Молдова 4

6. Крикова

Утром погода явно готовилась к потопу. Пробежку заменили зарядкой. Поскольку муж у меня модели «раззудись плечо, размахнись рука», я пошла на лестничную площадку. Там никого, кроме Зиновия. И тот спит. Когда я перешла к круговым движениям руками, он открыл один глаз:

– Подвинься в сторону – дует.
Я послушно сделала три шага вправо.
– А ты чего тут разлёгся? – спросила я.
– Кости ломит. На весь день погода дрянь.
– А мы-то после завтрака на рынок собирались...
– Плащи наденьте и идите. Тут ведь рядом. А там всё под крышей.
– После обеда всей группой в Крикова едем, – не унималась я со своими сетованиями.
– А там всё под землёй.

– Ты в ресторан придёшь?
– Нет. Там вчера вечером что-то крепкое пили. Не выветрилось ещё. У меня чих от запаха.
– Никогда бы подумала, что у котов аллергия на этиловый спирт. Вот бы людям такую...
– И не мечтай. Они придумали себе оправдание, что алкоголь полезен.
– Так, может, нам в Крикова не ехать? А то вечно мы как белые вороны...
– Отчего же? Знания лишними не бывают. И на дегустацию обязательно идите: орешки и печенье там вкусные подают. Экскурсовод приставать к вам не будет: он и сам ни-ни. Ему дед-нарколог ещё в юности всё объяснил. Ремённая передача опыта – она самая доходчивая... Ну, давай, делай свои сто наклонов и не отвлекайся, а то со счету собьёшься. Завтра всё расскажете.

Дождь, действительно, так и не унялся. В плащах и под зонтом мы добежали до рынка. Он огромен. В его периметр входят участки девять улиц. И торгуют там всем, включая чесоточную мазь.  На продуктовом в основном произведённое внутри страны, хотя случаются и заезжие гастролёры. А уж зелёный рынок – вообще песня. Всё, что родит молдавская земля. А родит она! Мы даже таких названий не знаем.
 
В общем, накупили винограду всякого, варенья из молодых грецких орехов, подсолнечного масла холодного отжима, сухофруктов разных без серы и семян льна – у нас с ними засада, а мы дома масло для салата выжимаем. А ещё – брынзы. Она тут такая, что сразу же вспомнился колхоз в десятом классе. Подружкина мама варила потрясающую брынзу, а моя – томатный соус. И мы угощались и угощали одноклассников. Хлеб каждый приносил по своему вкусу, но не было ничего прекраснее черного, густо намазанного томатным соусом, да с пластиком брынзы сверху. На рынке нам дали попробовать именно такую, в которой зубы немножко вязнут и как бы скрипят. Божественно! Купили!

И про будущий сегодняшний обед не забыли: фаршированные и потом заквашенные баклажаны, болгарские перцы и большущие запечённые шампиньоны. По дороге в отель слегка завернули в фирменный магазин «Букурия», а то наша «Лайма» давно уже стала девушкой с низкой социальной ответственностью со всему вытекающими для вкусовых качеств последствиями. В магазине многолюдно. Все со списками, одна я лихорадочно вспоминаю наставления Инны: «Вечерний Кишинёв», «До-ре-ми», «Метеор», помадки, фрукты в шоколаде, мармелад – это то, что по остаткам наших зубов.
 
Кинули рюкзаки. Муж сел на мягкую скамеечку. Я пошла в очередь. Все берут в товарных количествах. Говорят только на молдавском. Дохожу до прилавка:
– Мы из Латвии. Вашего языка не знаем, – осторожно предупреждаю я.
– А мы говорим на том, на котором к нам обращаются, – улыбается в ответ продавщица.

И я покупаю целую кучу сладостей. В номере пробуем всего понемножку – это ностальгия по «Лайме» нашей молодости. Эх, ведь испоганят и «Букурию» брюссельскими стандартами.

В час дня выезжаем в Крикова. Хляби небесные явно потеряли ключ от ворот. За окном такой пейзаж, что хочется сегодня же выйти замуж за Ноя. Нас подвозят прямо к дверям офиса. Там просят подождать экскурсовода. В кафе  заказываю чизкейк и гранатовый сок. Наблюдаю, как бармен/бариста борется с куском пирога, перекладывая его с тортницы на тарелку, как дорожит нежнейший творожный крем. Говорит, что для него важно, чтобы получилось красиво. Оценила старания. Вкус – бабушкин. Уж она-то знала, что сладкое для меня должно быть почти несладким.

