Этиловый тампон для душевной раны

Заметил за собой занятную метаморфозу — стал я человеком обидчивым.
Не в бытовом, дежурно-ворчливом смысле, а в каком-то фундаментальном. Будто внутренний щит, который тихо шипел «непринято» на все подряд, взял да и испарился.
 Теперь любое неосторожное слово, косой взгляд или даже чрезмерно жизнерадостный стикер в мессенджере цепляет не периферийное эго, а что-то центральное.
 Диагноз, если угодно, — гипертрофированная персональная коморбидность.
 В душевной клинике у меня, понимаете ли, не одна палата, а целое отделение: тревога мирно соседствует с апатией, старая обида играет в шахматы с новой, а под всем этим — устойчивый фоновый гул «экзистенциального недоумения».
Итог зашкаливает.

Состояние это — изысканное.
Чувствуешь себя этаким биологическим шедевром, с которого живьем содрали кожу.
Не метафорически, а почти физически: все нервные окончания выставлены наружу, и каждый контакт с миром — это прикосновение к оголенному нерву.
 А мир, надо сказать, отличается завидным тактильным разнообразием.
Он тычется в тебя не стерильными перчатками, а чем придется: то наждаком будничной тупости, то грязными пальмами чужого равнодушия, то просто соляной пылью всеобщей усталости.
 Красота, да и только.

Логика в таком положении вещей проста и элегантна, как топор.
 Если нет природной брони — ее нужно создать искусственно.
Или, на худой конец, отключить датчики, сообщающие о повреждениях.
Поэтому я пью водку.
Не изысканный коктейль, не томное вино, а именно водку — прозрачную, прямолинейную, безыскусную.
Это не гедонизм, это анестезия инженерной точности.
Грубый этиловый тампон для открытой душевной раны.
 Мгновенная иллюзия изоляции.
Через двадцать минут мир перестает тыкаться в тебя острыми углами, а коморбидное отделение в голове погружается в благодатную, густую дымку. Проблемы не решаются, конечно.
 Они просто любезно отходят на пару шагов и замирают в почтительном полукруге, как стая вежливых гиен.

Идеальная иллюстрация к процессу — не какой-нибудь пафосный «Крик», а обыденная, почти бытовая картина Владимира Маковского «В пивной». Взгляните.
 Вот он, мой духовный брат по тонкой коже, уже прошедший процедуру анестезии.
 Он не рыдает, не рвет на себе рубаху.
Он просто сидит в унылом, пропахшем кислым заведении, и его взгляд устремлен в ту самую густую, спасительную дымку, где уже не колет, не режет и не тычется грязными пальцами.
Он достиг дна стакана, а с ним — и временного перемирия с реальностью. Героический, черт возьми, поступок в войне на истощение.

И знаете, в этой ежевечерней кампании есть своя ироничная победа.
 Когда твоя внутренняя вселенная напоминает лунный ландшафт, а ты — астронавт без скафандра, умение найти хоть какое-то локальное укрытие становится высшим пилотажем выживания.
 Пусть и с помощью самого примитивного, самого топорного щита из имеющихся в продаже.
Саркастичный реверанс судьбе.
Вы подарили мне невыносимую чуткость? Что ж, я нашел ей невыносимо простое противоядие.
 На здоровье.