Глава вторая. Вероника

В моём босоногом детстве летние каникулы я обычно проводил в местах, не столь отдалённых от дома, сто двадцать километров на северо- восток, в деревне Талицы.
Не считая одной, редко- двух смен в пионерских лагерях, остальное летнее время я отбывал в упомянутой деревне.

Моё пребывание в деревне носило более вид трудового лагеря, поскольку по приезде за моё воспитание вплотную принимался дед. Личность ярчайшая, но о нём – отдельный сказ.

Он, вечно находящийся в движении, как разлитая ртуть, не мог равнодушно наблюдать, как полцентнера веса, щедро сдобренные жирком, расслабленно лежат где-нибудь на кровати или диване, перелистывая подшивку старых журналов, и старался занять ссыльного по полной программе.

В мои обязанности входило множество разных трудовых повинностей. Был регулярный, два раза в неделю, поход за молоком на дальнюю ферму. И поездка «на станцию» в продуктовый магазин. Игра на баяне, на котором будущее музыкальное дарование тщетно пытались научить играть в течение трёх лет. И, конечно, уход за огородом. Самое ненавистное, что только можно было придумать.

Бабушка моя, добрейшая женщина, в отношении меня была в оппозиции к деду и всячески старалась усталого ребёнка от трудовых подвигов оградить. Как только дед отправлялся в Москву с очередной партией цветов, саженцев малины или пушистых безродных котят, бабушка давала сигнал. Я с лёгким сердцем бросал огородные заботы и отправлялся в свой чулан, вместилище мудрости веков. Поваляться на старинной пружинной кровати и полистать подшивки «Крокодила» и «За рулём».

Бабушка, конечно, тоже занималась огородом, но недостаточно усердно, по мнению деда, который любил потроллить бабулю, принеся с огорода очередной жёлтый переросший огурец килограмма на полтора и поставить ей на вид нарушение трудового распорядка.

Каждый раз, когда родители привозили меня в деревню, бабуля, чтобы подсластить пилюлю неизбежного непосильного труда, обещала мне проделать интереснейшую и увлекательную вещь.

Сразу за длинным, узким, как кишка, огородом, начинался так называемый Луг. Луг представлял собой покрытое кочками пространство за забором огорода, зажатое между речкой и огородом,  впрочем, условно годное для сенокоса и заготовки гадкого жёсткого сена. На этом лугу дед косил упомянутое сено, черпал воду из специально выкопанной ямы, где даже в самый жаркий день собиралась чёрная вонючая вода, позднее выпасал коз.
 
На лугу производились различные ритуальные семейные действия, как то: жарка шашлыка, разжигание костров после выкапывания картошки и проч.

А в доме было заветное место - чулан. Вернее, чуланов было несколько, в одном из них я жил, пара других чуланов окон не имели и служили для хранения разного рода хлама. По традиции, помещения эти были завалены почти до потолков древним скарбом, тщательно и любовно накапливавшимся в течение десятилетий. Я основательно прошерстил эти кладбища времени и нашёл парочку интересных вещиц, однако, дальнейшего применения они не нашли и вернулись по месту прописки.
Чулан, о котором идёт речь, находился в холодных сенях. Он представлял из себя помещение, образованное дощатыми стенками и имеющее дощатую же дверь. А ещё там была яркая лампочка, позволявшая при свете рыться в пыльном содержимом чулана.
В часы свободы, когда дед уезжал в столицу, а бабуля была занята на кухне или просто смотрела телевизор, я со старанием археолога углублялся в чулан. Там постоянно пахло старинной пылью. Пылью если не веков, то, по крайней мере, многих десятилетий. Многое из того, что там лежало, висело, валялось, грудилось, падало на входившего, помнило ещё войну. Возможно, и первую мировую… А вдруг и ещё наполеоновскую????

Это завораживало меня. Побитые молью пОльты (про них не скажешь «пальто»), в несчётном количестве. С потёртыми меховыми воротниками из каких-то доисторических животных. Одеть этим гардеробом, наверное, можно было целую труппу театра в опере «Иван Сусанин».

Польты эти копились множество лет. В нашей семье вообще не было принято выбрасывать что-то на помойку без предварительного вылёживания в деревне пару-тройку десятилетий.

Кроме пОльт, там были какие-то ящики, коробки, узлы, пакеты и чёрт знает что ещё. Через всё это приходилось перелезать, перешагивать, принимать причудливые позы, чтобы, чихая от пыли, достать какую-нибудь штуковину загадочного назначения, повертеть её в руках, даже отложить на время и потом снова вернуть туда же. Такие исследования вполне удовлетворяли мой пытливый ум и я, вынеся на свет божий найденный артефакт, долго его изучал, соображая, куда можно найденное применить.
В самом дальнем углу чулана, куда мне не удавалось добраться, поскольку в этом месте барахло много лет наваливали копной, приютились штук пять больших бугорчатых мешков из-под картошки. Через ткань мешков торчали выступы различной формы, иногда проглядывая через редкую ткань.

