Прерванный сон

    Отцу Митрофану, настоятелю храма «Всех святых» села Бужениново, приснился необычайный сон. Произошло это уже под самое утро, вскорости после того, как за окном трижды пропел соседский петух. Сон был живой, настоящий, словно и не сон это был вовсе, а чистейшей воды явь.  Снилось батюшке, будто бы он задержался в храме после вечерней службы.  Прихожане уже вроде как разошлись, дьякон с певчими тоже. Отец Митрофан задул свечи, потом заботливо поправил Евангелие на аналое. Осталось, по обыкновению, положить три земных поклона перед главным распятием и запереть храм на засов. Не успел отец Митрофан встать на колени, как свечи, стоявшие на подсвечниках у образов, вдруг вспыхнули сами собой, а на звоннице ударили колокола. Под колокольный трезвон из Царских врат вышел незнакомый сияющий фаворским светом благообразный старец в красном «пасхальном» священническом облачении с золотой панагией на груди. Обратив на открывшего рот отца Митрофана одновременно строгий и ласковый взгляд, старец сказал.
- Время тебе, отче, собираться в Иерусалим, на поклон к Господу Иисусу…
Отец Митрофан мгновенно оцепенел из-за смешанного чувства удивления, и благоговения перед странным незнакомцем, от облика которого словно фимиам от ладана, исходили великое умиротворение и любовь.
- Но это еще не все. Прежде…
Старец, похоже, хотел что-то добавить, но пораженный грандиозностью развернувшейся перед ним сцены отец Митрофан, затрепетал и проснулся, чтобы немедленно об этом пожалеть.
- Привидится же, - ошарашенно пробормотал отец Митрофан, скривив в растерянной улыбке непослушные со сна губы. –  Да под среду еще.
Явиться на поклон к Господу в понимании отца Митрофана могло означать лишь одно. Призывает его к себе Господь давать отчет за все, что он сделал хорошего и плохого в своей жизни. Финита ля комедия, короче.
  Отец Митрофан, сдвинув брови к переносице, задумался, принимать ли ему сон близко к сердцу или воздержаться. Вообще-то он знал, что большинство сновидений происходят от воображения. Высшая нервная деятельность. Иногда, правда, бывают еще сны-наваждения или кошмары. С ними тоже все ясно. Их напускают бесы для смущения души. И совсем уж редко сны посылаются свыше с целью вразумления или предупреждения.  Первые забываются сами собой, вторые позабыть следует. А вот откровения от высших сил- они такие, что и захочешь- не забудешь. Как, например, этот сон. Интересно, о чем-таком не успел сказать ему старец?  Не  о том ли, ради чего собственно и явился? Впрочем, что уж теперь гадать.
Расстроенный, что видение оборвалось на столь ответственном месте, отец Митрофан уткнулся носом в подушку и даже позевал нарочно, как бы призывая сон обратно. Тщетно. Забвение, несмотря на все его старания, не приходило. Зато перед слезящимися его глазами упорно стояло светлое по-отечески доброе лицо и пронзительный взгляд, смутно кого-то отцу Митрофану напомнившие. Кого-то очень знакомого, почти родного. Батюшка, напрягши память, вдруг явно представил лик святого Спиридона Тримифутнтского с иконы, что висела у него рядом с алтарем.
 - Точь-в-точь отче Спиридоне, - взволнованно тряхнул всклокоченной куцей бородкой отец Митрофан, после чего усердно наложил на себя крестное знамение. Теперь он практически не сомневался в том, что сон ему был послан свыше.

