мы выпрыгнули в холодную, наполненную запахом дождя и бетона темноту. Двери тут же захлопнулись, и автобус, как ни в чём небывало, поехал дальше, растворяясь в ночи.

Мы стояли спиной к шершавому забору. Сзади — стройплощадка. Впереди — пустынная улица, и вдали, в перспективе, уже виднелись мигающие огни одной, а потом и второй машины, резко подъехавших к той самой остановке, до которой мы не доехали. А затем одна из них рванула в нашу сторону, видимо к автобусу.

— Видишь? — я кивнул в ту сторону. — Работают чётко. У них на нас уже метка. Куда-то нужно спрятаться, чтобы не заметили нас на улице.

Лиза потянула меня за рукав в проём в заборе. Внутри царил хаос заброшенной стройки: котлованы, залитые мутной водой, груды ржавой арматуры, горы песка под брезентом. Идеальное место, чтобы споткнуться и сломать шею. Идеальное место, чтобы исчезнуть.

— Куда мы? — пробормотал я, спотыкаясь о бетонный блок.
— Туда, где не ходят, — она уверенно повела меня к тёмному, низкому зданию бывшей проходной. Дверь висела на одной петле. Пахло плесенью и мочой. Лиза достала из рюкзака маленький, но мощный фонарик с синим светофильтром (снова папино наследство) и осветила землю. В тройке метров от двери среди битого кирпича и шприцов виднелась чугунная крышка люка, почти незаметная в грязи. Кольцо было сорвано, но рядом валялся кусок арматуры.
— Ливнёвка. Отец снимал здесь серию о «городе под городом» для какого-то журнала. Эта сеть выходит в том числе к старой дренажной станции у реки. Оттуда — в доки.

Идея спуститься в подземелье, где нас можно было взять, как крыс в подвале, не вызывала восторга. Но идея остаться наверху, где уже начинали курсировать машины с затемнёнными стёклами, нравилась ещё меньше.

Я просунул арматуру в отверстие возле сорванного кольца и навалился на нее всем телом. Люк с душераздирающим скрежетом поддался. На нас пахнуло запахом столетия — стоячей водой, гнилью и холодом камня. Глубокая тьма.

Первой спустилась Лиза, ловко ухватившись за скобы ржавой лестницы. Я последовал за ней, стараясь не думать о том, что задвинуть крышку обратно изнутри невозможно. Мы оставляли за собой открытую черную дыру. Но искать нас в этой паутине туннелей — всё равно что искать иголку в стоге сена, полном других, более опасных игл.

Внизу нас ждал мир непреходящей ночи и постоянного звука капающей воды. Синий луч фонаря выхватывал сводчатый кирпичный потолок, туннель, уходящий в обе стороны, и коричневую воду глубиной по щиколотку. Лиза, сверившись с картой на телефоне - офлайн-схемой, загруженной видимо ранее, выбрала направление.

Мы шли молча, час, а может, два. Иногда над нами грохотал грузовик, напоминая, что мир наверху всё ещё существует. Мы перешли через решётку, отпиленную много лет назад, миновали разбитый водомерный узел, обошли завал из обрушившегося кирпича.

Наконец, Лиза остановилась. Впереди был тупик и ещё один крутой колодец с лестницей наверх. На стене кто-то когда-то нарисовал краской череп и буквы «О.D.- D.С.S» — дефицит кислорода - опасно, замкнутое пространство.
— Здесь. Выход в котлован недостроенного элеватора. Сверху — портовая зона. Близко к доку №12.

Мы полезли наверх. Крышка этого люка была легче, изнутри её можно было сдвинуть. Я прислушался. Сверху — только вой ветра в металлических конструкциях. Я толкнул крышку. На нас посыпалась грязь, а потом брызнул холодный, солёный воздух с Лос-Анджелесского порта.

Мы выбрались в гигантскую бетонную чашу заброшенного элеватора. Стенки её уходили в небо, а над краем виднелись краны и огни кораблей. Это был гигантский, идеальный каменный мешок. Но сейчас он казался крепостью.

В дальнем углу под козырьком из прогнивших досок стоял брошенный рабочий вагончик. Дверь висела на петлях. Внутри — хлам. Но вагончик был сухим.

Мы втиснулись внутрь. Лиза, дрожа от холода и адреналина, достала из рюкзака свёрток в непромокаемой обёртке — шоколад, крекер, мятные конфеты, бутылку воды. Делили молча.

Снаружи завывал ветер, где-то далеко гудел корабль. Нас не нашли. Пока.

Я сидел на перевёрнутом ведре и смотрел на Лизу, которая, свернувшись калачиком на груде мешков, уже засыпала с приоткрытым ртом, как уставший ребёнок. Мы ушли. Но я знал, что это затишье временно. «Аудиторы из ада» не остановятся. Они просто перезагрузят алгоритм. А нам нужен был новый план. И первым пунктом в нём значилось найти того, кто знал все финансовые нити этой паутины. Завтра. Если, конечно, завтра настанет.

В кармане моей куртки, уже пропитавшейся запахом подземелья, лежала мятная конфетная обёртка, которую я «на автомате» туда засунул. Напоминание. Не о прошлом. О том, что в этой игре с нулевой суммой на кону стоит всё.

Я проснулся от тягучего гудка большого судна. Лиза уже не спала, а что-то искала в телефоне. Среди мусора в этом перекосившемся вагончике мы наконец спокойно поговорили.
— Они убили отца потому, что он был близок, — сказала Лиза, глядя в небо на всплывающий день. — Он сфотографировал не только Робертса. Он сфотографировал человека, который приезжал к нему за неделю до убийства. Человека в идеально сидящем костюме и в очках с затемнёнными линзами. Человек привёз конверт. Отец думал, что это плата за архив. Оказалось — аванс за молчание. А когда он продолжил копать...

— Почему ты не пошла в полицию? — спросил я, хотя знал ответ.
— К кому? К Робертсу? Или тому самому помощнику прокурора, который появился у нас через час после того, как вы ушли? Торресу?

Ледяная струя пробежала по моей спине.
— Торрес был у тебя?
— Он представился. Сказал, что работает с вами. Проявил участие. Спросил, не осталось ли у отца каких-нибудь... цифровых архивов. Он был слишком, слишком настойчив. Я соврала, сказала, что всё забрали те, кто убил отца. На самом деле я забрала свою старую куклу. В ней были спрятаны ключ, флэшки с частью архива отца и блокнот с его догадками.

Значит, Торрес был не просто «чистильщиком». Он был сборщиком информации, возможно, для Доменика, а может, и для кого-то повыше.

У нас было два варианта. Первый — принять предложение Фостера и исчезнуть. Второй...
— Есть третий вариант, — сказала Лиза, словно читая мои мысли. — Не бороться с системой. Взорвать её изнутри, используя её же правила.

— У нас нет такого запала.
— Есть, — она достала из кармана флэшку. — У отца был друг. Хакер. Зовут Крипто. Он брал отцовские намётки и искал цифровые тропы. Он нашёл кое-что. Не конечного босса. Но «менеджера среднего звена». Конгрессмена Коллинза. Этот человек — связующее звено между деньгами из порта и предвыборными фондами в Вашингтоне. У него своя игра, свои амбиции. И он ненавидит людей Фостера. Они не дают ему расти дальше.

План был безрассудным. Мы не будем шантажировать Доменика. Мы предложим сделку конгрессмену Коллинзу, отдадим ему листы тетради и расшифровки как оружие против его врагов внутри системы (Фостера и его патронов). Взамен он должен обеспечить падение Доменика «законным» путём — через слушания в своём комитете. И гарантии безопасности для нас.

Это была игра с огнём. Мы меняли одних скорпионов на других. Но это давало шанс на публичное правосудие, а не на тихое забвение.

Через анонимные каналы Крипто мы вышли на представителя Коллинза. Встречу назначили на нейтральной территории — в планетарии Гриффита, во время дневного шоу о чёрных дырах. Ирония была на грани гениальности.

Темнота, усыпанная искусственными звёздами. Голос диктора, вещающего о гравитации, которая искривляет пространство. Я и Лиза сидели в заднем ряду. Рядом с нами материализовалась тень — немолодой, строгий мужчина.
— Материал? — спросил он без предисловий.
— Гарантии? — парировала Лиза, её голос звучал твёрже моего.
— Слушания по делу о коррупции в портовой администрации Лос-Анджелеса начнутся через две недели. Доменик... его иммунитет будет оспорен. Ваши показания не понадобятся. У нас есть свои источники.

Он передал Лизе стопку документов — проекты резолюций, запросы в министерство юстиции. Всё выглядело легитимно.
— А мы? — спросил я.
— После первого дня слушаний вы получите новые документы, деньги и билеты в одну сторону. В Канаду, Мексику или в Новую Зеландию. На выбор.

Мы обменялись. Флэшка с данными Крипто, страницы тетради и распечатки Лизы, — в обмен на папку с политическими обещаниями. Тень растворилась в темноте раньше, чем зажёгся свет.

ГЛАВА 8: ОХОТА НА ЛИСА

В 17 часов мы сидели и смотрели друг на друга в комнате почившего супруга миссис Элси в «Сансет Виста».
Трио, собранное самой судьбой для театра абсурда: я — разбитной детектив с призраком прошлого в кармане; Лиза — умница-отшельница, мстящая за отца с холодной решимостью следопыта; и Торрес — человек-загадка, который более суток назад мог быть моим палачом, а теперь утверждает, что стал мишенью сам.
 
— Варгас, у нас проблемы, начал Торрес.
— Удиви. У меня тут их целый набор, — буркнул я, — Выбирай на вкус.
— Макс Корман. Его нашли три часа назад в редакции. Мёртвым. Выглядит как сердечный приступ. Слишком удобный сердечный приступ.

