Меняющий мерность

Я всегда считал, что мир устроен честно.

Вот стол — он твёрдый, вот стена — она непрозрачная, вот время — оно идёт вперёд.

Пока однажды всё это не оказалось… всего лишь удачной проекцией.

***

Я обычный человек, погруженный в обычные бытовые дела, но по ночам превращаюсь в того, кто не может уснуть, потому что боится, что проснётся уже в другом мире. Не в смысле — «другая страна» или «другая работа». А в смысле — другая геометрия.

Началось всё не с озарения, не с инсайта, а с мигрени.

Такие приступы у меня случались редко, но этот был особенный. Сначала мир просто потускнел, будто кто-то убавил яркость на мониторе. Потом линии начали плавиться. Стол перестал быть прямоугольником и стал чем-то вроде мягкой тени, которая одновременно занимала несколько положений в пространстве. Я сел на пол, вцепился пальцами в ковёр и понял, что не чувствую его поверхности — только некую «область присутствия», как если бы текстура ковра была не на полу, а в моей голове.

— Спокойно, — сказал я себе, — это просто аура мигрени. Сейчас появятся цветные пятна, потом тошнота, потом всё пройдёт.

Цветные пятна действительно появились. Только они были… правильными. Слишком правильными.

Они не расплывались, как обычно, а складывались в структуры. В геометрии. Я видел, как в воздухе над моей рукой возникает фигура — сначала точка, потом круг, потом сфера, потом… сфера, которая начинала меняться так, как меняться не должна.

Слой за слоем, как луковица, она раскрывалась. Но не наружу, а внутрь. Я видел одновременно её поверхностный шар и как бы «вложенные» в неё другие шары, которые не были ни внутри, ни снаружи — они были в другом направлении, которого мой язык не знал.

Я зажмурился.

Открыл глаза.

Фигура не исчезла.

Она не была галлюцинацией в привычном смысле: я мог двигать рукой и видеть, как она проходит сквозь эту странную «сферу-не-сферу», при этом не нарушая её структуры. Как будто я — тень на стене, а она — настоящий предмет в другом измерении.

И тут случилось то, что, как я потом понял, изменило всё.

Я вдруг увидел, как эта фигура… прожила свою жизнь.

Сначала в комнате ничего не было.

Потом — точка.

Потом — маленький шар.

Он рос, доходил до некоего предела, потом сжимался обратно в точку и исчезал.

Это заняло секунды две. Но я видел это не как анимацию. Я видел всё сразу: её «прошлое», «настоящее» и «будущее» как один цельный объект, вытянутый не во времени, а в каком-то новом направлении. Как будто кто-то взял видеозапись и превратил отдельные кадры в единый многослойный слепок.

Я смотрел на эту «четырёхмерную луковицу» и внезапно понял:

мы — такие же.

***

Приступ прошёл через час.

Но видение не прошло.

Сначала это были вспышки. Я мог сидеть в метро, смотреть на женщину напротив — и вдруг видеть её не как фигуру, а как некую протяжённую конфигурацию. Её детство, её сегодняшние заботы, её старость, возможно, смерть — всё это было не последовательностью, а единой сложной формой, свернутой в направлении, которое мы привыкли называть «временем».

Я не видел конкретных событий. Я видел структуру. Как если бы читал книгу, не разбирая слов, а ощущая сразу весь сюжет.

Сознание сопротивлялось.

Я пытался убедить себя, что это последствия стресса. Читал статьи о психозах, о деперсонализации, о нарушениях восприятия. Записался к неврологу. Сдал МРТ. Врач сказал:

— У вас всё в порядке. Немного истощение, немного невроз. Вам бы отдохнуть.

Отдохнуть.

От чего?

От того, что мир перестал быть трёхмерным?

***

Поворотным моментом стала ночь, когда я впервые увидел… не человека и не предмет, а саму «нить» своего сознания.

Я проснулся от ощущения, что падаю. Открыл глаза — и понял, что не могу пошевелиться. Комната была темна, но я видел её так, будто кто-то включил странный внутренний свет. Предметы не отбрасывали теней. Вместо этого они были как бы «обведены» мягким сиянием, проявляющим их структуру.

И посреди этой неподвижности я увидел… себя.

Не тело.

Не отражение в зеркале.

Не «я» как набор мыслей.