 Смерти отец Митрофан, конечно, как все нормальные люди, опасался, но не так чтобы очень. Семьдесят на носу все-таки. Интересно, сколько у него знакомых осталось, старше, чем он сам? Процента два- три от общего количества, не больше.  А скольких он на тот свет проводил? А из них совсем молодых? Вот там да, там боль. В его же почтенном возрасте каждый новый день жизни—приятный, конечно, но все-таки бонус. Овертайм.   Сам не заметив, как и когда, отец Митрофан стал вдруг относиться к смерти, словно к большому увлекательному путешествию, которое не минует ни одна человечья душа. Готовясь в путь, человек обычно заранее планирует отъезд, маршрут, порой представляет будущие встречи, впечатления. Вот и отец Митрофан не раз воображал себе в красках, как его понесут, отпоют в родном храме. Но как его встретят за гробом, и самое главное, кто его встретит, представить себе не мог. Точнее не смел.  О чертях думать было противно, а об райских обителях…Вроде бы и христианскую жизнь ведет, исповедуется и все такое, а там, кто знает, как оно обернется, какой нераскаянный грешок ножку ему подставит.  Как говорится, рад бы в Рай, да грехи не пускают. Одна только надежда на милость Божию.
- Ну что ж, путешествие, так путешествие. Приход оставлять только жалко. – вздохнул отец Митрофан, стряхивая с себя остатки сонливости, и вставив тощие, как у цыпленка, ступни в меховые тапки, отправился к иконостасу затеплять лампаду, как он это делал всегда перед чтением утренних молитв.

  Путешествия отец Митрофан любил, правда без особой к себе взаимности с их стороны.
Самыми дальним вояжем в его жизни стали регулярные вылазки за пятьсот километров в воинскую часть под Псков. В девяностые еще было. Как раз в годы первой чеченской. Большинство личного состава части тогда настоящими христианами из пекла возвращалось, хоть порой и не крещеными. А у кого-то, наоборот, впереди маячила очередная командировка. Так что возникший осенним хмурым днем на КПП батюшка пришелся в дивизии очень кстати. Отец Митрофан там, наверное, целую срочную службу в общей сложности провел: молебны, литии, крестины. Просился, конечно, и на передок. Но тут ему было строго поставлено на вид, что его передовая здесь, и отец Митрофан из послушания «отставил разговорчики», взвалив на себя, наверное, самую сложную миссию – ожидание. И он добросовестно ждал пацанов назад, а дождавшись, исповедовал, крестил, благословлял в новую дорогу иконками с Георгием Победоносцем, а еще …отпевал. А какие ребята были, настоящие русские богатыри духа. С такими в любое путешествие можно смело, хоть на край земли, хоть за край.  С кем-то из них у батюшки навсегда сохранились близкие, родственные отношения. Даже в село к нему приезжали: гостили, причащались, помогали колокольню восстанавливать. 
   Кроме же тех вылазок путешествовать отцу Митрофану, увы, больше не пришлось. Вспомнить нечего. Командировки – да- были, но все больше местные, в Софрино, да по монастырям. А деньги чтоб на море, например, скататься, откладываться никак не хотели (то в приходском доме отопительный котел потек, то в приюте медикаменты закончились, то еще какая напасть). Так что вместо недосягаемого моря свой ежегодный осенний отпуск он проводил, по большей части, на огороде. Точнее на огородах. У соседки бабы Маши теплицу поправить, инвалиду по зрению Ивашову помочь картошку убрать, ну и остальное в том же духе. А еще односельчане его частенько звали плодовые деревья с кустарниками высаживать. С молитвой, да со святой водицей получалось это у батюшки, как ни у кого другого ловко. Каждая вторая яблоня, растущая у них на селе- его крестница. В свободное же от садов и огородов время отец Митрофан проводил в паломничествах по храмам и монастырям епархии.  Получалось точь-в-точь, как том в анекдоте про программиста, проведшего отпуск за компьютером. Кроме того, отец Митрофан очень любил навещать духовных детей, коих у него в окрестностях наплодилось великое множество. Тем более своих детей Бог ему не дал, видно, чтоб за духовными присматривал лучше. Супруга его, матушка Ксения, дулась поначалу, вон, мол, у тебя сколько детей, а у меня ни одного. Обижаться обижалась, но такие столы собирала для них на двунадесятые праздники - закачаешься, и с духовными внуками батюшки, если приходилось, нянчилась, когда подкидывали.

  Впрочем, припоминается случай, когда отец Митрофан едва было не укатил за тридевять земель.