Вот чёрт. Доменик начал зачистку. Он добрался до журналиста. Значит, намёк с «Зонтиком» сработал, но Макс видимо не успел ничего опубликовать. Теперь Доменик знал, что утечка есть, и закрывал все щели.
 
— Объяснись, — теперь я нарушил тишину. Лиза посмотрела на меня и перевела взгляд на Торреса. В её руке, спрятанной в кармане куртки, угадывался контур какого-то небольшого предмета — электрошокера или баллончика. — Кто твои «работодатели»? И почему они решили, что ты стал расходным материалом?
Торрес тяжело вздохнул.
— Я не чистильщик в твоём уличном понимании. Я — специалист по управлению рисками в структурах, которые... существуют в серой зоне между разведкой, политикой и частным бизнесом. Доменик был активом. Он должен был обеспечивать поток определённых грузов через порт, не задавая вопросов. Вместо этого он начал строить свою маленькую империю, подставляя общую схему. Твое расследование, Рик, как раз и выявило его самоуправство. Изначально мне была поставлена задача наблюдать и... направлять расследование так, чтобы свалить всё на Доменика и Робертса, сохранив сеть.
— Значит, ты использовал меня, — голос мой прозвучал глухо.
— Использовал бы, — поправил он. — Но ты оказался непредсказуем. Ты влез по уши в эту историю и выкопал тетрадь, которая была не просто бухгалтерией откатов, а... техническим заданием. В ней были коды, точки входа, протоколы. Вещи, которые не должны были увидеть посторонние глаза. Как только это вскрылось, приоритеты сменились. Теперь заказ — тотальная зачистка. Всех причастных. Включая меня, как потенциальную утечку. Фостер дал нам шанс сдаться, чтобы не оставлять лишних тел в публичном месте. Мы его не использовали.
Его слова складывались в пугающую картину. Мы с Лизой думали, что воюем с коррумпированным судьёй и его прихвостнями. На самом деле мы наступили на хвост гибридному монстру — симбиозу государственных интересов, частных армий и криминальных схем.
— Что за грузы? — перехватила инициативу Лиза, её аналитический ум уже работал, отодвигая эмоции. — Оружие? Наркотики?
— Разные. Но главное —информация, — коротко бросил Торрес. — Данные. Компоненты. Люди. Порты — это артерии. Кто контролирует логистику, тот контролирует всё. А Доменик, этот мелкий тщеславный червь, решил, что может откусить себе лишний кусок и продать налево.
Мы с Лизой переглянулись. В её глазах я увидел то же понимание, что и у меня. Мы были не охотниками. Мы были дичью. И единственный наш шанс — стать настолько опасной дичью, чтобы охотники предпочли с нами договориться.
— У нас есть листы тетради, — сказала Лиза. — Вернее, её расшифровка. Я не отдала всех копий.
 — Тетрадь у меня — Я решился раскрыть карты.
— У вас есть детали, которые ведут к Доменику, — возразил Торрес. — Чтобы ударить по системе, нужны доказательства, которые ведут выше. К Фостеру. К его патронам. Нужен внутренний сбой. Человек из системы, который решит, что его шанс выжить — в предательстве.
— И где нам взять такого человека? — фыркнул я. — Ты предлагаешь самого себя?
— Я — пешка. Меня сольют не задумываясь. Нужна фигура повыше. Та, которую не так просто убрать. Которая знает, где спрятаны все скелеты.
Он помолчал, изучая наши лица.
— Капитан Робертс мёртв. Доменик — на мушке. Но есть ещё один человек. Тот, кто десятилетиями сводил баланс между всеми игроками. Бухгалтер. Не в метафорическом смысле. Настоящий бухгалтер. Он знает каждый цент, прошедший через порт, каждый откат, каждый платёж в фонды. Его зовут Артур Финч. И он... коллекционер. Не денег. Гарантий. У него должен быть свой архив. Настоящая «чёрная книга» города.
Идея была фантастичной. Найти самого охраняемого человека в подпольной экономике города.
— И как мы его найдём? Он, наверное, давно в подземном бункере на Аляске сидит.
— Нет, — Лиза вдруг кашлянула, привлекая наше внимание. — Я... я думаю, я знаю, где искать его след. Отец снимал не только преступления. Он снимал... роскошь. Яхты, виллы, аукционы. Он говорил, что снимки денег всегда интереснее, чем снимки крови. В его архиве есть серия «Налогоплательщики». Ироничное название. Там люди, которые живут не по средствам. Один из них... скромный владелец бухгалтерской конторы в Санта-Монике, который раз в месяц устраивает частные ужины на своей вилле в Малибу с людьми вроде Доменика. Фотографии отца неважные, с дальнего расстояния, но... там есть номерные знаки гостей. И лица.
Она достала из внутреннего кармана водонепроницаемый чехол, в котором хранила флэшку и несколько фото. Среди них была чёрно-белая фотография: мужчина в очках выходит из лимузина у ворот виллы. Качество было так себе, но лицо можно было разглядеть. А рядом — чёткий снимок номерного знака.
— Это он? — я показал фото Торресу.
Тот внимательно всмотрелся и медленно кивнул.
— Финч. Старая лиса. Он всегда нанимал лучших телохранителей. Не головорезов, а бывших спецназовцев. Штурмовать его виллу — самоубийство.
— Кто сказал, что мы будем штурмовать? — в уголке рта Лизы дрогнуло подобие улыбки. — Мы же не бандиты. Мы — призраки. А призраки проходят сквозь стены. Через его систему безопасности.
План, который начала набрасывать Лиза, был дерзким и сложным. Он основывался на слабости любого параноика: его собственном контроле. Финч наверняка отключил свою виллу от общегородских сетей, имел свои генераторы, свою связь. Но была одна система, которую он не мог полностью изолировать — водоснабжение и канализация. Старая вилла в Малибу, построенная в середине прошлого века, скорее всего, имела выход ливнёвки в океан.
Нам нужны были схемы коммуникаций, данные о распорядке дня, модели сигнализаций. И тут у Торреса нашлось своё предложение.
— У меня есть... был... доступ к одной базе данных частных охранных предприятий. Я могу вытащить схемы безопасности объектов. Если Финч нанимал одну из топовых фирм, возможно, у них есть проект. Но для этого нужен компьютер и доступ в сеть. Не здесь.
Нашим новым убежищем стал старый фургон с мороженым, который когда-то принадлежал дяде Лизы и ржавел на задворках автосервиса. Туда мы провели электричество от соседнего гаража, установили анонимный мобильный интернет. Работали посменно: Лиза искала в архивах отца все детали о Финче и его гостях; Торрес, используя остатки своих служебных привилегий и знания о «задних дверях» в системах безопасности, искал уязвимости; я как в старые добрые времена, через бомжей и уличных торговцев пытался узнать, не идёт ли за нами новая волна охотников.
Через два дня у нас был готовый план. Не идеальный. Скорее, нереальный. Мы не могли выкрасть Финча. Мы должны были заставить его пойти с нами добровольно. И для этого нужно было предъявить ему доказательство, что его работодатели — те самые люди Фостера — готовы его ликвидировать. Нам нужна была приманка. И ею должна была стать та самая расшифрованная тетрадь.
— Мы устроим аукцион, — сказала Лиза, её глаза горели холодным синим светом от экрана. — Но не продажи. Обмена. Мы отправим Фостеру и Финчу одновременно одно сообщение. Фостеру — что Финч решил сдать архив в обмен на иммунитет от нас. Финчу — что Фостер, узнав о наличии архива, отдал приказ о его ликвидации. Но хочет сначала встретиться. И укажем одно и то же место встречи.
— Это спровоцирует бойню, — мрачно заметил я.
— Именно, — кивнул Торрес. — И в этой неразберихе мы и вытащим Финча. Ему некуда будет деваться. Его собственная охрана будет сражаться с наёмниками Фостера. Его убежище перестанет быть убежищем. Единственный способ выжить — бежать с теми, у кого есть хоть какие-то карты против его бывших хозяев. С нами.
Это была игра ва-банк. Ставка — наша жизнь против «чёрной книги» Финча. Если мы выиграем, мы получим оружие, способное обрушить всю систему. Если проиграем... нас даже не заметят в общей мясорубке.
Перед решающим днём я сидел на корточках у открытых дверей фургона, глядя на грязное небо Лос-Анджелеса. Ко мне подошла Лиза, протянула банку тёплой колы.
— Вы думаете, это того стоит? — спросила она тихо, без обычной стальной уверенности. — Ради правды о моём отце... и вашем напарнике?
— Не знаю, — честно ответил я. — Но я знаю, что если мы сейчас свернём, то будем бежать до конца своих дней. А я слишком стар, чтобы бегать. И у меня слишком много пятен на совести, чтобы прибавить к ним ещё и трусость.
Она кивнула, словно этого и ждала.
— Мой отец всегда говорил, что лучший кадр — это тот, ради которого ты рискуешь заглянуть в бездну. Кажется, скоро у нас будет целая серия таких кадров.
На следующее утро сообщения были разосланы. Ловушка захлопнулась. Теперь нам оставалось только занять свои места и наблюдать, как наши враги входят в клетку, которую мы для них построили. И надеяться, что мы сами не окажемся в ней вместе с ними.

ГЛАВА 9: ЛИВЕНЬ В МАЛИБУ

Точкой встречи выбрали заброшенную смотровую площадку на обрыве в Малибу — место, открытое всем ветрам и прицелам. Подъезд одна дорога, выезд — три: обратно по дороге, вниз по очень крутому склону к окружному шоссе, или вниз по отвесной скале в океан. Идеально и для засады, и для ловушки.