Позвали в подземелье.   Подали красный трамвайчик – три вагона на резиновом ходу с кабиной водителя в голове. Экскурсовод начал рассказ:

– Винные подвалы Крикова – это второе по величине винохранилище в Молдове. Оно уступает размерами только Малым Милештам, внесённым в книгу рекордов Гиннеса. Площадь Крикова занимает 53 гектара, а протяженность подземных галерей составляет 120 километров. Передвигаться внутри можно только на автомобиле, трамвайчике или на виновозе. Половина проезжей части используется для хранения вина. Дороги носят названия вин, которые здесь хранятся. Движение регулируется дорожными знаками. В этом «винном городе» есть склады, дегустационные залы и другие подземные сооружения. Он опускается на глубину 100 метров под землю и вмещает 1,25 миллиона бутылок вина. Самое старое датируется 1902 годом. Температура поддерживается на уровне около 12 градусов круглый год, что идеально подходит для вина.

– Основными достоинствами Криковских подвалов, – продолжал гид по преисподней, –  являются полный производственный цикл и собственное сырье. Благодаря контролю на всех этапах производственного процесса, от посадки черенков до доставки готовой продукции в точки продажи, компания Крикова гарантирует превосходное качество, подлинность и оригинальность рецептуры производимого здесь вина. В настоящее время виноградники компании являются крупнейшими в стране и занимают площадь около 600 га, из них 135 га в южном регионе Молдовы — Кагульском районе, 200 га в районе в центральном регионе страны, около 130 га в районе города Крикова и еще 90 га виноградников в районе Гэвэноаса.

Пока экскурсовод сыпал цифирью всё было вполне достоверно, но стоило ему перейти к истории, начались несостыковки. Во-первых, он сообщил нам, что «туннели образовались под Крикова в 15 веке в результате добычи известняка для строительства Кишинёва». Действительно, в 1466 году селище Кишинев у колодца Албишоара впервые упоминается в жалованной грамоте господаря Стефана Великого своему дядьке. Однако не только в 15-ом, но и двумя веками позже Кишинёв представлял собою небольшое, построенное из дерева и глины поселение , которое после разорения татарами вовсе перестало существовать. Люди вернулись в эти места лишь в начале 18-го века и опять слепили саманные мазанки, крытые тростниковой крышей. В 1736-ом Кишинёв снова сожгли и опустошили. Теперь османы. И только к концу века в поселении наконец-то были построены две каменные церкви. Вот тут вполне возможно, что известняк взяли из Крикова. Но так ли уж много его нужно было, чтобы построить две сельские церкви? Нет, конечно. Действительно серьёзная добыча камня началась только в середине 19-го века, после того, как в 1812-ом году Бессарабия стала частью Российской империи, и в 1818-ом Кишинёв получил статус города. Тогда как на дрожжах стали расти мануфактуры, заводы и фабрики. К 1861-му году их было уже около сотни штук.

Ну, а вторым периодом активного роста города были годы после Второй мировой войны, когда разрушенный Кишинёв вновь отстраивался. Так что туннели образовались значительно позже 15-го века.

Во-вторых, негоже «забывать» о том, что во главе создания винных подвалов в штольнях стоял молдавский и советский специалист Пётр Николаевич Унгурян. И именно он является отцом знаменитого Криковского шампанского, которое хоть теперь и называется игристым, но производится по классическим технологиям.

Но экскурсоводу ничего этого я говорить не стала. Он не виноват, что Анна Исаевна Набока в первом классе научила  меня читать. К тому же, с одной стороны, он слишком молод, чтобы помнить и ценить то хорошее, что было в советские времена, а с другой, –  его научили зачем-то хотеть в Евросоюз.

Ну, да ладно. Зато он очень внятно объяснил нам процесс классической шампанизации со всеми ремюажами и дегоржажами (я не ругаюсь, а тренируюсь). Перескажу так, как материал усвоила.

Сначала привычным способом делают тихое вино и разливают его по специальным бутылкам с вогнутым для прочности дном. В каждую добавляют винные дрожжи и смесь сахаров, закупоривают герметично и ставят в пюпитр, после чего в ней начинается вторичное брожение, в процессе которого образуется углекислый газ и осадок. Вот борьба с последним-то и называется ремюажем, а борцы – ремюерами, то есть поворачивателями бутылок на 45 градусов. Профессия, можно сказать, штучная, работа крайне тяжёлая, поэтому смена длится всего три часа. Нам повезло: как раз женщины-ремюеры шли отдыхать, и гид попросил одну из них показать, как это делается. Она тут же встала к пюпитру, обеими руками синхронно по определённой схеме стала чуть приподнимать бутылки в их выемках и, повернув по оси, опускать с лёгким стуком. Оказывается, важно каждую бутылку немного встряхнуть, чтобы осадок концентрировался в горлышке по возможности ближе к пробке.