Зная тягу отца Митрофана к путешествиям, духовные чада, скинувшись, подарили ему как-то на именины путевку в Крымский санаторий. К самому что ни на есть синему морю, о котором всю жизнь мечтал батюшка. Да еще сразу на двоих с матушкой.  Отец Митрофан несказанно обрадовался подарку и уже было принялся планировать маршрут, чемодан стал даже собирать потихоньку.
Но, увы, человек только предполагает, а располагает исключительно Бог. У дьякона жена простудилась на крестном ходу той весной. Крепко простыла.  Выскочила на улицу в легкой блузке, в той, что пела на клиросе. Весна же ранняя выдалась, обманчивая. Хоть и солнце жарит, а ветер все еще колючий, по зимнему злой.  И вот она, пожалте вам, затяжная пневмония. Лето в больнице прокашляла. Не успеет выписаться, и сразу назад, к капельницам. Высохла вся. Того гляди накашляет туберкулез.  А в Крыму, говорят, воздух целебный, для чахоточников же в особенности.  Не зря в свое время Антон Палыч в Ялте жизнь продлевал, да и супруга Сальвадора Дали- Гала тоже спасалась среди тамошних кипарисов. Неужели молодой девчонке б не помогло? Вот и вручил Митрофан болящей путевку. И ведь не зря, как оказалось. Ну и горячие молитвы отца Митрофана, наверное, тоже сделали свое дело…
 
  За завтраком отец Митрофан поведал матушке Ксении о странном сне, показал на всякий случай, где у него лежат «похоронные». Потом, достав из комода свой любимый мышиного цвета подрясник, расправил его и аккуратно повесил на плечиках в прихожей.  Пусть разглаживается покуда.
- В нем меня положите.
-  Не рановато ли собрался на погост, отче? -  ехидно усмехнулась матушка, глядя на его приготовления, -  Святая купель не достроена, картошка у соседей не выкопана, плодовые опять же скоро сажать. И вообще в сны верить грех. Не слыхал разве?
- Сон сну рознь, - виновато вздохнул Митрофан, отдавая себе отчет, что жена в принципе права. Не богоугодное, конечно, это дело - верить в сны. Только, как тут не верить, когда сбываются они.
   Вот, к примеру, если снится отцу Митрофану, как он воду из ручья пьет, значит на днях объявятся благотворители, и можно будет, наконец, купить новое паникадило. А если солнце приснилось в зените, то, как пить дать, на службу приедет правящий архиерей. Редкие приезды в село архиерея были для батюшки настоящим праздником, хоть тот и забывал порой, как отца Митрофана зовут. То отцом Диомидом назовет, то Пантелеймоном, а то и вовсе Мортирием. И смех, и грех. Но батюшка не обижался. Много таких клириков, как отец Митрофан у владыки Сергия в епархии. Поди упомни всех. Да и древний он уже, как Мафусаил. Имея довольно кроткий смиренный нрав, отец Митрофан вообще редко, когда обижался, искренне любя и оправдывая всех, кого бы ни посылал ему на жизненном пути Бог.
