Правда- матушка глава 10

Бланк лежал перед ним, белый и безразличный, как лицо серого человека. Виктор понял, что это не предложение. Это — констатация факта. Его старую жизнь аккуратно изъяли, как пыль из-под чека на холодильнике, и теперь предлагали на выбор: стать частью механизма или стать его отходами.

Он взял ручку. Она была неестественно холодной, будто только что из холодильника.
—А если я откажусь заполнять?
—Тогда вы вернетесь к тете Люде, — серый человек (Виктор уже мысленно назвал его Архивариусом) ответил без тени эмоций. — И к коту. И к идеальному порядку в вашей квартире. Который отныне будет вечным. Вы просто... перестанете его нарушать. Навсегда.

Угроза звучала не как крик, а как прогноз погоды: «Ожидается вечный штиль». Виктор представил себя овощем перед телевизором, с пустым взглядом, в то время как кот будет равнодушно проходить мимо. Это было страшнее любой тюрьмы.

Он заполнил анкету. В графе «Сильные стороны» написал: «Чувство юмора, устойчивость к абсурду, умение кормить предавших котов». В графе «Причины перехода» вывел: «Отсутствие альтернативных точек подключения к реальности».

Архивариус взял бланк, бегло просмотрел и, кажется, уголок его рта дрогнул на миллиметр. Или это показалось.
—Добро пожаловать в Службу Контроля Семантических Реальностей, Отдел «Бытовая Несостоятельность», — произнес он. — Ваш куратор. Зовите меня Семён Семёныч. Первое правило: никаких личных дел. Ваше дело теперь — это я. Второе правило: ваш юмор — ваш щит и ваше оружие. Но только внутри. Для внешних вы — безликий клерк, проверяющий счётчики. Понятно?

Виктор кивнул. Его первым заданием стало не следить за кем-то, а... составить отчёт о самом себе. Архивариус — Семён Семёныч — объяснил: «Чтобы понять, как мыслит агент, нужно увидеть, как он описывает свою предыдущую жизнь. Пишите всё. Особенно про „Вектор“. Особенно про их методы. И про ту девушку — Алису».

Это была изощрённая пытка. Предать на бумаге тех, кто тебя уже предал. Раскрыть методы тем, кто сейчас стал врагом. И вписать Алису в отчёт, зная, что её теперь тоже будут «изучать». Виктор писал до глубокой ночи в пустом казённом кабинете, и каждый абзац отдавался горечью во рту. Он приукрасил некомпетентность «Вектора», преуменьшил роль Алисы, а о своих сомнениях написал как о «тактических колебаниях». Юмор иссяк, осталась только холодная, расчётливая ложь. И он понял, что, возможно, именно этому его и будут учить.

Утром Семён Семёныч, пробежав глазами отчёт, хмыкнул.
—Слабо. Слишком много жалости к себе, слишком мало конкретики о каналах связи «Вектора». Но для первого раза сойдёт. Теперь рабочая задача.

Задача была абсурдной даже на фоне всего предыдущего. Нужно было под видом социолога провести опрос жителей хрущёвки на предмет... «удовлетворённости геометрией пространства ванной комнаты». Речь шла о доме, где один из пенсионеров, бывший инженер, написал в ЖЭК гневное письмо, утверждая, что после замены труб «угол между стеной и полом в туалете изменился на 0,5 градуса, что создаёт подсознательный дискомфорт и ведёт к экзистенциальному дисбалансу».

— Мы считаем, он близок к истине, — монотонно пояснил Семён Семёныч. — Но не в том смысле, в котором думает он. Возможно, он случайно воспринял слабый разрыв в семантическом поле. Ваша задача — задавать вопросы, наблюдать за реакцией, фиксировать аномалии в описаниях пространства. И, конечно, проверить самого инженера. Не является ли он «несанкционированным стабилизатором реальности»?

Виктор ехал в спальный район с папкой дурацких анкет, чувствуя себя последним идиотом. Вчера он якобы боролся с коррупцией в сантехнике. Сегодня он ищет экзистенциальный дисбаланс в сортире. Прогресс налицо.

