В краю таёжной тишины. ч. 8

ТОЧКА ВОЗВРАТА.

Перед тем, как взяться за восьмую, заключительную статью, решила я перечитать предыдущие семь. Такой нехитрый литературный приём обычно помогает в нащупывании новой темы, заодно предохраняет от возможных текстовых повторений. Так вот, читала я и не могла отделаться от мысли: а не много ли в моих статьях присутствует личных моментов? Ведь писала не о себе, писала о посёлке, о том, что дорого многим землякам. Насколько нужны им мои «стори-мемори», если подобных у каждого – не на один и даже не на два тома личной биографической энциклопедии. Как говорится, взялась создавать литературный продукт об общей малой родине – создавай конкретно, пробуждай в читательских душах собственные картинки давнего прошлого, напоминай о причастности к истории маленького лесного посёлка под названием Боровой.

Но, с другой стороны, как в нашем писательском деле без личных откровений?.. Ведь воспоминания – волшебный инструмент, который позволяет оживить самый скучный текст и сделать его понятным и близким для определённого читателя. Что уж говорить, если эти самые воспоминания сдобрены разными «вкусными» словечками из местного слэнга? Не знаю, поймёт ли меня нынешняя молодёжь, если на вопрос «где останавливается маршрутка?» я коротко отвечу: «на центрах». А вот люди моего поколения поймут сразу, потому что помнят: «центра» - это пересечение улиц Лесная и Зелёная, образующее небольшую поселковую площадь. Собственно, площадью это место считалось всегда, ведь именно там проходили праздничные митинги, начинались нарядные первомайские демонстрации… Именно там на проводах зимы продавали горячие блинчики, а наряженные и запряжённые в подводы лошадки поджидали весёлую детвору, чтобы с апрельским ветерком покатать по всё ещё заснеженному северному посёлку. Именно там, «на центрах», летними вечерами бурлила молодая жизнь… И те из нас, кто уже подхватил не поддающийся профилактике вирус под названием «первая любовь», именно с «центров» парочками разбредались по недалёким окрестностям… Например, по «зелёному гаю». Вангую, что нынешние подростки уже не знают, что означает это странное словосочетание. Но мы, люди «раньшего времени», прекрасно помним, что именно так назывался школьный парк. Естественно, это было неформальное название. Откуда оно пошло и почему именно «гай», история умалчивает. Но факт остаётся фактом: мы не знали, что такое «школьный парк». Мы знали, что такое «зелёный гай». Кто-то бегал туда курить на переменках, кто-то выяснял отношения во время школьных вечеров… А кто-то назначал романтические свидания, при одной мысли о которых начинало учащённо биться юное девичье сердечко… «Центра», «зелёный гай», «мостопоезд» - для нас эти слова стали символами целой эпохи под названием «боровская юность».
И, как ни крути, рассказ о малой родине – это всегда диалог между прошлым и настоящим. Смотришь на знакомые места глазами взрослого человека, но чувствуешь их сердцем прежнего ребёнка. Ну, а когда берёшь в руки писательское перо (то бишь клавиатуру), то и вовсе рассуждаешь не столько об этих местах, сколько о себе – в этих самых местах, где формировалась твоя душа и где, собственно, начинался твой жизненный путь. И получается, что невозможно рассказать о дорогом сердцу уголке родной земли, не упомянув хоть одну страничку собственной биографии.

Вот таким незатейливым образом и подвожу я вас, дорогие читатели, ещё к одному случаю из собственной личной жизни. Случаю заурядному, но настолько характерному для понятия «малая родина», что не рассказать о нём мне не позволяет моя творческая натура.
Дело было в далёком теперь 1985-м году. Решили мы с мужем оставить север, перебраться в более тёплые края. Мы были ослепительно молоды, полны сил и мечтаний, потому расставание с родным посёлком показалось лёгким и непринуждённым. Погрузив нехитрый скарб в грузовой вагон, сдали квартиру, купили билеты на пассажирский поезд и отправились навстречу новому житейскому счастью. Надо сказать, что уезжали мы не на пустое место и не к чужим людям. Нас ждали родители мужа, чуть ранее перебравшиеся в добротный кирпичном дом на тихой, богатой садами улице небольшого городка одной бывшей союзной республики. Называть её не буду, не хочу провокационных комментариев. Всё происходило в Советском Союзе, где все были равны и считали себя детьми одной большой прекрасной Родины. По прибытию в пункт назначения устроились на работу, начали привыкать к новому быту. Повторюсь, в молодости всё просто, в том числе и перемена постоянного адреса прописки. Казалось – вот она, настоящая жизнь, не среди тайги и комариных болот, а среди степей и садов, ночных ароматов фиалки, под усыпанным яркими звёздами южным небом… Что ещё нужно молодым трепетным сердцам? Первое разочарование пришло быстро: оказалось, что квартиру мы сможем получить, только отработав 5 лет на каком-нибудь строительном производстве. Это так не сходилось с нашей северной картиной мира, что повергло в искреннее уныние. Мысль «а вот у нас в Боровом квартиру давали сразу» не давала покоя, сверлом вгрызаясь в удручённый мозг. Как вы понимаете, ключевым было вовсе не слово «сразу». Ключевыми, ребята, были слова: «у нас в Боровом». Справедливости ради скажу, что в те времена 5 лет в очереди на квартиру в южных регионах считались одним мгновением. Переберись мы на пол параллели ближе, условия были бы точно такими же. Но для нас, избалованных боровской социальной действительностью молодых супругов, 5 лет в ожидании отдельного жилья в те времена казались настоящей вечностью.