   Единственный с кем у него установились натянутые отношения, был местный благочинный - отец Афанасий. Не враги, конечно, но…  Трудно сейчас представить, что когда-то они даже дружили. Не разлей вода были, пока между ними однажды не пробежала кошка. Боже, как же это было давно. Тогда, без малого полвека назад, они оба только семинарию закончили, а впереди их ждало рукоположение в сан.  Но до хиротонии их выпуску срочно требовалось подыскать себе матушек. Пара месяцев буквально давалась на все дела. Носились, как ужаленные. Оно и понятно. Тех из них, кто не успевал жениться, ожидал постриг. Митрофану в этом смысле оказалось попроще, поскольку у него уже вроде как имелась невеста- Ксения. А вот отец Афанасий, тогда еще Алексей, находился, как это принято сейчас говорить, в активном поиске. Девчонки на Алексея засматривались. Парень он был из себя видный, положительный. Только с одним недостатком- однолюб. По Ксении, понимаешь, сох. Ну и в какой-то момент не вытерпел он и отправился к ней свататься. Всех тогда на уши поднял. Скандал был такой. У них с Митрофаном, чуть до драки не дошло. Или дошло? Память отца Митрофана исторгла детали того несчастного вечера из себя, как обременительный спам.  И кажется, отпустил он ту ситуацию давно, и простить вроде смог, а все равно до сих пор не получается у него отцу Афанасию спокойно в глаза смотреть. Тот, к слову сказать, тоже при встрече тушуется, отводит взгляд. И вот Митрофан стал белым священником, а Алексей, так и не найдя себе пару, примерил монашеский клобук, став отцом Афанасием. Со временем отец Афанасий, как не обремененный земными заботами, сделал более удачную, если так можно выразиться, карьеру. Благочинным стал, местным священноначалием в их районе. В самом райцентре служит, тогда как отец Митрофан всего лишь в отдаленном от цивилизации селе, где и собаку-то днем с огнем не сыщешь, не то что приход. Но отцу Митрофану повезло. Слух о добром, искреннем, усердном батюшке быстро облетел округу и в Храм всех Святых потянулись прихожане чуть ли не со всей области, приходили даже из райцентра, где служил отец Афанасий. Кусал ли он по этому поводу губы, завидовал ли? Кто знает.

   На следующий день, отслужив с особой ревностью обедню, отец Митрофан отправился в монастырь, где подробно исповедовался архимандриту.  Затем он вручил удивленному старосте список приходских неотложных дел и необходимых контактов, а остаток дня посвятил написанию писем с напутствиями духовным детям. Ну и как бы на этом все.
После решения актуальных земных вопросов отец Митрофан с чистой совестью вручил свою дальнейшую судьбу в руки Божия.
Одно его только мучило - Что же ему такого важного не успел сказать старец из сна.
 И видимо от этой навязчивой мысли начал отец Митрофан на глазах сходить с лица, таять, слабеть. Даже есть перестал почти.
Сначала матушка только подтрунивала над ним, а когда увидела, что дело заходит далеко, испугалась.
- Давай борща плесну.
- Не хочется что-то
- А может грибочков? Под настоечку-то, - угодливо стелилась Ксения, – Самое оно. Сегодня, кстати, можно. Праздник.
Отец Митрофан только головой мотал.
- А давай к врачу, мой свет, а?
- К какому? Вроде и не болит ничего. Да и на что мне врач, когда к Богу иду, к целителю душ.
- К какому доктору, спрашиваешь? - свирепела жена, - К психиатру. Потому что внушил ты себе все, ирод старый. Сам внушил. Теперь программу выполняешь, изводишь себя, есть вон отказываешься. Знаю я тебя, упрямца. Как втемяшишь себе что-нибудь в голову- колуном не выбьешь.

  Где-то неделю спустя, под самый вечер уже, во дворе отца Митрофана скрипнула калитка.
Сам он тем временем лежал на диване и, нацепив очки на нос, слабым голосом читал вслух Евангелие. И так-то всегда в чем душа. А с этого своего незапланированного поста совсем осунулся, стал каким-то бестелесным, прозрачным почти. Раньше бы он стоя на коленях Священное писание читал, перед лампадой. А тут ослаб. Ну да ладно, хоть так.
В дверях, ссутулившись стоял отец Афанасий, смущённо теребя в руках массивный наперстный крест.
- Гостей принимаете?
Вот тебе и явление народу. С чего бы это? Чтоб отец Афанасий да собственной персоной в его скромное жилище? Стараясь не выказать удивления, отец Митрофан мимоходом, почти как по пустому месту, скользнул взглядом по прихожей. Но все ж едва заметно (куда деваться- начальство) кивнул. Потом, сложив два плюс два, укоризненно посмотрел на матушку.
- Ты позвала?
- А что мне осталось, если ты меня не слышишь. До ручки дошел со своими сновидениями. Пусть хоть благочинный мозги тебе вправит.
- Ну да, ну да, кто ж как не он.
