Этика художественного высказывания

Попал мне на глаза рассказ «Миф». Зацепило само название. Прочитал. Рассказ оставил на душе осадок. Подумал: «Что-то не то в этом рассказе». Перечитал его несколько раз и обнаружил для себя кое-что.
Прежде чем вы прочтете мой анализ, ознакомьтесь с самим текстом. Я не буду его интерпретировать, так как рассказ очень короткий. Видать, автор впитал принцип «краткость — сестра таланта».
Итак, сам рассказ.

Миф

Жека Новиков

  Отдыхал я как-то в деревне. И на чердаке нашел ободранную книгу. Желтые, чуть отдающие пылью страницы наводили тоску. Полистав их немного, меня привлекла картинка. Странные шлемы и позы. Странные воины. Под картинкой была надпись, что это битва Гора и Сета. Ниже описывалось, что к чему.
Меня описание это чрезвычайно возбудило, и побежал я к своему другу Кольке.
- Колька - говорю ему – давай и мы будем биться, как Гор и Сет.
- Давай – говорит Колька. – Я буду Гором.
- Не, – говорю, – я буду Гором.
 - Ладно, – кивает   Колька, – айда вооружаться.
  Забрались мы в кухню, пока бабка в огороде копалась, выбрали пару ножей подлиннее, взяли крышки с кастрюль и пошли на полянку, что за коровником.
  Засверкали ножи, полетели осколки эмали. Колька мне всё в глаз метил, а я отбивался и ни о чём не думал.
  Дзень-дзень, дзень-дзень. Разошёлся Колька, забыл про защиту. –Вжик – и я точным ударом оттяпал Кольке его мужское начало.
- Ох! – охнул Колька, бросил нож и присел – Ох! А-а-а!!! – зашёлся в крике.
Я сплюнул, сглотнул, а потом меня стошнило. И тут я окончательно осознал, что человек никогда не сможет сравниться с богом.
        Эпилог
Кольке пришили его мужское начало, но работать оно не хотело. Колька особо не переживал, и, немного повзрослев, сменил пол. И мы  до сих пор друзья.

25.04.2013г.


Так что же не так с рассказом?

Разберем скрытый дефект конструкции, который и создаёт ощущение внутреннего дискомфорта. Попробую разобрать по слоям, где именно нарушается целостность и почему текст оставляет ощущение «фальшивой ноты».

1. Несовпадение тональности и событий

Форма — лёгкая, разговорная, почти юмористическая.
Содержание — травматичное, кровавое и необратимое.
Это намеренно используется во многих сатирических текстах, но здесь баланс не соблюдён. Речь героя слишком спокойна, слишком бытовая для события, которое психику ребёнка обычно «ломает» навсегда. Возникает разрыв между тем, что произошло, и тем, как рассказано. Читатель чувствует этот разрыв и теряет доверие.

2. Недостаток эмоциональной правды

Герой осознаёт, что «человек не сможет сравниться с богом», но это слишком абстрактная мораль для ситуации, когда он случайно кастрировал друга.
Гораздо честнее была бы растерянность, вина, шок, страх наказания, ночные кошмары, травма, чувство, что он «убил своего друга», пусть даже частично.
Текст не показывает настоящей внутренней реакции ребёнка. Из-за этого финальная мораль кажется приклеенной сверху, а не рожденной из переживания.

3. Эпилог чрезмерно сглаживает трагедию

«Кольке пришили его мужское начало… сменил пол… мы до сих пор друзья» — сказано так же легко, как будто речь о сломанной игрушке, которую починили и выбросили.
Но смена пола — сложный, многолетний внутренний путь, а не будничная ремарка. В рассказе это звучит как анекдот, и тут возникает ощущение бездушности: будто реальная человеческая судьба используется ради красивой «точки».

4. Слишком прямолинейная мораль

Фраза «человек никогда не сможет сравниться с богом» — чересчур крупная для маленькой человеческой трагедии.
Она «раздавливает» рассказ философией, которая не выросла органично из событий. Миф не раскрывается, а используется как декорация.
5. Нет внутренней логики роста героя

Ребёнок случайно совершил уродующее действие — и что дальше? Чему он на самом деле научился?
В реальности такой опыт:

• или травмирует навсегда,
• или формирует чувство вины,
• или ломает дружбу,
• или требует большого внутреннего пути к прощению.

В рассказе же мы прыгаем: случилось — поняли мораль — выросли — дружим. Это слишком быстрый переход.

6. Проблема жанра

Текст написан так, будто это одновременно:

• сатирический монолог,
• психологическая новелла,
• и притча о богах.

Но эти три жанра конфликтуют. САТИРА ТРЕБУЕТ ЛЁГКОСТИ, НОВЕЛЛА — ПСИХОЛОГИЗМА, ПРИТЧА — МОРАЛИ. Здесь они спорят друг с другом. Отсюда и ощущение «дефектности».

Что бы сделало рассказ цельным?


• Рассказ нужно переписать, сохранив сюжет, но сделав эмоции и смысл глубже,
• разобрать по пунктам, что нужно изменить, чтобы он работал как притча,
• или дать новую трактовку, которая вытащит скрытый потенциал текста.

И еще, изменив рассказ, нужно поменять и само название. Я думаю, что больше подойдет название «Игра в богов» и вот почему:

• оно сразу задаёт двойной план: миф и деревенская реальность;
• оно подчёркивает ошибку, которая стала трагедией;
• оно не осуждает и не смягчает, а просто точно называет суть происходящего;
• оно содержит и детскую наивность, и взрослое осознание;
• оно работает как краткая философская формула рассказа.

