Рожденный в рубашке

Летним погожим днем 1953 года на перроне Рижского вокзала старший лейтенант Звонарев стоял чуть в стороне от толпившихся людей, ожидающих поезда. Боевой офи¬цер выглядел молодцевато: ладно подогнанная по крепкой фигуре новенькая, с иголочки, военная форма, золотом по-блескивающие погоны и пояс и как свидетельство боевых заслуг — солидная наградная колодка. Он снял с головы фуражку с кокардой как не соответствующую легко оде¬тым попутчикам пляжного взморья, и легкий бриз прият¬но затеребил его густую шевелюру, слегка припорошен¬ную на висках нетающим снегом.
Почувствовав вдруг на себе чей-то пытливый взгляд, резко повернул голову: в нескольких шагах остановился мужчина богатырского телосложения и рассматривал его в упор, откровенно и с любопытством, как эго делают малые дети.
— Товарищ старший лейтенант, — услышал Звонарев неуверенный, но знакомый до боли голос. Тут же, встре-тившись глазами, они обоюдно и одновременно признали друг друга, расплывшийся в улыбке великан словно взор¬вался от избытка привалившего счастья.
— Звонарев?! Петя! Сынок!
— Товарищ старшина? Я вас никогда не видел в граж-данской одежде, — ответил офицер, смущенный, что уга¬дал боевого друга не первым.
— А я тебя — в офицерском мундире, — грохотал ба¬сом довольный старшина Железнов.
Обнялись, как родные, как отец с сыном после долгой разлуки. Потом скороговоркой, чтобы успеть до прибытия поезда, взаимно сыпали вопросами. Слегка утолив инте¬рес, молодой офицер полюбопытствовал:
— Кого-нибудь из наших встречали за последние годы?
— В нашей противотанковой артиллерии, — вздохнул старшина, — люди подолгу не задерживались. Едва позна-комишься с новичками, едва притрешься друг к другу, и уже кого-то уносят в санчасть, кому-то роют скорбную мо¬гилу. Сколько прошло вот так через наши расчеты? Много потеряли людей, смешались и перепутались имена моих недолгих побратимов. Слава богу, тебя повстречал. Давно мы не виделись?
— Девять лет. После моего ранения под Псковом наша часть ушла в Прибалтику, я попал в Восточную Пруссию.
Помолчали с минуту, и вдруг как-то неожиданно, со¬всем не по теме, старшина, смущаясь, сказал:
— Много чего я передумал. Боюсь, сегодня ты меня не поймешь, наверное, но попробую объяснить. Все, что происходит с нами, — задуманный кем-то свыше сцена¬рий. Наши судьбы спланированы, может быть, даже рас¬писаны поминутно. Я сделал для себя вывод: у каждого человека есть свое предназначение, и он будет жить, пока не выполнит его до конца. Знаю множество случаев, когда одни люди гибнут, едва соприкоснувшись с опасностью, а другие проходят сквозь огни и воды — и ни одной цара¬пины! Вот, к примеру, ты, да и я тоже. Но сначала скажу о себе. Родился в рубашке, моя мать уложила ее в талисман и повесила мне на грудь, провожая на фронт. До Берлина дошел, не снимая, ни одного ранения, и это при моих-то со¬лидных размерах, когда промахнуться почти невозможно! О тебе размышлял. В каких только переделках ты не бывал! А вот стоишь передо мной. Твоих везений хватило бы на несколько жизней. Скажи, Петро, тоже родился в рубашке?
— Ей-богу, не знаю, — смутился офицер. — Обещаю расспросить маму. Знаю только, что родила меня в поле, 
где, как известно, акушеры не водятся. Вот через два дня с матерью обязательно встретимся, она и прольет свет на подробности моего появления на свет Божий.
— Ну, вот твой поезд на Москву. Давай обменяемся адресами. И помни о нашем разговоре о высшем предна-значении человека, жду твоего письма.
Поезд мчал «на всех парусах» все ближе к родному дому, а мысли отставали на целых десять лет. В памяти сегодняшнего отпускника воскресли три случая, когда он находился между жизнью и смертью, и жизнь побеждала...
Это случилось зимой, в первые дни прорыва Ленин-градской блокады. На Ладожском озере открыли Дорогу жизни, которую еще бомбили фашисты, и потому встреча¬лись коварные дыры во льду Вот в такую ловушку угодил бортовой «газон», буксирующий противотанковую пушку. Машина на полном ходу ушла под ледовый панцирь за¬мерзшего озера.
Из всего расчета только рядовой Звонарев боролся за жизнь. Промокшая насквозь одежда тянула на дно, но опять и опять солдат выплывал на поверхность в поисках желанного спасения. Смертельно хотелось глотка свежего воздуха, в глазах рябило, кончались силы...