Мы заняли позиции за час. Торрес с винтовкой с оптическим прицелом — на крыше полуразрушенного кафе в двухстах метрах, с видом на всю площадку. Его задача — контролировать периметр и, в идеале, не стрелять. Я и Лиза — в бетонном дренажном коллекторе под самой площадкой. Оттуда, через решётку, было видно всё, как из первых рядов партера. Наша задача — дождаться развязки и выйти в нужный момент.

Они приехали почти одновременно, но разными путями.
Сначала подъехал Финч. На тёмном, блестящем чистотой внедорожнике с тонировкой «а-ля кризисный менеджер». Из машины вышли трое: сам Финч — щуплый мужчина в практичной ветровке-анорак, и двое его сопровождающих — крепкие, с короткими стрижками, внимательно изучающие окружающий ландшафт. Профессионалы. Они не стали выходить на открытую площадку, остались у машины, используя её как укрытие.

Через три минуты подъехал Фостер. На чёрном «Субару» с неброскими номерами. С ним тоже было двое, но это были те самые «аудиторы из ада» в деловых костюмах. Выйдя, они оставили двери открытыми. Фостер сделал несколько шагов вперёд, его взгляд скользнул по внедорожнику Финча, и на его всегда бесстрастном лице появилось что-то вроде... разочарования.

В рации, что мы купили в хозмаге хрипло прозвучал голос Торреса:
— Все на местах. Финч нервничает. Его ребята сканируют склоны. У Фостера один смотрит на Финча, второй — на подъездную дорогу. Ждут третью сторону. Нас.

План работал. Они видели друг в друге угрозу, а не потенциальных партнёров.

— Пора зажигать, — прошептал я Лизе.

Она кивнула, достала телефон с одноразовой симкой и отправила заранее заготовленное сообщение на оба номера, с которых были получены подтверждения о встрече. Текст был одинаковым: «Архив черной бухгалтерии уже в пути к заинтересованным лицам. Вы являетесь свидетелями его передачи. Следующая остановка — федеральные СМИ. Ваш ход.»

Мы наблюдали, как оба, почти синхронно, достают телефоны, читают. Реакция была мгновенной и красноречивой.

Финч резко обернулся к своему внедорожнику, бросив на Фостера злой взгляд. Он что-то крикнул своим телохранителям. Один из них тут же вскинул компактный автомат и направив ствол в сторону скал, начал прочёсывать им возможные укрытия.

Фостер не дрогнул. Он медленно убрал телефон в карман, а затем сделал почти незаметный кивок одному из своих людей. Тот поднёс руку к уху. И в этот момент из-за поворота подъездной дороги выехал ещё один автомобиль — большой чёрный фургон без опознавательных знаков.

— Подкрепление Фостера. Всё - по плану, — сказал я, но в горле стоял ком. Видеть, как твой план сбывается с пугающей точностью, — зрелище не для слабонервных.

Фургон резко остановился, распахнулись задние двери. Оттуда высыпали четыре фигуры в чёрной тактической экипировке, но без опознавательных знаков. Штурмовой отряд.

И тут грянул первый выстрел. Не со стороны Фостера и не от людей Финча.
Сухой, чёткий хлопок снайперской винтовки прокатился по холмам. Одна из передних шин внедорожника Финча с шипением осела. Выстрел был предупреждающим. От Торреса.

На долю секунды на площадке воцарилась мертвая тишина, взорвавшаяся затем хаосом.
Люди Финча, принявшие выстрел за атаку Фостера, открыли огонь в сторону фургона. Тактики Фостера, дисциплинированно, ответили короткими, прицельными очередями, стараясь не задеть своего босса, который уже начал отходить к своей машине.

Это была не перестрелка. Это была бойня на уничтожение. И люди Финча, несмотря на свою подготовку, явно проигрывали в численности и оснащении. Один из его охранников уже лежал неподвижно. Второй, раненный, отползал за машину.

— Сейчас, — схватил я Лизу за руку. Наш выход был моментом между актами, когда внимание всех было приковано друг к другу.

Мы вылезли из коллектора с противоположной от площадки стороны и, пригнувшись, побежали по узкой козьей тропе, ведущей прямо к месту, где припарковался Финч. Нас отделяли от него пятнадцать метров открытого пространства и свинцовый ад.

Я выскочил первым, с «Кольтом» в руке, но не стреляя.
— ФИНЧ! К НАМ!! МЫ ЗА ВАМИ!

Щуплый бухгалтер, прижавшийся к колесу своего внедорожника, метнул на нас безумный взгляд. Он видел, как упали его люди. Видел безжалостную эффективность команды Фостера. Видел, что его неприступная крепость рухнула в одно мгновение.

И он сделал выбор, не раздумывая, рванулся от машины к нам, спотыкаясь. Его раненый телохранитель попытался встать, прикрыть босса, но тут же был сражён очередью из фургона.

Мы вытянули Финча в узкий проход между скалами, ведущий к нашему заранее подготовленному побегу — старому, потрёпанному внедорожнику, спрятанному в зарослях в трех сотнях метров ниже.

— Заводи! — крикнул я Лизе, которая уже сидела за рулем машины. Я втолкнул Финча на заднее сиденье. Сам прыгнул рядом.

Торрес подбежал через мгновение, сбрасывая с винтовки тепловизионный прицел. Его лицо было мокрым от пота, но руки тверды.
— Двое бегут по тропе. У нас минута, — бросил он.

Мы выехали на грунтовку, ведущую круто вниз, к шоссе. В зеркале заднего вида я увидел, как на смотровую площадку выезжает фургон Фостера. Но они не стали преследовать нас по бездорожью. Они не были к этому готовы. Их сила была в точечных ударах, а не в гонках по холмам.

Мы ехали молча минут десять, пока не вырвались на оживлённое шоссе и не растворились в потоке машин. Только тогда я обернулся к нашему «гостю».

Артур Финч сидел, сгорбившись, его анорак был в грязных пятнах. Он тяжело дышал, но в глазах, за стёклами очков, не было страха. Был холодный, ясный расчёт.
— Вы... убили моих людей, — произнёс он хрипло.
— Нет, — отрезал Торрес, не отрывая глаз от дороги. — Это сделал Фостер. Как собирался сделать и с тобой. Мы тебя выдернули. Теперь у тебя один вариант. Рассказать всё, что знаешь о серых схемах порта.

Финч медленно вытер лицо.
— Вам нужна моя бухгалтерия, — это был не вопрос.
— Нам нужна правда, которая разорвёт эту систему на куски, — поправил я. — Ты даёшь нам документы — мы даём тебе жизнь. Не ту, к которой ты привык. Но жизнь.

Он смотрел в окно на мелькающие пальмы, будто оценивая стоимость каждого дерева.
— Фостер не остановится.
— Мы знаем, — сказала Лиза — Поэтому мы едем не в укрытие. Мы едем на встречу. Прямо сейчас.

Финч повернул голову, впервые взглянув на меня с искренним изумлением.
— Куда?
— К единственному человеку, у которого хватит власти и мотивов воспользоваться твоими документами и при этом держать Фостера на расстоянии, — ответил я. — К конгрессмену Коллинзу. Ты будешь нашим вступительным взносом и главным козырем.

В глазах бухгалтера мелькнуло понимание. Он кивнул, слабо, почти незаметно. Игра была закончена. Начинался последний, самый опасный обмен. И на кону была уже не чья-то карьера, а сам механизм власти, смазанный деньгами и кровью из порта Лос-Анджелеса. А мы с Лизой, Торресом и сломанным бухгалтером были песчинками, которые занесло в самые его шестерни. Оставалось только посмотреть, что перемелется первым.

ГЛАВА 10: БУХГАЛТЕР И КОНГРЕССМЕН

Конгрессмен Коллинз согласился на встречу. Местом стал частный ангар в захудалом секторе малой авиации. Место, где можно было незаметно принять и так же незаметно вывезти груз.

Нас было четверо в потрёпанном внедорожнике: я, Лиза за рулём, Торрес на пассажирском и Финч, тихий и подобравшийся, как пойманная птица. Он уже час молчал, лишь изредка поправлял очки.

— Он сдаст нас при первой же возможности, — тихо сказала Лиза, глядя в зеркало на него.
— Он знает, что его единственный шанс — сделать нас слишком ценными для ликвидации, — ответил Торрес. — Его архив — это не доказательства против Доменика. Это схема всей сети. Коллинз это поймёт.

Ангар оказался закрытым. Рядом, на взлётной полосе, стоял небольшой частный реактивный самолёт с работающими двигателями — символ готовности к быстрому отбытию.

Когда мы приблизились, дверь ангара приоткрылась, пропуская нас внутрь. Пространство было пустым и хорошо освещённым. В центре, рядом с чёрным седаном с затемнёнными стёклами, стоял сам конгрессмен Коллинз. Этот человек не походил на улыбчивого политика с плакатов. Он был в тёмном пальто, его лицо казалось вырезанным из гранита — жёсткие линии, холодные глаза. С ним были два человека, не похожие на помощников. Секьюрити.

— Мистер Финч, — произнёс Коллинз, игнорируя нас троих. — Вы выглядите... потрёпанным.
— Меня выдернули из-под расстрела, конгрессмен, — голос Финча дрогнул, но быстро нашёл привычную, отчётливую тональность бухгалтера. — Ваши конкуренты решили, что я стал обузой.

— Конкуренты, — Коллинз кивнул, словно это было самое естественное слово. Его взгляд скользнул по нам. — И вы принесли его мне. В качестве подарка?
— В качестве элемента сделки, — вышел вперёд я. — Финч и его архив — в обмен на публичное падение Доменика и гарантии. Нам — исчезновение. Ему — защита и, возможно, статус свидетеля.

