Мелодика Паустовского Музыка его души
I Вступление. Значение творчества Паустовского. Особенности его стиля
Как известно, литература проверяется временем. Подобно тому, как герой повести «Золотая роза» собирал крупинки золота, чтобы выковать из него прекрасный цветок для любимой, время отбирает и сохраняет для нас лучшие книги писателей, которых мы потом называем классиками. В ряды классиков не так давно вошёл и Константин Паустовский, наследник лучших традиций русской классической литературы. «Психологический тип личности (необычайно эмоциональный и в то же время волевой), прекрасная память, разносторонний интерес к людям, к искусству, к природе, а с годами - широкая эрудиция, высокая культура, интеллигентность, богатейший жизненный опыт – всё это позволило ему вырасти в крупного мастера». (Кременцов Л.П. К.Г.Паустовский, жизнь и творчество. - М.: Просвещение, 1982.)
Лирическое восприятие действительности, романтическая окрашенность изображаемого, глубокая человечность, душевная чистота, стремление к утверждению добра и справедливости, удивительное умение передавать красоту природы и труда человека, любящего Родину, тонкость и мягкость писательской манеры – вот что характеризует творчество К.Г. Паустовского.
Константин Георгиевич Паустовский – один из лучших художников слова, прекрасный мастер литературного пейзажа. В его произведениях природа тесно и гармонично сливается с человеком, его настроениями и переживаниями, она глубоко психологична и лирична. Природа у Паустовского находится в неразрывной связи с идеей родины, России. Образ Родины – самая душа произведений писателя.
Прозу Паустовского отмечают сжатость, выразительность, законченность, гармония; автор способен запечатлеть тонкую, сложную и зыбкую жизнь души во всей ее сокровенной глубине. Писатель был убеждён: «Есть в каждом сердце скрытая струна, она обязательно отзовётся даже на слабый призыв прекрасного» (4, 464).
«У Паустовского какая-то своя, чрезвычайно высокая «мера» чувствовать и понимать слово, острое чутьё к нему. Его умение быть волшебником слова, околдовывать певучим и раздольным звучанием родной русской речи, совершенной чеканкой её, строгим лаконизмом и музыкальностью, - это умение одно из самых ценных и впечатляющих» (Алексанян Е.А. Константин Паустовский-новеллист.-М.: Наука, 1969).
И это не случайно. Одна из лучших книг Константина Георгиевича – книга о писательском труде «Золотая роза». А в ней есть глава о русском языке, которая называется «Алмазный язык». Паустовский учился русскому языку у Чехова и Тургенева, у любимого им Ивана Бунина. И конечно же – у русского народа, множество представителей которого он встречал во время своих путешествий по России. «Только знакомство с природой Средней России, - признавался писатель,- натолкнуло меня на мысль, что язык должен быть прост и ясен,- он должен быть сродни чистоте и точности окружающих вещей, явлений и красок» (СС в 9 тт.,1981, VIII, 289)
Есть у прозы Паустовского ещё много тайн, над разгадкой которых радостно трудятся литературоведы и филологи. Радостно, потому что читать её – подлинное наслаждение и для глаз, и для слуха, для души и сердца. Это особенная проза, синтезирующая в себе многие виды искусства. Вот что говорил об этом сам писатель:
«Знание всех смежных областей искусства — поэзии, живописи, архитектуры, скульптуры и музыки — необыкновенно обогащает внутренний мир прозаика и придает особую выразительность его прозе. Последняя наполняется светом и красками живописи, емкостью и свежестью слов, свойственными поэзии, соразмерностью архитектуры, выпуклостью и ясностью линий скульптуры и ритмом и мелодичностью музыки. Все это добавочные богатства прозы, как бы ее дополнительные цвета».
(Паустовский К. Г. Золотая роза).
Литературовед А.Ионов называл язык Паустовского волшебным и признавался: «Читаешь такое произведение, вслушиваешься в его размеренный ритм и думаешь удивлённо: «Что за чудо? Слова как будто все знакомые, встречались мне в книгах и других писателей, но как это автор сумел расставить их так искусно, так ловко, что они приобрели какое-то новое, музыкальное звучание, набрали невиданную силу?» Некоторые рассказы Паустовского с первого взгляда кажутся лишёнными целостного содержания. Их невозможно пересказать. Но это не рассказы, а прелестная музыка. Можно ли пересказать словами чудесный полонез Огинского или вальс Хачатуряна? А между тем слушаешь их с дрожью в сердце». (Ионов А. Волшебный язык. // В кн.: Ионов А. О писателях и книгах. - Донецк, 1963.)
II Теоретические основы исследования: стихи и проза, ритм прозы, речевая интонация и музыка
Паустовский-прозаик начинал свой путь в литературу с поэзии. В юности он послал свои стихи глубоко почитаемому им Бунину – и получил совет перейти на прозу. «Паустовский своих стихов никогда не печатал. Но преклонение перед поэзией, понимание её духа и музыки, чуткость к звучанию слова стали характерной чертой Паустовского-художника», - пишет исследовательница его творчества Г.П.Трефилова.
(Трефилова Г.П. К.Паустовский, мастер прозы. - М., 1983.)
У К.Г.Паустовского есть статья «Поэзия прозы» (СС 1957, 6-628), где «умение почувствовать и передать поэзию, щедро рассеянную вокруг нас», предстаёт как важнейшее условие литературного труда.
Развивая тему, Паустовский в повести «Золотая роза» связывает прозу с поэзией, а поэзию с музыкой, рассуждает о ритме прозы, её музыкальности: «Прежде чем перейти к влиянию поэзии на прозу, я хочу сказать несколько слов о музыке, тем более что музыка и поэзия подчас неразделимы.
Тему этого короткого разговора о музыке придется ограничить только тем, что мы называем ритмом и музыкальностью прозы.
У подлинной прозы всегда есть свой ритм.
Прежде всего ритм прозы требует такой расстановки слов, чтобы фраза воспринималась читателем без напряжения, вся сразу. Вообще писатель должен держать читателя в напряжении, вести его за собой и не допускать в своем тексте темных или неритмичных мест, чтобы не давать читателю возможности споткнуться об эти места и выйти тем самым из-под власти писателя.
В этом напряжении, в захвате читателя, в том, чтобы заставить его одинаково думать и чувствовать с автором, и заключается задача писателя и действенность прозы».