Я увидел протяжённую конструкцию, уходящую вглубь — туда, где обычно мы ощущаем прошлое, и вперёд — туда, где обычно мы воображаем будущее. Только это не была линия. Это была сложная, разветвлённая форма, как дерево, у которого ветви — не альтернативные реальности, а разные «развороты» одной и той же сущности.

Я понял странную вещь: я существую не «сейчас», а как целиком заданный многомерный объект. Моё «сейчас» — это лишь сечение этого объекта плоскостью восприятия.

И в тот момент, когда это осознание сформировалось, случилось то, что я могу описать только как «щелчок в системе координат».

Мир повернулся.

Не физически — стены остались на месте, потолок не поехал. Повернулась сама система отсчёта, в которой я привык существовать. Как если бы я всю жизнь смотрел на сложную скульптуру сверху, видя на полу лишь её тень, а теперь меня подняли в воздух и показали саму скульптуру.

Я увидел: время — это не поток, это направление среди других направлений многомерного пространства. И если это направление — всего лишь одно из многих, то… его можно менять.

***

Первые попытки были инстинктивными. Я лежал в постели, но сознание металось. Я увидел своё «дерево-сознание» и почувствовал, что могу немного «повернуть» плоскость сечения. Не сильно — на доли градуса. Но этого хватило, чтобы ощутить… другое прошлое.

Это было как воспоминание, которое мне не принадлежало, но всё равно казалось моим. В нём я не стал физиком, не ушёл в программирование, а занялся музыкой. Жизнь была другой, но в основе — тот же самый «я», та же многомерная структура, просто развернутая немного иначе.

Я понял: прошлое — не фиксированная линия, а набор возможных разворотов одной сущности. То, что мы называем «фактом», — это просто тот разворот, который наше сознание выбрало и закрепило. И если научиться менять угол взгляда, можно менять и «факты».

Тело отпустило. Я смог пошевелиться.

Но уже не мог вернуться к прежнему ощущению мира.

***

Потребовалось несколько месяцев, чтобы не сойти с ума.

Я начал вести дневник. Не про события — про развороты. Описывал, как меняется восприятие людей, когда я «смотрю» на них не только в трёхмерном пространстве, но и в этом новом, многомерном. Сначала это были обрывки: у соседки по подъезду — огромная тёмная вмятина в области, которая соответствовала ранней юности; у коллеги — странный «узел» в будущем, как будто его жизнь там начинала ветвиться и сжиматься одновременно.

Я заметил закономерность: там, где человек испытывал сильные травмы, его многомерная форма была как бы «сплющена» в определённом направлении.

Там, где он принимал важные решения, — наоборот, расширялась веером.

И ещё: некоторые участки этих форм были… общими.

Я сидел в кафе, смотрел на людей и вдруг увидел, что их «сущности» в этом многомерном пространстве не разделены чётко, как тела. Они переплетены. Участки их структур пересекаются, образуя нечто вроде общих узлов, общих фрагментов. Не в смысле «мы все произошли от одной клетки», а в смысле — мы все являемся разными проекциями одного и того же более высокого сознания.

Я вспомнил фразу, которую когда-то слышал на лекции: «Система может быть описана как единое целое, даже если её части разделены в пространстве».

Тогда это казалось абстракцией.

Теперь — было очевидным.

***

Первый раз я попробовал «исправить прошлое» не из любопытства, а из отчаяния.

Моя мать тяжело заболела. Диагноз был таким, что врачи говорили осторожно и смотрели в сторону. Я сидел у её кровати в больнице и видел не только её тело, истощённое, бледное, но и её многомерную форму.

Она была как сжатый клубок, в котором часть направлений просто перестала разворачиваться. Болезнь выглядела не как враг, а как… неправильная проекция. Как если бы сложный объект упрямо пытались протолкнуть через слишком узкое окно, и он ломался, теряя части.

Я понял: если болезнь — это искажённый разворот, то, возможно, её можно «развернуть» иначе.

Я закрыл глаза, сосредоточился, попытался снова почувствовать то внутреннее измерение, в котором видел многомерные формы. Мать лежала рядом, тихо дышала, и её «сущность» была для меня сейчас ярче, чем когда-либо.