Это были мешки с обувью!

Бог весть, сколько лет было этой обуви. При мне туда ничего не добавляли, следовательно, наполнялись эти мешки ещё задолго до моего рождения. Бабулин дом был постройки, кажется, около тридцатых годов, так что можно было попытаться датировать содержимое мешков теми бурными годами, но, что более вероятно, часть мешков перекочевала сюда из дома, где родился дед, а в этом случае, обувь могла появиться на свет Божий даже в девятнадцатом веке.

Ничего ценного там не было. Это я установил, сняв, так сказать, пенки с этих мешков, а вернее, пару слоёв этой странной старомодной обуви. Да, носили эти ботинки, сапоги и туфли до последнего, как и было принято в крестьянской семье. Стоптанные или отсутствовавшие каблуки. Протёртые до гвоздей стельки. Голенище сапога, из которого чья-то хозяйственная рука вырезала кусок кожи для какой-то прокладки и положила сапог обратно. Вдруг ещё одна прокладка понадобится?  Расплющенные носы, потрескавшаяся кожа. Всё чудовищно, невообразимо пыльное. И, главное, мне не удалось подобрать ни одной пары из найденного. Очевидно, пары всё-таки, были, но я этого никогда не узнал…

Бабушка, принимая ссыльного в начале очередного срока, вкрадчиво обещала: будем в этом году жечь обувь! Вытащим всё на луг и сожжём разом. ВОТ ПРЯМО В МЕШКАХ СТАНЕМ БРОСАТЬ В ОГОНЬ!

Моё воображение сразу разыгрывалось. Мне представлялись языки пламени в опускавшихся на деревню сумерках. Чёрный маслянистый жирный дым (я понимал, что резиновые и кирзовые сапоги, доживающие свой век в мешках, должны гореть именно так), поднимавшийся к темнеющему небу. Потрескивание и чавканье огня, пожирающего древний хлам.

Себя, стоящего рядом с пожарищем, направляющего кукиши в нужную сторону, приговаривая «куда фига- туда дым», когда оный дым будет неизбежно тянуться в мою сторону. А позднее, когда солнце уже окончательно сядет и тьма опустится на луг и окрестности, и только вдали, в начале участка, будет гореть  огонёк в окне дома, на месте костра останется жаркая гора углей. И в неё можно будет побросать ещё что-то из бесконечных запасов хлама. Может быть, бабуля даже позволит спалить пару пОльт, и они будут корчиться в огне, а вокруг станет удушливо пахнуть палёной шерстью… А потом мы оставим костёр окончательно догорать и пойдём ужинать и пить чай. Правда, наутро дед заставит собрать останки пожарища в мешок и отнести на помойку. Но это ничего. Грядущее удовольствие стоит этого усилия.

Каждое лето я приезжал в деревню, и каждое лето бабуля обещала мне, что вот в этот раз, точно в этот раз, непременно проведём сие волнующее мероприятие. Однако, каждый раз что-то мешало. Бабуле самой особенно не хотелось этим заниматься, и она потихоньку откладывала процесс. А, может, забывала. И так, наверное, десять или двенадцать лет подряд…

И вот, кажется, настал тот день!

Август, 1990 год.

С утра, за завтраком, было торжественно объявлено, что вот сегодня точно! Мы пойдём и осуществим задуманное!

Предвкушение было огромным! Я даже начал потихоньку подтаскивать мешки из тёмной глубины чулана поближе к двери.

И что вы думаете?

Мы собираемся обедать, бабуля накрывает на стол.

Ждём только деда из огорода.

Вдруг раздаётся стук в окно. Да-да, те, кто жил в деревне, знают этот сельский домофон, когда на участок можно войти свободно, а для вызова хозяев надо постучать в окно…

Меня посылают открыть.

На пороге тётушка (в пятнадцать лет все, кто старше тридцати, - уже тётушки). А с ней…

Девушка. Стройная, тоненькая, почти прозрачная… И зовут так же прозрачно и тонко- Вероникой.

Что за явление на нашу голову?

Провожу их в дом, представляю бабуле и деду.

Оказалось, это какая -то очень древняя знакомая бабушки, с которой они не то работали вместе, не то даже учились, может и не с ней, а с её матерью, но в эти подробности я так и не вник.

А фишка в том, что знакомая слёзно просит бабулю приютить прозрачное существо на две недели, пока она (знакомая) не вернётся из какой-то срочной командировки. Так-то они живут в Москве, но что-то не позволяет ей оставить девочку пятнадцати лет в одиночестве (то ли родственников больше нет, то ли ещё что-то, это было как в тумане).