(К Паустовский. Искусство видеть мир. Золотая роза)
Так что же такое ритм? Обратимся к разным высказываниям филологов и писателей. «Воспринимаемый (динамический) ритм есть нарушение фона. Фоном является любая монотонная последовательность… Динамический ритм возникает в моменты перехода от порядка к неупорядоченности и обратно. Ритм есть не форма, а становление формы, движение. Лишь благодаря этому движению мы ощущаем начало и конец, неупорядоченность и порядок».
(Семенцов В.С. Ритмическая структура поэтического текста на примере анализа Бхагавадгиты. Автореферат кандидатской диссертации. - М., 1972, с.15.)
Одни исследователи видят сущность речевого ритма в чередовании разнотипных явлений, другие – однотипных явлений: повторение ударных и безударных слогов, моментов молчания и говорения, восходящих и нисходящих интонаций, равномерность следования логических ударений (Г.Н. Иванова-Лукьянова).
Многие писатели и поэты воспринимают ритм произведения как изначальный неосознанный, подсознательный звук, который задает тон всему произведению (А.Ахматова «Творчество»). Ритм выступает как первоначальная материализация общего замысла, в которой заложен источник последующего развертывания художественной целостности.
(Гиршман М.М. Ритм художественной прозы. - М.: Советский писатель, 1982.)
«Ритм, как и стиль (может быть, стиль и есть чувство ритма), - сущность автора, его натура, душа».
(Ткаченко А.- по книге Гиршмана)
«Исходные позиции ритма – в поэтическом строе речи, в интонационной и синтаксической форме; дальнейшее развитие - во внутренней и внешней структуре образов; итоговый ритм - в движении сюжета, в самом общем характере творчества каждого писателя. Именно ритм образует строгое единство формы и содержания и единство во многообразии творчества».
(Чичерин А.В. Ритм образа. - М.: Советский писатель, 1980.)
Союзом прозы и поэзии является лирическая проза, где доминируют «вторичные элементы» стиха и стихотворного ритма, так что художественное целое приближается по типу к поэтическому. Оно организуется субъективно-лирическим единством авторского «я». (Гиршман)
Мариэтта Шагинян так определяет роль ритма в прозе: «В литературе – ритм естествен, как дыхание, но он может быть дешевым, поверхностным, искусственным, манерным и т.д. – и глубинным, без которого настоящий художник не может создать совершенную вещь. Чаще всего сразу бросающийся в глаза ритм, «скандируемый», надоедливо неприятен, нехудожественен в прозе. Ритмизация прозы хороша, покуда она не заметна».
«Речевой ритм произведения, - пишет Л.С.Выготский,- устанавливает соответствующий ритм и характер дыхания. Каждое стихотворение или отрывок прозы имеет свою систему дыхания в силу непосредственного приспособления дыхания к речи.
Каждой системе дыхания и ритму его отвечает определенный строй эмоций. Этот эмоциональный фон тождествен или сходен с тем, который переживал в момент творчества автор… Читатель чувствует так, как поэт, потому что так же дышит… В этом скрыта отчасти психологическая загадка стиля».
(Выготский Л.С. О влиянии речевого ритма на дыхание // Проблемы современной психологии. Л.: ГИЗ, 1926. Т. 2. С. 169-173.)
В стихотворной форме эту мысль выразил поэт Булат Окуджава:
Каждый пишет, как он слышит,
Каждый пишет, как он дышит…
Открытия ученого Выготского использовал в своей системе актёр и режиссёр К.С.Станиславский: «Темпо-ритм механически, интуитивно или сознательно, - писал он,- действует на нашу внутреннюю жизнь, на наше чувство и переживание… Он является иногда даже почти механически возбудителем эмоциональной памяти и самого внутреннего переживания»
(Станиславский К.С. Работа актера над собой. Часть II, гл.V).
Заканчивая книгу о ритме, Гиршман делает вывод: «И в стихе, и в прозе ритм противостоит разладу, обособлению, одиночеству и приобщает читателя к гармонии целостного прекрасного мира, запечатленного в художественном произведении». Он приводит слова Ирвинга Стоуна: «Как только художник начинает ощущать ритм, которому подвластно все на земле, он начинает понимать жизнь. В этом и только в этом есть Бог».
(Стоун И. Ван Гог. -Л., 1973, с. 371)
Это высказывание заставляет вспомнить исследования физиков-теоретиков, которые пришли к выводу, что колебательный режим – универсальная форма поведения самоорганизующихся систем. (Евин И.А. Искусство и синергетика. - М.: Едиториал УРСС, 2004)
О ритме в художественной литературе рассуждали многие писатели и литературоведы.
«Различие между стихом и прозой, как системной и бессистемной в фоническом отношении речью, опровергается самими фактами; оно переносится в область функциональной роли ритма… Поэтому нельзя изучать ритм прозы и ритм стиха, как нечто равное, - мы должны иметь в виду их функциональное различие».
(Тынянов Ю. Проблема стихотворного языка. - Л., 1924. С.39, 44)
Интереснейшая статья «О ритме в прозе» есть у писателя Евгения Замятина. Она входит в цикл лекций, прочитанных им в литературной студии «Дома искусств» для будущих «Серапионовых братьев». Замятин считает, что «поэзия гораздо примитивней прозы, законы её проще, доступней. И в частности это касается вопроса о ритме: ритм в прозе – гораздо сложнее и труднее поддаётся анализу, чем ритм в стихе. Вот почему прав А.Белый, когда он говорит: «Писать яркой прозой – гораздо труднее, чем стихами… Проза – тончайшая полнозвучнейшая из поэзий». Замятин называет белый стих - «прозаический стих» и уверен, что он появляется на высших ступенях развития литературы. Говоря о ритме в прозе, он утверждает: «…точный метр в прозе – есть преступление. Оттого что наличность правильного, метрированного ритма в прозе – есть не только не достоинство, но крупный недостаток» (имея ввиду романы А.Белого, написанные метрированной прозой).
«Практический вывод отсюда ясен, - продолжает Замятин, - с такой же тщательностью, с какой версификатор следит за правильностью метра, прозаик должен следить за тем, чтобы не было правильного метра. Не говоря уже о том, что правильный метр недопустим в целом произведении или в целых абзацах произведения – нельзя допускать метра и в частях абзаца, в целых предложениях».
(Замятин Е. О ритме в прозе// В кн.: Замятин Е. Избранное. - Москва: ОГИ, 2009.-с.223-229.)