Старый инженер, Лев Аркадьевич, встретил его с горящими глазами и кипой чертежей. Он часами водил Виктора по своей трёхкомнатной клетушке, показывая лазерным уровнем «нестыковки», бормоча про «искривление бытового континуума». И вдруг, за чаем, он резко сменил тему:
—Молодой человек, а вы сами-то чувствуете, как мир стал... хрупким? Будто плёнка натянута. И за ней что-то есть. Раньше я видел в цифрах и углах. А теперь... теперь я иногда вижу их. — Он понизил голос. — Серые люди. Они не ходят, а... проявляются, как пятна на плёнке.

Виктор похолодел. Старик видел Архивариусов. Значит, он действительно был «восприимчив». По протоколу, нужно было немедленно доложить. Таких «восприимчивых» изымали для «бесед», после которых они либо замолкали навсегда, либо начинали так же монотонно работать на Службу.

— Лев Аркадьевич, — осторожно сказал Виктор, — может, это просто от плитки новая? Глаз замылился.

Инженер посмотрел на него с внезапной, пронзительной ясностью.
—Ты тоже один из них, да? Только ещё пахнешь человеческим. Жалко. Не дай плёнке порваться за тобой, сынок.

Вечером, сдавая отчёт, Виктор умолчал о последней фразе инженера. Написал: «Объект демонстрирует типичные параноидальные тенденции пенсионера-технаря, не представляет угрозы, рекомендовать наблюдение у психиатра». Он не знал, зачем это сделал. Может, из остатков жалости. Может, чтобы доказать себе, что ещё не весь стал винтиком.

Семён Семёныч получил отчёт, посмотрел на Виктора долгим, оценивающим взглядом.
—Слабость, — произнёс он наконец. — Но контролируемая. Интересно. Завтра новое задание. Будет... контактное.

И он протянул Виктору фотографию. На ней, выходящая из обычного городского кафе, смеялась Алиса. Рядом с ней был кто-то, чье лицо было тщательно вымарано чёрным маркером.
—Ваша бывшая напарница установила несанкционированный контакт. Ваша задача — выявить личность собеседника и характер беседы. Методы — на ваше усмотрение. Но помните, — его голос стал тише, — теперь она не коллега. Она — объект. И объект потенциально враждебный.

Фотография дрожала в пальцах Виктора. Холодок страха сменился иным чувством — ледяным, ясным осознанием игры. «Вектор» бросил его. Служба купила, заперев в клетку абсурда. Алиса пошла своим путём. И теперь ему предстояло выбирать: стать идеальным инструментом, чтобы выжить, или найти в этой безумной системе слабину, свой «0,5 градуса», чтобы начать кромсать плёнку реальности с другой стороны.

Он сунул фотографию в карман, почувствовав под подкладкой холодную ручку-холодильник, выданную Службой.
—Методы на моё усмотрение? — переспросил он, и в его голосе впервые за сухи прозвучал знакомый ему самому оттенок старой, едкой иронии. — Отлично. У меня как раз есть несколько вопросов к ней... о геометрии предательства. Думаю, это в рамках нашей тематики.

Семён Семёныч снова почти неуловимо дрогнул уголком губ. В его глазах мелькнуло что-то, отдалённо напоминающее интерес.
—Действуйте, агент. И помните о несанкционированных подключениях. Особенно — к собственному прошлому.

Виктор вышел на улицу. Вечерний город сиял привычными огнями, но теперь каждый фонарь, каждое окно казалось ему потенциальным глазком, каждое ровно стоящее дерево — подозрительным. Он достал телефон, который ему выдали — чистый, без памяти, с одним номером. Затем достал из потайного кармана старой куртки, которую успел схватить из квартиры, вторую «симку» — ту самую, на которую они с Алисой когда-то регистрировались для связи в случае крайней необходимости, под видом доставки пиццы.

Он посмотрел на фотографию с вымаранным лицом, потом на номер в старой записной книжке, помеченный словом «Маргарита» (их шутливый код для экстренной связи). Ветер дул с востока, гоняя по асфальту пакет, похожий на скомканную серую униформу. Виктор сделал выбор. Не между «Вектором» и Службой. А между тем, чтобы быть пешкой в чужой игре, и тем, чтобы, наконец, начать свою. Пусть даже с одной-единственной, очень опасной и очень глупой смски: «Заказ на одну пиццу „Маргарита“. Доставка в то же кафе. Вопрос: вымаранный соус — это острая тема?»