Коллинз медленно прошелся по бетонному полу, его шаги отдавались эхом.
— Доменик... мелкая рыбка. Его уже выбросило на берег. Он кончен. Его отставка будет оформлена на следующей неделе. «По состоянию здоровья».
— А Фостер? — спросила Лиза.
— Мистер Фостер, — Коллинз позволил себе тонкую, беззубую улыбку, — является проблемой. Но проблемой управляемой. С правильными... аргументами.

Он подошёл к Финчу вплотную.
—   Архив где?
— В безопасности. Цифровая копия в трёх разных местах с самоактивацией самоуничтожения. Физические документы ... в другом месте. Вы получите доступ к схеме потоков, именам бенефициаров, номерам счетов. Всё, что прошло через мои руки за последние пятнадцать лет.

— И что вы хотите взамен?
— Новую жизнь. Не здесь. И гарантию, что ваши... конкуренты не настигнут меня там.

Коллинз кивнул, как будто услышал ожидаемый ответ.
— Всё это осуществимо. Но сначала — демонстрация доброй воли. Один файл. Который я могу использовать немедленно.

Финч замолчал. Он смотрел на нас, потом на Коллинза. Он понимал, что как только отдаст хоть что-то, его ценность начнёт падать. Но иного выхода не было.

— На вашем планшете, — тихо сказал он. — Через пять минут придёт ссылка на зашифрованное облако. Пароль — дата дня вашего рождения в формате ГГГГММДД и слово «Феникс». Там будут транзакции из предвыборного фонда вашего оппонента на прошлых выборах. Деньги из порта.

Коллинз не стал скрывать интереса. Он махнул рукой одному из своих людей, тот подал планшет.
— Проверьте.

Минуты тянулись мучительно. В ангаре было слышно только гул реактивных двигателей снаружи.

— Данные подтверждаются, — наконец сказал помощник. — Это то, что нужно.

Коллинз снова посмотрел на Финча, и теперь в его взгляде было нечто вроде уважительной жадности.
— Договорились, мистер Финч. Вы будете доставлены в безопасное место. Оформление документов займёт сутки. — Затем он повернулся к нам. — Что касается вас троих... Ваш счёт оплачен. Самолёт ждёт. Вы можете выбрать: Торонто через три часа или Сидней через двенадцать.

Это был момент истины. Всё, за что мы боролись — падение Доменика, безопасность — предлагалось на блюдечке. Но цена была наша полная капитуляция. Исчезновение. Забвение.

— А правда? — вдруг спросила Лиза, и её голос прозвучал оглушительно громко в пустом ангаре.
— Простите? — Коллинз нахмурился.
— Правда о том, что случилось. О том, кого убили. Она будет похоронена вместе с Домеником? Всё списали на него одного?

Конгрессмен вздохнул, как взрослый, уставший от вопросов ребёнка.
— Мисс Дюваль, иногда правда — это роскошь, которую общество не может себе позволить. Иногда важнее стабильность. Чистый лист. Я даю вам шанс начать с чистого листа. Советую им воспользоваться.

Я посмотрел на Торреса. Он стоял неподвижно, его лицо было маской. Он получил то, зачем пришёл: крах Доменика и, возможно, свою главную роль в этой новой расстановке сил.

Я перевел взгляд на Лизу. В её глазах горел тот самый огонь, который горел в её отце — упрямый, неудобный, требующий справедливости. Пусть даже бессмысленной.

— Мы... нам нужно обсудить, — сказал я, чувствуя, как слова звучат фальшиво.
— У вас есть пять минут, — Коллинз повернулся к Финчу. — Мистер Финч, пройдёмте. Вас проводят.

Финча увели к чёрному седану. Он не оглянулся.

Мы отошли в угол ангара, к пустым бочкам.

— Это ловушка, — первым нарушил тишину Торрес. — Самолёт может не долететь. Или долететь, но с нами случится «несчастный случай» через месяц. Коллинз всегда рубит концы.
— Значит, мы не садимся в самолёт, — сказала Лиза.
— Тогда что? — я сжал кулаки. — Мы выйдем отсюда и Фостер, и Коллинз, и все, кому мы неудобны, будут охотиться за нами до конца наших дней, которые окажутся очень короткими.
— Нет, — Торрес покачал головой. — Есть другой путь. Мы не сбежим. Мы нанесем удар. Последний.
— Каким образом? — спросил я.
— Финч отдал ему только одну крошку. А у него есть весь пирог. Но Коллинз не знает, что у нас есть... копия этой крошки. И мы знаем, где искать остальное.

Лиза уставилась на него.
— Ты что-то недоговариваешь.
— Когда я вытаскивал схемы безопасности для виллы Финча, — тихо сказал Торрес, — я нашёл кое-что ещё. Протокол экстренной эвакуации. Для данных. При срабатывании тревоги ядро архива не стирается. Оно автоматически копируется на автономный сервер. На случай, если сам Финч захочет его уничтожить под давлением. У него есть флэшка-ключ. Без неё архив заблокирован. Но место... я знаю место.

Это была авантюра. Невероятная, самоубийственная.

— Коллинз заберёт Финча и выжмет из него всё. У нас есть, может быть, несколько часов, пока он не начнёт этот процесс, — сказал я.
— Значит, нам нужно опередить его, — ответила Лиза. Её глаза горели. — Мы находим этот сервер, забираем данные. И тогда у нас появляется настоящий козырь. Уже не для сделки. Для войны.

Мы стояли, осознавая тяжесть выбора. Самолёт на взлётной полосе гудел, обещая то ли спасение, то ли плен. За пределами ангара ждал город, полный врагов, и призрачная надежда на ядреную правду, спрятанную на каком-то сервере.

— Рик? — спросила Лиза. В её голосе не было страха, лишь ожидание.

Я посмотрел на дверь ангара, за которой гудел реактивный самолёт. Потом на грязный бетонный пол под ногами. Место, где начиналась и, возможно, заканчивалась вся эта история.

— Чёрт с ними, — выдохнул я. — Давайте найдём этот проклятый сервер. Кто-то же должен поставить в этой пьесе точку, а не многоточие.

ГЛАВА 11: ТОЧКА НЕВОЗВРАТА

Тем временем, у чёрного седана конгрессмен Коллинз наблюдал, как его люди усаживают Артура Финча на заднее сиденье. Дверь закрылась с тихим щелчком. Помощник с планшетом приблизился.

— Данные чистые, сэр. Это именно то, что нам нужно против комитета Гиббонса. Но это лишь верхний слой.
— Я знаю, — отозвался Коллинз, не отрывая взгляда от группы у бочек. Три тени, спорящих о своей судьбе. Слишком много теней на его горизонте. — Они согласились на самолёт?
— Ещё обсуждают. Но, похоже, сомневаются.

Коллинз медленно вынул сигарету, прикурил. Дым клубился в холодном воздухе ангара. Его лицо, освещённое голубоватым светом LED-прожекторов, было непроницаемо. Он видел таких, как они. Идеалистов. Надоедливых моралистов, которые думали, что правда — это валюта, а не разменная монета. Они вытащили Финча, они принесли ему этот дар, и за это он предлагал им жизнь. Но они хотели большего. Они хотели смысла. А смысл, как знал Коллинз, — это самое опасное, что можно искать в этом мире.

Он сделал неглубокую затяжку, затем стряхнул пепел на бетонный пол.
— Опасные свидетели, — произнёс он тихо, больше для себя. Его взгляд скользнул по помощнику. — Слишком амбициозны. Много лишнего знают. И слишком глупы, чтобы принять щедрое предложение.

Помощник, человек с таким же каменным лицом, молча ждал.

— Самолёт должен взлететь без них, — голос Коллинза был ровным, деловым, будто он отдавал распоряжение о поставке канцелярии. — Эти трое... Они представляют угрозу стабильности. Неоправданный риск. Ликвидировать. Здесь. Сейчас. Чисто. Никаких следов не оставлять.

Он бросил последний взгляд в сторону бочек. Троица, похоже, приняла какое-то решение. Фигуры разворачивались. Конгрессмен уже видел их спины.
— Пока они ещё в ангаре. Используйте момент. Никакого шума.

Помощник кивнул, один раз, коротко. Его рука скользнула к микрофону на лацкане пиджака. Он отошёл на несколько шагов, отдавая тихие, отрывистые приказы. Двое секьюрити, стоявших у входа в ангар, незаметно изменили позу. Их руки исчезли в складках одежды.

Коллинз повернулся спиной к сцене, которая вот-вот должна была разыграться. Он поправил галстук, глядя на серебристый силуэт самолёта за стеклянной стеной ангара, который приглушил звук турбин. Ему нужно было думать о будущем. О том, как использовать архив Финча. О том, как обезвредить Фостера. Эти трое были просто ещё одной строчкой в долгом списке дел, которые нужно было аккуратно вычеркнуть.

Всё должно было произойти быстро и тихо. Как и всё, что он делал.

***

Мы уже сделали первые шаги от бочек, направляясь к боковому выходу из ангара — не к тому, через который вошли, а к маленькой служебной двери, отмеченной Торресом ранее. Внезапно ледяной холод пробежал по моей спине. Инстинкт, отточенный годами на опасных улицах, закричал внутри.

Я бросил быстрый взгляд через плечо.
У входа, там, где секунду назад стояли двое охранников, было пусто.
Седан с Финчем всё ещё был на месте, но водительская дверь была приоткрыта.
И конгрессмен Коллинз, поправляя галстук, смотрел не на нас, а куда-то в сторону, отрешенно.

— Падай! — выкрикнул я, толкая Лизу к земле и нащупывая «Кольт» за поясом.

В этот момент с теневой стороны седана мелькнуло движение. И тихий, сухой звук, знакомый до боли — щелчок снимаемого с предохранителя оружия с глушителем.