Дальше – больше. Работа была неплохой и у меня, и у мужаа, отношения с сослуживцами, равно как и с соседями, складывались волне благополучно. Однако, по истечении пары месяцев проживания в новом для нас социуме, я начала ощущать некий дискомфорт, видимых причин для которого, на первый взгляд, не было вовсе. И чем сильнее ощущался дискомфорт, тем яснее возникало понимание, что разница между прежним и настоящим заключается не только в климатических особенностях, но и в других, не менее важных вещах. Например, в ментальности местного населения, в их исконных традициях, негласных порядках и, конечно же, в языке. На первый взгляд, претензий к языку быть не могло: мы прекрасно понимали коренных жителей, а коренные жители прекрасно понимали нас, т.к. основой их говора был всё же наш родной русский язык. Да, с особенным произношением, да, с лингвистическими «выкрутасами», да, с примесью национального наречия и акцента, но абсолютно понятный любому русскоязычному человеку.
Этот говор был красивым, певучим, порой потешным и настолько простым, что я выучила его буквально за пару месяцев… И вот теперь этот говор начинал меня жутко раздражать. Нет, в остальном всё было замечательно. Работа, дом, новые знакомства. Однако, оказалось, что для полного счастья очень важно слышать знакомую речь. Ту самую, которая сопровождает тебя с рождения. И поэтому, когда через полгода новой реальности мой муж решительно произнёс: «Поехали домой!», я радостно кинулась ему на шею. Он, чьи предки много веков рождались, жили и умирали на этой благодатной земле, позвал меня «домой», имея в виду затерянный в бескрайней северной тайге Боровой.
Помню наше возвращение. Мы пришли с поезда в квартиру моей мамы, ибо больше идти нам было некуда. Уезжая, мы потеряли все нажитые «посильным трудом» социальные блага. Пока муж и сын устраивались в моей бывшей комнате, я сидела на кухне и слушала радио… Помните эти маленькие репродукторы, висевшие на каждой кухонной стене?.. Учитывая этническую сторону образования Коми АССР, часть передач шла на русском языке, а часть – на коми.

И вот я, никогда не знавшая коми языка, сидела и слушала, как диктор ведёт свой коми рассказ… Я не понимала ни единого слова, но его речь бальзамом проливалась на мою истосковавшуюся по родине душу. Ведь это была речь, которую я слышала с детства… В те годы коми язык в русских школах не преподавали. Мы его не понимали, но слышали ежедневно, он впитался в наши души и мозги, стал неотделимой частью повседневной жизни… Жизни, которую мы с супругом так безжалостно попытались изменить. И только теперь, под забавные коми выражения я начинала понимать, почему там, куда мы рвались душой и телом, меня так раздражала местная речь… Она была прекрасной и понятной, но абсолютно чужой! А вот эту, непонятную по смыслу, но такую привычную и родную, я слушала взахлёб и не могла наслушаться!
Я была настолько погружена в целебную слуховую медитацию, что не сразу заметила, как в дверях появились мама, муж и сын… На их вопрос, почему я плачу, я смогла только кивнуть в сторону репродуктора и вновь залиться спасительными слезами.
Именно в тот день, день возвращения, я поняла, что значит для меня родина. Малая, но такая большая, во всё сердце…
И эта родина приняла нас, блудных детей, с распростёртыми объятиями. Уже через несколько дней мы вышли на прежнюю работу, сыну предоставили место в детском саду… Через два месяца нам дали отдельную квартиру. Пока это был барак с печкой и без воды, но он был таким желанным и… своим!.. Это не было сказкой. Это была реальность того времени: северная, боровская реальность. Через год мы получили благоустроенную квартиру, через два сын пошёл в школу, а жизнь продолжала течь своим чередом – в маленьком посёлке, среди необъятной тайги, комариных болот и до боли родной атмосферы…

Боровой – посёлок, куда возвращались многие. Не только потому, что было, куда возвращаться. Боровой всегда был местом, где всё можно было начать заново.

Времена изменились, разрушительные процессы не обошли стороной нашу любимую колыбель… Но как же хочется, чтобы посёлок, как и прежде, жил, дышал, встречал и провожал гостей… И оставался той самой «точкой возврата», без которой нет и не может быть ощущения полного житейского счастья у его разлетевшихся по белу свету детей…
Ведь где бы мы ни жили, мы всегда – твои дети, Боровой.

Эвелина Пиженко.
Боровой – Ухта.
Декабрь 2025.