Оформитель-3

                "Принятие решений"

Как живо встаёт перед глазами тот вечер… Мы втроём — отец, мама и я — сидели за столом. Я, переполненный эмоциями, без умолку рассказывал о своём новом увлечении — художестве. Тогда это было чистым восторгом, искренним порывом души. А сегодня, когда я пишу об этом, по спине пробегает холодок — словно прошлое подаёт мне какой-то неявный знак.

Могу представить, как переживал отец. Он буквально вложил в меня всю свою душу — поднял все свои связи, — чтобы по окончании мореходки я получил распределение в Новороссийск, а не во Владик или Сахалин, а о Курилах и речи не могло идти… Он всё же добился для меня «тёплого» местечка. И все мне завидовали, но молчали.

А потом — детальный план, словно техническое задание: сколько рейсов пройти чтобы дослужиться до четвёртого механика, какие маршруты выгоднее, сколько валюты накопить для покупки машины. Он говорил об этом с такой уверенностью, будто уже видел меня в роли успешного морского специалиста.

А тут «молодой специалист с перспективой», возвращается домой. Это тот человек, которому уже было всё предуготовано: — плав стаж, карьерная лестница, и далее следует всё по плану. А я беру и заявляю: «А знаете, море — это не моё. Хочу быть художником, как мой дядя».

Дядя, кстати, всю жизнь просидел в Архитектурном институте. Ни тебе круизов, ни экзотики — только чертежи и стены. А я, двадцатилетний, уже весь мир обошёл!

А теперь стою перед ними — с этим своим «хочу рисовать» — и думаю: ну и кто из нас сумасшедший?

Ну вот, опять я — источник семейных потрясений! Отец смотрит на меня так, будто я только что объявил, что собираюсь бросить всё и уйти в монастырь (или, в моём случае, в мир красок и холстов). В его глазах читается: «Как? Почему? Ведь всё было так продуманно!»

Мама, как всегда, держит паузу. Спокойная, мудрая, она уже подбирает слова, чтобы сгладить углы. «Каждый должен найти свой путь», — говорит она с улыбкой. И где-то в глубине её взгляда я вижу облегчение: наконец-то сынок, её сынок будет при ней. Не где-то там, за горизонтом, а здесь. И её сердце перестанет ежеминутно сжиматься от тревоги.

Взгляд отца резал глубже любых слов. Отец — мой пример для подражания — сейчас выглядел подавленным. Слишком неожиданно я свалился на его плечи. А так хорошо всё начиналось.. А причиной всему был я.
 
За столом повисла тишина. Такая громкая, что заглушала всё вокруг. Мы сидели, не произнося ни слова, но каждый из нас кричал внутри.

Я понимал: разговор будет тяжёлым. Но ещё явственнее я чувствовал: если я не останусь верен своей мечте сейчас, то потеряю себя навсегда.

Отец не сдавался. Где-то в глубине души он всё ещё верил: «Это просто очередные причуды сына. Скоро всё вернётся на круги своя».

А мама… Её поддержка отца была искренней, она не могла перечить ему, но я видел другое — свет в её глазах. Пять лет ожидания. Пять лет тревоги. И вот я здесь. Живой. Дома. С ней...

И вот, я — моряк на суше. Чувствую себя как рыба, которую заботливо положили сушиться на песок. «Добро пожаловать в новую жизнь!» — говорит мне вселенная.

Вопросы, вопросы… Чем заняться? Где работать? Механики везде нужны — это факт. Но возвращаться к гайкам и шестерёнкам? Ну уж нет, спасибо. И какой из меня механик, лучше не вспоминать.

А может, попробовать себя в искусстве? Художник из меня, конечно, как из той рыбы — пловец. Но вдруг? Вдруг это мой шанс?

Помню, в чём состояла работа художника-оформителя в те времена. Никаких свободных творческих поисков — только шрифтовые плакаты и лозунги. Они были повсюду, словно воздух, которым все дышали.

«Партия и народ едины» — эта фраза звучала как мантра, которую должен был знать каждый. А ещё: «Решения ноябрьского пленума ЦК КПСС — в жизнь!» — будто приказ, не терпящий возражений.

Сейчас, вспоминая это, я думаю: а что оставалось художнику? Только следовать шаблону, превращая искусство в инструмент пропаганды.

Это было похоже на предательство — самого себя, своих надежд, своего пути. Я отказывался от механики, от морской профессии, чтобы… что? Чтобы стать тем, кем не являюсь?

«Художник-оформитель» — что это и с чем его едят? На деле — шрифтовик, мастер плакатов и лозунгов. И я — с дрожащей рукой, с неспособностью вывести ровную линию — должен был вписаться в эту роль? Внутри всё сопротивлялось: это не моё! Но другого пути я пока не видел.

До сих пор помню тот день в кубинском рейсе. Я, полный энтузиазма и наивных представлений о своём художественном таланте, получил «заказ» от четвёртого механика: украсить крюк подъёмного крана контрастными полосами. Жёлтый фон, чёрные линии — должно было получиться ярко и заметно, как того требовала техника безопасности.

Я старался изо всех сил, но линии упрямо отказывались быть ровными. Они расползались, словно живые, игнорируя мои усилия. А всё потому, что я не сделал самое главное — не разметил их по линейке.

На следующий день механик молча переделал всё заново. Ни упрёка, ни замечания — только молчаливый укор. И я понял: оформление требует не только вдохновения, но и кропотливой подготовки.

Нужно было что-то делать. Пора зарабатывать свой хлеб, а не сидеть на шее у родителей. Время было ограничено, но я всё же решил стать оформителем, несмотря на отсутствие опыта в написании шрифтов. Мой неусидчивый характер и непостоянство далеко не способствовали добросовестной работе, но я с решимостью взялся за дело, совершенно не думая, к чему это всё может привести.

                (продолжение следует)