План с сервером, война с системой, точка вместо многоточия — всё это вдруг съежилось до одного простого, животного желания: выжить следующие десять секунд.

Время замедлилось и стало смолисто тягучим. Гул самолёта превратился в очень далёкий звук. Я увидел, как Торрес, расстегивает молнию куртки, разворачивается, и в его руке уже блестит короткоствол. Увидел, как Лиза, падая, тянется к карману куртки, где лежал её электрошокер.

Далее я увидел, как из-за угла седана появляется ствол с тёмным цилиндром глушителя на конце, уже направленный в нашу сторону.

Мы были в ловушке. И Коллинз, даже не удостоив нас взглядом, уже поставил крест. Нам оставалось только доказать, что мы умеем вычёркиваться из его списков не так, как он планировал.

Время не просто замедлилось — оно рассыпалось на острые осколки, каждый из которых резал сознание.

Новый щелчок предохранителя.

Я уже падал и тащил Лизу за собой. В её взгляде не было страха, лишь чистая, обжигающая злость.
Первый выстрел.
Хлопок скорее походил на приглушённое пффух. Пуля просвистела над нашими головами, ударив в бочку позади. Звенящий удар по металлу.

Торрес не стал падать. Он двинулся навстречу угрозе, коротким, резким броском в сторону. Его выстрел без глушителя грянул громко, раскатисто, нарушая все правила «тихой» зачистки. Торрес выстрелил в большой топливный бак вилочного погрузчика, стоявшего у стены, в двадцати метрах от Коллинза и его машины.

Взрыва с огненным шаром, как в кино, не последовало. Раздался глухой удар, бак лопнул, и ручей горючего с шипящим звуком хлынул по бетону прямо в сторону чёрного седана. Оранжевое пламя побежало по луже, как живое, жаждущее существо.

— Пожар! — закричал Торрес не своим, леденящим душу голосом. — Бак сейчас взорвётся!

Это был хаос, которого он добивался. План Коллинза о «чистой работе» рухнул в одно мгновение. Его охранники у седана инстинктивно отпрянули от расползающегося огня. Водитель выскочил из машины. Даже бесстрастный помощник конгрессмена на мгновение дрогнул, его глаза метнулись к бушующему пламени.

Этой секундой мы воспользовались.

— Дверь! Вон там! — Лиза уже была на ногах. Она указывала на узкую металлическую дверь в дальнем углу, возле груды ящиков. Тот самый запасной выход, на который Торрес указал пару минут назад.

Мы побежали, пригнувшись, воспользовавшись замешательством противника. Со стороны седана раздалось ещё пару приглушённых выстрелов, но они были поспешными, неточными — стрелку мешал дым и отпрыгивающие от огня люди.

Коллинз, наконец, обернулся. Его гранитное лицо исказила холодное, безмерное презрение. Он видел, как его приказ превращается в фарс. Политик что-то крикнул, но его слова потонули в треске огня и нарастающем гуле самолётных двигателей — пилот, видя пожар, начал выруливать с полосы подальше.

Торрес прикрывал наш отход, сделав ещё два выстрела в сторону наёмников, не давая им прицелиться. Одна из встречных пуль рикошетом от бетона со свистом пролетела у самого моего уха.

Я рванул ручку служебной двери. Заперта. Отчаяние, острое и кислое, ударило в горло.

— Пусти! — крикнула Лиза, оттолкнув меня. Из кармана её рюкзака, будто по волшебству, появился тонкий, похожий на шило инструмент с крючком на конце. Она всунула его в замочную скважину, её пальцы совершили несколько точных, выверенных движений. Раздался сухой щелчок. Я мысленно горячо поблагодарил небеса и Леона за его уроки!

Дверь подалась внутрь. За ней — тесный, тёмный коридор технической службы, пахнущий проводами и пылью.

— Торрес! — я обернулся.

Он отступал к нам, пятясь и ведя беспокоящий огонь. Один из наёмников, преодолев страх перед огнём, начал осторожно обходить горящую лужу. Ещё секунда — и мы будем в мертвой зоне.

— Уходи! — рявкнул он, и в его голосе не было места для споров.

Мы ввалились в коридор. Я прижавшись лопатками к стене, держал дверь, готовый ее захлопнуть. Лиза включила фонарик телефона и двинулась в глубь коридора.

Торрес метнулся к двери, в проёме на мгновение возник его силуэт — и тут же дернулся. «Чистильщик» споткнулся, едва не упал.
— Задело, — сквозь зубы процедил он, хватаясь за предплечье. Тёмное пятно быстро расплывалось по рукаву его ветровки.

Я захлопнул дверь. В коридоре воцарилась глухая, давящая тишина, нарушаемая только нашим прерывистым дыханием и приглушёнными криками из ангара.

— Пожар всё изменил, — быстро, на ходу, сказал Торрес, стиснув зубы от боли. — Они не будут преследовать сразу. Сначала — эвакуация босса и, возможно, тушение. У нас минут пять, не больше.

Лиза уже вела нас вперёд, луч света выхватывал трубы и щиты с проводкой.
— Это технический тоннель. Он должен вывести к наружному забору, к пункту охраны периметра.

— К которой они уже направят людей, — пробормотал я, поддерживая Торреса. Рукав был мокрым и тёплым. Пуля, похоже, прошла на вылет, но потеря крови была серьёзной.

Мы бежали по лабиринту обслуживания. Где-то впереди послышались шаги и взволнованные голоса — охрана аэропорта, поднятая по тревоге. Нам нужен был другой выход.

— Сюда, — Лиза остановилась у решётки в стене. За ней виднелась ночь и колючая проволока забора. Решётка была привинчена, но болты старые, ржавые. Я схватил металлический прут, валявшийся, как нельзя кстати неподалеку, и с титаническим усилием, заставив мышцы гореть, сорвал первый болт. Торрес, бледный, прислонился здоровым плечом и навалился на решётку. Металл заскрипел.

Сзади, в глубине коридора, послышались новые шаги. Уверенные, быстрые. Не охрана — те шли бы с криками. Это были преследователи.

— Быстрее!

Ещё один болт сорван. Решётка поддалась, упала внутрь тоннеля с оглушительным грохотом. Перед нами был узкий проход между зданиями, упирающийся прямо в забор. Через три метра — не свобода, а трёхметровая ограда из сетки-рабицы с колючей проволокой наверху. Смертельная ловушка, если там будут ждать. Но выбора не было.

— Через него! Быстро! — я рванулся к забору, высматривая слабое место. В одном месте, в тени, проволока сетки была кое-как натянута, будто её уже кто-то резал до нас. — Здесь! Помоги!

Лиза метнулась к указанному месту, с силой оттянула две нити, создавая узкую щель. Я просунул голову и плечи, чувствуя, как сетка рвёт куртку, и постарался увеличить проем. Сзади, из темноты, уже слышались команды преследователей.

— Торрес, давай! — прошипел я, помогая ему протиснуться. Он втянул воздух, стиснул зубы и, собрав все силы, протиснулся сквозь щель, оставив на сетке клочья ткани и тёмные пятна. Лиза — следующая, ловко и почти беззвучно, как кошка.

Я был последним. Когда я уже вылезал на другую сторону, из прохода выскочила тёмная фигура. Я рванулся изо всех сил и почувствовал, как острый шип впивается в бедро. Но я уже падал на сырую землю по ту сторону забора.

— Вон туда! К складу! — Торрес, держась за раненую руку, уже указывал на полуразрушенное здание через безлюдную грунтовую дорогу.

Мы пересекли её в три прыжка и нырнули в чёрный провал дверного проема. Внутри пахло плесенью и мочой. Безопасность? Нет. Но передышка. За спиной, за забором, послышались ругательства — наши преследователи не решились или не захотели последовать за нами через колючую преграду.

Торрес сполз по стене на пол. Лиза, дрожащими руками, уже рвала его рукав, чтобы оценить рану.

— Легко отделался, — выдохнул он, хотя по его лицу было видно, что боль адская. — Повезло. Нужно остановить кровь.

Я снял свой ремень и туго перетянул ему руку выше раны. Лиза тем временем достала из своего вечного рюкзака маленькую аптечку — ещё одно наследие отца. Антисептик, бинт. Работала быстро, молча.

Снаружи, в отдалении, завыли сирены — пожарные, полиция. Ангар Коллинза был теперь центром внимания.

— Они не отступят, — тихо сказал Торрес, глядя на меня поверх головы Лизы. Его глаза в полутьме блестели лихорадочно. — Коллинз теперь в ярости. Он бросит всё, чтобы найти нас. Мы сожгли последний мост.

— Зато теперь у нас есть новая цель, а не просто побег, — ответил я, прислушиваясь к сиренам. — Тот самый сервер. Пока они думают, что мы просто убегаем, мы нанесём удар. Найдём этот архив.

Лиза закончила перевязку и посмотрела на нас обоих. В её глазах была та самая холодная, неудобная решимость.
— Отец называл такие кадры «снимками из эпицентра». Похоже, мы только что сделали первый. Куда дальше?

Я посмотрел на Торреса.
— Ты сказал, знаешь место. Где этот автономный сервер?

Он кивнул, превозмогая слабость.

— Тогда нам нужно найти нашу машину. И сменить внешность. Хотя бы, немного, — сказала Лиза, уже роясь в рюкзаке, и достала
простую чёрную бейсболку и большие, немодные очки. — Для начала.

Мы помогли Торресу подняться. За спиной горел ангар, в котором нам предлагали спасение. Впереди была неизвестность, полная ловушек. Но у нас теперь была цель не просто выжить. У нас была цель — цифровая «чёрная книга», способная поставить точку. И мы были всё ещё живы, чтобы её найти.