В статье «Закулисы» Е Замятин пишет: «Для меня совершенно ясно, что отношение между ритмикой стиха и прозы такое же, как отношение между арифметикой и интегральным исчислением. В арифметике мы суммируем отдельные слагаемые, в интегральном исчислении – мы складываем уже суммы, ряды; прозаическая стопа измеряется уже не расстоянием между ударяемыми слогами, но расстоянием между ударяемыми (логически) словами. И так же, как в интегральном исчислении, - в прозе мы имеем дело уже не с постоянными величинами (как в стихе, арифметике), но с переменными: метр в прозе - всегда временная величина, в нем всё время - то замедления, то ускорения. Они, конечно, не случайны: они определяются эмоциональными, смысловыми замедлениями и ускорениями в тексте».
(Замятин Е. Закулисы// В кн.: Замятин Е. Избранное. - Москва: ОГИ, 2009.-с.264.)
Понятие ритма тесно связано с понятием речевой интонации. Ритм – «важный регулятор, стержень интонации» (А.А. Реформатский) [с. 221]. Интонация – одно из важнейших средств целостной организации звучащей речи и выражения смысловых и эмоциональных отношений между ее частями. Важнейшими компонентами интонации являются тон (его высота и движение образуют мелодику), длительность и тембр звуков, темп, паузы, логические ударения и др.
На первый взгляд, какое отношение имеет разговорная речь к письменному языку писателя? Между тем имеет, и специалисты-языковеды отмечают это: «Даже при молчаливом чтении прозы некоторые чисто интонационные моменты «звучат» в воображении (фразовые ударения, синтаксические паузы, интонации завершенности-незавершенности, вопросительные интонации). От их звучания зависит смысл высказывания».
(Невзглядова Е.В. Интонационная теория стиха. // в сб.: Музыка и незвучащее. - М.: Наука, 2000.)
Автор современного учебника для вузов «Теория литературы» В.Е.Хализев в главе «Литература и слуховое восприятие речи» выражается более определённо: «Словесно-художественные произведения обращены к слуховому воображению читателей… Наряду с акустико-фонетическим важен и другой, тесно с ним связанный, интонационно-голосовой аспект художественной речи. «Плох тот художник прозы или стиха, который не слышит интонации голоса, складывающего ему фразу», - заметил А.Белый. То же самое правомерно сказать и о читателе художественных произведений… Письменный текст (если он субъективно окрашен и выразителен) несёт на себе след интонации, которая ощутима прежде всего в синтаксисе высказывания. Излюбленный писателем тип фразы, чередование предложений одного рода, отклонения от синтаксического «стереотипа» эмоционально-нейтральной речи (инверсии, повторы, риторические вопросы, восклицания, обращения) – всё это создаёт эффект присутствия в литературно-художественном тексте живого голоса… Интонационно-голосовая выразительность речи придаёт ей особое качество – колорит непреднамеренности и импровизационности: возникает ощущение сиюминутного возникновения высказывания, иллюзия его сотворения как бы в нашем присутствии… Читатель воспринимает произведение не только силой воображения, но и внутренним слухом».
(Хализев В.Е. Теория литературы. - Москва: Высшая школа. 2002. с. 266-268.)
«При всей принципиальной разнице музыки и речи у них есть общая черта, единый компонент – мелодическая линия. Мелодия – это музыкальная мысль, выраженная в одном голосе. Мелодия – атрибут интонирования. В мелодии информация выражается одной интонационной линией, фиксирующей повышения и понижения тонов. Это определение, даваемое теорией музыки, имеет общеэстетический характер и применимо к разным видам интонирования.
Интонирование представляет сплав синтаксической структуры с мелодизацией и включает в себя просодические приемы (акцентуация, пауза, ритм)».
(Т.Я. Радионова. Интонация и её общеэстетическое значение (К постановке проблемы «интонация как категория эстетики»).
«Речь невозможна без интонации, без ее элементов: мелодики, ударения, деления речи на фразы, без пауз, ритма. Без всего этого смысл высказывания будет абсолютно непонятен. Интонация присутствует в человеческой речи всегда, даже когда слова произносятся только мысленно (а значит, и при чтении письменного текста). Отрывать интонацию от речи – это значит то же, что оторвать мышление от языка, мысль от слова.
Значение и функции речевой интонации – выявление мысли, заложенной в высказывании, с соответствующей эмоционально-волевой окраской».
(Глумов А.Н.О музыкальности речевой интонации// В кн.: Вопросы музыкознания, 1955, том II, - М.- Гос. муз. изд-во, 1956, с.292-321.)
Паустовский связывал ритмичность прозы с музыкальностью. «Я думаю, что ритмичность прозы никогда не достигается искусственным путем. Ритм прозы зависит от таланта, от чувства языка, от хорошего «писательского слуха». Этот хороший слух в какой-то мере соприкасается со слухом музыкальным».
(К Паустовский. Искусство видеть мир. Золотая роза)
Многие замечали, что книги одних авторов легко читать вслух, других – труднее, а третьих просто невозможно, и зависит это от того, насколько в языке писателя соблюдены законы звучащей речи.
В исследовании профессора А.Н. Илиади «Природа художественного таланта», где автор привлекает достижения таких наук, как медицина, философия, психология, литературоведение, языкознание, говорится: «Для формирования писательского таланта необходимым условием является наличие совершенной системы восприятия и воспроизведения человеческой речи. В отличие от музыкального слуха назовем этот слух фонетическим. Последний вовсе не тождествен обычному восприятию разговорной речи, хотя и невозможен без этого… Фонема, а отсюда и слово несет информацию и о высоте самих звуков, об их длительности, громкости, тембре, ритме речи и т.д. Обычно эта информация остается за порогом восприятия, хотя в какой-то степени она при необходимости улавливается всеми. Развитость же фонетического слуха в корне меняет дело… Обладать развитым фонетическим слухом – это значит непосредственно в словах слушать и через них интуитивно вбирать не просто грамматические правила сочетаний слов, но биение сердца своего народа, биение сердца человечества»
(Илиади А.Н. Природа художественного таланта. - М.: Сов. Писатель, 1965, с. 54-55)
Паустовский в этом смысле просто находка для исследователя, поскольку, по свидетельству многих, он обладал идеальным фонетическим слухом. Его книги имеют (используем выражение любимого им Бунина) то «легкое дыхание», которое сам К. Паустовский в новелле «Умолкнувший звук» (1967) почитал выражением тончайшего соответствия между «вздохами» жизнетворящих изначальных стихий и благодетельным ритмом поэтически организованной речи.
И здесь надо сказать о тесной, неразрывной связи звучащего слова и музыки.