В этот момент к злополучному месту подъехал стар¬шина Железнов. Сквозь мутную толщу льда он рассмотрел вялую, но все же борьбу Как человек редкой запасливо¬сти, всегда в кузове автомашины имел кое-какой инстру¬мент. Выхватив пожарный багор, он выволок солдата из медяной воды.
Искусственное дыхание, растирание спиртом, сухую одежду и дорогу в санчасть пострадавший не помнил. Только в военном госпитале, когда пришел его навестить старшина, услышал голос спасителя:
Ну ты, сынок, в рубашке родился...
После выздоровления Звонарев вернулся в родной противотанковый батальон. Боевые действия вели в так называемом «ленинградском мешке». Здесь линия фрон¬та была шириной не более 100 метров, противоборствую¬щие стороны лица могли рассмотреть без бинокля. Что же касается противотанковой артиллерии, го, чтобы лиш¬ний раз не выдать противнику место укрытия, бойцы об¬завелись (на всякий случай) бутылками с зажигательной смесью.
И это чуть не погубило молодого наводчика 76-милли- метрового орудия: близко раздался взрыв, осколки снаряда попали в ящик с огненной жидкостью. Вспыхнуло яркое синее пламя...
«Металл расплавит», — подумал Звонарев и тут же гля-нул на свою пушку: жар перекинулся на нее, подверглась опасности и главная деталь — панорама! Солдат не мешкая намочил в луже с водой шинель, бросился к орудию. Огонь набирал силу, поджигая даже мокрую ткань, и все же он успел снять стальное сердце орудия. И тут раздался взрыв, бойца охватило пламя, Звонарев потерял сознание.
На его счастье, ближе всех оказался старшина Желез¬нов, который в ту же секунду ста! тушить огонь снятой с себя шинелью. Сообразив, что в схватке с пламенем про¬игрывает, схватил Петра в охапку и бросил в яму с водой. Помогло, хоть загорелся сам и его тушили подоспевшие солдаты.
При виде обгоревшего Звонарева горько охали сани¬тарки, оперативно обрабатывая обожженные руки и ноги, не обращая внимания на стонущего героя.
Потом — госпиталь... выздоровление... и вновь — же-ланная встреча со спасителем.
Лечение в госпитале Звонареву казалось необосно¬ванно затяжным. Тем более прошли слухи о дислокации воинских частей. Менять старых друзей на новых страсть как не хотелось, потому, не дождавшись полного выздо¬ровления, бежал из лечебницы.
По возвращении в родной батальон Петр Звонарев по-лучил повышение в звании и должности: теперь он сер¬жант и командир орудия. Новая пушка, другой расчет, зато рядом старые, верные друзья, старшина Железнов.
А впереди его ждали новые испытания.
Однажды Железнов приехал с кухней чуть раньше обычного, любезно пригласил к обеду. Звонарев, больше обрадованный встречей, чем угощением, скомандовал рас-чету построиться. Однако вчерашние гражданские люди отчего-то замешкались. И вдруг раздался визг разрезанно¬го снарядом воздуха, последовал ужасный взрыв...
Когда дым рассеялся, все увидели, что на месте быв¬шего навеса, где расчет укрывался от непогоды, образова¬лась глубокая яма, детали убежища и останки людей раз¬метало по веткам деревьев.
Онемели бывалые солдаты, а старшина Железнов раз-говаривал сам с собой:
— А где же мой сынок? Что с ним?
Кто-то, махнув рукой, проронил сквозь слезы:
— Вон они все...
— Ты что? — заревел старшина. — Он же в рубашке родился! Ему еще до Берлина дойти предстоит! А ну, всем искать, живой он!
Ну бывают же чудеса на войне: из-за бугра торчали кирзовые сапоги... Железнов стал яростно раскапывать сы-пучий грунт руками. Вскоре освободили пострадавшего. Им оказался... сержант Звонарев! Из носа и ушей сочилась кровь, он был без сознания, но живой!
Погрузили раненого на машину, и старшина, склонив-шись над названым сыном, приказал мчаться в санчасть.
Быстро летит время! Сегодня ветерану Великой Оте-чественной войны, кавалеру многих орденов и медалей 95 лет. Он жив, хоть не совсем здоров, и я, как автор бу¬дущего рассказа, у него в гостях. Хочу сказать, что все истинные ветераны войны, как один, — люди на редкость скромные. Таким и является Петр Васильевич Звонарев.
После нашей беседы он просил не публиковать этот рассказ, ссылаясь на то, что в первый год службы в рядах Советской армии ничего геройского не совершал, наобо¬рот, подвиги совершали другие, спасая его. На что я воз¬разил:
— Пусть геройство проявляли другие, спасая вашу жизнь, продлевая судьбу солдату, а вместе вы приближали Великую Победу и наше свободное будущее.
Правда ведь, земляки?