Ремюаж длится от нескольких недель до нескольких месяцев. Затем наступает время дегоржажа: мастер-дегоржёр опускает горлышко бутылки в замораживающий раствор, сразу же быстро снимают пробку, и собравшийся углекислый газ сам выдавливает наружу ледышку с осадком. Теперь осталось долить сосуд экспедиционным раствором (вином с сахаром) и окончательно укупорить его корковой пробкой и специальной проволокой, называемой мюзле. Всё. Игристый напиток готов к продаже, а я – к разгадыванию кроссвордов, потому что этих слов даже Альцгеймер боится.

Потом мы идём смотреть фильм, в котором античного монаха, убивают за то, что он придумал вино и хранил его в пещере. Перед смертью он почему-то кричит, и грот тут же именуют «Крикова». Потом нас везут в винотеку и показывают бутылки из коллекции Геринга и упомянутый самый старый и единственный экземпляр 1902 года – пасхальное вино из Иерусалима. Потом мы останавливаемся возле всех красивых залов, предназначенных для высоких приёмов, свадеб и прочих торжеств. Особенно мне понравился зал в стиле корабля. Муж тут же окрестил его «Титаником».

Выполнив обязательную программу, мы насладились обещанными Зиновием печеньем и свежайшими ядрами грецких орехов и под звон купленных коллегами бутылок отправились в Кишинёв.

К утру распогодилось. Лавируя между лужами добежали до Триумфальной арки. Попрощались с площадью, парком, собором, улицей Евгения Доги и чеховским театром – сегодня улетаем домой.

 В ресторане нас ждал Зиновий.
– Мне творожка со сметанкой в блюдце положите, – попросил он. – И себе тоже. Всё натуральное. Сегодня из крестьянского хозяйства привезли.
Мы исполнили и просьбу, и совет.

– Как твои кости? – поинтересовалась я.
– Сегодня без дождя. Вы улетите. Спроси лучше про монаха.
«Никак не могу привыкнуть к его манере...» – подумала я.
– А правда, что его убили?
– Нет, конечно. А надо было! Я бы и сегодня на входе в каждую винодельню по гильотине поставил.

– Согласен, – воодушевился муж, – и нужно все их снабдить сенсором, прибором ночного видения и транспортером с роботом-экскаватором.
– А транспортёр-то с экскаватором зачем, – удивился Зиновий.
– Чтобы заразу не разводить, – обосновал муж.
– Это червячки-то с мухами – зараза? – ещё больше удивился Зиновий. – Да они невинны, как новорожденные котята. Настоящая зараза – концепция уничтожения так называемого «избыточного населения» алкоголем, никотином, лекарствами и прочей наркотой.
 
– Постой-ка, ну ты же сам только что предложил поставить гильотины... – перестал жевать круассан муж.
– Предложил. Несколько человек эта штука на голову, конечно, укоротит, зато остальные – сто раз подумают, прежде чем в винокурню сунутся. Особенно, если «наглядный материал» сразу не утилизировать. А концепция «золотого миллиарда» не поштучно, а миллионами делает людей зависимыми, больными и на тот свет отправляет.
 
Зиновий вылизал блюдце.
– Ещё принести? – спросила я.
– Спасибо. Мне вредно много есть. Вам, кстати, тоже.
– Мы уже стараемся. Может, с нами поедешь? – умоляюще посмотрела я на кота.
– Нет. Дуб не на кого оставить. Да и из химчистки вчера звонили. Сказали, что опять на нескольких звеньях отпечатки человечьих зубов обнаружили. Придётся к ювелиру нести, чтобы зашлифовал.
Зиновий помолчал.

– Вы... это... молитесь за молдаван. А то они прямо как дети...
Мы обнялись.

В 15:00 взлетели. Под крылом самолёта осеннее море полей, садов, огородов и виноградников пело о плодородии молдавской земли и трудолюбии крестьян; машиностроительные заводы пели о производстве тракторов, насосов и оборудования для пищевой промышленности; фабрики – о пошиве одежды; электротехнические предприятия расхваливали электронику и кабели; деревообрабатывающие – гордились мебелью, ДСП и тарой, а строительные – цементом, гипсом, кирпичом и стеклом. Мы же смотрели в иллюминатор, слушали весь этот хор и взывали ко Всевышнему:

– Господь!  Услышь нашу молитву о Молдове. Даруй ей разум и мудрость, чтобы она отличала добро традиционных ценностей от зла западных. Наставь её на путь истинный, огради от страстей греховных, соблазнов брюссельских и лукавых помыслов о вступлении в Евросоюз. Пусть сердца молдаван останутся чистыми, а мечты – светлыми. Укрепи их дух, помилуй и сохрани под покровом Твоим. Аминь.