Она еще не родилась,
Она и музыка и слово
И потому всего живого
Ненарушаемая связь
(О.Мандельштам «Silentium»)
В интереснейшей статье А.Г.Григоряна «Слово и музыка» автор пишет: «Стиховеды говорят о мелодике стиха, а литературоведы даже о музыкальной прозе… Но, пожалуй, правильнее было бы не слово возводить к музыке, а музыку к слову, к его интонации (вспомним: «В начале было Слово…» - замеч. автора). Музыка – это и есть обособившаяся, обретшая самостоятельность интонация, «оторвавшаяся» от слова, но сохранившая многие тончайшие обертоны его смысла… Интонация, как и музыка, нередко передает до-логические (то есть буквально до-словесные) смыслы.
Еще один определяющий признак музыки – ритм – тоже можно возвести к естественному речевому ритму. Ведь каждое фонетическое слово имеет свое ударение..., поэтому наша речь, даже самая непритязательная, обладает некоторой элементарной ритмичностью».
(Григорян А.Г. Слово и музыка// В сб.: Музыка и незвучащее: материалы конференции. - М.: Наука, 2000. - стр.46-49.)
Это же подтверждает и статья о музыке в Большой советской энциклопедии: «В наибольшей степени музыка сближается с речью, точнее с речевой интонацией, выявляющей внутреннее состояние человека и его эмоциональное отношение к миру путем изменений высоты и др. характеристик звучания голоса. Это родство позволяет говорить об интонационной природе музыки»
(Сохор А.Н. Музыка// БСЭ, т.17, стб.254).
«Музыкальные структуры с их высотной, ладовой, ритмической организацией звуков, метром и темповыми изменениями, обладают способностью приводить в движение психические механизмы уподобления, «заражения», внушения», - пишет Л.А.Джалагония, анализируя интонацию как одну из основных характеристик речи и музыки. Он употребляет понятие «эмоциональный слух», введённое В.П.Морозовым, которое означает «способность тонко чувствовать эмоциональные интонации голоса артиста, звука инструмента, а также умение выражать эти чувства собственным голосом или музыкально-инструментальными средствами». (Мне бы хотелось сюда добавить: и умелым пером писателя, в душе которого звучит музыка русской речи - замечание автора).
(Джалагония Л.А. Взаимосвязь речи и музыки как форм человеческого общения// Вопросы психологии. - 2001 - №1.- с.130-133.)
III Анализ языка произведений Паустовского: синтаксис, мелодика, интонационный рисунок фраз.
Прежде, чем перейти к обзору характерных стилистических особенностей языка Паустовского, увиденных нашими литературоведами и филологами, хочу привести высказывания исследователя ритма прозы А.В.Чичерина:
«Изучение стиля не может не начинаться с анализа поэтического строя и хода мысли, как она воплощается в характерных лексических, синтаксических, образно-словесных фактах, в их цельной системе, в мелодике, в ритме прозы.
… Стиль и есть своего рода музыка внутри других видов искусства. В звуковой силе слова, в ритме речи, в музыкальном ладе синтаксического строя – исходные позиции литературного стиля, который распространяется на характер образной системы, на композицию.»
«Ритм прозы зависит от степени ударности каждого слова, от силы ударности ключевых слов, от интонационного соотношения слов в предложении, а предложений в абзаце, от особенностей синтаксического строя».
(Чичерин А.В. Ритм образа. - М.: Советский писатель, 1980.)
Изобразительная сила произведений Паустовского, - считает В. Ковский,- реализуется, в первую очередь, в пейзаже; в нём кроются во многом и истоки его стилистики. «Отличительное свойство пейзажей у Паустовского – их широкая обобщённость: типично русская деревня средней полосы России. Обобщённое содержание описаний находит и соответствующую – «монтажную» - форму. Автор зачастую лепит пейзаж из множества разнородных подробностей, «кадров», панорамирует, а не детализирует. Каждая часть пейзажа конспективна и может быть развёрнута в самостоятельный пейзаж: (Далёкие годы, Караси -3,26 – СС в 6 тт, 1957 г.)
Лето в Городище вступало в свои права, - жаркое лето с его страшными грозами, шумом деревьев, прохладными струями речной воды, рыбной ловлей, зарослями ежевики, с его сладостным ощущением беззаботных и разнообразных дней.
Остров, на котором стояла дедовская хата, был, конечно, самым таинственным местом на свете.
За домом лежали два огромных глубоких пруда. Там всегда было сумрачно от старых ив и темной воды.
За прудами, вверх по склону, подымалась роща с непролазным орешником. За рощей начинались поляны, заросшие по пояс цветами и такие душистые, что от них в знойный день разбаливалась голова.
За полянами на пасеке курился слабый дымок около дедовского шалаша. А за дедовским шалашом шли неизведанные земли -- красные гранитные скалы, покрытые ползучими кустами и сухой земляникой.
В углублениях этих скал стояли маленькие озера дождевой воды. Трясогузки, подрагивая пестрыми хвостами, пили теплую воду из этих озер. Неуклюжие и нахальные шмели, свалившись с размаху в озера, кружились и гудели, тщетно взывая о помощи.
Подобная «перечислительная композиция» делает невозможными длинноты, повторения, лишние слова, неточные эпитеты. Деталь, сравнение и эпитет – это «три кита», поддерживающие описание в прозе Паустовского.
Динамизм описаний возникает благодаря скупому подбору подробностей, законченности и чёткости каждого впечатления. Даже широко развёрнутые описания не производят впечатления растянутости, тяжеловесности. Динамизм усиливается «абзацностью» повествования – сжата не только фраза, весь текст разбит абзацами на отдельные смысловые кирпичики. Размер абзаца сведён до минимума, абзацы расставляют паузы в потоке описаний, образуют своего рода «строфы» и позволяют избежать интонационного однообразия прозы:
«Около судов флотилии…» (4,93- СС в 6 тт, 1957 г.)
(Ковский В.Е. Искусство видеть мир (Константин Паустовский: уроки изобразительности)// В кн.: Ковский В.Е. Реалисты и романтики.- М.: Худ. лит., 1990, с.329-372.)
Лирическая проза Паустовского имеет свои стилистические особенности. Д.К.Царик, перечисляя их, отмечает те, что связаны с языком: «Сдержанность повествовательной манеры, минимум выразительных средств для выражения сути явления, короткие периоды (сложноподчинённые предложения редки), ритмичность – всё это идёт от стиховой речи».