Трое призраков, обожжённых огнём, исцарапанные проволокой, пулями и украденными минутами, растворились в предрассветных трущобах Лос-Анджелеса, направляясь не к спасению, а навстречу к новым проблемам.

ГЛАВА 12: ХРАНИЛИЩЕ ГРЕХОВ

— Куда? — спросил я, закуривая. Рука дрожала лишь слегка. Адреналин превращался в тягучую, свинцовую усталость.
Торрес достал свой телефон, активировал экран.
— Протокол указывает на объект в Индастри. Старое здание телефонной станции «Пасифик Белл», построенное в шестидесятых. Там до сих пор находятся резервные коммутаторы и серверные стойки для нескольких правительственных подрядчиков. Идеальная маскировка. Арендуется через подставные фирмы, конечный бенефициар — офшор на Кайманах. Финч был прагматиком. Он выбрал место с идеальным камуфляжем, бесперебойным питанием и физической охраной, которая даже не знает, что именно охраняет.
— Охрана? — уточнила Лиза, уже доставая свой ноутбук из рюкзака.
— Частная компания, уровень B. Два человека на въезде, один на обходе. Стандартные процедуры. Но у них есть тревожная кнопка, связанная с местным отделом шерифа. И, что важнее, с Финчем.
— Значит, нам нужен тихий вход, — проворчал я. — Без сигналов.
— И без времени на разведку, — добавил Торрес. — Коллинз уже допрашивает Финча. Когда он поймёт, что полного архива у него нет, он бросит все силы на поиск сервера. Или прикажет его уничтожить.
Лиза, устроившись на капоте нашего внедорожника, уже запустила какую-то программу.
— Здание… есть в архитектурных планах. Подземный уровень. Три входа: главный, служебный и… технический коллектор для кабелей. Он выходит в соседнюю ливневую канализацию. Старая система.
— Опять под землёй? — я с горечью выдохнул дым. — Мне начинает это надоедать.
— Зато это наш путь, — сказал Торрес. — Въезд в коллектор перекрыт решёткой, но не забетонирован. Мы сможем проникнуть, минуя основные посты охраны.

Мы снова сели в машину. Лиза за рулём вела нас через спящие индустриальные кварталы. Я смотрел в окно, на проплывающие в темноте силуэты цехов и складов. Мы опять шли ва-банк. Последняя ставка. Если сервер окажется пустым, или его уже очистили, или мы попадём в засаду — это конец. Нас не просто убьют. Нас растворят, как щепотку соли в этом огромном, равнодушном океане города.

Через сорок минут мы припарковались в двух кварталах от цели, в тени полуразрушенного гаража. С собой взяли только необходимое: фонари, инструменты, оружие и ноутбук Лизы.
Технический коллектор нашли быстро — неприметный люк в асфальте за забором с колючей проволокой. Замок был старый, ржавый. Торрес справился с ним за минуту с помощью лома и тисковых кусачек. Люк с скрипом поддался.

Внизу нас ждал узкий туннель, затянутый паутиной и пропахший сыростью. Мы двинулись по нему, освещая путь узкими лучами фонарей. Через пятьдесят метров туннель упирался в кирпичную стену, в которой была вмурована тяжелая стальная дверь с кодовым замком.

— Дальше — внутрь, — сказал Торрес. — Код должен быть…
— Пять-семь-два-три-один, — тихо проговорила Лиза, не отрываясь от экрана телефона, куда она вывела схему старой сигнализации здания. — Стандартный код по умолчанию для аварийных дверей этой серии. Они его не меняли.
Торрес ввёл цифры. Раздался щелчок. Дверь подалась внутрь.

За ней открылось техпомещение — лабиринт из серых металлических шкафов с мигающими огоньками, гудящих трансформаторов и толстых кабелей, сходящихся в единые жгуты. Воздух был сухим и прохладным от работы климатических систем. Это было сердце цифрового мира Финча.

— Ищем стойку под маркой «Кронос» или «Атлас», — сказал Торрес, оглядываясь. — Финч любил классическую мифологию. Это будет выделяться.
Мы разделились, быстро пробегая взглядом по табличкам. Помещение было огромным. Внезапно Лиза замерла у ряда стоек в дальнем углу.
— Здесь. «Кронос-012».

Стойка действительно отличалась от остальных — более массивная, без лишних индикаторов. На ней висел простой замок. Торрес достал отмычки, но Лиза остановила его.
— Подожди. Смотри. — Она указала на едва заметную тонкую нить проволоки, натянутую между дверцей и рамой. — Механический датчик вскрытия. Примитивно, но эффективно. Если открыть неправильно — включается локальная сирена и, возможно, подаётся сигнал.
— А как правильно? — спросил я.
— Нужно ввести код отключения на панели сбоку, — она нашла небольшую клавиатуру, скрытую за откидной панелью. — Девятизначный. И это не стандартный код двери.

Мы замерли. У нас не было времени на подбор. Торрес сжал кулаки.
— День рождения Финча? Номер его первой фирмы?..
— Номер ячейки, — вдруг сказал я. Голос прозвучал хрипло. — Из «ЛокерПоинт». 118. И код, который Джек сказал мне запомнить. 478231.
Все посмотрели на меня. Это была чистая интуиция, сродни помешательству. Но у нас не было других идей.
Лиза медленно набрала цифры: 1-1-8-4-7-8-2-3-1. Панель мигнула зелёным. Раздался мягкий щелчок. Нить-датчик обвисла.

Торрес осторожно открыл дверцу. Внутри, на полках, лежали несколько неприметных чёрных коробок — автономные серверные блоки с собственными дисками и источниками питания. Никаких мигающих лампочек. Просто тихая, спящая мощь.

— Подключай, — кивнул я Лизе.
Она достала из рюкзака переходники и тонкий ноутбук, начала нащупывать порты. Через минуту экран ожил, запросив пароль.
— Флэшки-ключа у нас нет, — пробормотал Торрес. — Но, возможно, есть запасной вариант. Финч не мог допустить, чтобы его записи оказались навеки заблокированными, даже для него самого.
— Попробуем его кодовую фразу, — предложила Лиза. — Ту, что он дал Коллинзу. Дата рождения и «Феникс».
Она ввела. Экран ответил отказом.
Тишина в помещении стала давящей. Где-то над нами, на первом этаже, могли уже ходить люди Коллинза или Фостера.

И тут я вспомнил. Всё, с чего началось. Последние слова Джека, его странная улыбка. «Запомни цифры, партнёр. Пригодится в будущем.» Это было не просто про ячейку. Это был ключ ко всему. К его смерти. К смерти Леона. К этой паутине.

— Введи код ещё раз, — сказал я Лизе. — Только код. Без номера ячейки. Только шесть цифр. 478231.
Она посмотрела на меня, потом набрала цифры.

Экран дрогнул. И… открылся.

Нас встретил интерфейс файлового менеджера. Папки с именами, которые говорили сами за себя: «Доменик», «Портовая администрация», «Транспортные схемы». И ещё: «Фостер», «Комитеты», «Внешние контакты». И одна, самая большая папка: «Коллинз».

Мы смотрели на это хранилище грехов, это цифровое чёрное сердце коррупции. Здесь была не просто бухгалтерия. Здесь были сканы документов, расшифровки разговоров, даже фотографии встреч. Полное досье системы.

— Копируй всё, — тихо приказал я. — На все носители, что есть. Быстро.
Лиза уже вставила три портативных диска. Полоска прогресса поползла по экрану. 1%... 2%... Это заняло бы время.

И в этот момент где-то наверху, в здании, раздался приглушённый, но отчётливый звук — металлический лязг открываемой тяжёлой двери. Потом шаги. Не один человек. Возможно группа.

Торрес метнулся к двери нашего техпомещения, прислушался.
— Они здесь. Охрана или нет, но они идут сюда. Вниз.
Я взглянул на экран. 15%. Слишком медленно.

— Отключай и забирай диски! — крикнул я Лизе. — Мы уходим!
— Но мы не скопировали и половины! — в её голосе впервые прозвучала паника.
— Бери то, что успела! Остальное… уничтожим.

Торрес уже достал из кармана небольшой термитный заряд — стандартный инструмент «чистильщика» для экстренного уничтожения улик.
— Дайте сигнал, — сказал он, глядя на меня.

Я посмотрел на Лизу, которая с бешеной скоростью отсоединяла диски, на экран, где полоска замерла на 22%, на папку с именем «Коллинз». Мы пришли за правдой. Мы нашли её. И теперь нам предстояло решить: попытаться вынести хоть часть, обрекая себя на погоню с неполным арсеналом, или спалить всё дотла, лишив врагов этого оружия, но и себя — окончательной победы.

Шаги на лестнице становились всё громче.
— Рик! — позвала Лиза, зажимая в кулаке три тёплых портативных диска.

Я посмотрел на термитный заряд в руке Торреса. На дверь. И принял решение.

ГЛАВА 13: ШОУ

Шаги на лестнице уже отдавались эхом в бетонном колодце. Я посмотрел на термитный заряд, на диски в руке Лизы.

— Уничтожаем, — выдохнул я. — Лиза, бери то, что есть. Торрес, готовь...

— Не трогайте данные, — женский голос, резкий и чёткий, прозвучал не сверху, а из глубины техпомещения, из-за очередного ряда серверных стоек.

Мы все трое рванулись в сторону, застигнутые врасплох. Из тени кабельного канала вышла Эвелин Шоу. Выглядела она на десять лет старше и на двадцать — мудрее. Никакого дорогого костюма, только тёмная практичная куртка, джинсы, волосы убраны в строгий хвост. В руках она держала планшет. Но во взгляде была та же сталь, что и раньше.