Я увидел узел. Момент в прошлом, когда её структура резко изменилась. Это был не диагноз — он пришёл позже. Это был год, когда умер мой отец. Тогда, много лет назад, что-то в ней сжалось, отказалось разворачиваться дальше. Болезнь была лишь следствием этого сжатия, его проекцией в трёхмерный мир.

Я сделал то, чего боялся. Аккуратно, почти физически ощутимо, попробовал «повернуть» плоскость, на которой этот узел казался неизбежным.

Это было похоже на то, как если бы ты смотришь на сложный рисунок, и вдруг понимаешь, что можешь чуть-чуть наклонить лист — и линии на нём выстроятся в другую фигуру.

Я не мог изменить сам факт смерти отца.

Но мог изменить то, как эта смерть вписалась в её многомерную структуру.

Я не переписывал историю.

Я менял разворот.

Вместо сжатия — позволял ветвлению. Вместо застывшей боли — давал пространство для других направлений. Я не «лечил» болезнь — я менял геометрию той сущности, проекцией которой была моя мать.

В какой-то момент я почувствовал, как что-то щёлкнуло.

Тот самый звук смены системы координат.

Мать тихо вздохнула и… расслабилась. Не так, как расслабляются под действием снотворного, а как человек, который много лет нес невидимый груз и вдруг его уронил.

Через неделю врачи сказали, что динамика «неожиданно положительная».

Через месяц — что она «вошла в ремиссию, которую трудно объяснить».

Я молчал.

Что тут объяснишь?

***

После этого я перестал относиться к своей способности как к побочному эффекту мигрени.

Я понял: это — новый тип восприятия.

Новый тип сознания.

Сознания, которое видит не только трёхмерные объекты и их временную последовательность, а целостные многомерные сущности, для которых время — лишь один из разворотов.

Я начал экспериментировать осторожнее. Не с людьми — с собой.

Я возвращался к своим собственным «узлам» — к моментам, где чувствовал, что когда-то свернул не туда. Не чтобы «выбрать другую жизнь», а чтобы изменить геометрию того, что уже есть.

И обнаружил удивительное: когда ты меняешь разворот своей многомерной сущности в прошлом, не возникает параллельной вселенной. Меняется ощущение собственной биографии.

Не факты — их можно проверить, они остаются.

Меняется вес этих фактов, их взаимосвязь, их смысл.

Как если бы ты взял тот же самый набор событий, но сложил из него другую фигуру.

Вместо трагедии — путь.

Вместо поражения — разворот.

И вместе с этим менялось… будущее.

Не в деталях, а в тенденциях. Некоторые узлы, которые раньше казались неизбежными, растворялись. Появлялись новые возможности, которых «раньше не могло быть», хотя объективно ничего не мешало им возникнуть.

Я начал понимать, что то, что мы называем «судьбой», — это просто жёстко зафиксированная проекция многомерной сущности на узкую трёхмерную плоскость.

Если научиться поворачивать эту плоскость, судьба перестаёт быть приговором.

***

Конечно, я не был первым, кто к этому прикоснулся.

Когда я стал читать тексты по мистике, по эзотерике, по религии — не как верующий или скептик, а как исследователь многомерных структур, — я увидел знакомые описания. Люди веками пытались выразить словами то, что видели в изменённых состояниях сознания: единство всех существ, иллюзорность времени, возможность исцеления через «перепроживание», «прощение», «принятие».

Только они говорили на языке символов, метафор и веры.

А я видел это как геометрию.

Я понял, почему шаман, «возвращаясь в прошлое» пациента, может исцелить его болезнь в настоящем.

Почему молитва, сказанная искренне, иногда меняет не только внутреннее состояние, но и внешние обстоятельства.

Почему легенды живут дольше фактов, а иногда становятся реальнее истории.

Легенда — это не ложь.

Это другой разворот многомерной сущности события.

Когда общество выбирает легенду, оно тем самым меняет свою собственную многомерную структуру, а вместе с ней — и будущее.

Мы всегда этим занимались.

Только не осознавали, что именно делаем.

В какой-то момент я понял: то, что происходит со мной, это не индивидуальный дар, а прототип нового типа сознания. Мозг — лишь адаптер. Он настроен на восприятие трёхмерных структур и линейного времени, потому что так проще выжить в мире, где камень падает вниз, а не во «вчера». Но сама сущность, которую мы называем «я», гораздо многомернее.