(Царик Д.К. Константин Паустовский. Очерк творчества.- Кишинёв, 1979.)
Г.П.Трефилова, говоря о ритмике Паустовского, отмечает выбор слов и строк, их расстановку, размеренное движение фразы, выверенной естественностью ровного дыхания:
Но больше всего времени мы проводили на Пре. Я много видел живописных и глухих мест в России, но вряд ли когда-нибудь увижу реку более девственную и таинственную, чем Пра.
Сосновые сухие леса на ее берегах перемешивались с вековыми дубовыми рощами, с зарослями ивы, ольхи и осины. Корабельные сосны, поваленные ветром, лежали, как медные литые мосты, над ее коричневой, но совершенно прозрачной водой. С этих сосен мы удили упористых язей.
Перемытые речной водой и перевеянные ветром песчаные косы поросли мать-и-мачехой и цветами. За все время мы не видали на этих белых песках ни одного человеческого следа – только следы волков, лосей и птиц.
Заросли вереска и брусники подходили к самой воде, перепутываясь с зарослями рдеста, розовой частухи и телореза.
Река шла причудливыми изгибами. Ее глухие затоны терялись в сумраке прогретых лесов. Над бегучей водой беспрерывно перелетали с берега на берег сверкающие сизоворонки и стрекозы, а в вышине парили огромные ястребы.
Все доцветало вокруг. Миллионы листьев, стеблей, веток и венчиков преграждали дорогу на каждом шагу, и мы терялись перед этим натиском растительности, останавливались и дышали до боли в легких терпким воздухом столетней сосны. Под деревьями лежали слои сухих шишек. В них нога тонула по косточку.
Иногда ветер пробегал по реке с низовьев, из лесистых пространств, оттуда, где горело в осеннем небе спокойное и еще жаркое солнце. Сердце замирало от мысли, что там, куда струится эта река, почти на двести километров только лес, лес и нет никакого жилья. Лишь кое-где на берегах стоят шалаши смолокуров и тянет по лесу сладковатым дымком тлеющего смолья.
Но удивительнее всего в этих местах был воздух. В нем была полная и совершенная чистота. Эта чистота придавала особую резкость, даже блеск всему, что было окружено этим воздухом. Каждая сухая ветка сосны была видна среди темной хвои очень далеко. Она была как бы выкована из заржавленного железа. Далеко было видно каждую нитку паутины, зеленую шишку в вышине, стебель травы.
Ясность воздуха придавала какую-то необыкновенную силу и первозданность окружающему, особенно по утрам, когда все было мокро от росы и только голубеющая туманка еще лежала в низинах.
А среди дня и река и леса играли множеством солнечных пятен – золотых, синих, зеленых и радужных. Потоки света то меркли, то разгорались и превращали заросли в живой, шевелящийся мир листвы. Глаз отдыхал от созерцания могучего и разнообразного зеленого цвета.
Полет птиц разрезал этот искристый воздух: он звенел от взмахов птичьих крыльев.
Лесные запахи набегали волнами. Подчас трудно было определить эти запахи. В них смешивалось все: дыхание можжевельника, вереска, воды, брусники, гнилых пней, грибов, кувшинок, а может быть, и самого неба… Оно было таким глубоким и чистым, что невольно верилось, будто эти воздушные океаны тоже приносят свой запах – озона и ветра, добежавшего сюда от берегов теплых морей.
Очень трудно подчас передать свои ощущения. Но, пожалуй, вернее всего можно назвать то состояние, которое испытывали все мы, чувством преклонения перед не поддающейся никаким описаниям прелестью родной стороны. (К.Паустовский. Кордон "273")
«Основной фон этой ритмики,- пишет Трефилова,- может, конечно, перебиваться живой ритмикой диалога, сменами темпа речи. Но нигде она не обрывается нервно и внезапно, а плавно, уравновешенно закругляется, успокаивается к концу:
Утром мы ушли в Спас-Клепики. Был тихий светлый день. Ржавые листья слетали на землю. Лесной край уходил в нежную мглу, рядился в прощальный туман. И с переливчатым звоном протянул высоко над нами первый косяк журавлей.
(К.Паустовский. Кордон "273")
Это традиция гармонической прозы, идущая от Лермонтова и Тургенева».
(Трефилова Г.П. К.Паустовский, мастер прозы.- М., 1983.)
Интересные наблюдения над синтаксическими особенностями прозы Паустовского сделала М.Р. Саркисова. Она анализировала «Снег», романтический рассказ о тревожном ожидании счастья, и отметила следующее:
1. Взволнованность героев передаётся при помощи фраз, где главную роль играют глаголы действия. Это, как правило, простые предложения с однородными сказуемыми, последнее из которых присоединяется без союза:
Татьяна Петровна накинула халат, пошла в кабинет к Потапову, начала читать.
Короткие, отрывистые, напряжённые фразы точно передают эмоциональное состояние героев. Здесь глаголы играют большую роль в создании ритмичности повествования.
2. Существенную роль в создании лирической интонации и ритмичности повествования играет приём повтора слов:
Татьяна Петровна привыкла и к городку и к чужому дому. Привыкла к расстроенному роялю…
Варе не позволяли трогать эту модель. И вообще не позволяли ничего трогать.
Часто Паустовский строит фразы так, что вторая начинается тем же словом, которым заканчивается первая:
Кузьмин согласился, вышел к воротам, расплатился с извозчиком. Извозчик долго не уезжал, топтался около лошади, поправлял шлею.
Такие фразы сжаты, лаконичны. Автор привлекает внимание читателя к персонажу.
3. К.Г.Паустовский очень неохотно использовал определительные придаточные предложения с союзным словом который. Чаще фраза строилась так:
Потапов прошёл через город, к реке. Над ней висело сизое небо.
(Два простых предложения, подлежащее в первом выражено существительным, во втором – местоимением, заменяющим существительное). Такие конструкции сообщают изложению определённый ритм, создают интонацию устного повествования.
4. Особую роль в создании лирической интонации играет повторяющийся союз и:
Но среди старых вещей в комнате были и другие… запах духов. (V, 136)
5. Разнообразие глаголов-синонимов при описании одного явления:
Дождь шуршит, барабанил, шумел, стекал, перешёптывался, забормотал,-
всё это настраивает читателя на лирический лад.