— Шоу? — имя сорвалось с моих губ само собой. — Чёрт возьми, ты...
— Молчала. Пряталась. И следила. В том числе за вами, Варгас, — она сделала несколько шагов, её глаза бегло оценили сервер, диски в руке Лизы, заряд у Торреса. — Если вы активируете этот заряд, вы уничтожите единственное, что может их остановить. По-настоящему.

— Они уже здесь! — прошипел Торрес, кивая на дверь. Шаги вот-вот должны были обрушиться в коридор.
— Нет, — Шоу покачала головой. — Это не они. Это мои люди. Двое бывших коллег из отдела киберпреступлений, которые ещё помнят, что такое присяга. Я вышла на этот объект через те же цепи, что и вы, Торрес. Через устаревшие протоколы безопасности, которые Финч ленился менять. Я появилась здесь на час раньше.

Я ошеломлённо смотрел на неё. Вся эта одиссея с нами — а она уже ждала в финале.
— Конверт... фотография... это была ты.
— Это было предупреждение. И приглашение. Мне нужен был кто-то со стороны, чтобы расшевелить муравейник. Кто-то, на кого не падёт тень от моего прошлого. Вы справились. Блестяще. — Она подошла к серверу, провела пальцем по клавиатуре, ввела ещё одну команду. Экран показал новое окно — удалённое подключение. — Но игра в анонимные послания окончена. Теперь нужен финальный акт. И для этого нужны оригинальные данные. Все.

— Коллинз уже в пути! Фостер тоже! — Лиза сжимала диски так, что костяшки пальцев побелели.
— Я знаю, — Шоу говорила удивительно спокойно, как будто вела деловые переговоры. — Поэтому мы не бежим. Мы встречаем. Но не с пустыми руками, а с полным архивом, уже загруженным в защищённое облако, привязанное к трём крупнейшим новостным редакциям и... что более важно... к определённым лицам в Комитете Сената по надзору за разведкой. Не к Коллинзу. К его оппонентам.

План был ошеломляющим по своему масштабу и наглости.
— Ты хочешь устроить аукцион... на государственном уровне, — медленно сказал я.
— Я хочу соблюсти процедуру, — поправила она. — Только ареной будет не зал суда, а тихий кабинет в Вашингтоне. Данные Финча — это не улика для обвинения Доменика. Это карта сети, в которую вплетены Фостер, Коллинз и люди над ними. Эту карту можно использовать, чтобы вырезать раковую опухоль, а можно — чтобы шантажировать. Я предлагаю первое. Коллинз, уверена, предпочтёт второе. Наша задача — сделать так, чтобы у него не было выбора.

В дверь постучали. Три чётких удара. Шоу кивнула.
— Войдите.
Вошли двое мужчин в тёмном камуфляже, с профессиональными, невозмутимыми лицами. Они молча встали по флангам.
— Копирование завершено. Оригинальный сервер можно оставить. Он больше не имеет ценности, — сказала Шоу. — Теперь вам нужно выбрать, Варгас. Вы можете взять свои диски, уйти в тень и пытаться торговаться с Коллинзом или Фостером, имея на руках 22% правды. И вас будут преследовать, пока не добьют. Или...

Она сделала паузу, смотря прямо на меня.
— Или вы отдаёте диски мне. Остаетесь частью моего плана. Легитимными источниками, чьи показания и добытые доказательства оформляются по всем правилам через надёжные каналы. Вы получаете не просто защиту. Вы получаете защиту с печатью. И шанс, что смерть Джека Гаррисона и Леона Дюваля будет не просто «раскрыта», а станет частью официального отчёта, который похоронит карьеры очень могущественных людей. Выбор за вами.

Это был не выбор. Это была иллюзия выбора. Она предлагала систему против системы. Закон — против беззакония. И все козыри были у нее в руках.

Я посмотрел на Лизу. В её глазах читалась та же усталая решимость. Она устала бежать. Устала от теней.
Я перевел взгляд на Торреса. Он медленно убрал термитный заряд. Его путь «чистильщика» завёл его в тупик. Путь Шоу был единственным, что указал выход.

— Что нужно делать? — спросил я, и мой голос прозвучал чуждо.
— Сейчас, — Шоу позволила себе лёгкую, почти невидимую улыбку, — вам нужно будет просто выйти отсюда со мной. А затем сделать одну очень важную вещь.
— Какую?
— Ничего, — ответила она. — Абсолютно ничего. Молчать. И позволить закону — настоящему закону — сделать свою работу. Это самая сложная часть.

Она повернулась и направилась к выходу, её люди прикрывали фланги. Мы, обменявшись последними потерянными взглядами, последовали за ней — трое призраков, вышедших из подполья, чтобы сдаться на милость единственной силе, которой ещё можно было хоть как-то доверять. Силе холодного, расчётливого порядка, который олицетворяла Эвелин Шоу.

Снаружи, у служебного входа, ждал неприметный фургон. Начинался рассвет. Где-то в этом городе Фостер и Коллинз уже отдавали приказы. Но впервые за много дней у меня не чесалась спина. Мы больше не были дичью.

Мы были доказательством. И оружием. И Шоу только что взяла нас на прицел. Оставалось надеяться, что она целится в правильную цель.

ГЛАВА 14: СЧЁТ НА СЕКУНДЫ

Решение было принято. Мы выбрали Шоу. Теперь нужно было добраться до первой контрольной точки — заброшенной парковки старого торгового центра «Сансет Плаза». Оттуда, по словам Шоу, нас должны были забрать. Впервые за много дней у нас был не химерический план, а приказ. И от этого было не спокойнее, а даже немного странно.

Мы ехали на своем внедорожнике. Ночь была густой, с низкой моросью, превращавшей свет фонарей в грязные размытые пятна. Торрес сидел на пассажирском, его глаза безостановочно сканировали боковые улицы. Лиза на заднем сиденье молча сжимала рюкзак с дисками — нашим скромным вкладом в амбиции Шоу.

«Плаза» предстала перед нами мрачным бетонным призраком. Огромная парковка была почти пуста, только у стены торгового центра стояла пара десятков авто. Площадка освещалась лишь парой работающих фонарей и была погружена во тьму и туман.
Мы остановились в тени у дальнего входа, в условленном квадрате F-12. Двигатель заглох. Тишина, нарушаемая только шелестом дождя по крыше.

— Никого и это мне не нравится, — пробормотал Торрес, и его рука легла на рукоять пистолета.
— Рано, — я посмотрел на часы. До назначенного времени оставалось семь минут.

Именно в эту секунду хрустнул гравий под колёсами другой машины. Она материализовалась из служебного проезда между зданиями, выключив фары. Чёрный внедорожник с затемнёнными стёклами. Он остановился в пятидесяти метрах от нас, поперёк нашего потенциального пути к отступлению.

Из него, не спеша, вышли трое. Да, трое. Те самые «аудиторы». Двое в тех же деловых костюмах, теперь слегка помятых, а между ними — новый. Крупный, в тёмной тактической куртке, с короткой стрижкой. Его осанка кричала о другом прошлом: не офис, а поле боя.

— Фостера не остановило твоё сообщение, — тихо сказала Лиза. — Он прислал инкассаторов.
— Они не для переговоров, — констатировал Торрес. Его голос был ровным, холодным. Голосом профессионала, видящего работу других профессионалов. — Крупный в куртке будет прикрывать. Двое других пойдут во фланги. У нас времени в обрез, чтобы принять решение. Сидеть в машине — откуда нас выкурят или подожгут или бежать  — тогда они расстреляют нас в спину. Им что-то от нас нужно, иначе бы они уже стреляли в нас.

Я смотрел на их размеренные, несуетливые движения. Они не прятались. Они просто занимали позиции, как шахматисты, делающие первые, очевидные ходы, зная, что противник уже в ловушке.

— Что предлагаешь? — спросил я, глядя на Торреса.
Он повернул ко мне голову. В его глазах не было ни страха, ни злобы. Был лишь чистый, ледяной расчёт.
— Я предлагаю, наконец, сыграть в мою игру. Выбегайте к бетонному островку с мусорными баками слева. Это единственное надежное укрытие на парковке. Я прикрою вас.

— А ты?
— Я займу их. У меня есть пять, может, шесть выстрелов, прежде чем они поймут манёвр.

Это был не план. Это было самоубийство с отсрочкой. Но альтернативы не было.
— Пошли, — толкнул я Лизу в дверь.

Мы вывалились из машины на сырой асфальт и рванули в сторону бетонного островка. Это были какие-то пятнадцать шагов, которые показались бесконечным бегом через открытое поле под прицелом.

И грянул выстрел. Но не в нас.

Торрес выстрелил в горящий фонарь над нашими головами. Стекло и пластик с дождём осколков посыпались вниз, погружая нашу зону в глубокую тень. Это был гениальный ход. На секунду он дезориентировал «аудиторов», вынудил их искать укрытие.

Мы достигли бетонных баков, нырнули за них. Следующая пуля пришла уже от них — сухой, приглушённый хлопок с глушителем. Пулю принял бок нашего укрытия.

И тут началась настоящая работа Торреса. Он не стал отстреливаться от машины. Используя темноту и наш побег как отвлечение, он бесшумно выскользнул с противоположной стороны автомобиля и, пригнувшись, начал быстрое фланговое движение вдоль ряда машин, припаркованных у стены торгового центра. Он не стрелял. Он перемещался зигзагом. Заставляя их гадать, откуда будет следующий удар.

Один из «аудиторов», тот, что был в костюме, допустил ошибку — высунулся из-за своего внедорожника, чтобы получить лучший угол обстрела по нашему укрытию. Хлопок. Торрес выстрелил с дистанции в сорок метров, с колена, из-за колеса старого пикапа. Пуля ударила в капот внедорожника в сантиметре от руки стрелка. Промах. Аудитор отпрянул.

