Надежда

Мне очень нелегко было в этом немецком лагере и порою даже страшно. Я искренне молилась о том, чтобы выбраться поскорее оттуда. Когда я ехала к Оле, то не думала, что так будет. А теперь я чувствовала себя всё время  в роли Штирлица. Я молилась, слушала православные акафисты и просила Бога о защите.

 (Иллюстрация 06)

А морально держалась только потому, что у меня был ноутбук, и я могла общаться с Крымскими друзьями. Интернета в комнате не было, я выходила в коридор, садилась на ступеньки лестницы и звонила своему другу Саше в Феодосию. Мы говорили обо всём. Саша рассказывал мне о любимом Крыме, о России. Он призывал меня спасать Святую Русь, молился обо мне. Так же молилась обо мне моя подруга Анаит. В коридоре в это время было много арабов и украинцев, которые хорошо понимали, о чём я говорю со своими друзьями. У меня могли быть большие неприятности, но я не боялась. Один украинский беженец-дезертир  украл у меня мобильный телефон, за то, что я хорошо говорила о России. Пришлось покупать новый. И вести себя осторожнее.
В немецком лагере были волонтёры. И со стороны Украины, и со стороны России. Как-то я пришла к доктору в мед.пункт с больной ногой и разговорилась с медсестрой. Ею оказалась девушка из Тамани. Я очень обрадовалась. Сердце ёкнуло и защемило: хочу на Родину, хочу домой,  в Россию.   Я рассказала девушке из Тамани о себе, и она дала мне телефон перевозчика из Штутгарда в Калининград. Я обрадовалась и созвонилась с ним, узнав расписание и стоимость рейсов. Появилась надежда, о которой пела Анна Герман. И я поняла, что, несмотря ни на что, должна добраться домой. Теперь мой дом будет в Крыму.
Ночью, когда в коридоре раздавались голоса людей, говорящих на разных языках, я мечтала и поднимала  свой Дух  верой в Бога, в то, что обязательно приеду в Крым, приеду в Россию.
Но у меня оставалось ещё одно незаконченное  дело в Германии. В 1980-м году, во время прохождения Олимпиады, мы с тётей Галей приехали в Москву. Мне в ту пору было 10 лет. В Москве, в районе Красной Пресни жила моя родственница, внучка старшего дедушкиного брата Якова, Галина Терехова. Она преподавала психологию на кафедре в МГУ. Из той поездки я запомнила поход в планетарий и летящего над головой Мишку Олимпиады 80. Ещё я помню, как тётя Лина давала мне смотреть фотографии различных людей и спрашивала, что я о них думаю. Но главное - в то время в Москве было много иностранцев, и это ощущение дружелюбия и праздника я вынесла на всю жизнь. Мы с тётями гуляли по Москве, по Красной площади, по тихим улочкам. Мне покупали мороженое и конфеты. Но больше всего мне понравился планетарий, там  звучала красивая музыка. Под высоким куполом мерцали далёкие звёзды.
Впоследствии тетя Лина вышла замуж за немца из ГДР, редактора музыкальных программ, и жила с мужем  в Дрездене. Оттуда была  присланная ею последняя открытка. Тётя Лина очень любила мою бабушку Лиду и общалась с ней. Я вспоминаю, что бабушка попросила тётю Лину выслать мне спортивный костюм из ГДР, а Лина -  выслать ей бандерольку с украинскими семечками. Это было в конце восьмидесятых годов. После падения Берлинской стены связь с ней пропала. Её муж Вилли был коммунистом, она, вероятно, тоже была членом партии. Они оба пропали бесследно. Родственники пытались найти её, но безуспешно.
Я решила воспользоваться ситуацией и попытаться найти через волонтёров следы моей родственницы. Но у меня не получилось. Я не знала язык и находилась на севере Германии, а не в Дрездене. В условиях войны – это вообще было очень рискованно. Я поняла, что у меня могут быть неприятности и приняла окончательное решение пробираться тайком в Россию. Но я не побоялась там, в немецком лагере для беженцев - заявить людям, какая хорошая была страна Советский Союз, напомнить немцам об Олимпийском Мишке и осознать себя русским человеком.
В Боштедском лагере со мной случилась ещё одна неприятность, которая затрудняла мою дорогу домой. На второй день пребывания в лагере, мне сделали прививку от кори, к которой у меня как у ревматика были противопоказания, и у меня обострилась болезнь коленных суставов.  Правое колено опухло, отекло и очень болело. Немцы, несмотря на хвалёную немецкую медицину, не смогли или не захотели мне поставить правильный диагноз и не назначили вовремя лечение. Поэтому добираться в Крым мне пришлось с жуткой болью в колене. Очень тяжело было нести вещи, которых  собралось немало, и кошку в переноске, тем более, что ждать помощи от немцев было бесполезно. Такая уж у них ментальность. Последствия же сделанной в Боштеде прививки, сказались впоследствии тем, что Саша возил меня по Феодосии в инвалидной коляске, пока местные врачи не назначили мне хорошее лечение.