«Раньше Паустовского,- пишет Саркисова,- считали «мастером эпитета» (Хмельницкая Т. Лирика в прозе.// Нева.- 1956.- №8.- стр. 167). В лирических повестях, где много картин природы, действительно большое место имеют определения, выраженные причастными оборотами или прилагательными с зависимыми словами («Повесть о лесах»). Повествование здесь отличается замедленностью, плавностью. В небольших лирико-психологических рассказах – иные языковые средства. Например, в рассказе «Снег»:
Он оглянулся, посмотрел на обрыв за городом. Там стоял в инее сад, темнел дом. Из трубы его поднимался дым. Ветер уносил дым в берёзовую рощу. (V, 61).
Такие нарочито «оголённые» фразы со свойственной им внутренней напряжённостью придают повествованию некоторую отрывистость, определяя ритмический строй рассказа.
Используя богатейшие стилистические ресурсы синтаксиса, Паустовский добивается предельной выразительности языка своих произведений».
(Саркисова М.Р. Не только в тропах (заметки о синтаксисе рассказов К.Г. Паустовского)// в кн.: Писатель и жизнь, вып. VI,- изд-во МГУ.-1971).
Теперь поговорим о мелодике речи.
С. Иртлач пишет: «В музыкальное бытие слова, в мелодию речи входит вся звуковая структура слова и речи: все звуковые ритмы, всё благозвучие речи – эвфония, вся игра тембров, звуковой динамики, акцентуации и длительности звука. Сюда входит вся чисто звуковая выразительность речи. От простейших соединений слов до сложных сочетаний – везде возникает мелодия».
(Иртлач С. Опыт интонационно-мелодического анализа русской речи. Учебное пособие.- Ленинград, Ленинградский государственный институт театра, музыки и кинематографии, 1979.)
А.Н.Глумов пишет о мелодике речи поэтически:
«Душа речи – мелодия. В ней изливается эмоция. Мелодия в речевом интонировании тесно связана с характером мысли: мысль развивается – мелодия идет на повышение, мысль завершается – мелодия понижается, возвращаясь к исходной точке… В сложных предложениях и периодах главный логический центр совпадает с максимальным повышением мелодической линии (Станиславский называл его переломом или загибом мелодии). Фонетический рисунок вопросительной фразы извивается подобно начертанному на бумаге вопросительному знаку. Мелодия вопроса может быть восходящею, нисходящею и смешанной (терция – вопрос, квинта – переспрос, октава – удивление).»
«Широко известно, что в речевых интонациях отсутствует музыкальная точность. Речь невозможно запечатлеть средствами даже самой совершенной нотной записи… Все попытки записать нотами речевую декламацию всегда оканчивались неудачами».
(Глумов А.Н. О музыкальности речевой интонации// В кн.: Вопросы музыкознания, 1955, том II,- М.- Гос. муз. изд-во, 1956, с.292-321.)
А вот музыкант, музыковед М.Ф.Гнесин мечтал о том, чтобы актёр-художник так читал стихотворный текст, чтобы его можно было записать нотными знаками и запись эта представляла бы художественно-ритмическую интерпретацию данного текста актёром, понимающим и чувствующим ритм стиха и эмоционально-смысловое содержание читаемого текста. Такое чтение Гнесин называл музыкальным и в 1912-14 годах читал о нём лекции в Студии Мейерхольда в Петербурге.
(Гнесин М.Ф. О «музыкальном чтении в драме». Сводная копия текстов М.Ф.Гнесина, составленная Е.Ю.Кистяковской.// В сб.: Вс. Мейерхольд и Мих. Гнесин. Собрание документов - М.: РАТИ-ГИТИС, 2008.)
Колоссальное значение придавал мелодике речи К.С.Станиславский. «Буквы, слоги и слова,- писал он,- это музыкальные ноты в речи, из которых создаются такты, арии и целые симфонии. Недаром же хорошую речь называют музыкальной».
«Речь, стих - та же музыка, то же пение. Голос должен петь и в разговоре, и в стихе, звучать по-скрипичному, а не стучать словами, как горох о доску. Как добиться того, чтобы звук в разговоре был непрерывным, тянущимся, сливающим между собой слова и целые фразы, пронизывающим их, точно нить бусы, а не разрывающим их на отдельные слога? Я чувствовал тогда на концерте, что, если бы в моем распоряжении был этот тянущийся по-скрипичному звук, я мог бы, как скрипачи и виолончелисты, обрабатывать его, т. е. делать звук гуще, глубже, прозрачнее, тоньше, выше, ниже, легато, стаккато, пиано, форте, глиссандо, портаменто и проч. Я мог бы сразу прерывать звук, выдерживать ритмическую паузу, давать всевозможные изгибы голоса, рисуя звуком, точно линией в графике. Вот этой сплошной, тянущейся, как линия, ноты нам недостает в нашей речи… Мне надо, чтобы при слове "да" буква "а" пела свою мелодию, а при слове "нет" то же происходило с буквой "е". Я хочу, чтобы в длинном ряде слов одни гласные незаметно переливались в другие и между ними не стукали, а тоже пели согласные, так как и у многих из них есть свои тянущиеся, гортанные, свистящие, жужжащие звуки, которые и составляют их характерную особенность. Вот, когда все эти буквы запоют, - тогда начнется музыка в речи…»
(Станиславский К. Моя жизнь в искусстве. С. 395)
Похожую задачу ставил перед собой и К.Г.Паустовский, когда работал над своей прозой. Кстати, в детские годы Паустовский учился играть именно на скрипке.
Однако, давайте проверим гармонию алгеброй, а для этого вспомним теорию и обратимся к такому понятию, как интонация.
Интонационный рисунок не только стиха, но и прозы зависит главным образом от типов используемых предложений, от наличия или отсутствия риторических вопросов, восклицаний и обращений, от протяженности (размера) предложений, от протяженности синтагм (интонационных отрезков предложений от паузы до паузы), от количества слогов в синтагмах, от расположения и соотношения ударных и безударных слогов, от порядка слов в синтагмах. Интонация содержательна синтаксически и семантически и оформляет не только устную, но и письменную речь. На письме средствами обозначение интонации служат знаки препинания, порядок слов, организация строф, структура предложений и других композиционных элементов текста.
На примере двух отрывков из рассказа К. Паустовского «Колотый сахар» А. Горшков показывает «зримость» интонационной выразительности в «читаемой» прозе.
Повествование рассказчика: Мы шли по дощатым тротуарам. Черемуха цвела в холодных ночных сада, за открытыми окнами горели неяркие ламы. У калитки бревенчатого дома сидела на скамейке тихая светлоглазая девочка и баюкала тряпичную куклу.