- Вот пришел помочь тебе, отец Митрофан, сон истолковать. – откашлявшись, сказал отец Афанасий, пропустив (или сделав вид, что пропустил) мимо ушей перепалку между супругами.
Отец Митрофан, уткнувшийся было снова в Евангелие, впервые взглянул на гостя с интересом.
- Ну скажи уж что-нибудь, батюшка, - сказала Ксения, ставя перед отцом Афанасием стул. - Вразуми заблудшую душу.
 С кряхтением усадив на седалище могучую плоть, отец Афанасий прочистил горло и смущенно произнес густым, грудным баритоном, словно специально приспособленным природой для молитв и песнопений.
- Что тут скажешь. В сны верить грех.
- Да что ты говоришь? Грех значит?
Отец Митрофан, отложив Евангелие, аж присел на своем диване от возмущения. Плечи его расправились, да и сам оживился, порозовел.
 - А чужих невест отбивать, стало быть, не грех. Друг называется. Назывался точнее.
- Фу ты, - плюнула в сердцах матушка. - Кто про что, а вшивый про баню
- Я со своей стороны в том неблаговидном поступке давно раскаялся и покаялся. -  не обиделся отец Афанасий на упреки бывшего друга, - А вот тебя, Митрофан, смотрю, прошлое не отпускает. Грех быть таким злопамятным.
- То грех, это грех. - недовольно пробурчал в бороду Митрофан, - Легко тебе рассуждать, отец Афанасий. У самого чай невест не крали. А если честно, мне все равно уже. Заканчиваю земной путь. Встречайтесь теперь сколько хотите. Без разницы мне.
- Балда ты. – рассмеялся отец Афанасий, - Ревнивый дуралей. А сон-то хоть, о чем был? Стоящий хоть?  Любопытно же.
- И ты еще спрашиваешь?
Отец Митрофан с невесть откуда взявшейся энергией влез в тапочки и азартно поведал отцу Афанасию свой сон. В деталях, которых с каждым новым его пересказом становилось все больше.
 - Только вот в толк не возьму, что хотел старец напоследок-то сказать. -  со вздохом завершил рассказ отец Митрофан, -  Наверняка важное что-то.
Выслушав отца Митрофана, гость задумался, почесал нос, после чего глубокомысленно изрек.
- Я вот что думаю. В сны верить грех, конечно. Факт. Но твой воистину в руку.
- Припыли, - схватилась за голову матушка, не ожидавшая такого поворота. -  И этот туда же. Прикажете теперь архиерея звать? Чтоб он вас тут обоих прищучил…
- Про Иерусалим в особенности. – как ни в чем не бывало продолжил с лукавой улыбкой благочинный, - В точку прямо. Я собственно почему тут у вас оказался? Не только потому, что матушка позвала. По делу пришел. Утром из епархии бумагу принесли с благословением, чтобы я тебя в Иерусалим, в паломничество командировал. За счет бюджета, разумеется. Вроде как поощрили тебя за многолетнее безупречное служение. Так и в бумаге стоит –  премия за служение. Вот и пришел порадовать. Чего откладывать-то.
-  В Иерусалим? – вытаращил глаза Митрофан, - Это туда, где гроб Господень?
-  Именно. А еще Гефсиманский сад, Вифлеемский вертеп и Голгофа. Там и поклонишься, в общем, как тебе твой старец наказал.
- Интересно девки пляшут –  не мог поверить в чудо отец Митрофан. - То есть успение отменяется что ли?
- Откладывается. Иначе, кто в Иерусалим поедет, наказ исполнять? Не я же.
Матушка украдкой перекрестилась на образа.
- Слава тебе Господи.
- Ишь ты, - торжествующе посмотрел отец Митрофан на супругу, -  Выходит, сон-то действительно был вещий.  Сама же видишь теперь. Только истолковал я его неправильно с непривычки.  Но так, как получилось в итоге, тоже неплохо. 
Отец Митрофан, с любопытством огляделся, словно впервые увидел окружавший его мир, комнату, обстановку, отца Афанасия. 
