Любовь жабогляуса

Молодая девушка Ирэна была из тех, кого невозможно спутать с кем-то другим — даже в толпе пестрых фестивальных гуляк. Она была гибкая, подвижная, с живыми тёмными глазами, которые всегда блестели от предвкушения праздника. Волосы — густые, медного оттенка, вечно выбивающиеся из любой причёски. Она казалась созданной для движения: лёгкая, быстрая, уверенная в себе и в каждом шаге.
Ирэна выросла в Гаремальдии — небольшом, но очень древнем городе, раскинутом на излучине двух рек. Гаремальдия славилась своей каменной мостовой, узкими улочками, по которым вечерами разносились запахи пряных пирогов, и бесконечной чередой праздников. Там любили яркость, музыку, громкие костюмы и народные танцы, которые звучали из каждого двора, будто весь город жил в ритме барабанов и свирелей. На центральной площади всегда висели флаги, украшенные старинными символами, а жители считали себя потомками древних танцующих племён.
Фестивали были частью её жизни с детства. Она обожала яркие костюмы танцоров: вышитые рубахи, расшитые ленты, звенящие подвески. Иногда Ирэна участвовала сама и наряжалась так, что привлекала к себе половину площади. Она неизменно выбирала эксцентричный образ:
огромные, почти комично большие ботинки; зелёную широкополую шляпу, украшенную перьями; плащ из плотной ткани, отороченный металлическими бляхами, которые звенели при каждом её движении; два бутафорских топора за спиной для храброго вида; пилотские очки со слегка потёртыми линзами; а лицо она расписывала яркими красками — полосы, пятна, узоры, будто смесь воинственного шамана и цирковой актрисы.
Этот образ был настолько необычен, что даже завсегдатаи фестивалей не могли не улыбнуться, увидев её.
Так проходили годы — танцы, праздники, музыка — пока в Гаремальдии не появился Блямба-фест. Это был не просто фестиваль, а настоящий хаос красок и звуков. Он возник сравнительно недавно и отличался от всех остальных тем, что участникам позволялось показывать что угодно: странные танцы, абсурдные перформансы, смешение культур и стилей. На улицах ставили огромные инсталляции, похожие на живые организмы, а сцены оформляли так, будто они прилетели из другого мира. Музыка на Блямба-фесте менялась каждые пять минут — от народной до космической, от рёва труб до нежных электронных мелодий.
Именно там Ирэна впервые увидела странное существо среди зрителей. Инопланетянина, похожего на гибрид жабы и человека. Его кожа имела мягкий зеленоватый оттенок, будто покрыта влажным лесным мхом. Огромные выпуклые глаза мерцали золотистыми бликами, как у ночных животных. Конечности были длинные и гибкие, а тонкие пальцы заканчивались присосками. На бёдрах и плечах виднелась мелкая чешуя, напоминавшая рыбью, но тускло-матовую. Он держался прямо, с удивительной грацией, словно его тело привыкло к другой гравитации.
Никто, кроме Ирэны, его не заметил — или, вернее, не обратил внимания. Ведь инопланетяне давно перестали быть чем-то необычным. Ещё сорок лет назад они хлынули на Землю толпами, прибывая с самых разных планет Галактики. Люди приняли их, привыкли к ним, но быстро охладели — как к любой моде, что проходит. Их уже не фотографировали на улицах, не задавали бесконечных вопросов, не устраивали вечеринок в честь «прибытия гостей космоса». Теперь они жили рядом с людьми незаметно, растворившись в городской жизни, — продавали товары, играли в местные игры, открывали мастерские. И никто не ожидал от них ничего сверхъестественного.
Когда официальные выступления на Блямба-фесте почти закончились, существо вдруг поднялось на сцену. Оно двигалось неожиданно уверенно, будто знало, что сейчас его время. Площадка погрузилась в необычную музыку — мелодичную, переливчатую, будто кто-то играл на хрустальных струнах под водой. Жабогляус (так позже прозвали этого пришельца) начал танцевать.
Его танец был невероятным: он прыгал вверх с поразительной высотой, будто не чувствовал веса собственного тела; взмахивал длинными руками, создавая плавные дуги в воздухе; кривлялся по-жабьи, но эти кривляния выглядели не смешно, а завораживающе; ноги делали быстрые па, словно смешивая в одном движении древний земной танец и инопланетный ритуал.
Однако зрители остались равнодушны. Более того — раздражённые. Люди плевались, громко ругались, выкрикивали оскорбления, будто перед ними выступал не артист, а надоедливый уличный хулиган. Им казалось, что Жабогляус портит праздник, мешает привычной программе фестиваля. Они не видели в его движениях ни смысла, ни красоты, ни смелой самобытности — лишь странность, от которой хотелось отмахнуться.
Но Ирэна смотрела иначе…
Лишь девушка уловила то, что осталось скрыто от остальных. Она одна поняла, какой трагический, почти молитвенный смысл скрывался в каждом движении Жабогляуса. В каждом высоком прыжке она увидела стремление его народа вырваться из вековой стужи их родного мира. В каждом резком изгибе — необходимость приспосабливаться к беспощадной природе, где внезапный порыв ледяного ветра мог сбить с утёса, а тонкий лёд — утащить в мёртвую глубину. Его танец был не просто танцем — это была история вымирающей расы, что поколениями боролась за жизнь среди ледяных штормов, слабого света звезды и почти вечной ночи.
Это был гимн выживанию, страданию и величию тех, кто никогда не сдавался.
Тронутая до глубины души, Ирэна набралась смелости и подошла к Жабогляусу после выступления.