Количество слогов в синтагмах невелико, соответственно невелико и количество слогов (от 7 до 13), словорасположение симметрично, без смысловых и интонационных сдвигов. Ритм спокойный, размеренный. Но 80 слогов приходится 25 ударных, между ударными слогами располагаются 2-3 безударных.
Реплика старика: — Сеятель я и собиратель, — так же спокойно ответил старик. — В юности хлеб сеял и хлеб собирал, нынче сею доброе слово и собираю иные чудесные слова. Только неграмотен я, — вот и приходится все на слух принимать, на память свою полагаться.
Количество слов и слогов (от 6 до 14) в синтагмах примерно такое же, как в повествовании рассказчика. Симметричность построения синтагм сочетается со сдвигами порядка слов в сторону «разговорности». Количественное соотношение ударных и безударных слогов почти такое же, как у рассказчика, но у рассказчика синтагмы начинаются с безударных слогов, у старика в большинстве случаев — с ударных.
Сравним: Мы шли по дощатым тротуарам | черемуха цвела в холодных ночных садах | за открытыми окнами | горели неяркие ламы — Сеятель я и собиратель | В юности хлеб сеял и хлеб собирал | нынче сею доброе слово… Сдвиги порядка слов и различия в расположении ударных слогов в синтагмах создают в реплике старика интонацию, отличную от интонации в повествовании рассказчика.
(Горшков А. И. Русская словесность: От слова к словесности: Учеб. пособие для учащихся 10-11 кл. общеобразоват. учреждений. – 2-е изд. – М.: Просвещение, 1996. – 336 с.)
Ещё более сложный анализ мелодии речи предлагает С.Иртлач. Он включает в себя характер речевого динамизма, словесную и фразовую акцентуацию, определение длительности речевого звука, темпа, пауз; интонацию знаков препинания, повышение и понижение тона (мелодику речи), ритм, начертание динамической кривой.
(Иртлач С. Опыт интонационно-мелодического анализа русской речи. Учебное пособие.- Ленинград, Ленинградский государственный институт театра, музыки и кинематографии, 1979.)
Вот где поистине безграничное поле деятельности для исследователей языка музыкальной прозы Паустовского!
IV Выводы.
«Безыскусственность искусства» (К.Чуковский) – это достижение автором такого стилистического совершенства, когда приемы перестают восприниматься как приемы.
Проза Паустовского отмечена безыскусственностью. Что-то другое, не сразу бросающееся в глаза, оправдывает их стилистику ( примеры: «Снег», «Дождливый рассвет»). Секрет не только в лексическом составе, но и в их синтаксическом строе, в предельной простоте, немногословности и в то же время точности и выразительности».
(Саркисова М.Р. Не только в тропах (заметки о синтаксисе рассказов К.Г. Паустовского)// в кн.: Писатель и жизнь, вып. VI,- изд-во МГУ.-1971).
И ещё раз обратимся к словам самого Паустовского, к его бессмертной «Золотой розе». Рассуждая о поэзии и прозе, мастер пишет: «Но больше всего обогащает язык прозаика знание поэзии. Поэзия обладает одним удивительным свойством. Она возвращает слову его первоначальную девственную свежесть. Самые стертые, до конца "выговоренные" нами слова, начисто потерявшие для нас образные качества, живущие только как словесная скорлупа, в поэзии начинают сверкать, звенеть, благоухать! Чем это объяснить, я не знаю. Я предполагаю, что слово оживает в двух случаях.
Во-первых, когда ему возвращают его фонетическую (звуковую) силу. А это сделать в певучей поэзии значительно легче, чем в прозе. Поэтому и в песне и в романсе слова сильнее действуют на нас, чем в обычной речи.
Во-вторых, даже стертое слово, поставленное в стихах в мелодический музыкальный ряд, как бы насыщается общей мелодией стиха и начинает звучать в гармонии со всеми остальными словами.
И, наконец, поэзия богата аллитерациями. Это одно из ее драгоценных качеств. На аллитерацию имеет право и проза.
Но главное не в этом.
Главное в том, что проза, когда она достигает совершенства, является, по существу, подлинной поэзией».
( Паустовский К.Г. Искусство видеть мир. Золотая роза)
V Заключение. Секреты гармонии.
Теоретик искусства эпохи Возрождения Леон Баттиста Альберти, определяя сущность гармонии, писал: «Назначение и цель гармонии – упорядочить части, вообще говоря, различные по природе, неким совершенным соотношением так, чтобы они одна другой соответствовали, создавая красоту… Гармония охватывает всю жизнь человеческую, пронизывает всю природу вещей. Ибо все, что производит природа, все это соизмеряется законом гармонии. И нет у природы большей заботы, чем та, чтобы произведенное ею было совершенным… Гармония есть абсолютное и первичное начало природы».
А.Ф. Лосев считал, что «гармония есть выраженная числовая материя в аспекте самотождественного развития», а литературовед Е.Г.Эткинд, что гармонию делает ощутимой ритм.
«Нормальное состояние всякой мертвой системы есть состояние устойчивого равновесия,- говорит наука синергетика,- в то время как нормальное состояние всякой живой системы есть состояние неустойчивого равновесия, в поддержании которого и заключается жизнь… Живая природа постоянно находится в неустойчивом состоянии, на границе хаоса и порядка; именно это позволяет ей адаптироваться к изменяющимся внешним условиям».
(Евин И.А. Искусство и синергетика.- М.: Едиториал УРСС, 2004)
Вряд ли Константин Георгиевич Паустовский знал об этих выводах физиков-теоретиков. Но безупречное фонетическое чутье помогало ему менять ритм фразы именно в тот момент, когда начинала просматриваться его закономерность. В письме к Л. Делекторской 1961 г. он размышляет: «У прозы свой ритм, своя музыка, своя гармония, но объяснить всё это нельзя… Вы только чувствуете, что то или иное слово ритм нарушает. Тогда вы заменяете это слово другим, и фраза «поёт».
(Новый мир.- 1982.- №7, с 187)
К таким же выводам приходит и литературовед С. Лащенко. В статье «Алгебра музыкознания и гармония литературного текста» она пишет: « В музыке, как и в любом другом виде искусства, действует парадоксальная закономерность: чем точнее соблюдается правило, тем хуже сочинение. Каждое великое произведение – это исключение из правил, и попытка исследователя эти правила в нем усмотреть – не более чем действие аналитического сознания, пытающегося унифицировать уникальное».
( Лащенко Светлана. Алгебра музыкознания и гармония литературного текста// Новое литературное обозрение.-2010.- №101 (1).