Впервые, наверное, за много лет посмотрел на благочинного без тоски во взгляде. Подумал еще, что по-хорошему надо бы как-то приветить гостя, что так ловко помог ему истолковать сон.
- Давайте хоть чаю попьем по такому случаю, что ль? – сказал немного виноватым тоном отец Митрофан, -  Накрывай, мать, на стол, завари цейлонского, пожалуй, и достань варенье к нему. Сливовое прошлого года. И лепешки, лепешки не забудь.
Счастливая Ксения принялась суетиться с таким рвением, будто только и ждала этой просьбы. Она быстро собрала отцам на стол, водрузила туда же подсвечник с тремя свечами для уюта, и, погасив большой свет, уселась чуть поодаль на лавке, блаженно сложив руки на груди.
Деловито сопел чайник на плите, на стенах и потолке плясали, как живые, блики. Ожил и отец Митрофан.  И даже, прищурив глаз, смотрел на гостя с откуда-то взявшейся симпатией.
- И с какой-такой радости про меня в епархии вдруг вспомнили? – спросил отец Митрофан, с удовольствием отхлебывая из блюдца, - Никогда не интересовались, а тут…
- Кто их знает там, -  пожал плечами отец Афанасий. – Да и какая уже разница, отец Митрофан. Главное, что святые места посмотришь. А я вот рад за тебя. Очень. Расскажешь потом, как оно у них там, и что к чему.
- Так это ж ты, отец Афанасий напомнил им обо мне…-  задумчиво кивая, сказал отец Митрофан. -  Больше некому. Конечно же ты постарался с представлением. Кто ж еще? Ну даже не знаю…
Растроганный отец Митрофан хотел сказать что-то утонченно официальное или, в крайнем случае, напыщенно благодарное, но вместо этого неожиданно для себя всхлипнул и в каком-то безотчетном почти детском порыве протянул к благочинному обе руки - … Спасибо тебе…. Друг.
Кошка, которая столько лет стояла, распушив хвост между бывшими друзьями, поджала его, и растеряно мяукнув, убежала. Растворилась среди всполохов огоньков свечей. Будто ее и не было никогда.
А святые отцы, распахнув души вместе с объятиями, обнялись. Не церемонно потерлись щеками, как это бывало с ними порой на совместных мероприятиях. А по-настоящему. Искренне. От сердца. Впервые за долгие- долгие годы.
Ходики на стене радостно тикали. - Так-так-так-так.
 Уж истаяли свечки, уж и матушка Ксения, откланявшись, ушла в свою опочивальню, а отцы все никак не могли наговориться.
За полночь засиделись старые друзья, пеняя на то, что столько времени своей жизни лишали себя такого удовольствия, два чайника между прочим, уговорили. Прощались у калитки, как родные, троекратно облобызавшись по русскому православному обычаю.
 
  Оказавшись дома, отец Афанасий первым делом взобрался, приподняв полы подрясника, на табурет. Нашарив на полке жестяную банку из-под печенья, сдул с нее пыль. Открыл. Внутри лежали две пачки купюр разного достоинства, которые он какой год складывал сюда, в надежде когла-нибудь накопить на автомобиль. Последнее время тяжко ему было по району мотаться пешкодралом со своими ревматическими суставами. Годы, увы, здоровья и сил не прибавляют. 
- Ну что, отец Митрофан, посмотрим, какая там тебе премия из епархии пришла? - усмехнулся в густую окладистую бороду благочинный, разматывая бечевку, которой были аккуратно перевязаны деньги – Уж на поездку-то в Иерусалим, надеюсь, хватит.
На этой трогательной сцене очень хотелось бы закончить рассказ, но...

  Но, видно, не судьба была отцу Митрофану удалиться при жизни от своего храма дальше, чем на пятьсот километров.
Следующим утром его не стало. Еще теплое тело отца Митрофана обнаружила матушка Ксения, обеспокоенная, что тот не вышел в урочное время из своей комнаты к завтраку. Отец Митрофан лежал на своем диванчике со светлой детской улыбкой на устах, словно ему снился добрый счастливый сон…