— Я рад знакомству с вами, — негромко проквакал он, едва заметно поклонившись.
Он пригласил её в ресторан неподалёку от площади — заведение, славившееся тем, что там подавали блюда для гостей самых разных миров. Жабогляус заказал ей инопланетные напитки:
— густой фиолетовый настой, искрящийся как звёздная пыль;
— тёплый изумрудный отвар, который будто светился изнутри;
— и прозрачный голубой эликсир, оставляющий на языке лёгкий привкус морозного ветра.
Каждый напиток был необычен, словно маленькое путешествие в его далёкую культуру.
Их встречи стали регулярными. Жабогляус нередко рассказывал ей о своей холодной родине, иногда лёгкими движениями гладя её своими длинными, гибкими руками-лапами.
Его планета была покрыта громадными ледяными горами, острыми как клинки, и бесконечными замёрзшими озёрами, сияющими под светом одинокой звезды. Там царили вечные сумерки — не свет и не ночь, а нечто между ними. Лишь слабое, тусклое сияние далёкого солнца окрашивало мир в серебристо-голубые тона.
Почва была укрыта разноцветными мхами и лишайниками, которые вспыхивали мягким биолюминесцентным светом, словно целые поля дышали в темноте. Иногда над равнинами поднимались ледяные туманы, которые приятно звенели при движении — удивительный, неземной звук. Для Ирэны эти рассказы звучали как сказка, и она мечтала увидеть всё это своими глазами.
Но их любовь встречала лишь холод и неприязнь. Люди косились, шептались, а потом и вовсе открыто оскорбляли Ирэну. Среди грубых слов, которыми её называли, «путана» было, пожалуй, самым мягким. Однако Ирэна не сдавалась. Она знала, что её чувства — настоящие. И Жабогляус понимал её так, как никто другой.
Вместе они составили смелый план — сбежать с Земли и отправиться на далёкую планету Гейуса в созвездии Крокодила, в одной из спиралей Млечного Пути.
Гейуса была миром мечты: покрытая зелёными, влажными лесами, пронизанными мягкими туманами; с голубыми, зеркальными озёрами, которые отражали два маленьких спутника. Там жили те, кто не нашёл места или понимания на своих родных мирах. Гейуса стала убежищем для потерянных, для сильных, для тех, кто искал свободы.
Ирэна и Жабогляус верили, что именно там они смогут построить новую жизнь — тихую, счастливую и по-настоящему свою.
Но планы не сбылись. Родители Ирэны, разгневанные и напуганные слухами, решили действовать решительно и жестоко. Они установили за ней слежку, подключили знакомых из частной охранной службы, и в ту ночь, когда Ирэна и Жабогляус уже почти добрались до космопорта, за ними развернулась погоня.
Сначала их преследовал всего один автомобиль, но через минуту на дороге появились ещё два — фар красных, как разъярённые глаза. Машины мчались по тёмным улицам Гаремальдии, скользя по мостовой, визжа тормозами. Ирэна и Жабогляус бежали к ангару, где стоял небольшой, захудалый космолёт, но путь к нему уже был перекрыт.
Вспыхнули ослепительные прожекторы. Раздались сухие хлопки — охранники открыли огонь резиновыми зарядами, которые гулко ударялись в металлические стены и асфальт. Несколько выстрелов попали в контейнеры, отчего те звенели, как пустые колокола. Жабогляус прикрыл Ирэну своими длинными руками-лапами, уворачиваясь, подпрыгивая, словно продолжал танец — но уже отчаянный, защитный.
Его всё же схватили. Сеть-улавливатель взвилась в воздух и накрыла его, затягиваясь вокруг гибкого тела. Ирэна кричала, рвалась, кусалась, но её схватили сзади, скрутили руки и оттащили к машине. Погоня закончилась быстро — неожиданно быстро. Девушку увезли домой, словно преступницу, а Жабогляуса… Жабогляуса передали французам.
Французы, веками воспитывающие вкус к лягушкам, креветкам и морским деликатесам, едва увидев экзотическую добычу, не устояли перед соблазном. Они приготовили Жабогляуса в нескольких изысканных блюдах: одна часть его нежного мяса была подана в ароматном белом соусе, украшенном травами далеких миров; другая — запечена в хрустящей корочке, будто редкий океанический деликатес;
а остатки подали в виде густого супа, который шёлковым вкусом растекался по языку.
Так исчез он навсегда — даже не став легендой, а всего лишь элитным кушаньем в меню галактических гурманов.
Ирэна же в итоге вышла замуж за глупого менеджера из транспортной компании «Саша Лапшин и Обормоты». Этот человек был таким же серым, как и его работа, но родители настояли, и она смирилась. С ним она улетела на холодный, сумрачный Плутон — мир льдов, ветров и пустоты. Там она прожила долгих 110 лет, почти не вспоминая земные праздники, словно они были сном.
Когда она умерла и была похоронена среди мрачных плютонианских скал, работники некрополя заметили в её окаменевших руках маленький предмет.
Это была старая, выцветшая стереофотография Жабогляуса — на ней он стоял в своём неловком, трогательном танцевальном позе, с блестящими глазами и лёгкой, почти незаметной улыбкой. Края изображения были потрескавшимися, но Ирэна держала его так крепко, будто даже смерть не могла разжать её пальцы.
Так трагически завершилась неземная любовь Ирэны и Жабогляуса. И не нашёлся свой Шекспир, который смог бы описать эту печальную историю — и она растворилась в анналах времени, как ещё одна потерянная сказка о любви среди звёзд.
(10 мая 2024 года, Винтертур)