Не надо препарировать тексты Паустовского, чтобы понять, что его проза – это чудо. Секретная формула, по которой она устроена, конечно, есть, но вряд ли сам Константин Георгиевич знал её; он вывел и применял её скорее интуитивно, руководствуясь своим безупречным музыкально-фонетическим слухом.
«Самым высоким, покоряющим явлением в литературе, подлинным счастьем может быть только органическое слияние поэзии и прозы, или, точнее, проза, наполненная сущностью поэзии, ее животворными соками, прозрачнейшим воздухом, ее пленительной властью».
(Паустовский К.Г. Искусство видеть мир. Золотая роза.)
Что ещё к этому бессмертному рецепту мы можем добавить? Не будем уподобляться герою повести Леонида Бежина «Собиратель странностей»:
«Бывает, вам попадётся лесная редкость – причудливо сросшиеся корни или переплетённые стволы берёз,- и невозможно понять, уразуметь, постигнуть, как же они держатся вместе. В вас возникает навязчивое беспокойство: как? Вам нужно непременно разгадать этот секрет, и вот вы присматриваетесь с разных сторон, то ковырнёте пальцем, то царапнете ногтем. Но ответа всё равно не находите, да его и нет, собственно. Природа любит создавать странности, не подчиняющиеся всеобщим законам, и почему бы не принять этот факт как он есть? Пусть тайна останется тайной…
Но вы упрямы, вам хочется докопаться до подноготной, и вы не успокоитесь, пока не разрушите природное своеволие и не уничтожите чудо».
(Бежин Л.Е.Собиратель странностей. - М.: , 2012.- с.211.)
ЛИТЕРАТУРА
Алексанян Е.А. Константин Паустовский-новеллист.- М.: Наука, 1969.
Бежин Л.Е.Собиратель странностей. - М.: , 2012.- с.211.
Выготский Л.С. О влиянии речевого ритма на дыхание // Проблемы современной психологии. Л.: ГИЗ, 1926. Т. 2. С. 169-173.
Гиршман М.М. Ритм художественной прозы.- М.: Советский писатель, 1982.
Глумов А.Н. О музыкальности речевой интонации// В кн.: Вопросы музыкознания, 1955, том II,- М.- Гос. муз. изд-во, 1956, с.292-321.
Гнесин М.Ф. О «музыкальном чтении в драме». Сводная копия текстов М.Ф.Гнесина, составленная Е.Ю.Кистяковской.// В сб.: Вс. Мейерхольд и Мих. Гнесин. Собрание документов - М.: РАТИ-ГИТИС, 2008.
Горшков А. И. Русская словесность: От слова к словесности: Учеб. пособие для учащихся 10-11 кл. общеобразоват. учреждений. – 2-е изд. – М.: Просвещение, 1996. – 336 с.
Григорян А.Г. Слово и музыка// В сб.: Музыка и незвучащее: материалы конференции. - М.: Наука, 2000.- стр.46-49
Джалагония Л.А. Взаимосвязь речи и музыки как форм человеческого общения// Вопросы психологии.-2001.-№1.-с.130-133.
Евин И.А. Искусство и синергетика.- М.: Едиториал УРСС, 2004.
Замятин Е. Избранное.- Москва: ОГИ, 2009.
Иванова-Лукьянова, Г. Н. Культура устной речи: интонация, паузирование, логическое ударение, темп, ритм: учеб. пособие / Г. Н. Иванова-Лукьянова. – М., 2000. – 197 с.
Илиади А.Н. Природа художественного таланта.- М.: Сов. Писатель, 1965, с. 54-55.
Ионов А. Волшебный язык. // В кн.: Ионов А. О писателях и книгах.- Донецк, 1963.
Иртлач С. Опыт интонационно-мелодического анализа русской речи. Учебное пособие.- Ленинград, Ленинградский государственный институт театра, музыки и кинематографии, 1979.
Ковский В.Е. Искусство видеть мир (Константин Паустовский: уроки изобразительности)// В кн.: Ковский В.Е. Реалисты и романтики.- М.: Худ. лит.,1990, с.329-372.
Кременцов Л.П. К.Г.Паустовский, жизнь и творчество.- М.: Просвещение, 1982.
Лащенко Светлана. Алгебра музыкознания и гармония литературного текста// Новое литературное обозрение.-2010.- №101 (1).
Невзглядова Е.В. Интонационная теория стиха.// в сб.: Музыка и незвучащее.- М.: Наука, 2000.
Паустовский К.Г. Собрание сочинений в 6 тт.- М.: ГИХЛ, 1957.
Паустовский К.Г. Золотая роза.
Паустовский К.Г. Письмо к Л. Делекторской 1961 г.// Новый мир.- 1982.- №7, с 187.
Реформатский, А. А. Пролегомены к изучению интонации / А. А. Реформаторский // История советского языка: Некоторые аспекты общей теории языка: хрестоматия. – М.: Высшая школа, 1988. – 221 с.
Саркисова М.Р. Не только в тропах (заметки о синтаксисе рассказов К.Г. Паустовского)// в кн.: Писатель и жизнь, вып. VI - изд-во МГУ.-1971.
Семенцов В.С. Ритмическая структура поэтического текста на примере анализа Бхагавадгиты. Автореферат кандидатской диссертации.- М., 1972, с.15.
Сохор А.Н. Музыка// БСЭ, т.17, стб.254
Станиславский К.С. Работа актера над собой. Часть II, гл.V
Стоун И. Ван Гог. -Л., 1973, с. 371
Трефилова Г.П. К.Паустовский, мастер прозы.- М., 1983.
Тынянов Ю. Проблема стихотворного языка.- Л., 1924. С.39, 44.
Хализев В.Е. Теория литературы.- Москва: Высшая школа. 2002. с. 266-268.
Царик Д.К. Константин Паустовский. Очерк творчества.- Кишинёв, 1979.
Чичерин А.В. Ритм образа.- М.: Советский писатель, 1980.
Сведения об авторе.
Фисенко (Никонова) Людмила Сергеевна родилась в 1955 году и живёт в Подмосковье. Закончила в 1977 г. факультет русского языка и литературы МГПИ имени Ленина. Работала учителем, библиотекарем, методистом отдела культуры и сельского дома культуры. Наряду с А.П.Чеховым, К.Г.Паустовский – её любимый писатель.
Это исследование – скорее обзор публикаций на интересующую тему, чем оригинальный материал.
Свидетельство о публикации №225120601717