Но крупный в куртке не был впечатлён. Он жестом приказал одному отвлекать Торреса, а сам, используя машины как прикрытие, начал широким полукругом заходить нам прямо в тыл. Мы с Лизой оказались в клещах. Я выглянул и увидел его силуэт в конце ряда. Он поднимал руку с пистолет-пулеметом.

Я вскинул «Кольт», выстрелил наугад, не целясь, лишь бы заставить его залечь. В ответ прилетела очередь из трёх пуль. Одна просвистела над головой, две ударили в бетон, обдав нас острой крошкой. Мы были прижаты.

И в этот момент произошло то, чего нападавшие не ожидали.

С дальнего конца парковки, со стороны главной дороги, на большой скорости, ослепляя фарами, ворвались два чёрных Chevrolet Suburban. Они просто мчались по мокрому асфальту, как два блестящих клинка. За секунды они преодолели пространство до нас, резко затормозили, развернувшись поперёк, заблокировав «аудиторам» путь к их внедорожнику.

Двери распахнулись. Из них выскочили в тёмной свободной одежде, быстрые, беззвучные. Четверо. Они просто действовали. Двое двинулись на крупного, используя свои машины как щит. Двое других — на растерявшихся «аудиторов» у внедорожника.

Перестрелка была короткой, жестокой и односторонней. Люди из Suburban стреляли прицельно, экономно, на подавление. Пистолет крупного был сбит выстрелом в предплечье. Он вскрикнул, упал на колено. Его напарники, видя полное тактическое превосходство, бросили оружие и подняли руки. Всё заняло меньше двадцати секунд.

Тишина снова вернулась на парковку, теперь нарушаемая только тяжёлым дыханием и приглушёнными командами новых игроков.

И только тогда из пассажирской двери первого Suburban вышла Эвелин Шоу. В тёмном плаще, спокойно без суеты. Она прошла через парковку, минуя своих людей, которые уже надевали наручники на «аудиторов», и остановилась ровно посередине между нашим укрытием, нашей машиной и местом, где на животе в наручниках лежал крупный.

Её взгляд встретился с моим поверх мусорного бака.
— Варгас. Вы живы. Хорошо.
Потом она повернулась к тому месту, где, прижавшись к пикапу, замер Торрес.
— И вы, Торрес. Интересный тактический манёвр. Рискованно. Но эффективно.

Она сделала паузу, оглядев картину разгрома.
— Кажется, мистер Фостер не смог смириться с потерей своих активов. Он отправил уборщиков. К счастью, я всегда заключаю контракт с более надёжной клининговой компанией.

Она подошла ближе, и теперь её голос звучал тише, только для нас:
— Этот инцидент... считайте его последней проверкой на прочность. И на лояльность. Вы её прошли. Теперь давайте закончим то, что начали. Всё остальное, — она махнула рукой в сторону обезвреженных людей Фостера, — уже не ваша забота.

Из-за спины Шоу вышел один из её людей, указывая нам на открытые двери Suburban. Мы выбрались из-за укрытия, ноги немного дрожали. Торрес медленно шёл к нам, вставляя пистолет в кобуру. Его взгляд на Шоу был оценивающим, но в нём появилось что-то вроде усталого уважения.

Мы сели в тёмный салон внедорожника. Двери закрылись, отсекая вид парковки, где люди Шоу уже загружали пленников во вторую машину. Двигатель мягко заурчал.

— Теперь, — сказала Шоу, поворачиваясь к нам с переднего сиденья, — давайте поговорим о настоящем архиве. И о том, как с его помощью поставить точку в этой истории так, чтобы её уже никто не смог переписать.

Машина тронулась, увозя нас из зоны перестрелки — из последней вспышки насилия в этом деле — прямиком к холодному, расчётливому финалу за столом переговоров с законом. Но теперь мы знали: Шоу была не просто нашим адвокатом. Она была полководцем. И мы, наконец, были в её армии.

ЭПИЛОГ

Солнце красило Лос-Анджелес, прогнав дождь, который ушёл тихо, почти умиротворяюще, смывая копоть перестрелок и прах старых тайн с асфальта. Прошло три месяца.
Здание суда на Спринг-стрит походило на муравейник в день, когда объявили вердикт по делу «Лоренцо Доменик и другие». Но для меня, Рика Варгаса, всё закончилось на неделю раньше, в тихом кабинете на одном из верхних этажей здания Министерства юстиции. Именно там я подписал свои показания, а затем увидел, как Эвелин Шоу, уже в роли специального прокурора, прикрепляет к делу заверенные копии цифрового архива Артура Финча.
Она не солгала. Архив стал не просто уликой, а детонатором. Доменик, лишённый иммунитета, сдал всех, кого мог, в надежде на снисхождение. Фостер исчез из публичного поля, как и предполагалось, но ходят слухи, что его «частная военная компания» столкнулась с неожиданными аудитами и отзывом лицензий. Конгрессмен Коллинз публично заявил о своём незнании масштабов преступной деятельности и, к удивлению многих, не стал выдвигаться на новый срок, «чтобы посвятить время семье». Система, как и предсказывала Шоу, предпочла тихо ампутировать заражённые органы, чтобы спасти тело. Не было громких телетрансляций, но были отставки, закрытые комитеты и незаметные переводы на удалённые должности. Машина скрипнула, дала сбой и, не меняя курса, продолжила движение, сбросив балласт.
Джек Гаррисон и Леон Дюваль получили свои графы в официальном заключении — «жертвы преступного сговора». Для мира это были строки. Для меня и Лизы — слабое, но всё же эхо справедливости.
Леона похоронили рядом с женой на тихом кладбище. Лиза стояла у могилы, уже не та яростная мстительница, а уставшая молодая женщина, у которой впереди была целая жизнь. С помощью Шоу она получила новую личность, стипендию в колледже на другом конце страны и чемодан, в котором, кроме вещей, лежала профессиональная фотокамера отца. 
— Возьми, — сказал я ей на прощание. — Твой отец снимал правду. Может, ты снимешь что-то красивое.
Она улыбнулась впервые за долгое время. Неярко. Но искренне.
Мой офис всё так же пах кофе, а пятно на потолке теперь смахивало на абстрактную карту всех моих прошлых ошибок. «Шеви» наконец сдался и отправился на свалку истории, уступив место подержанному, но надёжному седану. Дела пошли в гору: клиенты, узнав в газетах моё имя, связанное с «громким делом о коррупции», решили, что я — тот ещё крутой детектив. Ирония, жирная и сочная, как стейк в дорогом ресторане.
Что же касается Эвелин Шоу:
Она не была ни злодейкой, ни ангелом-хранителем. Эвелин Шоу была системщиком высшего класса. Той редкой породы идеалистов, которые поняли, что для защиты Закона иногда нужно работать в его серых зонах, используя методы тех, кто этот Закон попирает.
Десять лет назад, будучи перспективным помощником прокурора, она вела собственное, тихое расследование против Доменика. Джек Гаррисон вышел на неё, потому что видел в ней единственного человека в системе, не сдавшегося цинизму. Их партнёрство было кратким и трагичным. Джек передал ей ключ к тетради, но не саму тетрадь — это была его страховка. Когда его убили, Шоу всё поняла. Но Робертс и Доменик были слишком сильны, их сеть уходила слишком высоко. Открытое противостояние означало верную смерть и крах дела.
Поэтому она сделала то, что умела лучше всего: отступила, чтобы подготовить контрудар. Она с помощью своих проверенных людей инсценировала свою смерть (несчастный случай в горах, тело не найдено) и ушла в глубокое подполье. Годы она собирала информацию, выстраивала новые связи, выходила на людей внутри ФБР и Министерства юстиции, которые, как и она, видели растущую раковую опухоль гибридной коррупции, связывающей криминал, полицию, суды и политику.
Почему она втянула меня?
1.  Я был идеальным тараном. Бывший коп, одержимый смертью напарника, с подмоченной репутацией и нулевыми связями наверху. Мои движения были непредсказуемы для системы, а мотивы — чисты и понятны. Я мог копать там, куда сама Шоу уже никогда бы не сунулась, не вызвав немедленной реакции.
2.  Я был живым доказательством. Моё расследование, мои находки стали бы неопровержимым доказательством для тех сильных мира сего, к кому Шоу готовилась апеллировать. Я был свидетелем, которого нельзя было просто стереть, не вызвав лишних вопросов.
3.  И я был искуплением. В глубине души Шоу чувствовала вину за Джека. Она использовала его и не смогла защитить. Дать мне, его бывшему напарнику, шанс закрыть это дело, добиться хоть какого-то правосудия — это был её долг. Её способ сказать «прости» теням прошлого.
В итоге, она использовала меня, Торреса, Лизу — всех. Но не как расходный материал, а как стратегические активы в многоходовой операции. Её цель была не личная месть, а системная чистка. И она её добилась, заплатив своими годами, своей старой жизнью и, возможно, последними остатками простой человечности.
*****
А сегодня дверь моего офиса снова скрипнула. Без стука. На пол упал конверт из плотной, дорогой бумаги.
Внутри не было фотографий или угроз. Только визитная карточка. На ней гравюрным шрифтом было выбито: «Эвелин Шоу. Специальный советник. Комиссия по надзору за правоохранительными органами». И от руки, её твёрдым, узнаваемым почерком: «Завтра. 10:00. Кафе «Пергола», Санта-Моника. Новое дело. Для тебя».
Я усмехнулся, закурил и посмотрел на город за окном. Город был чист, как никогда. И так же полон новых грехов, ждущих своего часа Х. И, кажется, я знал, кому придётся опять копаться в их грязном белье.
Потому что город ангелов никогда не перестанет грешить. А таким, как Рик Варгас и Эвелин Шоу, всегда найдется работа в этом вечном тумане, где дождь пытается смыть то, что отмывается только кровью и правдой.