Если немного изменить настройки адаптера — через медитацию, через травму, через болезнь, через практики, которые религии веками оттачивали вслепую, — можно начать видеть развороты.

***

Однажды ко мне пришёл старый друг, с которым мы когда-то вместе учились.

— Ты, — сказал он, усмехаясь, — стал чем-то вроде оккультного терапевта. Тебе не стыдно?

— Мне стыдно только за то, что я так долго думал, будто мир — это только то, что умещается в уравнения, — ответил я.

Он помолчал, потом спросил:

— Скажи честно. Ты правда веришь, что все люди связаны, что мы — проекции одного сознания?

Я посмотрел на него — и не глазами. Увидел, как его многомерная форма переплетается с моей в десятках узлов: общие переживания, общие смыслы, даже те, о которых мы никогда не говорили. Увидел, как эти узлы уходят дальше — в структуры его родителей, моих, в цепочки поколений, в культурные пласты, в то, что религии называют «эгрегором», а физики — «полем».

— Я не верю, — сказал я. — Я вижу.

Он вздохнул.

— И что дальше? Допустим, ты прав. Допустим, мы — один. К чему это нас обязывает?

Я задумался.

Раньше я бы ответил красиво: к любви, к состраданию, к ответственности.

Теперь я знал, что всё сложнее.

— Это обязывает нас к честности, — сказал я наконец. — Если я причиняю боль тебе, я деформирую структуру, частью которой сам являюсь. Если я исцеляю тебя, я исцеляю ту же структуру. Любая ложь, насилие, предательство — это не просто «плохо» с точки зрения морали. Это искажение геометрии, которое потом проявится где-то ещё, возможно, во мне.

Он усмехнулся:

— Карма по-математически.

— Можно и так сказать.

***

Иногда меня спрашивают, скучаю ли я по тому времени, когда мир был простым, трёхмерным, линейным? Когда прошлое было неизменным, будущее — неизвестным, а настоящее — единственным, что у тебя есть??

Иногда — да.

Было в той узости что-то успокаивающее. Ответственность казалась ограниченной: сделал — получил, не сделал — не получил. Люди были отдельными, время — стрелой, смерть — границей. Мир был жёстким, но понятным.

Теперь он — мягкий и сложный. Любое действие — разворот. Любая мысль — изменение структуры. Любое слово — вмешательство в общие узлы. Стало труднее оправдываться незнанием. Но вместе с этим появилось то, чего тогда не было: ощущение, что мы действительно существуем всегда. Не в смысле бесконечного личного «я», застрявшего в раю или аду. А в смысле участия в огромной многомерной сущности, которая разворачивается в бесконечном количестве миров, форм и историй.

Иногда я закрываю глаза и вижу:

— человека, который в одном развороте — учёный, в другом — музыкант, в третьем — целитель, в четвёртом — тиран;

— женщину, которая в одном мире умерла молодой, в другом — дожила до глубокой старости, в третьем — вообще не родилась, но её структура всё равно вплетена в общие узлы;

— цивилизацию, которая в одном развороте уничтожила себя, в другом — вышла в космос, в третьем — так и осталась в пещерах, но во всех этих вариантах — одна и та же многомерная сущность, ищущая более гармоничную геометрию.

И я понимаю: мы — не случайные тени на стене, мы — развороты чего-то гораздо большего.

***

Когда меня спрашивают, как назвать то, чем я занимаюсь, я не говорю «мистика» или «наука». Я говорю: учусь видеть развороты. Потому что в конечном счёте всё сводится к этому: увидеть, что любой человек, любое событие, любая боль и любая радость — это не точка, не отрезок, а сложная многомерная фигура, которую можно рассматривать под разными углами.

И если достаточно людей научатся хотя бы немного поворачивать плоскость своего восприятия, то, возможно, мы сможем построить новую форму существования — не на страхе перед неизбежностью, а на умении менять развороты.

Я не знаю, как назовут эту эпоху потомки.

Может быть, «временем пробуждения», может быть, «эрой многомерного сознания».

Для меня она останется временем, когда один человек с мигренью вдруг увидел, что шар — это не просто круг, меняющийся во времени.
Человек — не просто тело, живущее между рождением и смертью.
Человечество — не просто сумма отдельных биографий.

Мы — те, кто видит развороты.
И те, кем эти развороты видят себя.