Если говорить профессионально — это название «держит» весь текст.

__________________________________________


Игра в богов

Это был не рассказ о мифе, хотя именно миф когда-то толкнул меня на то, что я долгое время считал своей главной детской ошибкой. В деревне всегда было тихо, и эта тишина будто подталкивала к поискам приключений. На чердаке бабкиного дома я нашёл старую ободранную книгу — страницы желтели, пахли пылью и чем-то забытым. Листая её, я наткнулся на рисунок: два странных воина, в нелепых, почти птицеголовых шлемах. Они стояли так, словно мир держался на их движении. Под картинкой было написано: «Битва Гора и Сета». Ниже объясняли, кто есть кто, за что сражаются боги, кто из них свет, кто тьма. Я тогда многого не понимал, но ощущение силы, которой владеть могут только боги, захлестнуло меня. Мир вокруг вдруг показался тесным, и я побежал к своему лучшему другу Кольке.
— Давай будем биться как Гор и Сет! — сказал я, ещё дыша пылью того чердака.
— Давай! — откликнулся Колька, и глаза его блеснули. — Я буду Гором.
— Нет, я.
— Ладно, — пожал он плечами, как будто роль бога — пустяк. — Айда вооружаться.
Кухня была пуста: бабка копалась в огороде. Мы нашли два длинных ножа, которые нам казались мечами, и крышки от кастрюль, которые в детской фантазии превращались в щиты. Вышли на полянку за коровником — там никто не мешал. Солнце било в глаза, трава пахла тёплым летом, и в этот момент мне казалось, что мы действительно выходим на поле битвы двух богов. Дзень-дзень, дзень-дзень — ножи сталкивались, крышки дрожали, отлетали мелкие осколки эмали. Колька наступал яростно, всё норовил ткнуть в лицо, а я отбивался и почему-то всё время думал, что так, наверное, сражаются настоящие воины. Очень быстро мы оба забыли, что играем. Детская злость, азарт — всё смешалось. Мир сузился до металла, свиста воздуха и слепого желания победить. И вдруг Колька, увлёкшись, открылся. Этот миг я помню слишком ясно: как блеснул его нож под солнцем, как дрогнула рука у меня, как лезвие скользнуло туда, куда никакая детская игра не имеет права добираться.
Вжик — и всё кончилось. Колька охнул так, будто из него вырвали воздух. Он бросил нож, схватился за себя, сел прямо на траву и закричал — тонко, отчаянно, надсадно. Этот крик не был детским. Он был взрослым, настоящим, из той части жизни, куда нам было ещё рано. Я стоял, держась за крышку как за последний щит, и не понимал, что делать. Потом сплюнул, сглотнул, и меня вырвало. Не от крови — её было совсем мало. От осознания. Я вдруг понял, что мифы — это о чём-то слишком большом, чтобы к ним прикасаться ножом. Что человек — даже ребёнок, мечтающий быть богом — остаётся человеком. И цена его ошибок — тоже человеческая.
Кольку увезли, врачи сделали всё, что могли. Пришили то, что я ему оттяпал. Но, как позже оказалось, работать оно больше не хотело. Колька переживал, но не так, как можно было ожидать: он рос, менялся, и однажды сказал, что, наверное, так даже честнее — он никогда себя не чувствовал совсем мальчиком. Потом он прошёл всё, что нужно было пройти, сменил пол и стал тем человеком, которым давно хотел быть. Мы до сих пор друзья. И иногда, когда заходит разговор о прошлом, он улыбается и говорит, что та детская битва стала для него началом пути. А я каждый раз чувствую лёгкую дрожь и понимаю: к мифам нужно прикасаться осторожно. Но самое важное — что никто из нас уже не путает силу богов с остротой кухонных ножей.

______________________________________

Свою критическую статью я назвал «Этика художественного высказывания». Почему?

В рассказе не нарушена этика как мораль, а именно этика художественного высказывания — то есть те негласные правила, которые делают текст честным, убедительным и уважительным к человеческому опыту.
Есть три ключевых «провала»:

1. Несоответствие между тяжестью события и тоном повествования

В тексте произошла физическая травма, изменившая судьбу человека.
Но автор описывает её так, будто речь о разбитой чашке или «забавном случае в детстве».
Это воспринимается как художественная нечестность.
Читатель чувствует: что-то не туда подано.
Это не этично по отношению к персонажам, и по отношению к читателю.

2. Использование судьбы персонажа как “шутки” или «поворота ради эффекта»

Эпилог в оригинале звучал так, будто смена пола — это:

• последствие травмы,
• бытовая мелочь,
• комическое или ироничное завершение.

Но смена пола — это не сюжетный твист, а глубокий личный опыт.
Когда автор подаёт его как анекдот, возникает ощущение непочтительности.
Это и есть нарушение писательской этики: обесценивание опыта персонажа.

3. Мораль «приклеена», а не органически выросла из переживания

Автор даёт крупную философскую фразу о том, что человек не может сравниться с богами, но внутреннего пути героического переживания нет.
Мораль не работает — и выглядит как попытка оправдать текст.
В литературе это тоже считается нарушением внутренней этики — манипуляция смыслом, а не служение смыслу.

Итог:

Да — в рассказе нарушена художественная честность, что в профессиональной среде называют писательской этикой.
Нет — автор не виноват в моральном смысле.
Да — текст рассыпается именно из-за несоответствия тона и тяжести события.