Про поделиться теплом

Двадцать минуло, как мы перебрались на житие в деревню.
Построили дом.
Здесь у нас родился сын.
Разбили преобширный сад.
Есть сосны, посаженные в рождение сына. Есть ели, посаженные в его десятилетие. Этой весной посадил два дубка. Назвал их своим именем и именем Елены.
На сельском кладбище покоятся родители Лены.
Примерно в полудесятке километров от нашего подворья находилась деревня, откуда родом дед Митрофан и бабка Анна — родители моей мамы.
Так давние и древние корни взросли вновь. Род продолжился там, где возник.
Мне нет надобности в странствиях к дальним странам. Не желаю ничего и нигде посещать; тут мой мир, мое сердце, моя душа.
Вчера очередная комиссия, приехавшая ввиду навета (очередного), написанного известной грязной кляузницей Сосавиной, беседовала с нашими соседями. Дабы не выступать «фактором давления», намеренно отошел на полста метров.
Представитель проверяющей организации, завершив опрос, подошла ко мне: «Ваши соседи — хорошие люди, и отношения меж вами добрые; в трудное время поддержали вас».
Ответно кивнул головой: «Мы дружны. Меж нами нет конфликтов. Есть общность и поддержка. По сути, в определённом смысле, мы семья, пусть и не кровная».
Двадцать лет мы живем в деревне.
Здесь моя Родина.
Еще большая здесь Родина моего сына. В каникулярное время, вне времени года — лето ли, зима, он ходит к друзьям в районный центр пешком и напрямки, по полям, чрез овраги, мимо перелесков — примерно километров восемь в одну сторону. Таким же манером возвращается обратно.
У него есть велосипед. Мы с Еленой всегда готовы его отвезти.
Однако парень предпочитает сам и пешком. Причина проста — это его мир, ему в нём приятно и уютно. В сущности, он воспринимает маршрут как продолжение своей комнаты, пусть в ином обличье.
Мы с сыном полностью совпадаем в восприятиях.
Долгий, многокилометровый залесенный овраг, протянувшейся гигантским полукругом, огибающим наше подворье, Бобриный пруд в моём ощущение длит мою личную комнату в доме. Пробираясь по неявной тропинке, в компании с корсиками-бегемотиками, могу снять ставшую «жаркой» куртку, повесить на ветви ближайшего дерева и снять, вернувшись чрез час-полтора; овражный лес — мой дом...
Мой мир. Мир Талвика. Он есть.
В нём принимают инакость, любят «просто так», живут долго и в здоровье, верят в Вышесть, полагают равными всех, вне зависимости от того, в каком обличье родила Матушка Жизнь.
Негромкие, вне пафоса и помпезности, простые, лишенные всякого лукавства рассказы о мире Талвика греют души читателей.
Значит, мне удалось поделиться своим теплом.
И пусть непременно будет хорошо...