Это надо же, какие обстоятельства должны быть, чтобы вот так, лет через двадцать после последней встречи, просто приехать к старинной знакомой, и не просто с просьбой, а сразу - с объектом этой просьбы…

Согласно традициям советского гостеприимства, гости были приглашены к столу, чем-то накормлены, чаем напоены, знакомая побежала на редкий автобус, а Вероника осталась.

Хлопоты по устройству гостьи, суета, расспросы, на которые Вероника, смущаясь, что-то отвечала, и я, ещё более смущённый, ошеломлённый неожиданным обстоятельством.

Помню, даже мы с ней гуляли до нашей реки, красный был я, розовая была она, о чём говорили, конечно, не помню, а потом, буквально на третий день, она слегла с простудой, и оставшееся время её всем миром лечили…

Узнали по телевизору о гибели Цоя…

Даже как-то миновал мой день рождения, даже не помню, как…

Она уехала, контактов никаких не осталось.

Сами понимаете, огненное торжество не состоялось, а там и лето кончилось.

Я вырос.

Дед умер.

Спустя шесть лет бабуля последовала за ним.

Агония дома продолжалась лет десять.

Наследники так и не могли решить, кто должен ухаживать за домом, чтобы не допустить его разрушения. Родовое гнездо оказалось никому не нужным.

Затем дом и участок были проданы…

Значительно позже, из местных газет и интернет-новостей, я узнал, что случилось на месте того старого дома.

Строение нужно было непременно сносить. А надо сказать, что за долгие годы бабулин дом, как и большинство российских деревенских домов, оброс пристройками. Покосившиеся терраски, баня из столетних железнодорожных шпал, сараи, курятники, гараж и прочее. Вместо того, чтобы расчистить помещение от всякой древней дряни, просто пристраивалась терраска или чулан для новых порций хлама. В итоге, в плане дом уже занимал почти половину участка. Снос такого дома – дело хлопотное, и рачительные покупатели решили его потихоньку сжечь. Поджечь тайком, в надежде на то, что до приезда пожарных покосившаяся постройка сгорит дотла, и задачей пожарных будет только не допустить загорания соседей. Даже предполагаю, что с пожарными они договорились заранее, чтобы те дежурили неподалёку.

Решено- сделано. Однажды зимней морозной безветренной, специально выбранной ночью дом загорелся.

Был он подожжён изнутри, подозрения у пожарных это вызвать не могло, благо дом давно заброшен и разваливается, хлама навалено до потолков, двери не запирались, и частенько там ночевали лица с пониженной социальной ответственностью и ценные специалисты с Востока. Огонь быстро начал распространяться, пожирая многолетние завалы, съедая историю, выжигая память. Пламя, искры и дым поднялись к чёрному небу.

Как потом установили эксперты, эпицентром происшедшего был район старого чулана. Да-да, того самого, с обувными мешками и прочим дрязгом. Судя по остаткам, найденным рядом с осколками, разлетевшимися почти на сто метров, вокруг бомбы была обувь. В соседский дом они так и залетели вместе, выломав часть окна - осколок граммов на двести, дымящийся и отливающий воронёной сталью и носок старинного дамского обгорелого туфля…

На месте строения не осталось почти ничего. Все остатки горелых брёвен, старого шифера с крыши, и разного барахла, находившегося внутри, разлетелись, засыпав соседские дома. Осталась воронка. В метр глубиной и диаметром метров в десять. А, я забыл сказать, что с незапамятных времён дедушка хранил семьдесятшестой бензин в столитровых старых баках и проржавевших канистрах. Разложенных вокруг всего дома и под террасками…

Сносить новым хозяевам уже ничего не пришлось.

Всё было просто. Советская противотанковая граната РПГ-41. И связка тротиловых шашек (так предположили эксперты) для комплекта. Маленькие трофеи, очевидно, привезённые дедом с войны. Может, и не дедом… Ну, так, на всякий случай, вдруг пригодится… Спрятанные когда-то кем-то  и забытые там.

Как я понял потом, затаившиеся до поры до времени в пыльных мешках с обувью.
Эхо войны, терпеливо поджидавшее мой молодой организм в течение тридцати лет...

Главному координатору от эксперта первого класса Стикс.

- Ваше превосходство! Мне удалось локализовать источник, производящий контрволну. Также удалось выяснить, что его физическое существование находится под постоянной угрозой. Угроза проистекает (вероятно) из источника возмущения, который (пока) не удалось в точности определить.

Потребовалось небольшое вмешательство. Пока существованию объекта ничто не угрожает.

Но нарушение поля усилилось, поэтому прошу полномочий на более тесные контакты.

Эксперту первого класса Стикс от Главного Координатора.

- Эксперт Стикс! Подтверждаю своё разрешение на любые действия в рамках ваших полномочий. Ваша задача- глубокое исследование и недопущение развития возмущений в секторе.

Докладывать немедленно и обстоятельно!

Макс Димур
06 декабря 2025 года.